Поэзия в эпоху романтизма
1810–1830‑е годы – «золотой век» русской поэзии, достигшей в романтическую эпоху наиболее значительных художественных успехов. Это объясняется тем, что в период романтизма и рождавшегося реализма русская литература нашла не только национальное содержание, но и национальную литературную форму, осознав себя искусством слова. Этот период – начало творческой зрелости русской литературы. Ранее всего национальную форму обрела поэзия, и поэтому именно она выдвинулась в первую треть XIX в. на первое место среди других родов и жанров. Первые крупные эстетические удачи национальной литературы не только в лирике и в поэмах, что вполне естественно, но и в комедии («Горе от ума»), и в эпосе (басни Крылова) связаны со стихом и с усовершенствованием поэтического языка. Поэтому с полным правом можно сказать, что первая треть литературы XIX в. ознаменована подавляющим господством поэзии, в которой были высказаны самые глубокие для того времени художественные идеи.
Несколько причин способствовали мощному и буйному расцвету поэзии. Во‑первых, нация находилась на подъеме, на гребне своего исторического развития и переживала могучий патриотический порыв, связанный как с победами русского оружия, так и с ожиданиями коренных общественных перемен, о которых в начале века заговорило само правительство. Во‑вторых, в России создалась в среде военного и штатского дворянства прослойка свободных, европейски мыслящих людей, получивших прекрасное образование дома или за границей. В‑третьих, язык, благодаря усилиям русских писателей XVIII в., был уже обработан, а система стихосложения усвоена и внедрена в культуру, создалась почва для новаторских открытий, решительных реформ и смелых экспериментов.
|
|
Поэты пушкинского круга
Центральной фигурой литературного процесса в первое тридцатилетие был Пушкин. Считается, что «пушкинская эпоха» – это эпоха, сформировавшая Пушкина, и эпоха, прошедшая под знаком Пушкина. Ряд поэтов группировался вокруг него, сохраняя свой лирический почерк и интонацию, или подражали ему, формируя так называемую «пушкинскую плеяду», круг «поэтов пушкинской поры» и т.д. Из наиболее значительных поэтов того времени в него вошли Е. Баратынский, П. Вяземский, А. Дельвиг, Н. Языков. Какого‑либо формального объединения этих поэтов не существовало. Баратынский, Вяземский, Дельвиг и Языков обладали – каждый – самобытным, резко индивидуальным, неповторимым голосом и не занимали подчиненного положения по отношению к Пушкину. Известно, что некоторые из них не только не подражали Пушкину, но так или иначе отталкивались от него, спорили с ним, не соглашались, даже противопоставляли ему свое понимание природы поэзии и иных проблем. Это в первую очередь касается Баратынского и Языкова. Кроме того, поэтически приближаясь к Пушкину, каждый из поэтов ревностно оберегал свою поэтическую независимость от него.
Общность «поэтов пушкинского круга» простирается и на основы миросозерцания, мироотношения, на содержание и поэтику. Все «поэты пушкинского круга» исходили из идеала гармонии, который является принципом устроения мира. Поэтическое искусство – это искусство гармонии. Оно вносит в мир и в душу человека согласие. Поэзия – прибежище человека в минуты печали, скорби, несчастий, которое либо излечивает «больную» душу, либо становится знаком ее уврачевания. Поэтому гармония мыслится своего рода идеалом и принципом поэтического творчества, а поэзия – ее хранительницей.
|
|
Некоторые поэты оппонировали художественным принципам пушкинцев (любомудры). Но все они творили в одно с Пушкиным время, но их поэтические судьбы складывались по-разному. Некоторые из них, примкнув впоследствии к пушкинскому кругу писателей, творчески сложились независимо от Пушкина и вышли на литературную дорогу раньше него (Денис Давыдов).
Денис Васильевич Давыдов (1784–1839)
Из наиболее даровитых поэтов предпушкинского поколения, широко известных и в 1810‑1830‑х годах, первое место принадлежит герою‑партизану Отечественной войны 1812 г., поэту‑гусару Денису Давыдову. Он обладал несомненно оригинальным поэтическим лицом, придумав маску бесшабашно‑смелого, бесстрашного, отважного воина и одновременно лихого, веселого остроумного поэта‑рубаки, поэта‑гуляки.
Давыдов – русский поэт, мемуарист. Начав службу в Кавалергардском полку, он сближается с кружком независимо мыслящих и неформально ведущих себя офицеров: С.Н. Мариным, Ф.И. Толстым (Американцем), А.А. Шаховским, каждый из которых стремился к литературной деятельности. К этому времени относятся басни Давыдова, представляющие собой преддекабристский этап русского вольномыслия («Голова и ноги», «Быль или басня, как кто хочет назови», «Орлица, турухтан и тетерев»). Независимость поведения Давыдов пропагандировал в стихах, в которых воспевал бесшабашный быт гусарского кочевья, лихость и удаль бравых наездников: «Бурцову. Призывание на пунш», «Бурцову», «Гусарский пир». Гусарские стихи Давыдова быстро стали очень популярны, и он начал пропагандировать маску поэта-гусара как собственный бытовой образ («Графу П.А. Строганову», «В альбом»), подготавливая формирование в поэзии лирического героя.
|
|
Во время Отечественной войны 1812 года Давыдов организовал партизанский отряд и успешно действовал против французов в тылу врага. Слава Давыдова-партизана была признана обществом, но в официальных кругах ее или не замечали, или преследовали. В 1823 г. он выходит в отставку. Невозможность найти место для применения своих сил поставила Давыдова в ряды оппозиционеров, хотя он никогда не разделял тактику революционного действия декабристов, несмотря на близкие родственные и дружественные отношения с большинством из них.
После Отечественной войны круг литературных друзей Давыдова меняется. Он входит в литературное общество «Арзамас», так как его собственное творчество соответствовало литературной установке арзамасцев изображать внутренний мир частного человека. В лирике Давыдова окончательно формируется романтическое единство человеческой личности, образ поэта-гусара. Давыдову удалось создать выразительный и живописный образ «старого гусара», который окружен привычными приметами военного быта – у него есть боевой конь, он виртуозно владеет саблей, а на коротком отдыхе любит закурить трубку, перекинуться в карты и выпить «жестокого пунша». Несмотря на эти замашки, он вовсе не только «ёра, забияка», но и прямой, искренний, смелый человек, истинный патриот. Превыше всего для него воинский долг, офицерская честь и презрение ко всяким светским условностям, лести, чинопочитанию. Давыдов создал живой и необычный лирический образ, к которому даже «подстраивал» свою реальную биографию.
Между боями, на биваке, он предавался вольному разгулу среди таких же доблестных друзей, готовых на любой подвиг. Давыдов не терпел «служак», карьеристов, муштру, всякую казенщину. Вот как он обращался к своему другу гусару Бурцову, приглашая отведать знаменитый арак (крепкий напиток): «Подавай лохань златую, Где веселие живет! Наливай обширной чаши В шуме радостных речей, Как пивали предки наши Среди копий и мечей».
Давыдов гордился тем, что его поэзия не похожа ни на какую другую, что она родилась в походах, в боях, в досугах между битвами: «Пусть загремят войны перуны, Я в этой песне виртуоз!»
Правда, вопреки словам Давыдова о том, что его стихотворения писались «при бивачных огнях», во время коротких отдыхов, на самом деле они создавались в тихой, уединенной обстановке, в периоды мирной жизни, в часы интеллектуального общения.
Своими стихотворениями Давыдов сказал новое слово в русской батальной лирике, отличавшейся известной парадностью. Самой войны в стихотворениях Давыдова нет, но есть боевой дух офицера, широта души, распахнутой навстречу товарищам. Для выражения буйства чувств своевольной натуры поэта был потребен энергичный, лихо закрученный и хлесткий стих, часто завершавшийся острым афоризмом. Современники замечали, что и в жизни Давыдов был необычайно остроумен, словоохотлив, говорлив.
Герой Давыдова энергичен, страстен, чувственен, ревнив, ему знакомо чувство мести. Новаторство Давыдова особенно заметно не только в «гусарской» лирике, но и в любовной.
Но ты вошла – и дрожь любви,
И смерть, и жизнь, и бешенство желанья
Бегут по вспыхнувшей крови,
И разрывается дыханье!
В любовной лирике 1834–1836 гг. происходит смена рисунка образа лирического героя. Непременные атрибуты гусарского облика отступают, внутренний мир героя изображается уже без внешних аксессуаров: «Не пробуждай, не пробуждай...», «Тебе легко – ты весела...», «Я вас люблю так, как любить вас должно...», «В былые времена она меня любила...», «Унеслись невозвратимые...», «Жестокий друг, за что мученье?..»
Поэтическое творчество Давыдова закончилось «Современной песней» (1836) – жесткой и не во всем справедливой сатирой на безгероическое общество 1830-х гг., в представителях которого поэт не видел дорогих его сердцу черт гусарства. Центральное же место в его поздней литературной и общественной деятельности занимают мемуары. Давыдов пишет «мемуарные» стихи к пятнадцатилетию завершения наполеоновских войн – «Бородинское поле». Крупнейшими произведениями являются «Очерк жизни Дениса Васильевича Давыдова» – опыт художественного моделирования личности в автобиографической прозе – и мемуары, богатые фактическим материалом и содержащие яркие зарисовки участников войны и ее отдельных эпизодов.
Автором были подготовлены два сборника сочинений. Один из них вышел при жизни партизана‑поэта (Стихотворения Д. В. Давыдова. М., 1832), другой после смерти (Сочинения в стихах и прозе. Ч. 1–3. СПб., 1840).
Пушкин, по собственному признанию, учился у Давыдова, «приноравливался к его слогу» и подражал ему в «кручении стиха». По словам Пушкина, Давыдов дал ему «почувствовать еще в лицее возможность быть оригинальным». Но в отличие от Давыдова Пушкин в обыденной жизни не носил литературной маски. Он оставался самим собой, а Давыдов, создав свою литературную маску лихого рубаки, гусара‑поэта, стал примерять ее к жизни и сросся с ней. В бытовом поведении он стал подражать своему лирическому герою и отождествлял себя с ним.
Батюшков Константин Николаевич (1787—1855), русский поэт. Семи лет от роду он потерял мать, которая страдала душевной болезнью, по наследству перешедшей к Батюшкову и его старшей сестре Александре. Он близко сошелся со своим дядей М. Н. Муравьевым и стал поклонником Тибулла и Горация, которым он подражал в первых своих произведениях. Батюшков участвовал в антинаполеоновских войнах 1807, 1808, 1812—1815 гг. В 1809 г. он сблизился с В. Л. Пушкиным, В. А. Жуковским, П. А. Вяземским и Н. М. Карамзиным. В 1812 г. поступил на службу в Публичную библиотеку. Не забывая своих московских друзей, Б. сделал новые знакомства в Петербурге и сблизился с И. И. Дмитриевым, А. И. Тургеневым, Д. Н. Блудовым и Д. В. Дашковым. В 1818 г. Батюшков был определен на службу в неаполитанскую русскую миссию. Поездка в Италию была его любимой мечтой, но там он почувствовал скуку, хандру и тоску. К 1821 г. ипохондрия приняла такие размеры, что он оставил службу. В 1822 г. расстройство умственных способностей выразилось вполне определенно, и с тех пор Батюшков в продолжение 34 лет мучился, не приходя почти никогда в сознание.
Константин Николаевич Батюшков вошел в историю русской литературы XIX в. как один из зачинателей романтизма. В основу его лирики легла «легкая поэзия», которая в его представлении ассоциировалась с развитием малых жанровых форм, выдвинутых романтизмом на авансцену русской поэзии, и совершенствованием литературного языка. В «Речи о влиянии легкой поэзии на язык» (1816) он так подытожил свои размышления: «В легком роде поэзии читатель требует возможного совершенства, чистоты выражения, стройности в слоге, гибкости; он требует истины в чувствах и сохранения строжайшего приличия во всех отношениях. Красивость в слоге здесь нужна необходимо и ничем замениться не может. Она есть тайна, известная одному дарованию и особенно постоянному напряжению внимания к одному предмету: ибо поэзия и в малых родах есть искусство трудное и требующее всей жизни и всех усилий душевных; надобно родиться для поэзии; этого мало: родясь, надобно сделать поэтом».
Литературное наследство Батюшкова распределяется на три части: стихотворения, прозаические статьи и письма. С юных лет вошёл в литературные круги Санкт-Петербурга. В стихотворной сатире «Видение на берегах Леты» (1809, широко распространялась в списках, опубл. в 1841) выступил остроумным противником эпигонов классицизма, литературных «староверов» (впервые ввёл в обиход слово «славянофил») и сторонником новых эстетических и языковых тенденций, проповедуемых Н. М. Карамзиным и литературным кружком «Арзамас». Патриотическое воодушевление выразил в послании «К Дашкову» (1813). В историю отечественной словесности Батюшков вошёл прежде всего как ведущий представитель так называемой «лёгкой поэзии» (И. Ф. Богданович, Д. В. Давыдов, юный А. С. Пушкин) – направления, восходящего к традициям анакреонтической поэзии, воспевающей радости земной жизни, дружбу, любовь и внутреннюю свободу (послание «Мои пенаты», 1811—12, опубл. в 1814, которое, по словам А. С. Пушкина, «дышит каким-то упоеньем роскоши, юности и наслаждения – слог так и трепещет, так и льётся – гармония очаровательна»; стихотворение «Вакханка», опубл. в 1817; и др.). Свидетельства духовного кризиса поэта – элегии, проникнутые мотивами неразделённой любви, грустью раннего разочарования («Разлука», 1812—13; «К другу», «Мой гений», обе – 1815), порою доходящей до высокого трагизма («Умирающий Тасс», 1817, посвящённая печальной судьбе итальянского поэта 16 в. Т. Тассо; «Изречение Мельхиседека», 1821). Переводил античных и итальянских поэтов, яркого представителя французской «лёгкой поэзии» Э. Парни. Писал очерки и статьи.