Когда Дэвид проснулся, солнце уже успело сесть за красную скалу по ту сторону реки. Вечер был прохладным и тихим. Дэвиду казалось, что он вообще больше не сможет двигаться, так как все его члены окоченели от холода во время ночи, проведенной в лодке, и долгого утомительного путешествия по горам. Он остался лежать и прислушивался к кудахтанью кур, журчанью ручья, стекавшего неподалеку со скалы, и бульканью воды в котле, висящем над костром. Лела с госпожой, сидя на пороге хижины, теребили, расчесывали и складывали кучками коричневую овечью шерсть, тихонько переговариваясь.
— Я пойду к соседям и попрошу у них свежей мяты, — сказала госпожа. — Надо приготовить хороший ужин к приезду доктора. Он, наверное, уже сегодня вечером приедет за своим сыном, если, конечно, твой господин вовремя добрался туда. Последи за едой, я возьму детей с собой.
С этими словами она водрузила младшего на спину, двое старших детей ухватились за ее юбку. Выждав, пока она скроется за оградой из кактусов, Лела обернулась к Дэвиду.
Тот приподнял голову и улыбнулся ей из-под одеяла. Увидев, что ее друг проснулся, девочка собрала шерсть в подол и уселась рядом с ним на матрац.
— Время так быстро летит, Дэвид, — сказала она печально. — Как ты только уснул, господин отправился в путь известить твоего отца. Путь через горы долог, но теперь они уже скоро будут здесь и тогда ты должен будешь уехать отсюда. Весь день я хотела разбудить тебя, но госпожа не разрешала.
— Почему ты хотела разбудить меня? — спросил Дэвид. — Я был таким усталым; мне кажется, я бы тебя даже не услышал.
— Почему? — удивилась Лела. — Разумеется, для того, чтобы Ты рассказал мне что-нибудь из Библии. Представь себе, с тех пор, как я вернулась в село, я ничего не слышала об Иисусе. Научи-меня молиться! Я так многое хочу знать, я бы слушала хоть всю ночь.
— Молиться - это значит разговаривать с Богом, — объяснил Дэвид. — Там в лодке я тоже молился.
— И что потом произошло? — поинтересовалась Лела.
— Я вспомнил библейскую историю о том, как Иисус ходил по воде, а на море как раз была серебристая лунная тропинка, и мне казалось... как будто она простирается прямо к нам. После этого мне уже больше не было так страшно. Те мужчины грозились бросить нас в море, но я был уверен, что мы будем спасены. А у колодца я молился о том, чтобы нам встретился приветливый человек, и вот появилась ты.
— Ой, ой! — воскликнула Лела в ужасе от того, сколько страшного пришлось пережить ее маленькому другу. — Иисус ответил на твою молитву, Дэвид. Теперь я буду молиться о том, чтобы Иисус послал в наше село человека, который мог бы рассказывать мне о Нем. Ведь я - единственная христианка в селе. Я даже боюсь рассказать кому-нибудь об этом, они побьют меня. Мне не с кем побеседовать и не от кого учиться.
— Я что-то придумал, — сказал Дэвид. — Когда отец придет, я попрошу его объяснить тебе мой стих. В нем говорится о детях Божьих, жизнь которых Бог изменил так, что они сияют, как светила, как звезды на темном небе. Ты - единственная звездочка в этом селе. Это значит, что ты поступаешь честно в то время, когда другие обманывают, и приветлива, когда другие люди злы и неприветливы, как девочки возле колодца. Мы с Ваффи тоже разные люди, потому что я - христианин, а он нет. Когда я вспомнил об Иисусе этой ночью, то почти уже больше не боялся, а Ваффи боялся все время.
Ваффи, который тоже уже успел проснуться и лежал не шевелясь, навострил уши. Вначале он не прислушивался к разговору, но последние слова задели его за живое, так как были сущей правдой. Увлеченные разговором, Дэвид и Лела не заметили этого. Затем Ваффи вновь закрыл глаза и притворился спящим, ему хотелось поразмышлять.
Дэвид был моложе его, но, однако, Ваффи чуть не лишился рассудка от страха, а Дэвид, по крайней мере, после восхода луны казался спокойным и надеющимся на что-то. Неужели это Иисус, о котором Дэвид так часто рассказывал, помог ему не бояться смерти и темноты? Неужели с ним рядом в течение всей этой ночи находился кто-то невидимый, незнакомый Ваффи, но которого знал Дэвид? Некто любящий, спасший и утешивший их. Если это так, то надо познакомиться с Ним поближе. При одном воспоминании о темном безбрежном море по спине Ваффи пробегали мурашки, но теперь его больше занимала мысль об этом невидимом Друге. Ваффи лучше Дэвида знал, что в жизни много зла и много ужасного, и поэтому решил, что было бы неплохо иметь рядом такого сильного и любящего Защитника. «Когда мы вновь будем дома в саду, то надо спросить Дэвида об этом».
Так размышлял Ваффи в сладком полузабытьи, в то время как Дэвид с Лелой продолжали беседу. В маленькой хижине было почти совсем темно, но через открытую дверь виднелся кусочек багрового неба. Было тепло и, кроме того, вкусно пахло супом. Вскоре вернулась госпожа Лелы в сопровождении ковыляющих за ней детей и зажгла лампу. Ваффи встал, и все собрались на коврике вокруг пышущих жаром углей. Дэвид все прислушивался: не послышится ли звук мотора, он уже почти потерял терпение, ожидая отца.
Наконец, когда почти совсем стемнело, послышался лай собак, затем мужские голоса и, наконец, звук приближающегося автомобиля. Услышав его, Дэвид вскочил и ринулся через пыльный двор к воротам. Куры шарахнулись во все стороны от испуга, и как только отец появился в отверстии посреди живой изгороди, мальчик бросился ему в объятия. Доктор растроганно прижимал сына к груди, как бы не желая больше выпускать его из своих рук. Отец Ваффи, тоже приехавший в горы, отодвинул их обоих в сторону, пробираясь к собственному сыну.
— Папа, — шептал Дэвид, все еще не отпуская отца, — не рассказывай, пожалуйста, об этом полиции, и пусть они не допрашивают нас. Мы обещали тому приветливому человеку не выдавать его.
Отец улыбнулся.
— Те мужчины уже задержаны, Дэвид, — ответил он. — К счастью, Ваффи рассказал отцу о таинственной лодке. Зная, что вы спустились к морю, он предполагал, что вы столкнулись с бандой контрабандистов. Начиная с полуночи, велось наблюдение за всем побережьем и дорогой, ведущей к границе. Утром маленькую лодку обнаружили в одной бухте, куда она, вероятно, вошла еще до рассвета. Винтовки были найдены высоко в горах спрятанными в грузовике, под мороженой рыбой. Вечером задержали и мужчин. Их счастье, что они отпустили вас. Контрабанда - не тяжкое преступление; бросающие же в море детей подвергаются строгому наказанию.
— Ой! — воскликнул Дэвид. С одной стороны, ему было жалко контрабандистов, но, с другой стороны, он был даже рад, что свободен от своего обещания. Ему больше никогда в жизни не хотелось иметь секретов. Он облегченно прислонился к плечу отца.
— Мы сразу сейчас поедем домой, к маме? — спросил он.
— Скоро поедем, — ответил отец. — Надо будет в знак благодарности этим приветливым людям и из-за Лелы немного побыть здесь. Мама знает, что ты в безопасности, поэтому нам можно не торопиться.
Уехать сразу было действительно невозможно, потому что еда была готова и столы накрыты. Меню состояло из ароматного супа с мясом куропатки, поданного в глиняном горшке, разломленного на части лаваша и мятного чая. Все уселись на разложенные на полу хижины ковры и циновки и принялись за еду, причем каждый отец сел рядом со своим сыном, а Лела с госпожой - немного поодаль, готовые услужить. В хижине пахло свежими лепешками, сочным мясом, душистой мятой, и все эти запахи перемешивались с запахом горящей керосиновой лампы. Ужин удался на славу, чему подтверждением были уплетающие за обе щеки голодные дети. Все говорили почти одновременно о захватывающих событиях прошедшей ночи. Одна Лела сидела, сложив руки, с тяжелым, как камень, сердцем.
«Отец Дэвида приехал слишком быстро, а после ужина они, конечно, сразу уедут, — думала она. —Я не смогу больше поговорить с ними без посторонних, а у меня еще столько вопросов». Сердце ее жаждало хлеба жизни, ей хотелось все знать, но, наверное, больше не будет возможности. Но всетаки она узнала нечто новое от Дэвида, о чем можно поразмышлять. Она постарается быть другой, чем окружающие, быть звездочкой, освещающей ночь. Иисус силен изменить ее жизнь; она еще сама не знала, как это будет, но Дэвид сказал, что Иисус может это сделать.
Ужин закончился. Доктор встал и, поблагодарив приветливых хозяев, собрался уезжать. Увидев это, Лела подошла к нему, и при свете лампы доктор увидел ее полные слез глаза.
— Может быть, вы расскажете им что-нибудь? — шепнула она. — Если вы этого не сделаете, они никогда не услышат ничего подобного.
Доктор колебался. Он знал, что дома их с нетерпением ждут, да, кроме того, в темноте опасно ехать по неасфальтированным горным дорогам. В то время, как он все еще нерешительно вглядывался в огорченное лицо ребенка, за дверью послышался какой-то шорох, шепот и шлепанье босых ног по грязи. Неподалеку залаяла собака, и заплакал ребенок. Затем звук шагов стих.
— Кто там? —-спросила госпожа Лелы.
Вначале все было тихо, затем послышался нерешительный ответ:
— Это мы, больные из села. Мы слышали, что доктор здесь.
— Войдите, — сказал господин Лелы. В следующий момент деревянная дверь отворилась, и на пороге появилось несколько человек: слабый старичок с открытыми ранами на ногах, мать с ребенком, больным корью, полуслепая женщина, закрывающая глаза рукой от света лампы, и еще одна мать с ребенком - калекой. Больные доверчиво рассказывали доктору о своих недугах, их лица выражали надежду и ожидание.
— Послушайте, — сказал отец Дэвида, — у меня нет лекарств с собой и, кроме того, я не могу сейчас долго задерживаться. Сегодня среда, а в субботу я приеду опять. Я возьму с собой медикаменты и книгу, рассказывающую о пути в небо. Скажите всем больным, чтобы они к обеду собрались здесь. Я приеду.
— Я тоже, — сказал Дэвид.
— И я, — вставил Ваффи.
Лела ничего не сказала, так как служанке положено молчать в обществе. Потирая руки от радости, она исчезла за ящиком с зерном. Все были счастливы.
Наконец посетителям удалось, еще раз сердечно поблагодарив хозяев, покинуть гостеприимный дом.
— Не забудьте о своем обещании, обязательно приезжайте! — слышалось вслед уезжающим.
Уже успела взойти луна, и освещенные ею оливковые деревья казались серебристыми. Мир был так прекрасен! Если бы не покрытые мозолями и как будто свинцовые ноги, Ваффи с Дэвидом охотно попрыгали бы по причудливым теням, которые бросали на дорогу освещенные луной деревья и кустарники. Как хорошо было ехать в теплом автомобиле рядом с отцом!
Путь домой был долог, да и невозможно было развить высокую скорость, потому что горная дорога, по которой обычно ездили на мулах, была неасфальтированной. Кругом почти ничего не было видно, за исключением серебристых при лунном свете гор да усыпанного звездами неба. Иногда показывались кусты белых нарциссов, загадочно светящихся в темноте.
Прошло много времени, прежде чем наши путешественники добрались до центральной асфальтированной трассы, по которой можно было ехать быстрей. Дорога казалась бесконечной. Но вот справа показалось море, а затем и огни города. Дэвиду казалось, что он не видел мать уже несколько недель. Он много пережил в течение прошедшей ночи и сам чувствовал, что изменился. «Я должен теперь начать жить по-другому», — думал он.
Наконец на горизонте показались огни порта и освещенные окна больницы. При свете фонаря Дэвид разглядел стоящих в воротах мать, Рут и Лумпи. Едва машина остановилась, как Дэвид ринулся к выходу, чуть не столкнувшись при этом с отцом Ваффи, и тут же попал в объятия матери. Рут с жалостью целовала его босые ноги под радостный лай Лумпи. Дэвид был дома!
Ваффи задумывается
На следующий день, когда Дэвид выспался, родители решили, что он сможет пойти в школу. Но оказалось, что не так-то просто вновь влиться в обыденную жизнь. Пережитый шок давал о себе знать; мальчик чувствовал себя усталым, был раздражителен и плакал по любому поводу и без повода. В течение нескольких дней с ним трудно было справиться: он плохо относился к сестренке, доводя ее до слез, а учительница жаловалась на его рассеянность на уроках. В пятницу вечером Дэвид, опустошенный и недовольный собой, слонялся без дела по саду и вдруг наткнулся на Ваффи.
— Привет! — улыбнулся Ваффи. — Давай пойдем на берег, там ведь теперь безопасно.
— Мне нельзя, — промямлил Дэвид. — Без отца мне нельзя туда.
— Н-н-да, — ответил Ваффи, — тогда придется остаться в саду. Давай, постреляем из лука.
Но из этого занятия тоже ничего хорошего не получилось. Ваффи, со свойственной ему тягой к первенству, старался каждый раз захватить лучший лук. Дэвид тоже не хотел сдаваться.
— Так нечестно, — сказал он сердито. — У тебя лук и самая прямая стрела. Давай поменяемся, тогда я выиграю.
— Неправда! — возразил Ваффи. — Они все одинаковые.
— Нет не одинаковые! — закричал Дэвид и, потеряв терпение, ухватился за его лук и потянул к себе. Ваффи не отпускал.
Результат можно предугадать: послышался треск и у каждого в руке осталось по половине.
— Ага! — закричал Дэвид в бешенстве. — Ты поломал мой лучший лук! Ты всегда ломаешь мои вещи! Я больше не играю с тобой!
— Я тоже не хочу больше играть с тобой, — ответил Ваффи и, бросив свою часть лука в заросли бамбука, сердито отвернулся. — Я не хочу иметь дело ни с тобой, ни вообще с христианами. Они так же злы и эгоистичны, как и все люди.
С этими словами он медленно направился к выходу, ожидая, что Дэвид догонит его, но тот и не думал делать этого. Он отвернулся, стараясь скрыть подступающие к глазам слезы и справиться с комом в горле, и посмотрел через забор к морю. «Конец моим надеждам, напрасно я молился, — думал он. — Я так твердо верил, что Ваффи станет христианином, а теперь все потеряно. Ваффи никогда не поверит, что христиане - особенные люди». Дэвид и сам уже сомневался в этом.
Он посмотрел на лежащий на земле поломанный лук, тот самый, который он несколько недель тому назад так старательно мастерил. В конце концов, луки были недолговечны, рано или поздно они всегда ломались и тогда приходилось делать новый. Может быть, не стоило из-за этого ссориться?
Взор его скользил по морю и багровому предзакатному небу. Он часто стоял здесь, под мимозовыми деревьями, наблюдая за вечерним небом. Когда он бывал зол или в плохом настроении, закат успокаивал его. «Как хорошо, что есть на свете нечто постоянное, неизменяемое: море, закат, звезды и Бог», — думал он. Скоро взойдет луна и нарисует на воде серебристую тропинку, точно такую, как той страшной ночью. Он был уверен тогда, что Иисус рядом. Наверное, это было возможно потому, что Он неизменяем. Иисус всегда приходит на помощь к нуждающимся. «Он, конечно, поможет мне стать хорошим, я так хочу этого!» - размышлял мальчик. Эта мысль успокоила его. Ему казалось, что он нашел скалу, за которую можно ухватиться в минуту опасности.
— Прости меня, Боже, — шептал он.
Природа действовала на него успокаивающе. С берега поднялась белая чайка и бесшумно полетела прямо к солнцу. По небу, неподалеку от видневшегося вдалеке маяка, плыло розовое облачко. Вскоре на своем обычном месте засверкала первая звездочка. Все было в порядке, в природе ничего не изменилось. Дэвиду вдруг вновь вспомнилось, сколько он молился за Ваффи в надежде, что тот станет христианином. «Еще не все потеряно, — решил он, — я извинюсь перед ним сегодня же, и мы вновь будем друзьями».
Виновны были оба, но сказать «прости» будет нелегко.
Дэвид медленно обернулся и в первый момент даже обрадовался тому, что Ваффи не было видно. Значит, он сделает это завтра, а завтра наверняка легче будет извиниться. Но Ваффи не ушел. Для него было очень важно, чтобы сегодня все встало на свои места, так как на завтра намечалась поездка в село и что, если они будут во вражде и он не сможет поехать? Такой вариант был для Ваффи совершенно неприемлем, и поэтому он, увидев, что Дэвид остался стоять под деревьями мимозы, решил подождать, потому что испытал на опыте, что настроение Дэвида всегда менялось к лучшему после того, как тот постоит под мимозовыми деревьями у моря.
Завернув за угол дома, Дэвид увидел сидящего на ступеньке Ваффи. Вначале мальчики отчужденно посмотрели друг на друга, затем Ваффи подвинулся. Помедлив немного, Дэвид принял это молчаливое приглашение и сел. Им двоим как раз хватало места на ступеньке.
— Извини меня, — начал Дэвид. —- И ты меня извини, — эхом отозвался Ваффи.
— Ты можешь завтра поехать с нами, — пробормотал Дэвид. у-- Я сделаю тебе новый лук, — пообещал Ваффи. — Я разрешу тебе стрелять лучшей стрелой, — сказал Дэвид.
Мальчики еще некоторое время остались сидеть, размышляя о том, как хорошо быть примиренными. Вокруг становилось все темней, и на вечернем небе одна за другой появлялись звезды. Затем мать позвала Дэвида ужинать, и Ваффи пошел домой.
Шел он медленно, размышляя о том, как быстро Дэвид позабыл о поломанном луке и извинился.
Ваффи был очень эгоистичным и хотел везде быть первым, из чего, конечно, ничего хорошего не выходило. Он вечно ссорился со всеми мальчишками, а поскольку никто из них и не думал извиняться, то отношения оставались напряженными и относились они друг ко другу недоброжелательно. А если христиане так быстро приводят все в порядок... Какая большая разница была между тем, как обращались друг с другом другие мальчишки, и тем, как приятно было сидеть на ступеньке после примирения!
Ваффи задумался. Что значит быть христианином? Что для этого нужно сделать? Дэвид смог бы объяснить ему это, но Ваффи считал ниже своего достоинства спросить его об этом. Да, кроме того, отец Ваффи, конечно, очень рассердится, узнав, что сын его интересуется подобными вещами. Пойти в воскресную школу мальчик тоже не решался. Наконец ему пришла в голову счастливая мысль, что завтра он поедет в село, а доктор ведь обещал людям почитать из той книги и, конечно, объяснит им, как стать христианами. Ваффи решил, что будет внимательно слушать. Хорошо было бы больше ни с кем не ссориться и никого не бояться!
За ужином Дэвид был тих и неразговорчив. Мать, наблюдавшая через окно за поединком в саду, тоже заметила, что сын ее стал другим. Ей было интересно, о чем же думал плачущий Дэвид, стоя под мимозовым деревом с поломанным луком в руках. В нем, конечно, произошла перемена. Из раздражительного, невежливого ребенка он превратился в милого, готового услужить мальчика. После ужина Дэвид по собственному желанию убрал посуду и даже обтер стол.
— Не знаю, что бы я делала без тебя, Дэвид, — сказала мать благодарно. — Ты так хорошо прибрал здесь. Скоро мне еще больше понадобится твоя помощь, потому что произойдет что-то неожиданное.
— О чем ты, мама? — спросил Дэвид, подметая пол.
— Это большой секрет, — ответила мать. — Я расскажу тебе его перед сном.
«Что это может быть за неожиданность?» - размышлял Дэвид. Он помылся как можно быстрей, одел пижаму и был готов. Не зная, что предпринять от радости, Дэвид побежал на кухню и три раза оббежал вокруг стола. От грусти последних дней не осталось и следа, он был снова радостен. Завтра они поедут с отцом и Ваффи в село, а сегодня он узнает секрет! По тому, как мать ему сообщила об этом, Дэвид знал, что новость будет хорошей.
— Ты скоро, мама? — спросил Дэвид, прыгая на кровати.
— Сейчас, — отозвалась мать, поправляя одеяло на кровати Рут.
— Побыстрей, пожалуйста, мне не терпится узнать секрет.
Рут была еще слишком маленькой, чтобы узнать их «взрослый секрет», она бы ничего не поняла. Поэтому эта тайна должна была стать собственностью Дэвида с матерью. От нетерпения Дэвид вставал на кровати и с шумом падал вновь.
— Ты повредишь перья, Дэвид, —сказала мать, — быстренько ложись.
Дэвид послушался, и она опустилась на колени рядом с его кроватью. Она делала это всегда, когда хотела рассказать о чем-то особенном. То, что она рассказала сегодня, было очень даже особенным. Дэвид не верил своим ушам. После ухода матери он еще долго размышлял в темноте.
Через два месяца у Дэвида будет еще одна сестренка или братишка. Он или она появятся еще до пасхальных каникул, до того, как поля покроются цветами, в саду расцветут белые лилии и станет жарко. Этот ребенок будет в особенной мере принадлежать ему, Дэвиду, и он поможет матери в выборе имени. Если родится девочка, то ее можно будет назвать Розой, потому что как раз к этому времени в саду зацветут розы. Если же будет мальчик, Дэвиду хотелось назвать его Иоанном, так как евангелист Иоанн писал о Христе, как о Свете, пришедшем в мир. Ему очень нравились слова: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Мать будет очень нуждаться в его, Дэвида, помощи, так как Рут сама еще ребенок, а отца часто не было дома. Вначале ей некоторое время придется оставаться в постели, да и после этого она еще в течение долгого времени будет слабой. И даже к тому времени, когда она будет вновь совсем здоровой, будет много работы: кормить малыша, купать его, стирать его маленькие одежонки и петь песни перед сном. Дэвид попытался вспомнить, как было тогда, когда родилась Рут, то тогда ему было всего лишь пять лет и он не размышлял так много, а просто принял все так, как оно есть. Сейчас было по-другому, он был рад и готов помочь чем мог.
Вдруг он вспомнил о чем-то и сжал кулаки под одеялом от обиды. Когда ребенку будет всего пять месяцев, ему придется уехать и не видеть его целый год! Он и раньше со страхом думал об уезде, а сейчас тем более, теперь это было в десять раз ужасней. От одной мысли об уезде в глазах у Дэвида выступили слезы.
— Боже мой, — шептал он, — молю Тебя, сделай так, чтобы мне не пришлось уезжать. Я хочу стать миссионером, когда вырасту, а для этого ведь не надо так много учиться. Я бы мог остаться здесь и помогать маме с ребенком, а папа учил бы меня. Не посылай меня, пожалуйста, в Англию.
Дэвид вытер слезы простыней и посмотрел в окно. Ночь была ясной, и на небе ярко сияли звезды. Каждая была на своем, предназначенном ей месте и освещала пространство вокруг себя. Звезды будут без устали светить до тех пор, пока взойдет солнце и темнота рассеется. Но Дэвид был еще слишком мал и слишком печален, чтобы научиться чему-то от них. Он отвернулся от окна, уткнулся лицом в подушку и горько заплакал.
Незаметный плод
На следующее утро отцу, Дэвиду и Ваффи удалось отправиться в путь только с третьей попытки. Отцу было всегда нелегко оторваться от больницы. В первый раз зазвонил телефон, когда они были недалеко от ворот, и доктору пришлось вернуться. В другой раз уже на улице встретился человек, нуждающийся в лекарстве. Наконец все дела были сделаны, и нашим путешественникам удалось скрыться из виду, чему мальчишки были очень рады.
Ваффи высунул голову из окна. Он был сегодня особенно спокоен, чувствуя, что день будет необычным. Может быть, ему удастся сегодня узнать нечто, что сделает его счастливым и освободит от страха. Мальчик каждую ночь с ужасом вспоминал об огромных темных волнах, чуть было не поглотивших его, и подолгу не мог уснуть. Часто он просыпался от кошмарных снов. Если христиане ничего не страшатся, то, может, и ему стоит стать христианином. Родителям и родственникам можно ведь об этом не рассказывать, это будет его с Дэвидом тайна. Дэвид прислонил голову к плечу отца, ему хотелось поделиться с ним. К счастью, Ваффи не понимал по-английски.
— Папа, — начал он, — мама тебе рассказала про ребенка?
— Конечно, — улыбнулся отец. — Она мне уже некоторое время тому назад рассказала об этом. Ты рад, Дэвид?
— Да, — ответил мальчик. Помолчав немного, он добавил: — Папа, когда у мамы будет еще один ребенок, то я буду ей нужен. Папа, не посылай меня, пожалуйста, в интернат. Мне придется уезжать, когда ребенку будет всего пять месяцев. Я могу ведь и здесь ходить в школу.
Несколько мгновений отец молчал. В этот момент они достигли вершины холма, и взору открылся великолепный пейзаж из гор и долин. Дорога отсюда была видна на многие километры вперед.
— Кем ты хочешь стать, когда вырастешь, Дэвид? — спросил отец наконец.
— Миссионером, — ответил сын твердо. —Может быть, и врачом, как ты. Ты ведь можешь учить меня, не так ли, папа?
Отец в ответ отрицательно покачал головой.
— Тебе надо будет сдавать экзамен, — пояснил он. — Но как бы там ни было, ты не можешь по собственному желанию стать миссионером. Мы миссионеры, потому что Бог послал нас. Миссионер - это человек, посланный Богом с тем, чтобы возвещать Благую весть. Бог не всех посылает. Когда я, к примеру, делаю операцию, то беру специально приготовленный для этого острый и чистый скальпель. Если ты хочешь, чтобы Бог избрал тебя и употреблял для осуществления Своих целей, то должен уже сейчас начинать старательно готовиться к этому.
— А как это? — поинтересовался Дэвид.
— Слушай, — начал объяснять отец, — много лет тому назад Бог тоже хотел послать людям откровение и, не найдя среди взрослых подходящего человека, избрал для этого мальчика.
— Самуила, — вставил Дэвид.
— Да, Самуила, — ответил отец, — потому что он был готов. Он уже в течение многих лет вел жизнь, угодную Богу, хотя люди, окружающие его, были злы. Он всегда слушался Илия, старательно выполняя его приказания, убирая и делая в храме всякую работу. Живя в храме, он учился служить Богу и потому не скучал по дому, хотя виделся со своей матерью всего один раз в год. Поэтому Бог избрал этого честного, послушного и старательного мальчика своим послом.
— Смотрите, кролик! — закричал Ваффи, все еще сидящий с высунутой в окно головой.
— В другой раз Богу понадобился царь, — продолжал отец, — но, не найдя среди сильных солдат подходящего, он избрал простого отрока-пастушка.
— Меня, — улыбнулся Дэвид.
— Да, — продолжал отец. — Как ты думаешь, почему Бог избрал именно Давида?
В это время они свернули на каменистую горную дорогу, и Дэвид, подскакивая на сиденье от толчков, ответил:
— Потому что он был верным и храбрым пастушком.
— Правильно, — сказал отец. — Давид готовился уже в течение долгих лет, хотя никто из людей этого не видел. Ему не предоставлялось возможности делать что-либо великое, но все, что он мог, мальчик делал как можно лучше: он в совершенстве овладел искусством игры на арфе, отлично стрелял из пращи, побеждал львов и медведей. Никто бы не заметил пропажи нескольких ягнят из стада, но Давид был верным. И вот когда понадобился человек для сражения с Голиафом, Бог избрал Давида, потому что тот уже не раз побеждал в неравных поединках, о которых никто из людей не знал.
— Но разве я не смогу здесь готовиться, — спросил Дэвид, покраснев.
— Не наилучшим образом, — ответил отец. — Здесь ты не сможешь в совершенстве научиться чему-нибудь. Быть готовым - означает согласие быть на том месте, которое Бог предназначил тебе, быть трудолюбивым и много учиться, чтобы светить на всяком месте, подобно яркой звездочке. Я надеюсь, что ты будешь жить с хорошими людьми, но если тебе встретятся плохие, ты должен быть другим, чем они, по примеру Самуила.
— Неукоризненным и чистым чадом Божьим, непорочным среди строптивого и развращенного мира, — дополнил Дэвид.
Отец был приятно удивлен.
— Я рад, Дэвид, — сказал он, — что ты не забыл этот стих. Когда ты будешь в школе...
— Я видел ежа! — завопил Ваффи.
По этому поводу отцу пришлось остановить машину, и мальчишки пустились на поиски. Вначале они даже хотели завернуть ежа в тряпку и взять его с собой в качестве сюрприза для Рут, но передумали, так как, во-первых, на нем были блохи, а, во-вторых, может быть, у него есть детеныши, которым плохо придется без матери. Итак, они продолжали путь, глядя через окно на розовую скалу, возвышавшуюся за селом.
Приближаясь к селу, они увидели за оливковой рощей силуэт девочки, несущей на спине младенца. Это была Лела. Узнав их, она помахала им рукой в знак приветствия. Однако наши путешественники сразу заметили, что девочка чем-то удручена, выглядела она серьезной и даже печальной.
Оставив машину в тени, все трое последовали за ней в скромное жилище.
Хозяин с женой ожидали гостей в прохладной хижине, пахнувшей зерном и травами. Пол был аккуратно подметен, и на нем расстелены циновки. Все было готово к приему гостей. Снаружи возле хижины дымился на огне вкусный обед. Однако чувствовалось что-то неладное. Хозяин вежливо улыбался, но жена его выглядела усталой и обеспокоенной. Несколько раз она исчезала за воротами и шепотом с кем-то разговаривала. Когда доктор обратился к ней, то она, казалось, почти не слушала. Без сомнения, эту хижину посетила какая-либо печаль. Но лишь после того, как гости покушали и порядком отдохнули, хозяин рассказал им о своем горе.
— Сестра моей жены очень больна, — начал он. —
Уже в течение долгого времени она чувствовала себя неважно. А вчера, когда муж повелел ей принести угля с рынка, она не выдержала и упала под ношей. Сейчас больная лежит в постели и ни с кем не разговаривает. Не могли бы вы после того, как отдохнете, осмотреть ее?
— Почему вы мне сразу не сказали об этом? — спросил доктор, вставая. Он заметил, что страх на лице хозяйки уступил место какому-то облегчению. — Дэвид и Ваффи, пойдемте со мной, вы можете поиграть там на улице.
Ярко светило солнце. Дорога проходила по холму, покрытому цветущей калужницей, и спускалась к реке. Дверь хижины была открыта, и через нее слышалось тяжелое дыхание больной и испуганный плач ребенка. Доктор вошел в казавшуюся при ярком дневном свете совершенно темной хижину, а Ваффи с Дэвидом присели на пороге.
Доктор долго говорил о чем-то с госпожой Лелы. В это время появилась и сама Лела и уселась рядом с мальчиками на порог. Пришло еще несколько любопытных детей, пытавшихся протиснуться мимо них в хижину. Рядом бродили куры и клевали что-то в грязи возле их ног.
— Почему ты такая печальная, Лела, — поинтересовался Ваффи. — Наверное, эта больная женщина - твоя родственница?
— Нет, — ответила Лела, — она принадлежит к семье моей госпожи.
— Почему ты тогда плачешь? — удивился Ваффи, плохо разбиравшийся в тонких чувствах.
— У больной есть дочь, и если мать умрет, то госпожа возьмет девочку к себе. Куда мне тогда деваться? — заплакала Лела. — Они выгонят меня из дому. Ах, почему я не умерла тогда вместе с мамой?
Девочка все вздрагивала от рыданий, и мальчики не знали, как утешить ее, но один из малышей, Лелиных подопечных, обнял девочку и несколько раз поцеловал. Худая кошка начала мурлыча тереться о ноги девочки, а маленький безрогий козленок обнюхивал ее. Наконец, почувствовав себя немного утешенной, девочка перестала плакать. Теперь, освещенные лучами весеннего солнца, все сидели молча до тех пор, пока отец Дэвида не вышел из хижины. Выглядел он серьезным и озабоченным.
— Она умрет? — шепотом спросил Дэвид, беря отца за руку.
— Боюсь, что да, — ответил тот. — Наверное, даже очень скоро, я ничем не могу помочь. Сестра останется при ней, а я перед уездом еще раз загляну сюда.
Лела не поняла того, что он сказал, но по интонации определила, что дела неважны, и глаза ее опять стали грустны. Во второй раз в своей жизни она останется одна. Правда, господин был не всегда ласков к ней, но к госпоже и детям девочка успела привязаться. Мать они ей заменить, конечно, не могли, но это было все, чем она обладала. А теперь она, наверняка, попадет к другим людям, потому что служанки были нарасхват.
Вернувшись к хижине Лелы, доктор увидел ожидавшую его там толпу людей. Он вошел в хижину, и больные один за другим заходили к нему. У некоторых были на ногах застарелые гнойные раны, которые надо было обработать и перевязать. Дэвид и Ваффи убежали к реке, а Лела осталась у доктора.
— Вы потратите много времени на то, чтобы обследовать всех этих людей, — вдруг сказала она. —
Если разрешите, я займусь обработкой и перевязкой ран больных.
— Ты?! — удивился доктор. — Ты это сможешь?
— Конечно, — ответила девочка. — Я всегда следила за работой сестер. Когда мне стало лучше, одна из них часто разрешала мне помогать. Подождите, я помою руки.
Доктор удивленно наблюдал за ней. Лела расстелила на столе чистую простынь и разложила на ней перевязочный материал. Затем она с таким усердием принялась обрабатывать рану, что, казалось, не замечала никого вокруг. Тем временем доктор начал обследовать другого пациента, а когда обернулся к девочке, то рука больного была старательно перевязана.
— Я ведь двенадцать недель лежала в больнице, — напомнила она. — Каждый день я смотрела и училась, а теперь я сама почти что медсестра.
— Мне тоже так кажется, — ответил врач. — Умеешь ли ты закапывать глазные капли?
— Разумеется, — ответила Лела. — Больной должен откинуть голову назад, вот так, затем веко оттягивается вниз и закапывается. Я это много раз видела.
— Прекрасно! — похвалил доктор.
Внезапно ему в голову пришла идея, и он посмотрел на девочку другими глазами. В первый раз в течение этого дня она выглядела счастливой. Несмотря на искалеченную маленьким горбом спину, Лела действовала быстро и ловко. Кроме того, она сама болела и могла сочувствовать больным людям, а в больнице всегда много работы. Надо поговорить с сестрами, если кто-нибудь возьмется подучить девочку, то от нее скоро будет толк.
Между тем, был обследован последний пациент, но двор был все еще полон. Многие из людей около дома или на дворе были всего-навсего любопытными. Не часто случалось, чтобы в их село приезжал врач.
Кто-то расстелил для доктора свой мешок. Когда тот сел и вытащил из кармана Евангелие, многие подвинулись поближе, недоверчиво улыбаясь. Всех разбирало любопытство; они не собирались принимать другую веру, им хотелось просто узнать что-то новое. Лела села с краешка, закрыв свое печальное, маленькое личико руками. Ваффи с Дэвидом, вернувшись с реки мокрые, грязные и разгоряченные, плюхнулись прямо на землю.
Когда отец начал говорить, стало очень тихо, никто не двигался. Только тени перемещались по розовым скалам вместе с солнцем. Доктор говорил о Боге, присутствие которого исполняет людей совершенной радостью и изгоняет страх. Но люди, говорил он, не узнали Его и не захотели принять, потому что они были грешны, а грех отдаляет людей от Бога. Затем он говорил об Иисусе Христе, взявшем на Себя нашу тяжелую ношу, наш грех, и из-за нее пригвожденном ко кресту и умершем.
— Посмотрите сюда, — сказал отец и положил носовой платок между собой и мужчиной, сидевшим у его ног, — сейчас между мной и им находится носовой платок. Если я уберу его, то что останется между нами?
— Ничего, — ответили слушатели, радуясь простоте вопроса, на который мог ответить каждый.
— Правильно, — подтвердил отец, — ничего. Так бывает и с человеком, который покается в своих грехах и поверит, что Иисус взял на Себя его грехи. Бог открывает ему путь в небо. Бог готов помочь каждому из нас.
При этих словах некоторые отвернулись, недоверчиво улыбаясь, один даже плюнул, но таких было мало. Большинство людей с радостью слушали повесть о любви Божьей к людям. Лела тоже напряженно слушала. Значит, она не будет больше одиноким, никем не любимым ребенком. Конец придет отчаянию.
Ваффи, прислонившийся к доктору, внезапно понял, как сильно он любим Богом, и решил доверить Ему свою жизнь как Дэвид. Тогда он сможет с Божьей помощью стать лучше. Он будет таким же храбрым и бесстрашным, как его друг.
Проповедь была окончена, и толпа вновь зашумела. Некоторые обратились к доктору с просьбой о лекарстве, умеющие читать просили книги. Видя, что люди начали вновь болтать о недостойных внимания вещах и, как казалось, совершенно позабыли о слышанном, доктор почувствовал разочарование. Он передал людям Благую весть, однако никто не был тронут ею. Но это только так казалось.
Доктор не видел, что творилось в сердцах двоих детей, сидевших у его ног. Сердце Лелы исполнилось радостью, что она поверила в то, что Иисус будет всегда рядом с ней и она никогда больше не будет одинокой, а сердце Ваффи билось сильнее потому, что он только что попросил Иисуса поселиться в нем. Итак, проповедь доктора не была бесплодной!
Тени исчезают
Лела смотрела вслед уезжавшему автомобилю до тех пор, пока тот совсем исчез из вида, оставив за собо<