Он, можно сказать, висел на ниточке над пропастью. В отчаянной попытке скрыться от врага, маленький мальчик несколько раз обмотал старую, брошенную кем‑то веревку, найденную в углу конюшни, вокруг иззубренного валуна, и завязал тройным узлом, которому научил его дядюшка Эннис, а потом быстро, чтобы не терзаться сомнениями, соскользнул с края оврага, затянув петлю на левой руке. Слишком поздно парнишка вспомнил, что петлю нужно было захлестнуть вокруг талии и упираться в откос ногами, совсем как те закаленные воины, которые спускались по скалам Хантли к своему заветному местечку для рыбалки, где водилась верткая форель.
Но времени подняться и начать все сначала не оставалось. Острые, как иглы, камни ранили нежную кожу, и грудь и живот вскоре покрылись кровавыми царапинами. Мальчик надеялся, что отныне будет покрыт шрамами, всегда отличавшими истинных храбрецов, и хотя радовался, что в столь юном возрасте умудрился заработать подобные отличия, все же невольно морщился от боли. Но как бы ни саднили раны, он и не думал плакать, хотя видел ярко‑красные капельки, усеявшие булыжники. Правда, это пугало его не меньше, чем грозившая неминуемая опасность…
О, если бы папа видел его сейчас! Наверняка встряхнул бы сына и строго спросил, уж не лишился ли он разума… а может, и разочарованно покачал бы головой. Но потом отец подхватил бы его на руки, и с этой минуты можно было бы ни о чем не волноваться и… О, папа, почему тебя пет со мной?
И тут слезы хлынули сами собой, и парнишка понял, что сейчас забудет все клятвы и расплачется, как дитя.
Господи, чего бы он не дал, лишь бы очутиться дома, на маминых коленях, позволить ей взъерошить его волосы и прижать к себе… слушать, как она встревоженно кудахчет над ним. Мама поможет ему прийти в себя, успокоиться, и папа не расстроится при виде пораненного сына, позабывшего уроки старших.
Мысли о родителях вызвали такую острую тоску по дому, что мальчуган тихонько захныкал. Грубые волокна веревки впивались в распухшие пальцы, и хватка его заметно слабела. Рука горела все сильнее, в животе бурлило, но он старался не обращать внимания на боль, однако страх все сильнее завладевал им, и единственным стремлением было убраться подальше, пока дьявол не заметил его исчезновения.
Спуск оказался куда труднее, чем он предполагал, но мальчик не отступал, стараясь не глядеть в зияющий провал, глубокий, как адская дыра. Он пытался представить, что всего‑навсего спускается с высокого дерева, там, у себя дома, потому что проворнее его не было среди мальчишек и даже старший брат не мог с ним равняться. И папа часто так говорил!
Измученный ребенок на несколько мгновений замер. Подняв голову, он поразился, как высоко до края оврага, и на мгновение испытал истинную гордость своей отвагой. Но тут веревка начала разматываться. Недолгая уверенность в себе моментально сменилась ужасом, и мальчик громко расплакался в полной уверенности, что никогда больше не увидит родителей.
К тому времени как леди Джиллиан добралась до мальчика, грудь ее пылала, как в огне, воздуху не хватало, а глаза заливало потом. Она пробиралась по еле заметным тропинкам через густой лес, не жалея ног, и как только добралась до обрыва и услышала детский крик, почти рухнула на землю, обмирая от облегчения. Слава Богу, мальчик еще жив!
Однако радость быстро сменилась ужасом, когда она взялась за веревку и обнаружила, что волокна перетерлись до такой степени, что малейший толчок – и ребенок полетит в пропасть. Джиллиан боялась даже прикоснуться к канату, опасаясь, что острые камни в два счета довершат разрушение.
Громко приказав парнишке не двигаться, она легла на живот и заставила себя взглянуть в темнеющий провал. Девушка всегда боялась высоты и сейчас ощутила, как тошнота подступает к горлу. Господи, как же спасти его? Вернуться и раздобыть веревку покрепче? Нет, поздно – мальчик успеет сорваться, и к тому же слишком велики шансы, что их настигнут воины Элфорда.
Из скалы грубым подобием ступенек выступали зазубренные камни, и Джиллиан поняла, что более опытный человек на ее месте сумел бы спуститься.
Только никто и никогда не называл ее опытной или ловкой. Голова кружилась, перед глазами все плыло, но она не может, не имеет права покинуть ребенка в опасности. Веревка вот‑вот лопнет, и он полетит навстречу смерти.
Выбора не было. Наскоро пролепетав молитву о ниспослании мужества, Джиллиан тяжело перевалилась через край.
«Только не смотри вниз. Только не смотри», – твердила она себе.
Джиллиан вскрикивала от радости каждый раз, когда ее нога касалась камня. Лестница. Это лестница, ничего больше.
Поравнявшись наконец с мальчиком, она прислонилась лбом к холодному булыжнику, закрыла глаза и поблагодарила Создателя за то, что хранил ее. Немного отдохнув, она осторожно повернулась к ребенку. Такой маленький, не старше пяти‑шести лет, и все же отчаянно пытается быть храбрым и смелым. И сразу послушался ее: вот уже несколько минут неподвижно висит на одной руке, сжимая в другой клинок – ее клинок. В глазах стынет ужас, на щеках следы от слез… Как же ноет за него сердце!
Джиллиан – его единственная надежда на спасение, и все же мальчик упорно отказывается довериться ей. Глупенький упрямец, не хочет ни взглянуть на нее, ни слова сказать, и каждый раз, когда Джиллиан пытается схватить его, рассекает кинжалом воздух и уже ухитрился несколько раз порезать ей руку. Но она не бросит его, даже если придется погибнуть.
– Прекрати немедленно и дай мне помочь! – разозлилась она наконец. – Клянусь небом, у тебя в голове одна солома! Неужели не видишь, что веревка вот‑вот лопнет?!
Очевидно, резкость тона оказалась убедительнее любых доводов: мальчик немного опомнился, рассудок вернулся к нему. Увидев, как с пальцев девушки капает кровь, он понял, что наделал, и отбросил кинжал.
– Простите, леди, – вскрикнул бедняга на гаэльском наречии, – простите! Настоящий мужчина никогда не причинит зла даме!
Он говорил так быстро и невнятно, что Джиллиан едва его понимала, тем более что почти не знала гаэльского.
– Ты позволишь помочь тебе? – повторила она, с трудом подбирая слова, и прежде, чем мальчик успел ответить, вскрикнула: – Да не вертись ты так! Осторожнее! Сейчас я дотянусь до тебя!
– Скорее, леди, – прошептал он, на этот раз по‑английски.
Джиллиан подвинулась ближе, держась за углубление над головой, и едва успела обнять его за талию окровавленной рукой, как веревка лопнула. Если бы мальчик не стоял к тому времени на выступе, они оба полетели бы вниз. Джиллиан прижала его к себе и громко вздохнула.
– Вы успели в самый раз, – сообщил он, срывая с себя остатки веревки и швыряя ее в пропасть. Ему хотелось посмотреть, как она упадет на землю, но Джиллиан стиснула его и велела не шевелиться.
– Мы добрались сюда, – еле слышно пролепетала она, – осталось самое трудное.
Мальчик распознал дрожь в голосе спасительницы.
– Боитесь, леди? – догадался он.
– О да, еще бы! Послушай, теперь я тебя отпущу. Прислонись к скале и не двигайся. Сейчас я поднимусь и…
– Но мы должны спускаться!
– Не ори, пожалуйста, – поморщилась Джиллиан. – Ничего не получится. Не найдем опоры. Разве не видишь, что ниже скала совсем гладкая?
– Но если вы вернетесь и найдете веревку потолще, мы…
– Об этом не может быть и речи, – перебила она.
Схватившись за край крошечной ямки, она честно, но, увы, безуспешно попробовала подтянуться. Напрасно. У нее попросту не хватало сил.
– Знаете что, леди?
– Тише, – прошептала она, готовясь к новой попытке.
– Но вы знаете, что…
– Нет, – устало обронила она, откинув голову на камень и стараясь унять заколотившееся сердце.
– Под нами большущий выступ. Я сам видел. Спрыгнуть совсем нетрудно. Посмотрите вниз, леди, это близко.
– Не хочу.
– Придется! Мы могли бы даже сползти.
– Нет! – завопила она и снова неуклюже повисла на руках. Если бы только удалось вскарабкаться на тот камень, что над головой, она нашла бы способ поднять малыша.
Тот критически наблюдал за ее бесплодными усилиями.
– Ты что, слишком слабая, да?
– Наверное.
– Давай помогу.
– Нет, оставайся на месте, – велела девушка. Все зря, она ни на что не способна. Почти теряя голову от страха, Джиллиан никак не могла сообразить, что предпринять дальше. Господи Боже, она в жизни так не боялась!
– Знаете что, леди? – снова пропищал неугомонный постреленок.
Оставив всякую надежду утихомирить его, Джиллиан покорно спросила:
–Что?
– Нам нужно вниз.
– Ну уж нет, только наверх.
– Почему же мы стоим – и ни туда ни сюда?
– Потерпи немного, – приказала Джиллиан. – Я никак не найду опору. Дай мне несколько минут, и все будет в порядке.
– Ты не сможешь подняться, потому что я тебя ранил, – пояснил мальчик. – У тебя вся одежда в крови. Прости меня, но очень уж я струсил.
Похоже, он вот‑вот расплачется. Нужно как можно скорее успокоить беднягу.
– Пустяки, – утешила она. Очередная попытка ни к чему не привела, и Джиллиан, застонав от злости, наконец сдалась. – Похоже, ты прав. Придется спускаться.
Она медленно повернулась, боясь соскользнуть с узкого выступа, прижалась спиной к откосу и села. Мальчик немедленно плюхнулся рядом – так поспешно, что у Джиллиан едва сердце не разорвалось. Она схватила его за руку.
– Прыгаем? – с энтузиазмом осведомился он. Нет, у этого ребенка ни капли здравого смысла!
– Никаких прыжков. Сползем потихоньку вниз, медленно и очень осторожно. Крепче держись за меня.
– Но у тебя кровь!
Джиллиан быстро вытерла ладонь о юбку, снова сжала пальцы мальчика. Вместе они опасливо вперились глазами в бездонную глубину: девушка желала убедиться, что карниз достаточно широк. Она снова помолилась, затаила дыхание и спорхнула вниз. Расстояние действительно было невелико, однако сила удара была такова, что оглушила Джиллиан. Малыш потерял равновесие, покачнулся, и она едва успела дернуть его назад. Он бросился в ее объятия, впечатав с размаху в скалу, и зарылся лицом в ее плечо. Он так дрожал, что Джиллиан погладила его по голове и чмокнула в макушку.
– Я едва не грохнулся пропасть.
– Верно, – со вздохом согласилась она, – зато теперь мы в безопасности.
– Но разве мы не спустимся дальше?
– Нет. Останемся здесь.
Прошло несколько минут, прежде чем мальчик отпустил Джиллиан. Как быстро он оправился, хотя едва разминулся со смертью! Еще минута, и он пополз к другому, более широкому краю карниза, защищенному естественной нависающей крышей из камня и глины.
Довольный результатами осмотра, он сел, скрестил ноги и поманил Джиллиан.
– Ну уж нет, – отказалась та. – Мне и здесь хорошо.
– Сейчас пойдет дождь, и ты промокнешь. Это совсем нетрудно. Гляди только на меня.
И в подтверждение его предсказания где‑то вдали пронесся громовой раскат.
Она смирилась и поползла к нему. Сердце стучало сотнями барабанов, от страха, казалось, вот‑вот вывернет наизнанку. Похоже, у ребенка куда больше храбрости, чем у нее, взрослой дуры!
– Интересно, почему ты не любишь смотреть вниз? – подметил мальчик, подбираясь к самому обрыву.
Ахнув, Джиллиан вцепилась в его ноги и потянула назад.
– Не смей!
– Но я хотел сплюнуть, чтобы увидеть, куда упадет!
– Сядь рядом и подожди немного. Нужно подумать, как быть дальше.
– Но все же почему ты жмуришься и боишься открыть глаза?
– Так уж выходит.
– Может, тебе плохо? Лицо у тебя совсем зеленое, ну прямо как трава. Наверное, тошнит?
– Нет, – устало отмахнулась она.
– Значит, трусишь?
Неужели он никогда не отвяжется?
– Почему ты все время трещишь как сорока? Мальчик с деланным сожалением пожал плечами:
– Не знаю. Так уж получается.
– И я понятия не имею, почему так боюсь высоты. Стараюсь даже никогда не выглядывать из окна спальни, потому что до земли так далеко! Сразу перед глазами все кружится. – Интересно, все английские леди такие? – Не думаю.
– Ну уж нет, они всегда ужасно хилые и тщедушные, – безапелляционно заявил малыш. – Так дядя Эннис говорил.
– Твой дядя ошибается. Многие женщины ничем не хуже мужчин и могут делать то же, что и они.
Ребенок, должно быть, посчитал, что она шутит, потому что хохотал до упаду, так что по щекам потекли слезы. Странно, откуда в маленьком мальчике столько спеси?
– А как тебя зовут, леди? – поинтересовался он, немного успокоившись.
– Джиллиан.
Парнишка, по‑видимому, ожидал, что она, в свою очередь, захочет знать, как зовут его, но, не услышав встречного вопроса, подтолкнул ее локтем.
– Не желаешь услышать мое имя?
– Мне все известно, малыш. Я подслушала, как солдаты толковали о тебе. Ты Майкл и принадлежишь к клану, глава которого некий лэрд Рамзи. Ты его младший брат.
Но мальчик яростно затряс головой.
– Я вовсе никакой не Майкл, – признался он, прижимаясь к ней и беря ее за руку. – Мы решили сыграть кое с кем одну штуку, когда пришли чужаки и схватили меня. Сунули в мешок из‑под муки.
– Ты, должно быть, очень испугался, – посочувствовала Джиллиан. – А о какой штуке ты говоришь? – И прежде чем он успел ответить, добавила: – Кстати, почему ты не подождал меня в конюшне? Мы могли бы ускользнуть без всякого труда, если бы ты меня послушал и сделал, что приказано. И зачем тыкать кинжалом мне в руку? Ты ведь знал, что я твой друг. Кто отпер дверные замки? Вместо того чтобы довериться мне…
– Каждому известно, что англичанам доверия нет.
– Это твой дядя Эннис наговорил?
– Нет, дядя Бродик, – объяснил малыш. – Но я и сам знал.
– Разве ты мне не веришь?
– Может, и верю, – неохотно отозвался он. – Я не хотел ранить тебя. Здорово болит?
Рука с каждой минутой ныла все сильнее, но, видя беспокойство в глазах парнишки, Джиллиан не решилась сказать правду. Ребенку и так пришлось немало пережить, не стоит добавлять ему тревог.
– Заживет, – уверила она. – Вот только кровь остановить не мешало бы.
Под неотступным взглядом сорванца она оторвала полоску от нижней юбки и обмотала руку. Мальчик помог ей завязать узел, и Джиллиан натянула пониже изорванный окровавленный рукав.
– Ну вот, совсем как новенькая.
– А знаешь что? – снова завел свою песенку мальчик.
– Ну что? – измученно вздохнула Джиллиан.
– Я тоже расцарапал пальцы! – Он поднял грязную ладошку, словно хвастаясь небывалым подвигом. – Теперь я совсем ничего не могу делать, потому что уж очень они горят.
– Представляю.
Лицо проказника осветилось ангельской улыбкой. Он и в самом деле походил на маленького херувимчика, со своими вьющимися волосами и огромными серыми глазами. Нос и щеки были усыпаны веснушками. Он отодвинулся от нее и поднял тунику, открыв живот и грудь.
– Теперь у меня останутся шрамы!
– Ну, так уж и шрамы, – начала она, но, увидев его удрученную мордашку, осеклась и поспешно заверила: – Наверное, так оно и есть. Ты ведь хотел бы их иметь, верно?
– Угу, – кивнул он.
– Почему?
– У всех воинов шрамы. Знаки доблести, – так серьезно сообщил малыш, что Джиллиан не посмела улыбнуться.
– А что такое доблесть, знаешь?
– Нет, но что‑то очень хорошее.
– Верно. Доблесть – это отвага и мужество, а что может быть лучше? Наверное, эти царапины саднят. Когда мы выберемся отсюда и вернемся в замок, я попрошу служанку смазать все порезы и ссадины и тебе сразу полегчает. Некоторые из женщин постарше помнят меня. Они помогут, – пообещала Джиллиан.
– Но нам нельзя возвращаться! – рассердился малыш. Перемена была столь неожиданной и резкой, что девушка растерялась.
– Да пойми же! – уговаривала она. – Мы здесь в ловушке и никуда не можем спуститься. – Я подползу к краю и посмотрю…
– Ни за что! – оборвала Джиллиан. – А вдруг камень не выдержит твоего веса? Неужели не видишь, как он сужается?
– Но я…
– А я не позволю тебе рисковать.
– Не пойду обратно, – всхлипнул мальчик. – Хочу домой.
– Знаю и постараюсь тебе помочь, – сочувственно кивнула Джиллиан. – Обязательно найду способ.
Но похоже, мальчика убедить не удалось. Правда, он чуть расслабился и громко зевнул.
– А знаешь, что твердит дядя Эннис? Если англичанин дал тебе слово, считай, что останешься в дураках.
– Я просто обязана познакомиться с твоим дядюшкой и просветить его относительно некоторых истин.
– Он и говорить с тобой не захочет, – фыркнул малыш, – уж я‑то знаю! – И, немного помолчав, добавил: – Джиллиан, я спрятался было в конюшие, но туда вошел противный урод, вот я испугался и сбежал.
– Хочешь сказать, сам барон явился туда?
– Ужасное чудовище с рыжей бородой.
– Это он. Барон видел тебя?
– Не думаю. Я спрятался в зарослях, а он куда‑то уехал вместе с двумя вооруженными людьми. Может, и насовсем.
– О, вот уж это нет, – твердо заявила девушка, не желая давать мальчику напрасных надежд. – Он обязательно примчится – если не завтра, то послезавтра.
С уморительно нахмуренными бровями мальчик казался куда старше своих лет, и это опечалило Джиллиан. Дети должны носиться по лугам и полям, смеясь, озорничая, а это дитя оторвали от дома, чтобы использовать как пешку в жестоких играх барона Элфорда. Жизнь этого ни в чем не повинного ребенка превратилась в настоящий кошмар.
– Ты все еще боишься, Джиллиан?
–Нет.
– А я вот никогда не трушу, – похвастался парнишка.
– Неужели?
– Почти никогда, – поспешно поправился он.
– Сколько тебе лет?
– Почти семь.
– Почти?
– Да. Скоро будет.
– Ты очень храбрый мальчик.
– Знаю, – деловито подтвердил он. – Но как случилось, что эти люди украли меня прямо с праздника? Я в первый раз туда приехал – и так веселился! Наверное, все потому, что мы с приятелем решили подшутить над нашими семьями.
– Нет, – вздохнула она, – дело не в этом.
– Значит… значит, я сделал что‑то плохое?
– О нет, что ты! Ты ни в чем не виноват. Просто попал между молотом и наковальней, вот и все. Барону что‑то нужно от меня, и ты каким‑то образом имеешь к этому отношение. Правда, он еще не открыл, в чем дело.
– Ничего, скоро все кончится! Барон отправится в ад, потому что мой папа пошлет его туда! Я скучаю по маме и папе, – дрогнувшим голосом признался он.
– Еще бы! Должно быть, они с ума сходят, разыскивая тебя.
– Вовсе нет, потому что, знаешь, они ведь верят, что я мертв.
– Не дай Бог! С чего ты взял?
– Барон говорил своим дружкам.
– В таком случае ты проведал о его намерениях? – резко спросила она.
– Может, и так, – протянул мальчик. – Те, что схватили меня, все обставили так, будто я ударился головой о камни, упал в воду и утонул. Так он сказал. Клянусь, моя мама глаз не осушает.
– Ах, бедняжка…
– Она тоскует по мне день и ночь.
– Конечно. Но подумай, как счастлива она будет, когда ты вернешься домой. А теперь скажи, что ты еще слышал? – допытывалась девушка, пытаясь говорить как можно небрежнее, чтобы не расстраивать мальчика.
– Да все, что они там болтали, и знаешь почему? Я и их одурачил. Барон понятия не имел, что я все понимаю, потому что я притворился немым и не говорил ни слова, даже по‑гаэльски.
– Это очень умно с твоей стороны, – похвалила Джиллиан, и малыш тут же гордо задрал нос и расплылся в улыбке.
– Поведай мне все до последнего слова, и смотри не пропусти ни единой мелочи.
– Когда‑то, давным‑давно, барон потерял шкатулку и теперь, похоже, узнал, где она. Кто‑то ему донес.
– Кто? Барон назвал его имя?
– Нет, но тот человек умирал. У шкатулки какое‑то смешное название, но я позабыл какое.
Джиллиан от неожиданности задохнулась. Желудок словно скрутило тугим комом. Теперь она поняла, отчего Элфорду взбрело в голову вновь затащить ее в Даненшир, и это ужасное озарение поразило ее как громом.
– Арианна, – прошептала она. – Он называл ее шкатулкой Арианны, верно?
– Да! – возбужденно воскликнул ребенок. – Откуда… Ты вспомнила?!
Джиллиан не ответила. Голову раздирали бесчисленные вопросы. О Господи, неужели Элфорд нашел Кристен?
– Как ты выучила гаэльский?
– Что? – вскинулась она, не сразу уловив смысл вопроса.
– Откуда ты знаешь гаэльский? Что молчишь? Разозлилась, потому что спросил? – разволновался мальчик.
– Нет, разумеется, нет, – заверила она. – Просто моя сестра Кристен живет на Шотландском нагорье, и…
– А где именно на Шотландском нагорье? – перебил ребенок.
– Точно не уверена…
– Но…
– Говорю же, не уверена. Когда узнаю в точности, обязательно поеду туда и хочу говорить с ней по‑гэльски.
– Но как получилось, что она живет в Шотландии, а ты нет?
– Потому что меня взяли в плен, – уныло пробормотала Джиллиан. – Давно, когда я была совсем маленькой, барон и его солдаты захватили Даненшир. Отец пытался спасти меня и сестру, но в хаосе битвы нас с Кристен разлучили.
– И твоя сестра потерялась?
– Вовсе нет. Ее увезли на север, в Шотландскую низменность, к одному из людей, оставшихся верным моему отцу. Наш дядя Морган из кожи вон лез, чтобы узнать, где она, но оказалось, что Кристен исчезла в горах. Надеюсь, что в один прекрасный день я ее найду.
– Тебе плохо без нее?
– Очень. Мы так долго не виделись, что вряд ли узнаем друг друга. Дядя Морган считает, что семья, принявшая Кристен, должно быть, сменила ей имя, чтобы уберечь от опасности.
– Ей тоже барон угрожал? – оживился мальчик.
– Да, к несчастью. Все же Кристен обязательно вспомнит свою младшую сестричку.
– А если нет?
– Быть не может! – упрямо возразила Джиллиан. Прошло несколько долгих минут благословенной тишины, прежде чем мальчик снова принялся за свое.
– А знаешь что? – в сотый раз повторил он.
– Ну что, надоеда?
– Я запросто могу болтать на твоем языке, потому что мама меня научила, хотя папа ругал ее за это и говорил со мной только по‑гаэльски. Даже не помню, откуда я его запомнил. Сам собой в голову влез, должно быть.
– Ты просто молодец и сообразительный малый.
– Так и мама сказала. Гаэльский язык ужасно трудный, потому что многие кланы по‑своему произносят слова, и их трудно понять, и к тому же много времени уходит на то, чтобы вызубрить всякие новые выражения. Дяде Бродику приходится говорить со мной на наречии моего клана, иначе я никак не соображаю, о чем он толкует. Но даже если ты и понимаешь их язык, это все равно не важно, потому что с тобой никто и слова не проронит, пока дядя не разрешит.
– Но почему?
– Да ведь ты англичанка, – пояснил ребенок, раздраженный ее непонятливостью. – Ой! Уже темнеет! Ты и темноты боишься?
– Нет, успокойся.
Он страстно желал, чтобы девушка обняла его и привлекла к себе, но все намеки до нее не доходили. И наконец мальчик, доведенный до отчаяния, взял ее руку и положил себе на плечо.
– Ты пахнешь совсем как моя мама.
– Как именно?
– Хорошо, – прерывающимся шепотом признался мальчик, очевидно, измученный тоской по дому. – Может, барон и не найдет нас…
– Либо он, либо его воины обязательно увидят веревку, обмотанную вокруг валуна, – мягко напомнила Джиллиан.
– Не хочу назад! – охнул мальчик и разразился слезами. Джиллиан наклонилась над ним, пригладила непокорные локоны и поцеловала в лоб.
– Тише, дорогой, обещаю, все будет хорошо. Я обязательно найду способ тебя выручить.
– Но ты всего лишь женщина! – зарыдал малыш.
Господи, как отвлечь его и вселить в сердце ребенка надежду? Его рыдания были для нее настоящей пыткой, и она, окончательно потеряв голову, выпалила:
– Ты знаешь, что такое покровитель?
– Все равно что защитник, – всхлипнул ребенок, вытирая кулачками слезы. – Сначала у меня был один защитник, а потом дали другого. В нашем клане каждый малыш получает защитника с самого рождения. Тот должен присматривать за мальчиком или девочкой, чтобы с ними не случилось ничего дурного. Раньше моим опекуном был Энгус, но потом он умер.
– Мне очень жаль, – покачала головой девушка. – Уверена, что Энгус был настоящим защитником.
Силы Джиллиан были на исходе, а пустая болтовня утомляла ее еще больше. Рука горела и пульсировала, словно охваченная огнем. Но она преисполнилась решимости занимать ребенка беседой, пока тот не задремлет.
– Позже мне назначили нового защитника, – продолжал он. – Папа долго‑предолго над этим раздумывал, потому что желал выбрать мне самого лучшего, такого же сильного и неукротимого, как у Грэма.
– Грэм? Кто это?
– Мой брат, – отмахнулся мальчик.
– И кого же в конце концов выбрал твой отец?
– Своего друга, – сообщил парнишка. – Он могучий воин, знатный лэрд и знаешь что?
– Что? – улыбнулась девушка.
– Еще он ужасно грозный. И это самое главное. Поэтому папа считает, что лучшего опекуна не найти.
– Только оттого, что он грозный?
– И еще сильный, – добавил мальчик. – Может расщепить дерево одним взглядом. И потом он бывает жесток, только когда требуется. Так дядя Эннис твердит.
– Кстати, твой защитник – не тот ли самый знаменитый Эннис?
– Ну уж нет, – покачал он головой. – Дядя Эннис не годится. Он слишком добрый.
– Но разве это не прекрасно?! Самые лучшие покровители всегда выходят из добрых людей, – возразила Джиллиан, но мальчик смерил ее снисходительным взглядом, словно услышал невероятную глупость.
– Нет, к врагам нужно быть беспощадным. Поэтому папа и попросил об услуге дядю Бродика. Он и есть мой новый опекун, и никогда никто не назвал его милым и добрым. Знаешь что?
Этот неизменный вопрос уже доводил ее до умопомрачения.
– Ну что тебе?
– Бродик, наверное, изрыгает пламя, как дракон, потому что уговаривал папу не брать меня на праздник, но мама, как всегда, добилась своего и папа сдался.
– А твой дядя Бродик тоже приехал?
– Нет, он никогда не бывает на праздниках, потому что там слишком много англичан. Бьюсь об заклад, он уверен, что я не погиб. Он новый лэрд над всеми Бьюкененами, и каждому ясно, что упрямее Бьюкененов никого на свете нет. Теперь, когда он стал моим защитником, я зову его дядей. Может, он явится сюда и найдет меня, прежде чем приедет папа.
– Наверное, – утешила его девушка. – Почему бы тебе не положить голову мне на колени? Закрой глаза и отдохни немного.
– Ты не уйдешь, пока я сплю?
– Куда, солнышко?
Мальчик улыбнулся, поняв всю беспочвенность своих волнений.
– Мне будет плохо без тебя. Я сам слышал, как барон хвастался дружкам, что ты собираешься отправиться за сестрой. Он лопнет от злости, когда узнает, что ты понятия не имеешь, где она.
– Почему ты не сказал этого раньше?
– Забыл.
– А что еще он болтал, этот мерзавец? – допрашивала Джиллиан.
– Вроде того, что король тоже ищет шкатулку, но барон хвастался, что доберется до нее первым. Больше ничего не помню, – проныл парнишка. – Хочу, чтобы пришел папа и спас меня…
– Пожалуйста, не плачь, – заклинала девушка, прижимая его к себе. – Мальчик, у которого целых три защитника, должен смеяться!
– Но у меня всего один!
– Нет, три! Отец, Бродик и я. Я стану твоей покровительницей. И буду оберегать, пока ты благополучно не окажешься дома.
– Но дамы не могут быть защитницами.
– Конечно, могут!
Парнишка долго раздумывал над такой возможностью, прежде чем кивнуть:
– Так и быть. Но тогда ты должна мне дать кое‑что.
–Я?!
– Ну да, – подтвердил он. – Защитник всегда дает мальчику или девочке, за которым ему поручено приглядывать, что‑то ценное.
– И твой дядя Бродик тоже?
– Конечно! Он передал для меня с папой свой лучший кинжал. На рукояти его герб! Папа велел сделать для него кожаные ножны и позволил взять с собой на праздник. Теперь он пропал.
– Что случилось? – расстроилась девушка.
– Один из воинов барона отобрал его у меня и бросил на сундук в большом зале.
– Попробуем стащить его оттуда, – решила Джиллиан.
– А ты? Что дашь мне ты? – не отставал он. Джиллиан подняла руку.
– Видишь это кольцо? Оно мне дороже всего на свете.
В тусклом сумеречном свете разглядеть что‑либо было почти невозможно, и поэтому ребенок поднес ее пальцы к самым глазам.
– Красивое, – одобрил он.
– Принадлежало моей бабушке. Дядя Морган подарил мне его на последний день рождения. Я продену сквозь него ленту и повешу тебе на шею. Носи под туникой, чтобы барон не заметил ее.
– Ты насовсем его отдала? – обрадовался сорванец.
– О нет, – покачала она головой. – После того как я сдержу обещание и благополучно верну тебя домой, отдашь мне кольцо.
– Мама обязательно расплачется от счастья, а папа – нет, хоть и обрадуется, потому что воины никогда не плачут. Однако, боюсь, плохо мне придется, потому что рано или поздно, а нужно честно признаться, что я его ослушался.
– Ослушался? Каким же образом?
– Он запретил мне и близко подходить к водопаду. Сказал, что мальчикам опасно играть в таком месте, потому что камни скользкие. Но я все равно отправился туда со своим другом, и когда обо всем поведаю папе, он здорово на меня обозлится.
– А ты его боишься?
– Ну да! Вот еще! – ухмыльнулся парнишка. – Чтобы я боялся отца?!
– В таком случае почему ты так волнуешься?
– Потому что он обязательно заставит меня пройтись с ним и попросит хорошенько подумать о том, что я наделал, и объяснить, в чем не прав… ну и накажет…
– Побьет?
– Нет… запретит кататься верхом вместе с ним, и хуже ничего быть не может, потому что я ужасно люблю, когда он сажает меня перед собой в седло. И даже разрешает держать поводья.
Джиллиан потерла ему спину и посоветовала пока не волноваться зря. Но мальчик еще не кончил исповедоваться в грехах.
– Это еще не все. Придется сказать, что натворили мы с Майклом.
– Твоего друга тоже зовут Майклом?
– Он и есть Майкл. Я же говорил, мы сыграли шутку, – напомнил он.
– Ну и ни к чему сейчас мучиться. Твоему отцу нет никакого дела до ваших игр.
– Да, только…
– Спи, – приказала Джиллиан.
Ребенок успокоился и на время умолк. Девушка уже обрадовалась было, что он спит, и принялась обдумывать свое невеселое положение.
– А знаешь что?
– Что? – покорно спросила она.
– Ты вроде ничего, хорошая, но остальных англичан я терпеть не могу, а дядя Эннис – тот их просто ненавидит. Твердит, что если пожмешь англичанину руку, то без пальцев останешься. Но ведь это неправда, Джиллиан?
– Неправда.
– А ты не жалеешь, что родилась англичанкой?
– Нет, но обидно, что Элфорд – мой земляк.
– Он настоящий болван. Знаешь почему? У Джиллиан было такое чувство, что он не отстанет от нее, пока не выскажется.
– Почему? – покорно повторила она.
– Потому что считает меня Майклом.
Девушка перестала растирать ему спину и замерла.
– Так ты в самом деле не Майкл?
– Я же говорил, это мой друг! Этот олух барон вообразил, что я брат Рамзи! Мы поменялись пледами. Хотели посмотреть, сколько пройдет времени, прежде чем кто‑то заметит. Когда стемнеет, я собирался отправиться в шатер Майкла, а он – в мой.
– О Господи, – ошарашенно прошептала она. Просто дух захватывает от ужаса! Невинный малыш понятия не имел, как важно то, что он только сейчас ей сообщил. Беднягу волновало лишь то, что сделает и скажет отец, когда узнает, что за трюк выкинули сорванцы. Недолог час, когда Элфорд обнаружит правду, и тогда мальчик обречен!
Джиллиан схватила его за плечи и притянула к себе.
– Послушай, – потребовала она, – поклянись ни одной живой душе не открывать того, что сказал мне сейчас.
Слабый отблеск последних лучей падал на серые камни обрыва, и Джиллиан пристально вгляделась в лицо мальчика.
– Кто ты? – прошептала она наконец.
– Алек.
Джиллиан отдернула руку, словно обжегшись, и прислонилась к скале.
– Ты Алек?! – охнула он, не в силах опомниться. Но ребенок, словно не замечая ее изумления, ехидно ухмыльнулся:
– Вот видишь? Барон – настоящий осел, потому что схватил вовсе не того парня.
– Понятно. Алек, а твой друг видел, как люди Элфорда утащили тебя?
Алек сосредоточенно прикусил губу, обдумывая ответ.
– Нет, – пробормотал он. – Майкл побежал в шатер взять лук и стрелы, потому что мы хотели посмотреть, сумеем ли попасть в дерево на том берегу, когда на меня набросили мешок. Но знаешь что? По‑моему, те люди не были воинами барона! Они носили пледы.
– Сколько их было?
– Не знаю… может, трое.
– Если это горцы, значит, они гнусные предатели, сообщники барона, – пробормотала девушка, взволнованно проводя рукой по волосам. – Что за кошмар!
– А если барон узнает, что я не Майкл? Осатанеет! И даже заставит предателей вернуться и схватить моего друга. Надеюсь, его они в мешок не посадят. Уж очень там жутко!
– Нужно любым способом предупредить семью Майкла об опасности.
Что же делать? Как проникнуть в подлые замыслы Элфорда?
– Алек, но если вы поменялись одеждой, неужели никто из его клана не заметил? Он наверняка признался во всем брату.
– А вдруг слишком трусит, чтобы сказать все начистоту?
– Сколько Майклу лет?
– Не знаю. Может, столько, сколько мне. Знаешь что? Я бы на его месте просто скинул плед. Именно так я и поступаю, когда сильно пугаюсь, а он ужасно боится рассердить брата, особенно потому, что почти не знает его. Тот совсем недавно стал лэрдом. Майкл вроде как опасался сыграть эту шутку, не хотел попасть в беду. Это я во всем виноват, – неожиданно выкрикнул мальчик, – –заставил его согласиться!
– Никто ни в чем не виноват. Нечего зря страдать. Ну, играли вы в совершенно обычные игры, вот и все. А теперь прислонись ко мне и помолчи немного, дай подумать хорошенько.
Но не тут‑то было. Нечего и пытаться унять этого непоседу. Помолчав ровно две секунды, он снова оживился.
– Знаешь что?
И когда Джиллиан не ответила, принялся дергать ее за рукав.
– Знаешь что?
– Ну? – сдалась она.
– У меня зуб шатается.
В подтверждение своей правоты Алек заставил ее пощупать свой передний зуб.
– Видишь, как вихляется? Может, к завтрему и выпадет, – с энтузиазмом объявил он, и у Джиллиан сжалось сердце. Как же он все‑таки еще юн, если перспектива потери зуба приводит его в такой восторг!
– Папа собирался его выдернуть, только ждал, пока он окончательно ослабнет, – заключил мальчик и с громким зевком уткнулся головой в колени Джиллиан, терпеливо выжидая, пока она снова потрет ему спинку. – Я хотел попросить папу вытащить его на празднике, потому что Майкл собирался посмотреть, как это делается. Майкл принадлежит Рамзи, – напомнил он, на тот случай, если Джиллиан забыла.
– А ты? Кому принадлежишь ты, Алек?
Малыш буквально раздулся от самодовольства.
– Я сын Йена Мейтленда! – провозгласил он.
Глава 3
Элфорд обожал игры. Особенно те, где можно было дать волю злобе и жестокости.
И теперь развлекался вовсю, хотя, говоря по правде, день начался совсем не так уж удачно. Он вернулся в Даненшир к полудню воскресенья, замерзший и промокший до костей из‑за неожиданного проливного дождя, застигшего его врасплох по дороге, и чувствовал себя жалким и несчастным. Известие о том, что леди Джиллиан пыталась помочь пленнику сбежать, отнюдь не улучшило его настроения. Но прежде чем успел довести себя до исступления – он уже убил несчастного, сообщившего плохую новость, – Джиллиан и мальчишку разыскали и привели в замок.
Теперь они стояли перед ним в ожидании приговора. Предвкушение долгожданного развлечения лишь усиливало наслаждение Элфорда. Он хотел, чтобы они истерзались собственными страхами, воображая, какие пытки ждут впереди. Часть игры… часть игры…
Этот дурачок, брат Рамзи, слишком глуп, чтобы понять или сказать что‑то, хотя, судя по тому, как старается придвинуться к Джиллиан, сильно напуган. Она же, со своей стороны, оказалась сплошным разочарованием, и не знай он ее получше, посчитал бы, что девчонка намеренно пытается испортить ему удовольствие. Похоже, ей наплева<