Памятник древнеегипетского литературного наследия, написанный в жанре повести. Датируется предположительно 22 – 21 вв. до н.э. До наших дней дошли списки 12 – 11 вв. до н.э. Текст обрывочно сохранился на 4 папирусах: Papyrus Berlin 3023, Papyrus Berlin 3025, Papyrus Berlin 10499, Papyrus Butler 527 (British Museum 10274) и остраконе. Перевод выполнен нерифмованными стихами; в оригинале же он написан прозой – незамысловатой и даже довольно бесцветной вначале, где происходит завязка сюжета, и – вычурной, полной сочных эпитетов и метафор, местами ритмизованной – в тех фрагментах, где ограбленный поселянин витийствует перед вельможей фараона, моля о справедливости. Собственно, не сюжет с ограблением, а именно речи поселянина (их 9) составляют содержание повести. Перевод И.В.Рака.
Был человек по имени Ху-н-Инпу – «Анубисом хранимый», поселянин[1] из Соляного Поля[2]. У него была жена; она носила имя «Возлюбленная» – Мерет. И однажды сказал своей жене тот поселянин: «Послушай, собираюсь я спуститься[3] в Египет, чтоб оттуда для детишек продуктов принести. Так что – ступай, отмеряй ячменя мне; он – в амбаре: остатки прошлогоднего зерна».
[Запасы их совсем уже иссякли: лишь 8 мер[4] жена набрать сумела]. 2 меры он отмерил ей обратно, тот поселянин, и сказал жене: «Вот 2 ячменных меры в пропитанье тебе с детьми твоими. Мне же сделай из остальных 6-ти – хлебов и пива на каждый день. Я этим проживу».
И вот в Египет этот поселянин отправился, ослов своих навьючив растениями, солью, древесиной и шкурами свирепых леопардов, и волчьим мехом; а еще – камнями, растений благовонных семенами да голубями и другою птицей[5] поклажа та наполнена была. Все это были Соляного Поля различные хорошие дары.
Шел поселянин, направляясь к югу, – в ту сторону, где город Ненинесут[6]. Достиг он вскоре области Пер-Фефи, что севернее Меденит[7]. И там – там встретил поселянин человека, на берегу стоявшего. Он имя носил Джехутинахт – «Силен бог Тот»;
он сыном приходился человеку по имени Исери. Оба были людьми распорядителя угодий вельможи Ренси, сына Меру[8].
Этот Джехутинахт, едва лишь он увидел ослов, которых поселянин гнал, [и всю великолепную поклажу], как в его сердце алчность загорелась, и [сам себе] сказал Джехутинахт: «Эх, вот бы мне изображенье бога[9] с такою чудодейственною силой, чтоб удалось мне с помощью той силы добро у поселянина отнять!»
А дом Джехутинахта находился у тропки, что вдоль берега тянулась. Узка дорожка там, не широка: набедренной повязки вряд ли шире; обочина ее – вода речная, а по другую сторону – ячмень.
И приказал Джехутинахт холопу, его сопровождавшему: «Иди-ка и принеси мне полотно льняное из дома моего». И тотчас ткань доставлена была Джехутинахту. Он тут же расстелил ее на тропке [ни обойти ее, ни перепрыгнуть]: один конец – в ячменные колосья, другой, где бахрома, – на воду лег.
Все люди той дорогой беззапретно могли ходить. И поселянин тоже спокойно шел. Как вдруг Джехутинахт его окликнул: «Эй, поосторожней! Смотри не потопчи мои одежды!»
Ему на это молвил поселянин: «Что ж, поступлю я, как тебе угодно. Мой верен путь. [Другой дороги нету, и – выхода мне нет, коль путь закрыт][10]». И он поднялся выше по обрыву.
Тогда Джехутинахт прикрикнул грозно: «Что ты собрался делать, поселянин? Иль мой ячмень тебе дорогой будет?»
Ему сказал на это поселянин: «Мой верен путь. [Другой дороги нету, и – выхода мне нет, коль путь закрыт]. Обрывист берег – не взойти на кручу, а здесь – ячмень встал на пути стеною, дорогу же ты нам переграждаешь одеждами своими... Может, все же ты дашь пройти нам по дороге этой?»
Но только речь закончил поселянин, – один из тех ослов, [которых гнал он], стал поедать ячменные колосья и полный рот колосьями набил. И тут Джехутинахт вскричал: «Смотри-ка! Осел твой жрет ячмень!.. Что ж, поселянин, за это я беру его себе. Отныне будет он топтать колосья во время молотьбы, [а не на поле][11]».
Промолвил поселянин: «Путь мой верен, [и не было мне выхода иного]: дорога здесь – одна, но ты ее мне преградил. Вот почему повел я ослов другой дорогою – опасной: [ведь там ячмень! Ослы его не могут, увидевши, не съесть; они ж – ослы, они не разумеют, что – запретно!] И вот теперь осла ты отбираешь за то, что рот колосьями набил..? Но я – учти! – я знаю, кто владыка усадьбы этой: вся она подвластна начальнику угодий, сыну Меру - вельможе Ренси. Он – учти! – карает грабителя любого в этих землях до края их!.. Неужто буду я в его поместье собственном ограблен?!»
Джехутинахт сказал: «Не такова ли пословица, что повторяют люди: мол, произносят имя бедняка лишь потому, что чтут его владыку?.. Я говорю с тобою. Я!! А ты начальника угодий поминаешь!»
Схватил он тамарисковую розгу зеленую – и отхлестал нещадно все тело поселянина той розгой; ослов забрал, увел в свою усадьбу.
И поселянин громко разрыдался: так больно ему было от побоев и так коварно поступили с ним!
Тогда Джехутинахт сказал [с угрозой]: «Не возвышай свой голос! Ты ведь рядом с обителью Безмолвия Владыки!»[12]
Но поселянин молвил: «Ты не только меня избил и все мои пожитки себе присвоил, – ты еще намерен все жалобы из уст моих забрать, замкнуть мне рот!.. Безмолвия Владыка, верни мне мои вещи, дабы криком мне больше не тревожить твой покой!»
И 10 дней подряд тот поселянин стоял и умолял Джехутинахта вернуть ему добро. Но не внимал он.
И поселянин в город Ненинесут, на юг пошёл, чтоб с просьбой обратиться к вельможе Ренси, сыну Меру.
Встретил он Ренси у ворот его усадьбы, когда тот выходил и вниз спускался, чтоб сесть в свою служебную ладью, – а та ладья принадлежала дому, в котором правосудие вершится.
И поселянин вслед ему воскликнул: «Ах, если бы дозволено мне было возрадовать твое, вельможа, сердце[13] той речью, что хочу тебе сказать! [Но знаю: тебе некогда, ты занят], – так пусть ко мне придет твой провожатый, любой, что сердцу твоему угоден: [ему свою поведаю я просьбу] и с этим отошлю к тебе обратно!».
И по веленью сына Меру Ренси направился его сопровожатый, который был его угоден сердцу, которому он доверял всех больше.
[Ему поведав о своем несчастье], послал его обратно поселянин, и тот всю речь пересказал подробно.
Сын Меру про разбой Джехутинахта уведомил сановников, что были с ним рядом и в его входили свиту. Они ему в ответ: «Владыка мой![14] По-видимому, этот поселянин – его, [Джехутинахта, крепостной, который, чтобы выменять продукты, пришел не к самому Джехутинахту, как то велит обычай], а пошел к кому-нибудь другому по соседству. Ведь так они[15] всегда и поступают со всеми поселянами своими, идущими к другим, что по соседству... Ведь так они и делают всегда!
И стоит ли карать Джехутинахта за горстку соли?.. Пусть ему прикажут вернуть добро – и он его вернет».
Молчание хранил глава угодий вельможа Ренси, сын вельможи Меру: сановникам своим он не ответил, не дал и поселянину ответа.
Тогда явился этот поселянин, чтоб умолять правителя угодий вельможу Ренси, сына Меру. Молвил он сыну Меру: «О, глава угодий, владыка мой, великий из великих! Тебе подвластно все, что есть на свете, и даже то, чего на свете нет! Коль спустишься ты к озеру, вельможа, – к тому, что Справедливостью зовется, и поплывешь под парусом[16], – пускай же твои не оборвутся паруса, ладья твоя движенья не замедлит, беды с твоею мачтой не случится, и реи не сломаются твои, не поскользнешься ты, сходя на берег, не унесет тебя волна речная и не вкусишь ты ярости потока, каков лик страха – не увидишь ты! Плывут к тебе стремительные рыбы, ты только жирных птиц сетями ловишь, – [а столь удачлив ты] по той причине, что ты – родной отец простолюдину, муж для вдовы и брат для разведенной, и потерявшим матерей – защитник.
Дозволь же мне твое, вельможа, имя прославить по земле – прославить больше любого справедливого закона! О предводитель, скаредности чуждый; великий, чуждый низменных деяний; искоренитель лжи, создатель правды, – на голос вопиющего приди! Повергни зло на землю! Говорю я, чтоб слышал ты! Яви же справедливость, восславленный, хвалимыми хвалимый,
|
|
|
|
[1] Поселянин – букв. «полевой», т.е. крестьянин-земледелец.
[2] Соляное Поле – оазис к западу от Дельты Нила, совр. Вади Натрун.
[3] Перевод буквальный: поселянин собирается «спуститься» с Западного нагорья, где располагался оазис Соляное Поле, в долину Нила.
[4] Мера – единица объема, равная 4,785 л.
[5] В оригинале – длинный перечень наименований камней, растений и птиц, значения которых пока не установлены.
[6] Ненинесут – город в Верхнем Египте к югу от Файюмского оазиса, столица 20-го нома и резиденция фараонов IX и Х династий. Ненинесут был центром бога Херишефа, изображавшегося с головой барана, которого древние греки отождествляли с Гераклом. Отсюда греческое название города – Гераклеополь.
[7] Точное местонахождение областей Пер-Фефи и Меденит неизвестно.
[8] «Исери» букв. означает «Тамарисковый», «Меру» – «Любимый»; значение имени «Ренси» не ясно.
[9] То есть волшебный амулет.
[10] Фразы, которая заключена в квадратные скобки, в подлиннике нет, но, как установил санкт-петербургский египтолог А.С.Четверухин, предыдущая фраза «верен мой путь» составлена наподобие каламбура и содержит прямой намек на другие смыслы: «нет пути» и «нет выхода». Эта фраза повторяется в повести трижды.
[11] В Древнем Египте при обмолоте зерна использовали быков и ослов: их гоняли по колосьям, расстеленным на гумне.
[12] «Владыка безмолвия» – Осирис. Фраза Джехутинахта двусмысленна: он напоминает поселянину, что тот находится неподалёку от храма Осириса, которого грешно тревожить криками, и в то же время намекает, что поселянин окажется в «обители Осириса» – Загробном Мире, если «возвысит голос» – осмелится пожаловаться на самоуправство.
[13] «Возрадуй сердце свое» – фраза, которой полагалось предварять обращение к человеку более высокого чина (независимо от характера известия или просьбы: они могли быть отнюдь не радостными).
[14] Коллективное обращение к вельможе обычно полагалось делать в единственном числе.
[15] «Они» – вероятно, мелкие сельские чиновники.
[16] В оригинале игра созвучий: «маау» – «парус», «маат» – «истина, правда».
[17] «Правдивый голосом», «правогласный» – эпитет, которым полагалось сопровождать имя умершего. В период, когда создавалась «Повесть о красноречивом поселянине», основное значение этого эпитета было: «тот, чьи слова и поступки не нарушали миропорядка, установленного богиней правды Маат». Позднее «правогласный» стало означать: «тот, чьи клятвы в безгрешности перед Загробным Судом правдивы, оправданный Судом».
[18] То есть фараону и его приближенным.
[19] Весы в Древнем Египте – символ правосудия.
[20] Древнеегипетское понятие «правда, справедливость» («маат») подразумевало не только справедливость в нашем понимании, но также и естественный порядок вещей, законы природы – смену времен года, движение светил, разливы Нила и т.д., – вот почему поселянин в одном ряду перечисляет и неблагоприятные природные явления, и зло, творимое людьми.
[21] То есть разливу Нила.
[22] Поселянин имеет в виду Загробный Суд и наказание за земные грехи.
[23] Египетское выражение «закутывать лицо» соответствует русскому «смотреть сквозь пальцы».
[24] «Тот [бог], который в своем озере» – буквальное значение имени Херишеф: главными культовыми центрами этого бога были Ненинесут и Фаюмский оазис с Меридовым озером.
[25] Ранее, в третьей речи (этот фрагмент опущен), поселянин, упоминая три символа справедливости – ручные весы, «стоячие» весы и честного человека – взывает к Ренси: «Будь подобен этой триаде: если триада попустительствует – попустительствуй и ты!».
[26] Что подразумевается под «жалобой Анубису» – неясно, однако упоминание именно этого бога едва ли случайно: поселянин носит имя «Хранимый Анубисом».