– Ничего она от нас не получит! – проревел кто-то сердито.
– Сын торговца Тениры уже заключил с ней сделку, – заявил другой. – Грэйг пообещал ей, что, если она выгонит калсидийцев, мы поможем ей в каком-то важном деле. По-моему, все справедливо! Грех честному торговцу отступать от своего слова, даже если он дал его дракону!
– Нужно приготовить для нее приношения. Она ведь спасла нас! Освободила! Нужно всем миром помолиться Са, ведь это он нам прислал такую защитницу.
– А я не торговец! И мой брат тоже не торговец! Кто-то дал какое-то слово, а мы расхлебывай?
– Убить эту тварь, и дело с концом! Вспомните легенды: драконы жестоки и вероломны! Нужно не языками молоть, а найти на нее управу!
– Ну-ка, все тихо! – проревел Мингслей. И, шагнув вперед, встал плечом к плечу с Дивушетом. Предводитель «новых купчиков» был здоровяк, каких мало, но Роника все равно удивилась, до чего зычный у него оказался голос. Он поводил глазами туда и сюда, при этом белки сверкали неестественно ярко, и Роника вдруг поняла, что это от страха. Мингслей между тем продолжал: – Некогда нам ссориться и отношения выяснять! Нужно прийти к согласию, и как можно быстрей, потому что драконица вот-вот вернется, и к тому времени у нас должно быть готово единое мнение. И вот еще что. Я считаю, что сопротивляться ей – опасная глупость! Все вы видели, что́ она сотворила с кораблями в гавани и с калсидийцами, кто ей попался! Нужно ее всячески ублажать, чтобы с нами не случилось того же!
– Сдается мне, кое-кто в этом зале вполне заслуживает судьбы калсидийцев, – по обыкновению недобро заметил Роэд Керн. Он протолкался вперед и угрожающе навис над Мингслеем. Тот невольно подался прочь, а Роэд обратился к собравшимся: – Не о чем спорить, вам было ясно сказано: с драконицей уже заключил сделку торговец. Торговец из старинной семьи! А посему она принадлежат нам! И уважить сделку надлежит нам, торговцам, и мы сделаем это, не особо оглядываясь на… разных пришлых, вздумавших объявить себя полноправными горожанами! Понаехали тут! Теперь, когда у нас есть драконица, мы не только от калсидийцев избавимся! Мы и «новых купчиков» очень скоро ко всем шутам выгоним, а с ними и их нечистых на руку рабов! Вы все, полагаю, уже слышали последние новости! Сатрап Касго мертв, так что помощи от Джамелии ждать не приходится. Посмотрите же наконец кругом, торговцы Удачного! Мы стоим в разоренном Зале, а за его стенами – город, обращенный в руины! Спросите себя, как до этого дошло? Мы слишком долго терпели жадных «новых купчиков», приехавших сюда в нарушение наших изначальных хартий! Они обобрали нас и ограбили, пустили нас по миру! – Роэд смотрел на Мингслея, и неприкрытая ярость кривила его губы. Сузив глаза, он продолжал: – Как, спрашиваете, отблагодарить драконицу? Я скажу вам как. Надо накормить ее мясом! Она позавтракала калсидийцами – пусть поужинает остальными чужаками, которых у нас в Удачном многовато развелось последнее время.
То, что произошло дальше, явилось потрясением не только для Роники, но и, пожалуй, для всех. Ропот негодования, поднявшийся в разных концах Зала, только начал переходить в глухой рев, когда госпожа Подруга Серилла неожиданно шагнула вперед. Роэд удивленно повернулся к ней, и тогда женщина уперлась маленькой ладошкой прямо ему в грудь. И толкнула что было сил, даже зубы оскалив от предельного напряжения!
Помост был совсем невысокий, при других обстоятельствах Роэд легко спрыгнул бы вниз, но так уж получилось, что Серилла застала его совершенно врасплох. Роэд взмахнул руками, вскрикнул и рухнул прямо навзничь. Роника услышала резкий стук, с которым его голова ударилась об пол, и молодой Керн взвыл от боли. Но тем дело не кончилось: к нему бросились со всех сторон, последовала короткая схватка.
– Ну-ка, все прочь! – с неожиданной силой выкрикнула госпожа Подруга, и на какой-то миг Роника решила было, что Серилла хотела за него заступиться. Но как сразу же выяснилось, она обращалась к тем, кто поспешил Роэду на помощь. – Все прочь, не то вас постигнет та же судьба!
Сторонники Керна сочли за благо послушаться и быстренько растворились в толпе. Роэд остался один. Мужчины крепко держали его, не давая пошевелиться, кто-то заломил ему за спину руку. Скрипя зубами от боли, он все же что-то прошипел, глядя на Сериллу, – наверное, выругался. Что интересно, держали его двое торговцев: один – из старинной семьи, другой – из «новых». Серилла кивнула им, и они потащили упирающегося Роэда прочь из Зала. Роника проводила своего гонителя взглядом, гадая про себя, что же с ним теперь будет.
А Подруга Серилла, вскинув голову, оглядывала собравшихся, и Роника, пожалуй, впервые видела в глазах молодой женщины истинное горение духа. В отличие от многих она даже не смотрела вслед низвергнутому ею человеку. Сейчас она по-настоящему властвовала, пусть даже и временно.
– Мы не потерпим в наших рядах ни Роэда Керна, ни тех, кто разделяет сходные убеждения, – громко объявила она. – Такие, как он, сеют рознь, когда нам как воздух необходимо единство! Он отрекается от сатрапии, как будто она пала вместе с гибелью государя. Кому, как не вам, знать, что это не так! Слушайте же меня, люди Удачного! Сейчас не так важно, жив или погиб наш сатрап. Важно то, что тяжкие полномочия власти, возложенные им на меня, по-прежнему действуют, и я не намерена подвести ни государя, ни вас, его подданных. Ибо все вы, вне зависимости от сословия и происхождения, суть подданные сатрапа и его державы. По крайней мере, в этом смысле между вами нет никакой разницы! – Серилла оглянулась на тех, кто вышел вместе с ней на помост, и обратилась уже к ним: – Ступайте, вам нет необходимости быть здесь. Я вполне способна говорить с драконицей от имени всех горожан. И более того: сделка, которую я с ней заключу, обяжет всех вас до единого. Всех в равной степени и без исключений. Это ли не справедливо? Тем более что у меня нет в Удачном ни личных привязанностей, ни своего интереса!
Она почти добилась желаемого. Во всяком случае, после того, что минуту назад нес Роэд, ее речи казались более чем здравыми и убедительными. Роника Вестрит видела: люди начали переглядываться. Но в это время с другого конца возвышения подала голос Дайжа.
– У нас, татуированных, во уже где сидит равенство, которого мы нахлебались по милости сатрапии и сатрапа, – сказала она. – Так что давайте лучше будем под равенством понимать что-то свое, присущее этому городу, жителями которого все считаемся. По джамелийским уложениям мы уже пробовали пожить. Они не для нас! Слишком долго чужие люди распоряжались нашим трудом и даже нашими жизнями. От лица своих братьев и сестер говорю вам: мы будем наравне со всеми участвовать в переговорах с драконицей. И дальнейшего бесправия не потерпим!
– Вот этого-то я и боялся… – перебил Мингслей. Его трясущийся палец указывал на Дайжу. – Вечно вы, рабы, все испортите! Только и способны думать о мести, больше вам ни до чего дела нет! Нимало не сомневаюсь, что вы готовы начать гневить и дразнить драконицу, только чтобы ее ярость пала на головы ваших бывших хозяев. А ты думала о том, что будет с вами, когда все кончится и последние из ваших хозяев, которых здесь называют «новыми купчиками», будут истреблены? Сами-то вы от этого не изменитесь! С нами или без нас, вы так и останетесь стадом, не способным ни к какому самоуправлению и порядку! Вы же давным-давно позабыли, что такое ответственность! Доказательства? Да сколько угодно! Достаточно вспомнить все ваше поведение с тех пор, как вы предали своих законных хозяев и сбросили их власть! Вы очень быстро вновь стали теми, кем были прежде, до того, как другие люди взяли вас под опеку! Ты на себя посмотри, Дайжа. Ты была продана в неволю за воровство, а значит, вполне по заслугам. То есть ты сама выбрала свой жизненный путь и свою долю. Но ты не пожелала принять ее со смирением. Твои хозяева один за другим убеждались, что ты воровка и неисправимая лгунья. Так ты стала «расписной» – твои татуировки даже на лице не помещаются, пришлось их делать на шее. Каким образом ты оказалась здесь, кто дал тебе право говорить от имени многих? Люди Удачного! Нам не следует считать рабов особым народом. Этих людей объединяет лишь то, что все они отмечены за свои преступления. С таким же успехом мы можем назвать полноправным сословием портовых шлюх или карманных воришек! Давайте прислушаемся лучше к Серилле. Она права: мы все джамелийцы, будь то члены старинных семей или мы, «новые». Давайте на этом и остановимся! От имени новых торговцев я заявляю: пускай Серилла за всех нас ведет переговоры с драконицей!
Серилла стояла очень прямо, вроде бы даже сделавшись выше ростом. Она улыбнулась, и Ронике ее улыбка показалась искренней. Она смотрела чуть мимо Мингслея, улыбаясь не только ему, но и Дайже.
– Конечно, я сделаю это, я же полномочная представительница сатрапа, – сказала она. – Я буду говорить от вашего имени. От имени всех! Впрочем, мне показалось, что новый торговец Мингслей в запальчивости не вполне продуманно выбрал некоторые выражения. Не забудем о тех из нас, кто украсился рабскими татуировками вовсе не за злые деяния, а просто в калсидийском плену. Я думаю, что сегодня, чтобы выжить, Удачный должен обратиться к своим древнейшим, самым несокрушимым корням. Ведь что гласит ваша знаменитая изначальная хартия? Она же объявляет ваше побережье местом, где честолюбивые изгои всех мастей могли выковать себе новые судьбы, выстроить новые жизни, возвести новые дома! – И Серилла негромко, обезоруживающе рассмеялась. – Помилуйте, даже я, оставленная здесь хранить и употреблять власть сатрапа, оказываюсь своего рода изгнанницей! Мне ведь до конца дней уже не придется вернуться в Джамелию. Как и вы, я должна стать удачнинской горожанкой и начать новую жизнь. Посмотрите на меня! Представьте, что я воплощаю все, что вы называете «удачнинским»! Ну же! – И она оглядела толпу. – Примите меня, позвольте выразить вашу волю перед драконицей и тем самым скрепить наше новое единение!
Янни Хупрус с сожалением покачала головой и выступила вперед, требуя слова.
– Среди нас немало таких, – сказала она, – кто не захочет быть повязан ни словом сатрапа, ни вообще чьим-то словом, кроме своего собственного. Я здесь для того, чтобы говорить от имени народа Дождевых чащоб. Позволю себе спросить, а что сама Джамелия хоть однажды для нас сделала? Столичные власти только ограничили нашу торговлю и исправно взимают половину доходов… крадут, вернее сказать. Нет, госпожа Подруга Серилла. Мне ты, прости за каламбур, не подруга. Пусть Джамелия объединяется с кем угодно, только Чащобы больше в это ярмо не полезут. А что касается драконов, то мы в них разбираемся куда как получше вас. И мы не допустим, чтобы вы прозакладывали свои головы, чтобы ей потрафить. Мой народ дал мне право говорить от своего лица, и я скажу. Я не позволю его голосу здесь затеряться.
Янни покосилась вниз, туда, где стоял ее сын, и Роника почувствовала: они с Рэйном заранее подготовились к такому повороту дел. Она не ошиблась. Рэйн заговорил прямо из толпы.
– Послушайте ее и поймите: доверяться дракону – смерти подобно. Необходимо ограждать свое восприятие от ее внешнего великолепия, а свою душу – от ее хитрых речей. Я знаю, о чем говорю: я сам стал жертвой такого обмана и слишком дорого заплатил за прозрение. Я понес утрату, которую ничем не восполнить. Я понимаю, как заманчиво узреть в драконице предивное и премудрое создание, явившееся нам на помощь прямиком из легенды. Люди, не дайте ей обмануть себя! Она желает внушить нам, будто она – высшее существо, предназначенное повелевать нами просто по праву рождения. Она ни в коем случае не лучше нас и не выше. Я же лично считаю ее всего лишь животным, по некоей прихоти творения обладающим речью. – И Рэйн возвысил голос, чтобы быть услышанным всеми: – Нам тут сказали, что сейчас она спит! После сытного обеда! А вы задумывались, после КАКОГО обеда? Чьим мясом она набила себе брюхо? – Народ как-то сразу притих, и Рэйн докончил: – Здесь многие считают, что лучше уж смерть, чем новое рабство. А я так скажу: лучше погибнуть, чем стать ее рабом! Или ее кормом!
Он едва договорил, когда лишенный кровли Зал накрыла колоссальная тень. В следующий миг в лица людям ударил холодный вихрь, напитанный змеиным зловонием. Раздались возгласы испуга, а потом и гнева. Тень пронесшейся драконицы многих заставила искать убежища: кто-то прижался к стенам, кто-то, напротив, пытался укрыться в середине толпы. Потом пол под ногами слегка содрогнулся: Тинталья приземлилась на лужайку близ Зала. Ронике невольно подумалось: двери слишком узки для нее, не вздумала бы стену проломить!.. Как ни прочна была старинная кладка, перед напором драконицы и она вряд ли бы устояла. Тинталья поступила иначе. Она поднялась на дыбы, положив когтистые передние лапы на самый верх стены. Голова размером с карету склонилась на длинной шее, заглядывая вниз.
Тинталья фыркнула, и порыв воздуха из ее ноздрей едва не свалил Рэйна Хупруса с ног.
– Итак, – сказала она, – я всего лишь животное, по некоей прихоти творения обладающее речью. Я не ослышалась? Хотелось бы послушать, каким титулом величаешь себя ты, маленький человечек? Ты, мгновенно живущий, ты, обладатель куцей памяти, – уж не собрался ли ты равняться со мной?
Люди вжимались друг в друга: каждый старался оказаться по возможности дальше от вызвавшего неудовольствие драконицы. Даже предводители на возвышении невольно прикрыли руками лица, словно боясь, что вместе с Рэйном накажут и их. Все понимали, что сейчас им предстояло увидеть его смерть.
Роника ахнула и схватилась за сердце: малыш Сельден быстро соскочил с края помоста, чтобы уже во второй раз безбоязненно встать между своим другом и разгневанной драконицей.
Все глаза были устремлены на него. Он отвесил Тинталье поклон, словно заправский придворный:
– Добро пожаловать, сияющая госпожа! Мы собрались здесь все вместе, как ты нам приказала. Мы ждали твоего возвращения, правительница небес, чтобы доподлинно узнать, какое именно дело тебе угодно нам поручить.
– Ага… понятно. – Тинталья вскинула голову, чтобы пристальнее обозреть сошедшийся люд. По Залу пронесся трепет, многие, сами того не желая, рухнули на колени. – Так, значит, вы собрались здесь не затем, чтобы злоумышлять против меня?
– Никто ни о чем подобном даже не заикался, грозная королева! – бесстрастным тоном солгал Сельден. – Мы – всего лишь люди, но мы отнюдь не глупцы. Кому могло взбрести в голову бросить вызов твоей мощи и несокрушимой броне? Наоборот, мы из уст в уста передавали рассказы о дивных подвигах, совершенных тобою сегодня. Нет никого, кто не слышал бы о твоем смертоносном дыхании, о сокрушительном ветре твоих крыл и разящих ударах хвоста! Каждый здесь вполне понимает, что, не будь явлена твоя победная мощь, наши враги ныне одолели бы нас. И это было бы поистине величайшим несчастьем, ведь тем самым они отняли бы у нас право тебе послужить!
Роника очнулась от первоначального страха и трезво спросила себя, к кому, собственно, обращался ее внук? Просто ли льстил драконице? Или напоминал собравшимся в Зале, что ей мог предложить свои услуги и кто-нибудь другой вместо них? Удачный – не единственный город на свете. А вот единственным способом выжить, похоже, было уверить ее, что они собрались служить ей добровольно!
От почтительных речей Сельдена огромные серебряные глаза драконицы заметно потеплели. Роника всмотрелась в их мерцающую глубину и почувствовала, как ее тянет к этому существу. Тинталья в самом деле была великолепна. Перекрывавшие одна другую чешуи напоминали узорные звенья драгоценной цепи, сработанной мастером-ювелиром. Тинталья разглядывала столпившихся людей, слегка покачивая туда-сюда шеей. Это движение завораживало, Роника положительно не могла отвести взгляда. Драконица состояла из кобальта и серебра, каждый вздох заставлял сверкающие броневые пластины переливаться звездами и синевой, а выгнутая шея была изящнее лебединой… Ронике мучительно захотелось прикоснуться к Тинталье и самолично узнать, какова на ощупь ее искрящаяся шкура, теплая она или холодная. Кажется, люди кругом нее чувствовали примерно то же. Они потихоньку придвигались ближе к Тинталье, зачарованные ее красотой. Роника ощутила, как отпускает душу застарелое напряжение. Да, она очень устала, но это была добротная, радующая усталость, какая бывает по завершении хорошо сделанного дела.
– В том, чего я от вас хочу, нет ничего сложного, – тихо проговорила драконица. – Люди – прирожденные строители. Вы умеете рыть землю и возводить стены. Вам не привыкать изменять природу, приспосабливая ее к своим нуждам. Сейчас вы измените мир еще немного – ради меня. На Дождевой реке есть одно очень мелкое место. Я хочу, чтобы вы отправились туда и углубили русло для прохода морской змеи. Вот и все. Вы поняли, о чем речь?
Люди вышли из молчаливого транса, стали переговариваться. Негромко, но с искренним удивлением. Углубить русло реки? И всего-то? И это все, о чем она просит?
– А зачем тебе это? – наконец спросил из глубины Зала какой-то мужчина. – Зачем ты хочешь, чтобы морские змеи поднимались вверх по реке?
– Морские змеи – это молодь драконов, – спокойно пояснила Тинталья. – Им необходимо достичь верховий реки и найти там особое место, где они построят себе коконы, чтобы, перезимовав в них, по весне превратиться во взрослых драконов. Когда-то, очень давно, подходящее место было рядом с вашим городом Трехогом, но теплый песчаный берег с тех пор поглотило болото. Выше по течению есть еще отмель, которая может послужить для закукливания… если змеи смогут добраться туда. – Она помолчала, ее глаза раздумчиво мерцали. – Когда они будут лежать в коконах, им потребуется охрана. Вы станете защищать их от хищных зверей до весны, пока будет длиться преображение. В давно минувшие времена этот дозор вместе несли драконы и Старшие. Старшие строили свои города как можно ближе к нашим прибрежным полям, чтобы охранять коконы до самой весны, когда яркое солнце помогало нам вылупляться. Если бы не Старшие, сумевшие затащить мой кокон к себе в город, я бы не спаслась… Вы можете выстроить поселение там, где они жили когда-то.
– В Дождевых чащобах?.. – с ужасом спросил кто-то. – Так там же вся вода ядовитая, только дождевая и годна для питья! А землю постоянно трясет! Тот, кто долго живет в Чащобах, в конце концов сходит с ума, а дети умирают или родятся уродами, чтобы с возрастом превратиться в чудовищ!
Драконица издала странный горловой звук. Роника невольно напряглась всем телом, но потом до нее дошло: это был смех. Тинталья смеялась.
– Ничего подобного, – сказала она. – Люди прекрасно выживают в Чащобах. Тому порукой ваш город Трехог… Но надо вам знать, что за много веков до его появления вдоль реки стояли чудесные города. И они могут снова там появиться. Что касается воды, я покажу вам, как приспособить ее для питья. Только земля, увы, опустилась, придется строиться на деревьях, как в Трехоге, но с этим уже ничего не поделаешь.
Тут Роника ощутила нечто вроде щекотки, только не телесной, а как бы происходившей в сознании. Как это?.. Она моргнула. К ней возвращалась былая настороженность. Оказывается, Тинталья перевела взгляд и смотрела в другой угол Зала. «Вот оно что, – решила пожилая женщина. – Надо поосторожнее с этим ее мерцающим взглядом…»
Янни Хупрус, стоявшая на возвышении, заговорила. Она обращалась к драконице, и ее голос дрожал, но решимости нисколько не убыло.
– Да, люди могут жить в Дождевых чащобах, – сказала она. – И в том числе на деревьях. Но это требует навыка… и платы. Мы тому – живые свидетельства. Дождевые чащобы – вотчина наших торговцев, и мы не позволим отнять ее у нас. – Янни перевела дух и продолжала: – Тем более что другим людям просто неоткуда знать, как беречься от реки, как выстроить дом на древесных ветвях, как продержаться, когда приходит время безумий… Засыпанный город, в котором мы много лет добывали сокровища на продажу, больше не существует. Придется искать иные способы прокормиться. И тем не менее Дождевые чащобы – это наш дом, и мы не намерены его отдавать!
– Значит, вы и станете стражами на время зимы, – доброжелательно согласилась драконица. Склонила голову набок и добавила: – Вы сами не осознаете, до чего здорово вы подходите для этой задачи.
Было видно, как Янни собирает в кулак все свое мужество.
– Вероятно, мы в самом деле могли бы этим заняться, – сказала она. – Если будут выполнены некоторые условия. – Она посмотрела в толпу и, заново обретая уверенность, распорядилась: – Пусть зажгут факелы! Уточнение всех деталей может занять определенное время.
– Надеюсь, не особенно долгое, – тоном предупреждения проговорила драконица.
Но Янни не так-то просто было запугать.
– То, о чем ты говоришь, – не просто задание для артели землекопов с лопатами, – продолжала она. – Для углубления русла потребуется помощь ученых и ремесленников Удачного. Нужно будет все продумать и собрать в одно место очень много рабочих. Боюсь, одного населения Трехога может и не хватить! – Голос Янни зазвучал гораздо увереннее, в нем отчетливо – для тех, кто понимал, – послышались интонации купца, договаривающегося о сделке. А в этом деле с Янни могли равняться не многие. – Возникнут неизбежные трудности, но мы, торговцы из Чащоб, к своим Чащобам привыкли… Рабочих потребуется где-то поселить и обеспечить едой. Еду необходимо привозить, значит не обойтись без наших живых кораблей… в том числе «Кендри», похищенного врагами. Ты, конечно, ради пользы дела поможешь нам его отбить и вернуть? И не пускать врагов к устью реки, чтобы все необходимое могло беспрепятственно доставляться?
Глаза драконицы едва заметно сузились.
– Конечно, – проговорила она чуточку высокомерно. – Не сомневайся.
По всему Залу между тем зажигались факелы. Их яркий свет словно бы разом сделал темнее ночь, заглядывавшую сквозь проломленную крышу. Темнее – и холоднее. Во всяком случае, холод как-то вдруг стал заметнее. Люди начинали жаться друг к дружке в поисках тепла, от дыхания поднимался пар. Однако никто не торопился покинуть собрание. Переговоры, выработка сделок, умение торговаться – в этом была живая кровь Удачного. А нынешняя сделка обещала поистине войти в анналы истории. Кто же откажется лично поприсутствовать при ее заключении?
Было слышно, как кто-то, стоявший снаружи поблизости от дверей, громким голосом пересказывал происходившее тем, кто не вместился в стены.
Чешуйчатый лоб Янни прорезала складка.
– Ко всему прочему, – сказала она, – нам придется выстроить еще один город, выше по реке, возле «полей закукливания», как тебе их угодно было назвать. Это потребует времени.
– Времени у нас в обрез, – нетерпеливо объявила драконица. – Работы должны начаться как можно быстрее, не то змеи погибнут.
Янни развела руками:
– Если так, значит нужно еще больше рабочих. Возможно, понадобится даже возить их из Джамелии. За это придется платить. Где мы соберем столько денег?
– Деньги? Платить? – начиная уже как следует раздражаться, осведомилась Тинталья.
Дайжа неожиданно потребовала слова. Она шагнула на край помоста, чтобы встать подле Янни.
– Возить рабочих из Джамелии не придется, – заявила она. – Они уже здесь. Это мой народ – татуированные. Нас привезли сюда для тяжелой работы. Нам никогда ничего не платили. Я уверена, многие из нас с радостью отправятся в верховья реки и будут усердно трудиться – не за деньги, а ради новой жизненной возможности. Возможности выстроить себе дома и обрести будущее… Нам бы только пропитание и крышу над головой для начала. А дальше мы и сами справимся!
Янни всем телом повернулась к ней, в глазах жительницы Чащоб горела отчаянная надежда. Она заговорила медленно и очень раздельно – так, как обычно произносятся условия сделки.
– Чтобы поселиться в Чащобах, вы должны влиться в народ Чащоб. Вы не станете обособляться от нас. – Она смотрела Дайже в глаза, но та не отводила взгляда ни от чешуй на ее лице, ни от слегка светящихся зрачков. Янни улыбнулась ей. И, оглядев Зал, как бы по-новому посмотрела на бывших рабов. – Ваши дети, – продолжала она, – будут брать себе жен и мужей из нашей среды. Ваши внуки станут зваться жителями Чащоб. Повторяю, вы не сможете ни переехать, ни жить сами по себе, отдельно от нас. А жизнь у нас нелегка. Многих ждет смерть. Понимаешь ли ты, ЧТО ты нам предлагаешь?
Дайжа громко откашлялась. И когда Янни вновь повернулась к ней – даже не подумала отводить глаза. Она лишь спросила:
– Насчет того, чтобы влиться… Я все время слышу, как вы себя называете торговцами из Чащоб. Значит, и мы тоже станем… торговцами? И получим все права вашего сословия?
– Те, кто вступает в браки с торговцами из Чащоб, получают это звание и все соответствующие права. Так будет и с вашими юношами и девушками, кто войдет в наши семьи.
– А дома, которые мы себе выстроим? Они будут принадлежать нам?
– Да.
И теперь уже Дайжа устремила взор в Зал, выискивая группки татуированных.
– Не этого ли вы хотели, когда вручали мне свою волю? – громко спросила она. – Дома и собственность, которую вы сможете передать своим детям! Равенство в правах со всеми соседями! Так вот, жители Чащоб именно это нам и предлагают. И честно предупреждают о трудностях, которые нас ждут. Я говорила от вашего имени, но решать каждому за себя!
Кто-то из бывших рабов спросил:
– А если кто не захочет ехать в Чащобы? Что будет с ним?
Вперед шагнула Серилла:
– Заявляю от имени сатрапа, что отныне и навеки никакого рабства в Удачном не будет. Татуированные останутся татуированными – не более, но и не менее. Дать им равное положение с торговцами я не могу, ибо это противоречило бы изначальной хартии Удачного. Но издать указ, согласно которому, во исполнение первородных законов Удачного, Джамелийская сатрапия не будет признавать ни рабства, ни претензий от владельцев рабов, оказавшихся в Удачном, – я вполне полномочна. – И Серилла довершила несколько театрально, почти прошептав: – Татуированные! Отныне вы свободны.
– А мы и были! Причем всегда! – испортил торжественность момента чей-то выкрик с места.
Мингслей сделал последний заход, стараясь отстоять некие выгоды для своих «новых»:
– Но те, кого мы называем подневольными слугами, они, конечно, сюда не относятся?
Его поползновение пресекли сперва возмущенные крики толпы, а потом и рык драконицы.
– Хватит! – громогласно заявила Тинталья. – Мелкие дрязги будете утрясать в другой раз. Мне дела нет до того, какого цвета ваша кожа или как вы себя называете, – доколе это не влияет на исполнение работы. – Она посмотрела на Янни Хупрус. – Используй тех знатоков горного дела из Удачного, которые могут понадобиться тебе. Чернорабочих, как я понимаю, и так хватит. Я же завтра полечу в море – вызволять «Кендри». Я также разыщу остальные ваши живые корабли и отправлю их к вам. И я обещаю, что до самого окончания работ ни один неприятельский корабль не вторгнется в воды между Трехогом и Удачным. Теперь, надеюсь, все решено?
Небо успело совершенно погрузиться во тьму, драконица в факельном свете переливалась глубокой синевой и серебром. Ее голова раскачивалась где-то там, высоко: она ждала людского согласия. Отблески пламени мерцали и переливались на ее чешуе. Ронике казалось, будто она угодила в волшебную сказку, сподобилась присутствовать при удивительном чуде… Уймища нерешенных проблем Удачного, одна другой насущнее, тех самых проблем, которые совсем недавно виделись Ронике судьбоносными, вдруг предстали воистину мелкими дрязгами, даже не стоившими обсуждения. Тинталья изрекла величайшую правду, назвав людей мгновенно живущими. Так есть ли разница, что́ произойдет за столь краткое время? И совсем другое дело – сослужить службу Тинталье, помочь возродить племя драконов. Вот тогда можно будет уйти в небытие с мыслью, что даже твоя ничтожная жизнь смогла как-то прозвучать в кругах и судьбах этого мира.
Люди в Зале переговаривались, отовсюду многоголосо наплывало слово «да». Роника ощутила, что и сама кивает головой – медленно, торжественно.
– Малта, – тихо проговорила рядом с ней Кефрия. Это слово отвлекло Ронику от почти праздничных размышлений о великом и прекрасном. И не только ее. В их сторону сразу повернулось несколько голов, это движение начало распространяться, как круги на воде спокойного пруда, в который бросили камешек. А дочь Роники набрала побольше воздуха в грудь и повторила уже громче: – Малта!
Драконица тоже обернулась к ним, взгляд у нее был недовольный.
– Что там еще? – осведомилась она.
Кефрия шагнула ей навстречу, шагнула упрямо, враждебно.
– Малта! – выкрикнула она. – Так звали мою дочь, и мне сказали, что ты заманила ее на погибель! А теперь волею каких-то злых чар мой сын, мое единственное оставшееся дитя, стоит перед тобой и поет тебе славу! И весь мой народ кивает и улыбается тебе, словно стайка детей, привлеченных яркой игрушкой!
Слушая эти слова, Роника ощутила странное движение души. Да как смеет Кефрия подобным тоном обращаться к прекрасному и доброжелательному существу, к той, что сегодня спасла весь их город…
К той, что была повинна в гибели Малты.
Роника даже затрясла головой, чувствуя, что не вполне понимает, на каком свете находится. Так бывает, когда пробуждаешься от очень крепкого сна.
* * *
– Но мам… – начал было Сельден, ловя мать за руку.
Кефрия решительно отставила сынишку в сторонку, так чтобы в случае чего ему грозило поменьше опасности, и продолжала говорить. Зрелище людской толпы, столь легко и покорно пошедшей на поводу у драконицы, словно бы разбило лед, сковавший ее сердце. Боль и гнев огненной лавой хлынули наружу.