«Мама моя, Ксения Трофимовна Дашко, рассказывала мне, что Казаки в селе всегда коноводили и даже смотрели за тем, чтобы мужики во время поста не кучкавались с выпивкой или играли в карты. Бывало, соберутся мужики на околице, а солнце ещё высоко. Глядь – Казаки верхами трое или двое, а они сразу: «Казаки! Айда, тикаем!» И сразу в разные стороны, даже старик бородатый. А на улице стоял Петров пост».
- Каждую весну все главы семейств собирались на центральной площади и растрясали[5] луга. Староста здоровался и сообщал всем присутствующим, есть ли какие-либо изменения или дополнения, и после этого писались номера лугов на бумажках и опускали в папаху. Затем каждый подходил и вытаскивал листок с номером, а писарь записывал, что луг под номером таким-то в этом году числится, например, за Орловым. Это делалось для того, чтобы луга общества не были у одного и того же владельца, а каждый год менялись. Первый раз, когда делили наделы по этому принципу, Зеленский Ермолай стоял и молился: «Господи Иисусе Христе, направи мою руку на номер надела, который я приглядел. Аминь!» На вопрос присутствующих, что, мол, за надел такой ты присмотрел, что так молишься усердно, ведь все просторы и наделы одинаковы, он ответил:
- Все, да не все. На восточной стороне за рекой вода питьевая близко.
Настало очередь Ермолая тащить номер, и он, перекрестившись, опустил руку в папаху, извлек бумагу, развернул её и, упав на колени, взмолился:
- Господи! Благодарю Тя за милость Твою, да просветится имя Твоё святое ныне и присно и во веки веков. Аминь!
Он быстро поднялся и почти бежал от радости. Присутствующие стали подшучивать и посмеиваться, а староста сказал:
- Что смеётесь? Кто искренне верит и кто слёзно просит, тому Господь и подаёт.
Фото: два родника на восточной стороне за рекой образовались совсем недавно, после исхода людей из этих мест. Вода выступает ранней весной и поздней осенью.
Так постепенно мы обживались в этих вольных просторах. Народ прибывал из разных уголков Российской империи разной национальности, разной культуры земледелия известной издревле, разных обычаев и культуры своих народов, в которых они жили и которую впитывали с детства. Но объединяло нас два направления: это поиск жизни для себя и своих детей с лучшими условиями, с надеждой на получения прибытка, и, самое главное, это вера в заступника небесного. Село было основано и внесено в реестр в 1898 году, а в 1899 году был построен Иоанно-Богословский молитвенный дом из самана и церковно-приходская школа.
Из данных архива Ставропольской Епархии:
В 1899г. население провославных-6532человек, всего по именному списку -8949человек, рождённых- 592, браков -86, смертей -261.
Тимофей окончил рассказ, встал и отряхнул одежду. Затем он повернулся лицом на восток, сосредоточенно посмотрел в одну точку и сказал:
- Скоро будет светать. Пора на утреннюю молитву, сынко.
Петр поднялся, осенил себя крестным знаменем, и начал тихо произносить слова утренней молитвы. Отец делал поклоны и крестился, читая молитву про себя.
Окончив молиться, каждый занялся своим делом: Казак залил костер водой, собрал вещи, и стал смазывать оси телеги, а сын запрягал лошадь. Усевшись рядом на повозку, Тимофей сказал:
- Пора, сынка. Уже рассвело. Того и гляди ярило, вспыхнет.
Петр неторопливо взял вожжи, дернул их, чтобы лошадь почувствовала власть хозяина, затем немного отпустил их и сказал:
- Но! Пошла, милая!
Повозка дернулась и замерла на мгновение. Затем заскрипели оглобли, и она плавно двинулась с места.
На восточной стороне неба появилось зарево. Оно всё расширялось по горизонту на юг и на север, и вот багровое зарево четко проявилось в одном месте небосклона. Солнце словно вырвалось из плена ночной темноты и старалось как можно скорее покинуть темную половину небосвода, поднимаясь выше и выше и увеличиваясь в размере. День пришел и обозначил купола. Проснулась природа и человек, являющийся её частицей.
Тимофей с сыном двигались по степи в сторону дома, где их ждала семья. Казака поглотила дума о заботах наступившего дня. На горизонте появились очертания села, которое с годами увеличилось и приобрело форму вытянутого прямоугольника.
Карта местности, сделанная РККА в 1924 года
Черты села Кевсалы вырисовывали поселившиеся в нем люди своим трудом. Не зная устали, семьи занимались земледелием, скотоводством, чумачеством. Труд их сводился к единственной цели – сколотить как можно больше денег, чтобы укрепить и расширить свое подсобное хозяйство, и таким образом впоследствии получить больший куш. Среди поселенцев главным образом были те, у кого в семье были мужчины. Только такие семьи могли рассчитывать на лучшую жизнь, потому что землю тогда распределяли на членов семьи мужского пола. Женский пол в расчет не брался.
В волостном селе Винодельном (ныне – город Ипатово) два раза в году проводилась ярмарка. Осенняя ярмарка проходила 8 сентября (в день св. Варфоломея, покровителя Терского казачьего войска) и весенняя 1 марта. Жители села везли на ярмарку свою продукцию, выращенную за сезон, а там покупали или меняли изделия сапожников, бондарей, гончаров, плотников, шкорников. Так вели свой уклад, обозначали свое место под солнцем поселенцы села Кевсалы.
Однако они заботились не только о своем финансовом благополучии, но и о духовной составляющей не забывали. Так в 1912 году совместными усилиями был построен и освящен деревянный храм Иоанно-Богословский. Также был построен дом священника, в котором находился класс церковно-приходской школы и трапезная. Священником был Иавель Соколов, который служил там с 1902 года.[6]
Священник Соколов Иавель с учениками церковно-приходской школы с.Кевсала, 1914 г.
Фото предоставил житель г. Ростов-на-Дону Суслов В. И., уроженец х. Кундули.
Храм Успения Пресвятой Богородицы, март 2018 г.
Храм успения Пресвятой Богородицы, 1913 г.
Фамилии некоторых жителей на снимке: Дашко Трофим, Дашко Ксения, Тарануха (сзади урядника), Лущевец Илья.
Жителям села любо было проводить обряд венчания в этом храме.
Воспоминания жительницы села Колесниковой Ольги Матвеевны:
«Мама рассказывала, как тройка коней, запряженных в сани или тачанку (если это было лето), с молодыми делала три круга вокруг церковной изгороди и останавливалась напротив церкви. Молодые в сопровождении свидетелей и гостей поднимались в церковь, а колокола заливались серебренным перезвоном, как бы стараясь, чтобы об этой новости узнали все жители села. Перед церковью все трижды с поклоном крестились и заходили внутрь. После обряда венчания раздавался звон колоколов. Выходя из церкви, все оборачивались, кланялись и крестились. Если свадьба была Казака, то молодые проходили сквозь две шеренги Казаков, стоявших со скрещенными над головой шашками, садились в сани, и кони с места под звонкую гармошку уносили всех в снежную даль…»
Семь куполов этого храма, как говорили старики, были «видны за 25 верст, как только подымишься из волости».
_________________________________________________________
Уважаемые читатели, я хочу заострить ваше внимание на судьбе этих храмов. После стерилизации населения в 1934 году, в умах руководства вспыхнул новый приступ дикого атеизма. Горящим колесом он прокатился по матери всех земель – Земле Русской. Все символы прошлого и символы православия уничтожались с какой-то неистовой силой. Но память народная оказалась сильнее этого бесовского огня. В то время говорить о православии без оглядки было почти безумством. Но в сердцах людей, особенно пожилых женщин, эта вера жила и теплилась. В 1934 году был разрушен Храм Христа Спасителя. Некоторые руководители на местах, а также недалекие граждане, приняли это как сигнал к действию. Сколько было уничтожено храмов больших и малых, которые создавались сообща людьми данной местности, до конца еще не подсчитано. Эта участь не обошла и храмы села Кевсалы.
Воспоминания жителя Кевсалы Штефана Мирона Мироновича, 1928 г.р.:
«Я вспоминаю, как мама водила меня на пасхальную службу в храм Успения Пресвятой Богородицы, который был недалеко от нашего дома. Почему именно пасхальная служба мне врезалась в память? Да потому, что после окончания освящения куличей меня, маленького ребенка, угощали и говорили «Христос воскреси!», а я в ответ со слезами радости – «Воистину воскрес!». Ведь жили в ту пору очень бедно и голодно.
В 1935 году два жителя села, Старков Иван и Макаров Дмитрий, сожгли дотла Иоанна-Богословский храм. А дело обстояло так: Старков и Макаров замочили клубок шерстяной нитки в керосине, по-тихому вытащили шипку из окна, чтобы не услышал сторож, и бросили клубок вовнутрь, держа конец нити. Затем они подожгли нить, и огонь по ней пошел в церковь до клубка и разгорелся. Сторож, наверное, дремал, и заметил происходящее только тогда, когда огонь разгорелся. Он выскочил и стал бить в колокола. Народ, разбуженный звоном, стал прибывать, несмотря на поздний час. И я вместе с ребятишками появился возле храма. Люди начали тушить и решили вынести хотя бы иконостас. И когда открыли двери церкви, то внутрь хлынул поток воздуха, и сила пламени увеличилась. Огонь вырвался наружу и охватил всю церковь. Женщины заголосили и заплакали. От их всхлипов и плача мороз пробирал по коже, хотя температура от горения была адской. От безысходности люди становились на колени и плакали. Даже у мужчин на глазах были слезы. Ничего уже нельзя было поделать, и они молча прощались с храмом, в который вложили свои силы, средства и труд. Прощались с общиной – нитью, которая их незримо объединяла.
Я часто вспоминаю этот эпизод из жизни села и не могу понять, что заставило и побудило этих, не знаю как назвать, … – идиотов к этому поступку? Думаю, поступили они так из-за своего скудоумия.
От этого храма и до сих пор выступают остатки фундамента, находящегося на школьном дворе между зданием школы и зданием школьного гаража.
Храм Успения Пресвятой Богородицы руководство в 1937 году решило разобрать и поставить клуб в четвертой сотне, где находился колхоз Кирова. Собравшись, молодые мужчины обвязали крест и стали его раскачивать, чтобы сорвать оттуда. Присутствовавшие старые люди крестились и выкрикивали: «Что же вы, ироды, робити?!» Но они не обращали внимания. И когда крест достаточно раскачали, он сорвался и вертикально вошел в землю на глубину более метра. Женщины запричитали, а деды сказали: «Не сметь более трогать креста! Вы что, не видите, он более вам не подвластен? Или хотите на всех накликать еще большую беду?!»
Так крест и стоял возле фундамента гордо и не покорено, стоял как последний символ православия и безмолвно смотрел на людей, которые проходили мимо и осеняли себя крестным знаменем. Сколько лет он простоял – запамятовал. А вот бревна здания церкви загрузили на подводы и вывезли в четвертую сотню. Когда начали строить молодежный клуб, то оказалось, что бревен не хватает для строительства. Люди их просто растащили, кто одно, кто два, ведь это общее, и значит – ничье. Из оставшихся бревен стали строить конюшню. Сделали ясли и дневники для коней, и все это через некоторое время аккуратным образом загорелось и сгорело, даже никто не пытался тушить».
Фотография Штефана Мирона Мироновича, март 2018г.
На фундаменте этой церкви построен каменный дом культуры, который стоит и до сей поры в запустении.
Фотография бывшего дома культуры, апрель 2018г.
В селе старики поговаривали, что когда стали тащить лошадьми крест, то он стал уходить дальше вглубь. Так он и ушел под землю. Правда это, или выдумка для успокоения верующих – неизвестно. Мне кажется, или хотелось бы верить, что те, кому было поручено вытащить крест, боялись греха и закопали его. При поиске и раскопках, которые проводили казаки с. Кевсалы в 2017 году, были найдены опорный кронштейн и фрагмент ковки боковины креста.
Опорный кронштейн и фрагмент ковки боковины креста.
Проходя мимо этого места, где когда-то величаво и гордо стоял храм, на ум приходит стихотворение нашего поэта и публициста Куняева С. Ю.:
Церковь около обкома
приютилась незаконно,
словно каменный скелет,
кладка выложена крепко
ладною рукою предка,
простоит немало лет.
Переделали под клуб –
ничего не получилось,
то ли там не веселилось,
то ли был завклубом глуп.
Перестроили под склад –
кто-то вдруг проворовался,
на процессе объяснялся:
дети... трудности... оклад...
Выход вроде бы нашли –
сделали спортзал, но было
в зале холодно и сыро –
результаты не росли.
Плюнули. И с этих пор
камни выстроились в позу:
атеистам не на пользу,
верующим не в укор.
Только древняя старуха,
глядя на гробницу духа,
шепчет чьи-то имена,
помнит, как сияло злато,
как с причастья шла когда-то
красной дéвицей она.
II ГЛАВА
Эх ма, лето и зима!
Эх ма, кабы денег тьма!
Всё отберут у казака,
Ну, а пока – гуляй пока.
В 1912 году 23 октября по старому стилю в выстроенном Иоанна Богословском храме села Кевсала был совершен чин освящения. На престольный день каждая сотня привезла подводы продуктов, пожертвованных населением на этот праздник. Утро выдалось с обильным туманом, но порывы восточного ветерка открыли путь солнечным лучам к земле, и засверкали купола новой церкви над селом. Народ стал суетливо собираться вокруг храма, ведь это был день рождения первого дома господнего на селе Кевсала, который построили всем миром. Люди были искренне вежливы и сдержаны. Даже у казаков на лицах пробегала тень улыбки, чем они никогда не отличались. Они стояли кругом и о чем-то тихо говорили. Обсудить было что. На завтрашний день было решено провести свой первый круг, на котором будет выбран атаман, и каждая сотня имела желание выставить своих казаков в кандидаты. На приветствие здоровавшихся с ними сельчан, они отвечали коротким кивком головы и отвечали: «Да слава Богу». Старший по возрасту казак что-то сказал, и трое молодых отошли помогать тем, кто занимался тремя кострищами, на которых будут готовить праздничную трапезу.
Народ всё пребывал. Площадь вокруг церкви заполонили люди, открыли двери храма, и людской поток, крестясь, стал наполнять пространство церкви, в которой еще стоял устойчивый запах свежей доски. Раздался первый удар колокола, и народ на мгновение остановился, осеняя каждый себя крестным знамением и делая поклон. Еще тридцать два удара с небольшими промежутками времени раскатились по селу, выйдя за околицу и возвратясь приглушенным тихим эхом. Всех желающих попасть на службу прихожан храм вместить не мог, и многие люди стояли на пороге и в притворе, внимательно слушая первую литургию в своем храме.
Подошло время крестного хода, и из храма вынесли атрибуты православия – крест, хорундии, иконы. Процессия останавливалась возле каждой стороны церкви, и священнослужитель, окропляя священной водой, пел: «Освящается сей храм во имя Отца, Сына и Святаго Духа». Прихожане прошли с крестным ходом и зашли в освященный храм. После окончания службы Настоятель храма Иавель Соколов сердечно поблагодарил всех устроителей храма, украшателей и благодетелей, приводя выражения и притчи из святого писания. Он расплывался в благодарностях к прихожанам, и по лицам людей было видно, что им это не только приятно, но и архи необходимо. Те, кто находился в храме, были в едином душевном порыве. Они были счастливы, словно ребенок, получивший в подарок сильно желаемое.
Батюшка пригласил всех к накрытым столам в церковном дворе разделить праздничную трапезу. Народ стал выходить из храма, а колокола звонили перезвоном, сообщая о рождении нового храма в селе Кевсала во славу православия и государства российского.
В четверг 24 октября 1912 года в 11 часов на площади села, находившейся между церковью и домом волостной управы, возле бронзового бюста Александра II[7], собрались казаки.
Выдержка из романа Г.Фатеева «Краскомы гражданской», 1987 г., стр. 90:
На центральной площади Кевсалы стоял большой бронзовый памятник царю Александру II. Теперь у него толпился народ, слышались шутки, смех. Ипатов подошел поближе и услышал задорный голос мастера по ремонту оружия Алёшки Бунова. Он руководил группой солдат.
- Давай, ваше величество, слазь. Больно долго ты на троне засиделся, - выкрикивал Алексей, ловко орудуя веревками, которые уже опутали памятник. – Ну, братва, навались! Раз-два...
Послышался треск, и скульптура царя покачнулась.
- Еще раз навались! Поберегись!
Парни разбежались, и бронзовый царь рухнул к ногам красноармейцев.
Из дома священника вышел батюшка Иавель и быстрой походкой подошел к казакам и поприветствовал их:
- Здорово живете, казаки!
- Да слава Богу! – сняв папахи и перекрестившись, басом ответили они.
Батюшка снял с себя крест, осенил присутствующих и произнес: «Во имя отца, и сына, и святаго духа. Блогослови, Господи, сих войнов Христовых на дела ратные, во славу твою. Аминь».
Из волостной управы к ним подошли приглашенные урядник и староста села Бурлуцкий Николай. Командир первой сотни Мараховский Петр подошел к священнику, что-то сказал, и получив согласие от него кивком головы, вышел на середину, достал из кармана листок бумаги, бегло просмотрел его и опустил обратно. Обратился к присутствующим:
- Господа казаки, есть ли среди Вас, кто не знает, по какому случаю мы сейчас здесь собрались?
Сделав паузу и окинув взглядом присутствующих, и видя, что таковых нет, продолжил:
- Собрались мы, чтобы провести свой первый казачий круг и выбрать себе батьку-атамана. Это командиры сотен должны были обсудить со своими казаками.
Казаки одобрительно кивали головой.
- Раз так, чтобы соблюсти справедливость и правильность казачьих порядков, батюшка, творите молитву! Шапки долой.
Батюшка на распев сотворил молитву, от себя добавил:
- Вам предстоит сегодня сделать непростой выбор. Потому как от этого выбора будет зависеть дальнейшее развитие вашего товарищества. Я выскажу пожелание выражением апостола Павла: единства духа Вам в предстоящем выборе. С Богом.
Командир первой сотни продолжил:
- Попросим наших стариков выйти вперед, чтобы они могли контролировать правильность наших действий.
- Любо, любо! – забасили казаки.
Группа казаков почетного возраста из десяти человек вышли из общего круга и стали по правую сторону от ведущего. Были они одеты хоть и не по парадному, но с наградными медалями, а у некоторых были Георгиевские кресты. Мараховский продолжил:
- Из 411 казаков проживающих на территории здесь присутствует 374. По сотням: первая сотня – 95. 113 – вторая. Третья – 87, и четвертая 79. Ну что, братцы, у кого какие будут соображения по поводу выбора атамана?
Казаки молча смотрели друг на друга. Они в принятии решений никогда не отдавались первому порыву, действуя по принципу – говорить нужно последним, а стрелять первым.
- Предлагаем Семена Перевертайло, - сказал Казак из первой сотни.
- Любо! – послышалось несколько голосов из той же сотни.
- Названных казаков прошу выходить и становиться по левую сторону, дабы все своими очами бачали, кого выбирают.
Из второй сотни предложили своего командира – Тараса Шинкарева, и опять прозвучало на несколько голосов «любо, любо Тарасу…». Кто-то из казаков произнес: «Любо! У него дед из запорожской сечи». Ему в тон тут же ответили: «А ты что, атамана или деда выбираешь?» Все засмеялись.
- Шевченко предлагаем – сказал казак из третьей сотни.
Названные казаки выходили и становились в сторону от ведущего круга.
- Мараховского жалае!
- Любо! – громко выкрикнули казаки за своего командира первой сотни. Видно, их было больше, и они подготовлены к кругу лучше.
Мараховский снял папаху и поднял ее вверх в знак того, что он здесь.
- Кочергина, Саенко! – предложили казаки.
И снова послышалось многократное «любо».
- Есть ли еще кандидатуры?
Казаки молчали.
- Значит, кандидатов боле нет.
Старики промеж собой о чем-то перекинулись словами, и один старик вышел вперед. Мараховский поднял руку, чтобы привлечь внимание казаков, и сказал:
- Слово имеется сказать, старик!
- Говори, Петр Арсеньевич.
Это был Ковальский.
Казаки притихли и насторожились. Авторитет старого вояки Ковальского был велик не только среди казаков, но и среди жителей села. Он был невеликого роста, сухощав и несмотря на то, что плечи начали сутулить его фигуру, позвоночник был прямым, и было видно, что он крепок не только в седле, но и в ногах. Петр Арсентьевич распрямил плечи и грудь – четыре георгиевских креста, висевшие ниже левого плеча, блеснули в солнечных лучах. Затем провел рукой по бороде, кашлянул, и начал не спеша свою речь:
- Господа казаки, дозвольтя и мне, старику, слово баить! Хм, да... Кликнуть атамана дело не хитрое, и все названные вами казаки люди почтенные и уважаемые. В энтом я не сумлеваюсь. Кто постаршей годами, те помнють, когда мы здесь появились. Много было непоняток, свар, да и посурьезней стычек, и не только с инородцами и мужиками, но и мы, казаки, меж собой скубались-лаялись. Потому как все мы разные – прибыли с разных земель. Каждный привыкший и впитавший с молоком матери устои жизни своих пращуров. Много воды утекло с того времени, и вместе с энтой водой утекли и наши непонятки друг ко дружке. Но одно нас с вами всегда роднит и будет роднить далее – это вера наша православная.
Он переложил папаху в левую руку и не спеша осенил себя большим крестным знаменем. Говорил Арсентьевич спокойно, внятно, простыми словами, которые входили в сознание казаков как кованный гвоздь в дубовую доску.
- Батюшка наш пожалал нам единства духа, чтобы мы были нынча едины в духовном порыве при выборе атамана, чтобы мы не отдавались личной выгоде и не искали в энтом личного стяжательства. Да, ныне другое время, и оно не лучшее для казаков. Но ответьте: справный ли тот казак, который ропщет на судьбу и думает только о себе, а не о товарищах своих? И долго ли он протянет? Нам ныне нужон атаман, который заботился бы не только о жизни казаков, но и знал-почитал старые наши порядки, укреплял их и переплетал с нынешним временем. Нужон атаман, который устраивал бы не только казаков, но и другое население, и чтобы власть им была довольна. И прежде, чем поднять папаху, вы охолонитесь, да подумайте-покумекайте калганами своими. Крепко подумайте, казаки! А я свою папаху подыму за Тараса Шинкарева.
- Любо, любо! – одобрительно выразились казаки.
Слова старика некоторых казаков ввели в растерянность, а других наоборот. Мараховский воспользовался замешательством среди казаков, и сказал:
- Братья казаки, обращаюсь к тем, кто хотел голосовать за мою кандидатуру. Отдайте голос за Тараса Шинкарева. И если до сего момента меня брали сомнения, то сейчас я твердо уверен в своем решении.
Казаки молча одобрили решение своего командира. Мараховский продолжил:
- У кого есть еще что сказать или спросить?
Кто-то спросил:
- А они православные? Есть ли на них хрест?
- Уважьте казаков! – сказал ведущий круг. - Покажите крест нательный.
Кандидаты расстегнули вороты – кто рубашек, кто косовороток – и извлекли кресты на показ.
- Любо, любо! – одобрительно загудели казаки. – Православные!
Старый казак поднял папаху вверх и сказал:
- Имею вопрос к Тарасу!
- Говори свой вопрос!
- Ответь нам Тарас, в позапрошлом годе, когда в горы соль и зерно везли менять на картошку, черкес за то, что указал место переправы через реку Зеленчук, запросил мешок соли. Ты был в обозе старший и согласился. Так зачем ты приказал мешок бросить в воду, а?
Тарас сделал шаг вперед и сказал
- Богато за свою услугу черкес запросил! А покуда он вытаскивал намокший мешок из реки, соли осталось ровно столько, сколько нужно. В договоре не было указано, куда соль класть.
Все рассмеялись, и этим смехом подчеркивали гордость справедливого поступка своего казака.
Будем голосовать, – сказал Мараховский. – Кто может быстро считать, пусть подмогнет!
- Я могу быстро – сказал молодой казак по имени Семен.
- И так, поднимаем папахи за Перевертайло!
Мараховский и помощник стали считать каждый себе.
- Сколько? - спросил Мараховский Семена.
- Тридцать восемь.
- Правильно, сошлось. Записывай – тридцать восемь за Перевертайло. Вторая кандидатура – за Шинкарева.
После подсчета Мараховский опять спросил:
- Сколько!
- Сто восемьдесят семь.
- Правильно, записывай – сто восемьдесят семь.
Всё повторилось и за остальными кандидатами.
- Итак, что там быстрый со списком?
Семен подал список Мараховскому, и тот его зачитал:
- Всего проголосовало триста семьдесят четыре казака. Это все присутствующие. Голоса распределились так: За Перевертайло – тридцать восемь; за Шевченко – сорок семь; за Кочергина – тридцать восемь; за Саенко – шестьдесят четыре; за Шинкарева – сто восемьдесят семь.
-Любо, любо! – забасило радостные казаки.
Мараховский продолжил:
- Ну что, братья, люб вам батька-атаман?
- Люб, люб! – отвечали казаки.
- Точно люб?
- Люб, люб!
- И в третий раз я спрашиваю у вас, люб атаман?
- Люб, люб! – хором ответили казаки.
- Господа старики, помогите привести к присяге атамана.
Тарас снял с себя бекешу. Старики взяли его за рукава рубахи, нагнули его туловище вперед и заголили спину. Мараховский протянул нагайку старику и сказал:
- Уважь, Арсентьич, всё общество и атамана.
Ковальский взял нагайку в руки и сказал:
- Терпи казак, атаманом будешь!
И три удара со свистом опустились на спину казака, от которых на спине появились три сине-красных вздутых полосы.
Тарас даже бровью не повел. Выпрямился, поблагодарил стариков и сказал:
- Я ваш отец, а вы мои дети.
Пока он приводил одежду на себе в порядок, кто-то из казаков спросил:
- А шо мы, к батьке на чарку попадем?
Ему ответили:
- Да такого отродясь не было, чтобы к батьке на угощение не попасть.
Тарасу Мараховский передал нагайку, которой только что его угостили, и ушел к своей сотне. Теперь круг вел полноправный хозяин атаман.
- За чаркой дело не станет, – твердым голосом сказал атаман. - У нас есть еще одна заковырка, которую обсуждали вы в своих сотнях. Суть дела заключается в том, что есть местные жители не казачьего сословия желающие примкнуть к нашему товариществу. Как поступим? И что ответить людям?
- Пущай приходят! Гурьбой и батьку легче бить, - сказал кто-то из третьей сотни.
- На кой они нам, лапотники? – отозвался кто-то из четвертой сотни.
Вышел казак из первой сотни и сказал:
- Пущай они сами по себе, а мы сами по себе. Казаки всегда от Казаков велись.
Казаки загудели, мнения их разделились. В центр вышел старик. Атаман поднял нагайку и все стихли.
- Говори, Яков Семенович!
Яков Семенович Михаленко тоже был старой служакой, в молодые годы служил в Санкт-Петербурге при Николае II. Его два сына несли службу с донскими казаками на южной границе Дагестана[8]. Уважения среди казаков Якову Семеновичу Михаленко было не мало. Если кто у него пытается узнать про сынов, мол, как живут, да как служат – то Яков Семенович покажет письма, подробно расскажет, угостит своим самосадом собеседника, покажет фотографию и обязательно покажет снимок, где он на празднике пасхи рядом с царем. Если собеседник пришелся ему по душе, то угостит его чаркой. А если собеседник, не дай бог, скажет, что эти фотографии он уже видел, Яков Семенович прерывал с ним беседу. Он вычеркивал этого человека из своих собеседников в раз и навсегда. И никакие уговоры не могли вернуть его расположение к этому человеку. Это был отломанный ломоть, и прилепить обратно не представлялось возможным. Яков Семенович приложил ребро ладони посреди козырька фуражки, проверяя по привычке, выработанной за годы службы, правильно ли она сидит на голове и сказал:
- Да, Казаки от Казаков ведутся, это правда. Но разве мы не бачили своими очами, как мужиков целыми деревнями оказачивали? Деревни называли станицами, и наоборот. Хочу обмакнуть вас в царский указ, по которому нас, Казаков, переносили в гражданское сословие. Но разве мы перестали быть Казаками?
Он обвел Казаков своим прямым и сверкающим взглядом, мало кто выдерживал этот тяжелый пронизывающий взгляд.
- А не запамятовали ли вы, как мы сообща выдавливали отседа предателя-иноверца ногая́? Разве не были они плечом к плечу при возведении сего храма? Иль они не православные? А у военных баталиях, пройдя ад войны вместе с нами, разве они не становились Казаками? А тепереча пущай живут сами по себе? Они к нам тянутся как травинка к свету. То есть мы, Казаки, им понраву, и посему должны их отталкивать? Иль вы хотите, чтобы вас гордыня заела?
Казаки слушали Якова Семеновича внимательно и не могли понять, куда он клонит и что ожидать в следующий момент его речи. Они чувствовали, что мысли этого старика правильные, но чего-то главного не хватает, и были напряжены.
Яков Семенович очередной раз сделал паузу и, просверлив присутствующих взглядом, продолжил:
- Но принимать решение они пусть погодят, покуда время не настанет.
Атаман крутнул головой от такой замудренной речи старика, но смысл понял.
- А сколько времени, Яков Семенович, не можно им принимать решение? – спросил Казак из первой сотни.
Старый служака понял, что его предложение зацепило некоторых казаков, и решил додавить:
- Думаю, – улыбаясь, врастяг начал говорить Яков Семенович, - года так три, пусть погодят.
Казаки одобрительно зашумели. А атаман подвел черту:
- Так, поступило три предложения по решению данного вопроса: первое – принять желающих без каких-либо ограничений; второе – не принимать; третье – принимать без права решения голоса сроком на три года. Голосуем за первое предложение.
Подняли двадцать пять папах. За второе – тридцать две папахи поднялись вверх. За третье – все остальные подняли папахи.
Вопрос был решен. Атаман стал посреди круга, выдержал паузу и сказал:
- Всех жду через час у себя дома за столом. На этом наш круг закончен.
* * *
Страшная слово «война» – как ураган, как всепожирающий и сметающий на своём пути смерч, она пронеслась по города и станицам, по сёлам и хуторам Российской империи. Разом стихли гармошки и хороводы в глубинках, прекратились балы в больших и малых городах. Все люди потянулись к церквям и храмам, молясь за родных и близких, за воинов и защитников отечества.
Не обошла стороной эта участь жителей села Кевсала Винодельненского уезда Ставропольской губернии. Атаман собрал казаков на внеочередной круг в первой сотне возле нового храма Успения Пресвятой Богородицы. Казаки собрались все, независимо от возраста и занятости. Лица их были суровы и спокойны. Никто шуток не отпускал и новостей не пересказывал. Поодаль стояли дети и женское население. Из храма в сопровождении атамана и командиров четырех сотен вышли два священника. Подойдя к Казакам, Тарас Шинкарёв скомандовал:
- На молебен шапки долой! Батюшка, творите молитву.
Священники запели Господню Молитву. Казаки басистыми голосами подхватили слова молитвы и запели. Их голоса слились в унисон, и этот звук не разливался по сторонам, а возносился ввысь за облака к тому, к кому обращались. После молитвы на предложение присесть священники ответили отказом и остались стоять с Казаками. Атаман был хмур и озабочен. Речь его была коротка, но всем понятна:
- Братья и сёстры! Супостат-германец напал на государство наше. И нам, братья, выпала доля сразиться с вражиной за детей, стариков и баб наших… За веру нашу, за отчий дом, за царя-батюшку, сразиться и победить, как это делали предки наши. Доля наша казачья такая. А Казак всегда Казак, как его ни назови. Он, как снаряжённый патрон, всегда должён быть сухим: вставь его в казенник, и он выполнит своё предназначение! Отбывающим на фронт через два дня собраться к обеду на центральной площади. Нам предписано вместе с жителями села прибыть в Винодельненский уезд на формирование. У кого есть вопросы?
Стояла гробовая тишина. Все понимали, что произошло, но людские сердца не могли принять это и не могли смириться с мыслью о войне. Настоятель Успенской церкви объявил собравшимся, что завтра в обеих церквях будет отслужен чин Соборование для идущих на фронт.
Согласно рассказам старожил села Кевсала, в августе 1914 года на фронт Первой мировой войны ушло около двухсот казаков, как родовых, так и приписных. Но к сожалению, установить официально список ушедших на фронт не удалось. При направлении запросов в архивы Санкт-Петербурга и Ипатова, были получены следующие ответы:
На фотографии братья Короткий С. И. и Короткий С. И. с одно сельчанами.
Надпись на обороте: На память дорогой супруге своей Параскеве Тимофеевне и деткам нашим на долгую память. Эта карточка от супруга вашего Семёна Ивановича в память Австрогерманской войны.
Фото предоставила жительница с. Кевсала Зинчинко Мария Семеновна.
На снимке жители с. Кевсала Тремба и Кривокора, ушедшие на войну 1914г. Фото предоставил житель г. Ипатова Кривокора Виктор.
Фото предоставил житель с.Кевсала Нечитайло Алексей. На снимке его прадед справа Опарин Кирилл с земляками, Австро-германский фронт
На снимке двоюродные деды уроженцы с. Кевсала Скрыниченко Сергей Тимофеевич (слева стоя) и Скрыниченко Иван Тимофеевич с односельчанами, Австро-германский фронт. Фото предоставила жительница с.Кевсала Данчина Наталья Владимировна.
На снимке прадед Чегуй Тимофей – вернулся с войны из-за ранения.
Фото предоставил житель с. Кевсала Чалый Павел Николаевич.
На снимке уроженцы с. Кевсалы на фронте Первой мировой войны: Короткий Семен Иванович и Короткий Семен Иванович, Хомяков Сергей Константинович, Мосеяченко Тарас Еремеевич., Мизенко А.П., Масалов Леон Еид.
Фото предоставил житель с. Квсала Корткий Петр Михайлович.
На снимке жители с.Кевсала, справа Матлах Захар Филимонович.
Фото предоставил фото житель г. Ипатова внук Матлахов Валерий Павлович
Через два дня к обеду в центре села собрались люди, провожавшие на фронт своих близких и родных, которые были построены на площади села.
Никто из присутствующих не суетился и не шумел. Люди стояли мелкими группами, от которых тихо доносились слова последних распоряжений по хозяйству:
- Стожки сена, собранного на дальнем лугу, до холодов соберите…
- Овёс нынче будет в цене. Треть продадите. Этого хв