Куприянов С. Клесты зимой

Зимняя жизнь в природе

Рассказы писателей – натуралистов о жизни зимней природы

Куприянов С. Птицы зимой

Фенологический календарь Зимы

Зимний сезон фенологи условно делят на три подсезона — первозимье, коренную зиму и перелом зимы. В это время растения находятся в глубоком покое, из всего многообразия пернатых остаются у нас лишь немногие, хорошо приспособленные к зимним тяготам и лишениям. Только не впадающие в спячку звери оживляют безмолвие зимнего леса. В целом сезон обычно длится с конца ноября до второй половины марта.

1 подсезон (первозимье). В начале подсезона на водоёмах наконец-то устанавливается прочный ледовый покров «счастье рыбаков», открывающий начало подлёдной рыбалки. Заканчивается период в двадцатых числах декабря, в дни зимнего солнцестояния. Вначале интенсивный, перволедный клев становится все более капризным, и это не удивительно — толще ледовый панцирь на водоёмах, короче дни и все меньше в воде растворенного кислорода.

2 подсезон (коренная зима). Этот подсезон длится до февраля, когда начинает «петь» песни большая синица.

3 подсезон (перелом зимы). Он начинается с увеличением продолжительности светового дня. Настает «весна света», звенит капель, растут сосульки, днём солнце уже заметно греет.

Э. Шим

Зима. Кому было плохо.

Осенью рано ударили морозы, застудили землю, запечатали крепким зелёным ледком озё­ра и реки. А снегу всё не было, не было — и его ждали все.

— Ах, до чего же скучно без снега! — гово­рили люди.

На голых полях и лугах плакали под ветром травы:

— Стынем, сты-нем!..

Высокие деревья скрипели в лесу:

- Босые ноги мёрзнут! 3-зябко!

Недовольно бормотали тетерева:

- Спать негде, спать негде!

И, кряхтя, бродил-шатался по лесу злющий медведь, которому не хотелось ложиться в бер­логу, не укрытую снегом.

Э. Шим

Кто был рад снегу

Наконец-то выпал на землю снег. Такой чи­стый, такой белый, что кругом сразу стало свет­лее. Поле и луг сделались чистыми и ровными.

А в лесу стало нарядно — каждое дерево и каждый кустик надели снежные шапки.

На полях перестали зябнуть озимые хлеба — теперь им было тепло и спокойно под снежным покровом.

— Спасибо тебе, снег! — говорили одуванчи­ки, подорожники, земляника, маргаритки.

У них у всех зелёные листья отогрелись под снегом и больше не дрожали от ветра и холода.

Вечером с высоких берёз тетерева начали нырять в снег. Они пробегали несколько шагов, обминали вокруг себя местечко — выходила уют­ная подснежная спаленка. Сверху её не видно, а внутри было тепло. И тетерева бормотали:

— Хорошо-то как... Хорошо-то как!

И. Соколов-Микитов

Первая пороша

По первой пороше охотники пошли на охоту. И целыми днями слышался по лесу заливистый лай собак.

Протянулся через дорогу и скрылся в ельни­ке заячий след. Лисий, лапка за лапкой, вьётся вдоль дороги. Белка перебежала дорогу и, вздёрнув пушистый хвост, махнула на ёлку. На вершинах ёлок грозди тёмно-лиловых шишек. Прыгают по шишкам бойкие птички- клесты. А внизу, на рябине, сидят краснозобые снегири.

В. Бианки

Холодно в лесу, холодно!

Ледяной ветер гуляет в открытом поле, но­сится по лесу меж голых берёз и осин. Он заби­рается под тугое перо, проникает в густую шерсть, студит кровь.

Не усидишь ни на земле, ни на ветке: всё по­крыто снегом, стынут лапы. Надо бегать, прыгать, летать, чтобы как-нибудь согреться.

Хорошо тому, у кого тёплое, уютное логово, норка, гнездо, у кого запасов полна кладовая. Закусил поплотней, свернулся калачиком,— спи крепко.

В. Бианки

Кто сыт, тому холод не страшен

У зверей да птиц всё дело в сытости. Хоро­ший обед изнутри греет, кровь горячей, по всем жилкам разливается тепло. Под кожей жирок — лучшая подкладка под тёплую шерстяную или пуховую шубку. Сквозь шерсть пройдёт, сквозь перо проймёт, а жир под кожей никакой мороз не прошибёт.

Если бы пищи вволю, не страшна была бы зима. А где зимой взять её — пищу?

Бродит волк, бродит лиса по лесу,— пусто в лесу, все звери и птицы попрятались, улетели. Летают днём вороны, летает ночью филин, до­бычу высматривают,— нет добычи. Голодно в лесу, голодно!

В. Бианки

Жертвы стужи

Страшно, когда при холоде сильный ветер. После такой погоды каждый раз находишь тут и там на снегу замёрзших зверей, птиц, насекомых.

Из-под пней, из-под бурелома выметает вьюга снег,— а там прятались мелкие зверюшки, жуки, пауки, улитки, червяки.

Сдуло с них тёплый снежок, они и застыли на ледяном ветру.

Птиц вьюга так на лету и режет. На что вороны выносливые птицы, а нередко после долгого бурана нам случалось находить их мёртвыми на снегу.

Пройдёт буран — сейчас санитары за рабо­ту: хищные птицы и звери по лесу рыщут, чисто всё подбирают, что вьюга убила.

Куприянов С. Клесты зимой

Птицы в зимнюю пору

Пришвин М.

Птицы под снегом

У рябчика в снегу два спасения: первое — это под снегом тепло ночевать, а второе — снег тащит с собой на землю с деревьев разные семечки на пищу рябчику. Под снегом рябчик ищет семечки, делает там ходы и окошечки вверх для воздуха. Идешь иногда в лесу на лыжах, смотришь — показалась головка и спряталась: это рябчик. Даже и не два, а три спасения рябчику под снегом: и тепло, и пища, и спрятаться можно от ястреба.

Тетерев под снегом не бегает, ему бы только спрятаться от непогоды. Ходов больших, как у рябчиков под снегом, у тетеревов не бывает, но устройство квартиры тоже аккуратное: назади отхожее место, впереди дырочка над головой для воздуха.

Серая куропатка у нас не любит зарываться в снегу и летает ночевать в деревню на гумна. Перебудет куропатка в деревне ночь с мужиками и утром летит кормиться на то же самое место. Куропатка, по моим приметам, или дикость свою потеряла, или же от природы неумная. Ястреб замечает ее перелеты, и, бывает, она только вылетать собирается, а ястреб уже дожидается ее на дереве.

Тетерев, я считаю, много умнее куропатки. Раз было со мной в лесу. Иду я на лыжах; день красный, хороший мороз. Открывается передо мной большая поляна, на поляне высокие березы, и на березах тетерева кормятся почками. Долго я любовался, но вдруг все тетерева бросились вниз и зарылись в снегу под березами. В тот же миг является ястреб, ударился на то место, где зарылись тетерева, и заходил. Но вот прямо же над самыми тетеревами ходит, а догадаться не может копнуть ногой и схватить. Мне это было очень любопытно, думаю: «Ежели он ходит, значит, их чувствует под собой, и ум у ястреба велик, а такого нет, чтобы догадаться и копнуть лапой на какой-нибудь вершок-два в снегу, значит, это ему не дано».

Ходит и ходит.

Захотелось мне помочь тетеревам, и стал я скрадывать ястреба. Снег мягкий, лыжа не шумит, но только начал я объезжать кустами поляну, вдруг провалился в можжуху* по самое ухо. Вылезал я из провалища, конечно, уж не без шума и думал: «Ястреб это услыхал и улетел». Выбрался и о ястребе уж и не думаю, а когда поляну объехал и выглянул из-за дерева — ястреб прямо передо мной на короткий выстрел ходит у тетеревов над головами. Я выстрелил. Он лег. А тетерева до того напуганы ястребом, что и выстрела не испугались. Подошел я к ним, шарахнул лыжей, и они из-под снега один за другим как начнут, как начнут вылетать; кто никогда не видал — обомрет.

Скребицкий Г.

В зимнюю стужу

В зимнем тумане встаёт холодное, тусклое солнце. Спит заснеженный лес. Кажется, всё живое замёрзло от этой стужи — ни звука, только изредка потрескивают от мороза деревья.

Я выхожу на лесную поляну. За поляной — густой старый ельник. Все деревья обвешаны крупными шишками. Шишек так много, что под их тяжестью склонились концы ветвей.

Как тихо! Зимой не услышишь пения птиц. Теперь им не до песен. Многие улетели на юг, а те, что остались, забились в укромные уголки, попрятались от лютого холода.

Вдруг словно весенний ветерок прошумел над застывшим лесом: целая стайка птиц, весело перекликаясь, пронеслась над поляной. Да ведь это клесты — природные северяне! Им не страшны наши морозы.

Клесты облепили вершины елей. Птички ухватились за шишки цепкими коготками и вытаскивали из-под чешуек вкусные семена. Когда хорош урожай шишек, этим птицам не грозит бескормица зимы. Везде себе еду разыщут.

Я стоял на поляне и наблюдал, как хлопотали клесты в своей воздушной столовой.

Утреннее солнце ярко освещало зелёные вершины елей, грозди румяных шишек и весёлых, пирующих птиц. И мне почудилось, что уже пришла весна. Вот сейчас запахнет талой землёй, оживёт лес и, встречая солнце, защебечут птицы.

Любуясь клестами, я вдруг увидел, как один из них, подлетев к старой ели, скрылся в заснеженных ветках, словно юркнул в снеговую пещерку. И тут мне вспомнилась одна замечательная особенность из жизни этих птиц особенность, которой я никогда не мог поверить. А вот теперь представился случай самому проверить.

Крадучись, я подобрался к той ели и полез вверх по стволу. Острые иглы царапали лицо и руки, но я карабкался всё выше и выше.

Уже близка и вершина, а на дереве ничего нет.

Я начал спускаться и вдруг прямо перед собой увидел то самое, чего уже не надеялся найти: среди обледенелых, покрытых снегом веток едва виднелось небольшое гнездо, а в нём, как весной, озабоченно распушившись, сидела зеленоватая птичка — самочка клеста.

Неловким движением я качнул ветку. Испуганная птица вспорхнула. Я наклонился и замер от изумления: в гнезде копошились только что вылупившиеся, совсем голые птенцы.

Над самым гнездом свешивались заснеженные ветви. В лесу от мороза трещали деревья, а здесь, меж сучьев старой ели, будто уже наступила весна: заботливая мать выводила птенцов.

Я поскорее слез с дерева, чтобы не тревожить эту удивительную семью. Легко спрыгнул в снег, огляделся, и зимний лес уже не казался мне, как прежде, угрюмым и безжизненным.

Стоя под деревом, я тёр закоченевшие в шерстяных варежках руки, посмеивался над собой и всё думал о голых малышах в гнезде, которым не страшна зимняя стужа.

Ю. Дмитриев

Вот чудеса-то!

Весной и летом у всех птиц много забот. Гнёздышки вьют, потом птенцов выводят и кор­мят, потом «гуляют» с малышами. И только тём­но-красные птицы с тёмными крыльями и хвос­тами летом спокойно перелетают с ели на ель. Не торопясь, будто у них нет других забот, шелу­шат они шишки и тихонько выговаривают «клё-клё». Это клесты. Узнать их нетрудно по боль­шим клювам: у них верхняя часть загнута вниз, а нижняя — вверх.

Клесты не вьют гнёзд, как все птицы. Они выводят своих птенцов зимой. Даже страшно — на дворе стужа, мороз, а в гнезде голенькие птенчики. Чудно ведь, не правда ли? Правда, гнездо у клестов тёплое, и мать не слетает с него и всё время согревает птенцов.

Но почему же всё-таки клесты выводят птен­чиков не летом, как все птицы, а зимой? Ведь ма­лышей надо хорошо кормить. А пища клестов — еловые шишки, которые созревают на ёлках в конце года, зимой. Поэтому и птенцы у этих птиц выводятся осенью и зимой.

Л. Семаго

Весне навстречу

Был самый разгар зимы. В лесу от мороза трещали деревья. По утрам солнце вставало крас­ное, как начищенный медный таз. Оно подни­малось невысоко над горизонтом и почти не грело землю. Кусты и деревья покрывал белый свер­кающий иней, а небо походило на синий застыв­ший ледок. И на нём ещё ярче рисовались сереб­ряные вершины деревьев.

В заколдованном царстве деда-мороза всё бы­ло красиво, но безжизненно. Звери попрятались от холода в норы, в логовища, насекомые забра­лись в глубокие щели и заснули там непробуд­ным сном. Одни только птицы летали по полям и лесам, стараясь разыскать хоть немного корма. Они нахохлились и молчали. В эту пору им было совсем не до криков и не до песен.

Но вот однажды в лес прилетели весёлые, шум­ливые птицы — клесты. Ростом они были покруп­ней воробья и одеты гораздо наряднее. У самочек перышки были зеленоватые, а у самцов — с оранжево-красным отливом. Но самое удиви­тельное, что сразу поражало в наружности клес­тов,— это их клювы.

У разных птиц клювы бывают различной фор­мы. У синицы он тоненький, как иголочка; та­ким клювом очень удобно вытаскивать жучков из узких щёлок. У дятла клюв крепкий, корот­кий; хорошо им долбить кору, добывать из-под неё жуков-дровосеков или расклёвывать хвойные шишки. А вот у ястреба или у коршуна клюв острый, загнутый вниз. Это хищные птицы. Своим крючковатым клювом они ловко хватают добычу и разрывают её на куски.

У птичек клестов клювы были совсем удивительной формы — тоже острые, крючковатые, но только загнуты не книзу, а в разные стороны: верхняя половина клюва изогнута в одну сторону, а нижняя — совсем в другую. Такой необычный клюв больше всего походил на кривые щипцы.

— Ну и носы! — удивлялись, глядя на клестов, щеглы и синицы.— Как же ими клевать корм или долбить что-нибудь? Вот уж уроды!

Но кривоносые птицы не унывали. Наоборот, в хмуром зимнем лесу они чувствовали себя как нельзя лучше. Это были природные северяне. Перекочевали они в тот лес с далёкого Севе­ра — из тайги. Там, в тайге, ещё холоднее и ещё меньше корма. Прилетев на новое место, клесты прежде всего уселись на вершины сосен и елей.

— Ой, сколько здесь спелых шишек! — радовались они.— Какие вкусные в них семена! Вот где раздолье!

Хорошо жилось птицам клестам в новом ле­су: шишек вволю, чего ещё нужно! Так и оста­лись они там зимовать.

И. Толоконников

Пернатые кочевники

Не так уж редко бывает в ноябре такая по­года, когда вовсю старается метель, в завывании ветра, кажется, тонут все звуки. И не сразу об­ратишь внимание на перезвон каких-то крошеч­ных колокольчиков, пробивающихся сквозь вой и свист. Прямо над головой на голых ветвях рас­селось около сотни небольших, величиной со скворца, птиц. У каждой гладко зачёсанный на­зад хохолок, на хвосте жёлтая лента, а на крыль­ях, если присмотреться поближе, ярко-красные лакированные пластиночки. Таких больше ни у кого нет. Сидят чинно, не скачут по веткам, не кувыркаются, и как будто перезваниваются корот­кими серебристыми трельками.

То одна из них, то другая перелетают на со­седнюю рябину. С поспешностью срывают чуть примороженные ягоды и проглатывают целиком. А то и вся стая разом начинает пир, а потом сно­ва усаживается на прежнее место, и снова зве­нят колокольчики. Можно подумать, что на пол­дня наелись. Но проходит десять — пятнадцать ми­нут, и всё повторяется снова.— Это северные ко­чевники — свиристели.

Не одни свиристели пируют на рябине. И сне­гирям рябина по душе. Но если свиристели гло­тают всю ягоду, то снегирь деловито срывает од­ну за другой, раздавливает коротким клювом и с наслаждением поедает только семена.

В березняках ветром несёт необычную ме­тель: неслышно устилают тропинку желтоватые чешуйки берёзовых серёжек. Десятки маленьких птиц молча и торопливо шелушат их на самых вер­шинах высоких берёз. Вдруг со звоном «чёт-чёт-чёт-чёт...» все подхватываются и, сделав круг-другой, садятся на то же самое дерево. Че­чётки... Подвесившись на концах тонких веточек, теребят красноголовые чечётки берёзовые се­рёжки, шелушат ольховые шишечки.