Пятачок проснулся. Проснувшись, он сначала сказал себе: «Ох!» Потом смело: «Да», а потом ещё смелее: «Вот именно!» Но никакой особенной храбрости всё равно не получалось, ведь на самом деле в голове у него скакало совсем другое слово. Это было слово «Слонопотамы».
На кого похож Слонопотам? Он — Злобный?
Появляется ли он на свист? И как он появляется?
Любит ли он поросят, вообще?
А если Любит, то всех или только некоторых?
Предположим, он Жесток и Злобен с поросятами, но, может быть, он сделает исключение, если у Поросёнка был дедушка по имени ПОСТОРОННИМ ВИЛЬЯМ?
В этой главе, мы перейдём от иллюзий Иа и Тигры к иллюзиям Пятачка, а потом и к иллюзиям вообще. Несчастье для даоса — это результат следования иллюзиям, к примеру, такой, как ошибочное убеждение, что человек есть нечто отделённое от естественного мира. Проблемы, будь они экономическими, экологическими или любые другие, вызваны неспособностью осознать То, Что Есть. Наши неприятные переживания порождаются иллюзиями: страхом того, Что Может Быть (но ещё не случилось), печалью от того, Что Могло Бы Быть (но не обязательно было бы) и так далее. Пятачки, живущие в страхе «Что Будет Потом», «Вдруг Пойдёт Не Так, Как Надо», «А Вдруг Я Сделаю Что-то Глупое» и тому подобное, не могут радоваться и максимально использовать каждое настоящее мгновение. Позже они оглядываются назад и понимают, что прожили какое-то мгновение не так, и осознание этого заставляет их ощутить ещё большую горечь, чем прежде. Однако из-за их чувствительности, их сильной на чувства-и-воспоминания памяти и осторожного — поспешишь-людей-насмешишь — характера, Пятачки — в гораздо большей степени, чем Иа и Тигеры, Кролики и Совы — оказываются способны принять вызов и решить поистине сложные задачи, как только рассеиваются мешающие им иллюзии.
|
|
Изучение иллюзий мы начнём с трёх рассказов о Восприятии Ситуаций, с рассказов, которые показывают, насколько Всё Зависит от Точки Зрения на Вещи. Первый рассказ принадлежит перу даосского автора Ле-цзы:
Один человек обнаружил, что пропал его топор. Затем он увидел, как мимо проходил сына соседа. Мальчик явно походил на вора: шёл воровской походкой, вёл себя, словно вор. Позднее в тот же день человек нашёл свой топор там, где сам его оставил днём раньше. И в следующий раз, когда ему на глаза попался сын соседа, человек заметил, что мальчик смотрел, шёл и вёл себя как обычный честный мальчик.
Второй пример — китайская история «Придорожный колодец»:
Один человек вырыл при дороге колодец. В течение многих лет благодарные странники рассказывали друг другу о Чудесном Колодце. Но как-то ночью в этом колодце утонул человек. После этого люди старались обходить подальше Ужасный Колодец. Позже оказалось, что утонувший был пьяным вором, который сошёл с дороги, чтобы избежать встречи с ночным патрулём, однако свалился в Восстанавливающий Справедливость Колодец.
Один и тот же колодец — разные точки зрения.
Третий отрывок — из Чжуан-цзы:
На соревнованиях стрелок из лука легко попадает в цель, а его опыт и умение сосредоточиться не скованы ничем, если призом служит глиняный кувшин. Стоит заменить приз на медное украшение, как руки стрелка начинают дрожать. Если же приз оказывается из золота, лучник начинает страдать косоглазием, будто заболел слепотой. Его способности не ухудшаются, но его вера в них изменяется, поскольку он позволяет предполагаемой ценности внешней награды затуманивать собственное видение.
|
|
К сожалению, иногда даже мудрые могут заблуждаться, неверно истолковывая то, что находится перед ними. К примеру, в третьей главе «Винни Пуха» один Мудрый, но Крайне Неотёсанный Медведь…
— Кто Неотёсанный? — спросил Пух.
— Ладно, Пух, ты не Крайне Неотёсанный. Ты Физически Избыточный.
— О, я не стал бы заходить так далеко, — сказал Пух скромно.
Так или иначе, а Винни Пух, кого большинство называет кратко Пухом, был…
— Никто не называет меня Краткопухом, — сказал Пух. — Зовут просто Пухом.
Да. Ну ладно… Винни Пух, кого большинство зовёт Просто Пухом, ходил и ходил в снегу кругами вокруг дома Пятачка. А когда Пятачок спросил его, что он там делает, Пух ответил, что он кое-что Выслеживает. Он не знал что именно. Возможно — только возможно, ну, вы знаете — это было Букой. А может быть и чем-то покрупнее.
— Весёлые дела, — сказал Медведь, — но там, кажется, уже два зверя. Этот кто-бы-то-ни-был объединился ещё с одним кто-бы-то-ни-былом, и теперь они ходят вместе. Как ты, Пятачок, насчёт того, чтоб пойти со мной на случай, если они окажутся Злобными Животными?
А Пятачок, которому надо было решаться, не знал, на что. В смысле, он так и поступил. Ну, то есть, присоединился к Пуху.
Как раз тут росла рощица лиственниц, и получалось так, что два Буки, если, конечно, это были именно Буки, прошли вокруг этой рощи, так что вокруг рощицы вслед за ними пошли и Пух с Пятачком. Пятачок коротал время, рассказывая Пуху, как его дедушка Посторонним В боролся с ревматизмом после Осеннего Сбора Желудей, о том, как дедушка Посторонним В на склоне лет страдал от Одышки и о прочих занятных вещах, а Пух ломал голову, как выглядел дедушка Пятачка, и думал, что если бы, как сейчас, было два дедушки и им с Пятачком удалось бы их поймать, было бы здорово взять одного из них себе и держать у себя дома, и что сказал бы по этому поводу Кристофер Робин. А следы всё шли и шли…
|
|
Внезапно Винни Пух остановился и взволнованно ткнул лапой перед собой.
— Смотри!
— Где? — взвизгнул от неожиданности Пятачок, заодно и подпрыгнув. А затем, чтобы дать понять, что он вовсе не испуган, подскочил ещё и ещё, как бы на всякий случай разминаясь.
— Следы! — сказал Пух. — К двум этим кто-там-они-есть присоединился ещё кто-то-третий!
Итак, для Пуха и Пятачка всё начинало выглядеть Всё Более Опасным. Но по крайней мере третье животное не было Букой. Как отметил Пух, его следы отличались от двух первых. Они были меньше.
И они продолжили выслеживание, хотя и ощущая уже небольшое беспокойство на случай, если у трёх преследуемых ими животных окажутся Враждебные Намерения… А потом Винни Пух вдруг опять остановился и облизнул себе кончик носа, чтоб чуть остудить его. Нос показался ему чуть более горячим, чем обычно, а сам Пух ощутил себя куда более взволнованным, чем бывало раньше.
Перед ними шли следы четырёх животных!
Волнение становилось всё более невыносимым. Нет, это не то слово. Мы имеем в виду, что…
— Я думаю, — сказал Пятачок, тоже облизнув себе кончик носа и решив, что это несколько успокоило его. — Я только что вспомнил кое-что. Я только что вспомнил кое-что, что я забыл сделать вчера и не смогу сделать завтра. В общем, мне как раз пора возвращаться, причём прямо сейчас.
— Мы займёмся этим сегодня же после обеда. Я помогу тебе, — сказал Пух.
— Это не то дело, которым можно заняться после обеда, — быстро сказал Пятачок. — Это исключительно утреннее дело, которое должна быть сделано исключительно утром. По возможности, между… Не подскажешь, который час?
— Около двенадцати, — сказал Винни Пух, глянув на солнце.
— Как раз, как я уже сказал, между около двенадцати и двенадцатью ноль пятью. Потому, дорогой Пух, если ты извинишь меня… Ой, что это?
Это был Кристофер Робин, свистнувший им сверху, из ветвей соседнего дерева. Такое облегчение!
— Глупый добрый Мишка, — сказал он, — что это ты тут делал? Сначала два раза обошёл вокруг рощи, потом прибежал Пятачок и вы обогнули рощу уже вдвоём, а теперь обогнули её в четвёртый раз…
Да. Именно это и произошло. Экое недоразумение!
Раз уж зашло про снег, мы могли бы вспомнить ещё один случай, когда Пух и Пятачок на прогулке задумали построить для Иа дом в укромном закутке соснового леска, называемого Унылым Местом Иа. Понятно, что строить дом надо из чего-то. Лучше всего было бы строить из палок.
— На той стороне леска этих палок полно, — сказал Пятачок. — Я видел. Их там целая куча. Они уже даже сложены.
В общем они набрали палок и соорудили дом для Иа. А позже, когда Иа не мог найти свою кучу палок… то есть когда он не смог найти свой дом, он пошёл искать его вместе с Кристофером Робином и они встретили Пуха и Пятачка, и…
— Где, ты сказал, он стоял? — спросил Пух.
— Именно здесь, — сказал Иа.
— Из палок?
— Да.
— Ой! — сказал Пятачок.
— Что? — спросил Иа.
— Я просто сказал «Ой», — сообщил Пятачок.
А чтоб не показаться озабоченным, он чуть пожужжал пухову жужжалку.
— Ты уверен, что это был дом? — сказал Пух. — Я хочу сказать, ты уверен, что дом был именно здесь?
— Конечно, — сказал Иа. И проворчал про себя: «Ну просто ни капли ума у некоторых…».
— В чём дело, Пух? — спросил Кристофер Робин.
— Ладно, — сказал Пух… — Дело в том, что, — сказал Пух… — Ну, дело в том… — сказал Пух. — Понимаешь, — сказал Пух. — Это вроде того, что… — сказал Пух, но что-что, казалось, подсказывало ему, что он не справится с объяснением такого сложного случая, и он чуть подтолкнул Пятачка.
— Это вроде того же самого… — быстро отозвался Пятачок. — Только теплее, — добавил он, немного подумав.
— Где теплее?
— С другой стороны леска, где стоит дом Иа.
В общем, они пошли туда и Иа нашёл свой дом, и…
Они оставили его там; а Кристофер Робин вернулся, чтоб пообедать со своими друзьями Пухом и Пятачком, а по пути они рассказали ему об Ужасной Ошибке, ими допущенной. А когда он перестал смеяться, они до самого дома пели Дорожную Шумелку для Снежной Погоды…
Такое вот недоразумение.
— Мы вернулись, — сказал Пух.
— Хорошо. Я так увлёкся своей писаниной, что даже не заметил, как вы ушли.
— Мы тут с Пятачком придумывали Загадки, — сказал Пух. — У Пятачка есть одна и для тебя.
— Замечательно, Пятачок. И что за Загадка?
— Вот такая, — сказал Пятачок. — Вся в перьях, а лает.
— В перьях и лает? Я… я не знаю.
— Птицесобака.
— Хм.
— Что-то не так? — спросил Пятачок.
— Ладно, Пятачок, тогда вот одна и для тебя. Чем отличается картотека от кенгуру?
— Я не знаю, — сказал Пятачок.
— Правда, не знаешь? Не знаешь, чем отличается картотека от кенгуру?
— Нет, — подтвердил Пятачок.
— Хорошо, тогда я не буду разрешать тебе подшивать лучистые бумаги.
Пауза.
— Я, кажется, не понял, — сказал Пух.
Вдобавок к обычному человеческому стремлению неверно истолковывать То, Что Есть — как это только что показали нам иногда-слишком-человечные Пух и Пятачок — мы могли бы упомянуть склонность многих людей замечать что угодно, кроме поистине необычного, о чём рассказывается в китайской новелле «Бык и крыса»:
Много лет назад Будда призвал к себе двенадцать животных и сказал им, что назовёт именем каждого из них один год Китайского Зодиака. Животные были очень довольны. Но едва встал вопрос очерёдности, как начались неприятности.
— Я должна быть первой, — сказала крыса, — поскольку по уму мне нет равных.
— Нет, первым должен быть я, — возразил бык. — Я самый большой.
Бык и крыса начали спорить, что более важно: ум или размеры. Через некоторое время крыса вдруг умолкла.
— Ладно, — сказала она. — Я согласна, что размеры важнее.
— Хорошо, — сказал бык. — Договорились.
— Не так быстро, — сказал крыса. — Мои размеры внушительнее твоих.
— Что? — фыркнул возмущенный бык. — Как можешь ты, простой грызун, удивить кого-нибудь своими ничтожными размерами?
— Давай обратимся к людям, — ответила крыса, — и пусть он и решат, чьи размеры внушительнее.
— Смешно! — воскликнул бык. — Почему мы должны тратить время на такую ерунду? Ведь любому ясно, что…
— Ну-ну, — сказал Будда. — Давайте не будем больше спорить. Конечно, крыса меньше тебя. Но почему бы не спросить у людей? Тот из вас, чьи размеры произведут на людей большее впечатление, и будет объявлен победитель.
Бык, уверенный в своей победе, согласился.
— О Будда, — сказал крыса. — Прежде, чем мы предстанем перед людьми, я хотела бы с согласия быка обратиться с одной небольшой просьбой. Если я действительно столь мала, как утверждает бык, я хотела бы попросить, чтобы мне было позволено на время увеличить свои размеры всего лишь вдвое.
Будда спросил вола, не возражает ли тот.
— Конечно нет, — ответил бык. — В конце концов, какая разница? Я всё равно останусь в сотню раз больше её!
Бык и вдвое увеличившаяся крыса вышли к людям. И всюду, где они появлялись, люди восклицали в изумлении: «Посмотрите на эту крысу!» Они кричали: «Смотрите, какая громадная крыса!» И никто даже не заметил быка. Такого быка каждый видел и раньше. В нём не было ничего необычного.
Так крыса удивила людей своими размерами и стала первым животным в китайском Зодиаке.
— Кстати, Пятачок, я думал о надписи на твоём доме…
— О Посторонним В?
— Да. Ты говорил, что так звали твоего дедушку.
— Да — Посторонним Вильям.
— Так вот, он, наверное, был очень рослым боровом, если смог повесить табличку так высоко?
— Э… Ну… Он не сам повесил. Ему помог друг.
— Друг?
— Да, другое животное. Высокое такое животное.
— Вроде жирафа?
— Да-да, жираф. Это был он.
— Забавная, наверное, была дружба: свинья и жираф. Я не знал, что здесь водились жирафы.
— Нет, не водились, — сказал Пятачок. — Всё как обычно. Этот жираф оказался здесь по программе Культурного Обмена.
— Да? И что же послали в обмен мы?
— Э… коробку куниц.
— Странно. Не очень похоже на равноценный обмен, правда?
— Ну, это была очень большая коробка.
— Ну тогда ладно… Разговор шёл об Иллюзиях, потому давай, если не возражаешь, вернёмся к предмету обсуждения. Мы полагаем, что тут ещё есть о чем поговорить.
Хотя Иллюзии распространены по всему миру, большая их часть приходится, похоже, всё же на долю Индустриального Запада. А уж те Иллюзии Запада, которые в последнее время активно экспортируются на Восток, заслуживают особо пристального рассмотрения. Может показаться странным, но «реалистическое», «научное» Западное индустриальное общество так или иначе глумится над сравнительно безвредными мифами и исконнными национальными верованиями народов мира — большинство которых как минимум частично основывается на реальных фактах — и происходит это при неизменном увековечивании Западом собственных иррациональных вер и методов, настолько опасных, что они попросту уничтожают планету. И, вероятно, наиболее разрушительная из всех Иллюзий Запада — глубоко ошибочное убеждение в том, что Технологический Путь Развития может снять и разрешить все наши сложности и проблемы.
Это Поклонение Технологии началось примерно в XVI-м веке с географических Исследований и Завоевания Территорий в Западной Европе, что привело к росту Меркантилизма, вылившегося в Индустриальную Революцию XVII-го столетия. Быстрое развитие и распространение Ненасытных Машин, сопровождаемое опасной эксплуатацией природных ресурсов для их прокорма, быстро превратило деревенские сельскохозяйственные общества («Доброе утро, госпожа Витерспун! Какая у вас замечательная корова!») в общества городские и фабричные («Я, конечно, надеюсь, — удушье, хрип — что угля нам хватит — кашель — хотя бы до конца дня!»), а затем в большие городские и крупные промышленные сообщества («Правильно, инспектор, — они украли всё, что не было прибито к полу!»). В Викторианскую эпоху этот Индустриальный Фанатизм получил широкую поддержку со стороны формирователей империй и общественного мнения, свято веривших в то, что наука может всё и что любая иная точка зрения является еретической.
Но задолго до этого подобная же бессмыслица (грабь-планету-и-не-морочь-себе-голову-всякой-ерундой) экспортировалась из Европы в Новый Свет. Вместе с нею туда же прибыла абсурдная и столь же бессмысленная вера в то, что счастье можно купить за деньги. Было бы удивительно, если бы вместе с этими людьми к тем же берегам не прибыла и эта вера, учитывая, что основную массу первых иммигрантов составляли должники английских тюрем, охотники за пушниной, будущие хлопковые и табачные бароны и торговцы-пуритане. Такие люди стремятся узнать об окружающем мире ровно столько, чтобы его эксплуатировать, и не более того — и хорошо ещё, если они знают хотя бы это. В частности, пуритане почти ничего не знали о том, как жить в Североамериканских лесах, лугах и горах, а также о том, как ладить с людьми, которые это знают. Не зря сказано в старой пословице: «Сначала они рухнули на колени, а затем обрушились на индейцев». А позднее — и на природу. Вот как описывает тогдашнюю ситуацию Luther Standing Bear, глава фирмы Oglala Sioux:
Мы не думали о больших открытых равнинах, красивой холмистой местности и вьющихся потоках с запутанными водорослями как о чём-то «диком». Только для белого человека эта природа была «дикой», и только для него эта земля «кишела» «дикими» животными и «дикими» людьми. Для нас такое отношение к миру было слишком пресным. Земля была обильна, а сами мы были окутаны благословением Великой Мистерии. И только когда с востока сюда прибыл страшный человек и со звериным безумием обрушил на нас и тех, кого мы любили, свою несправедливость, это было для нас «дико». А когда даже мирные лесные животные стали убегать при одном его появлении, тогда для нас начался «Дикий Запад».
Сегодня, благодаря такой достаточно перекошенной культурной основе, мы живём в обществе, которое обычно называют Материалистическим. Но это ошибочное название. В действительности мы обитаем в обществе Абстрактных Ценностей, в котором вещи ценятся не столько за то, чем они являются, сколько за то, что они олицетворяют. Если бы Западное индустриальное общество действительно ценило Материальный Мир, не было бы никаких свалок, никаких сплошных вырубок лесов, никаких низкопробных по оформлению и качеству товаров, никаких отравленных водных источников, никаких громадных, чадящих выхлопами автомобилей, как и всех остальных мерзостей и уродств, с которыми приходится сталкиваться едва ли не на каждом шагу. Если бы наше общество было действительно материалистическим, мы любили бы этот физический мир — и знали бы своё место в нём.
В действительности же Западное индустриальное общество даже не замечает Материального Мира. Оно быстро отбрасывает его, оставляя ржаветь под дождём. Материальный мир это Здесь и Сейчас, а индустриальное общество не ценит своего Здесь и Сейчас или не обращает на него внимания. Оно слишком занято внешним и устремлено в Туда и Потом. В результате оно всё чаще и чаще оказывается неспособно увидеть то, что находится прямо перед ним. Это общество забыло, где оно, и не знает, куда стремится.
— В Искпедицию? — заинтересованно сказал Пух. — Я ещё ни разу ни в чём таком не участвовал. И куда пойдёт эта наша Искпедиция?
— Экспедиция, глупый милый мишка. Не «иск», а «экс».
— А-да! — сказал Пух. — Я знаю.
Хотя сам он, если признаться, совершенно не представлял, что меняется от замены «иск» на «экс».
— Мы пойдём искать Северный Полюс.
— О! — сказал Пух. — А что такое Северный Полюс?
— Это то, что открывают, — небрежно сказал Кристофер Робин без особой уверенности, что это и вправду как-то открывают.
Возможно, предложенный выше беглый обзор некоторых обстоятельств нашей истории поможет нам понять, почему Западное индустриальное общество достигло таких ничтожных успехов везде, где дело касается следования Тому, Что Есть. В нашей части мира это пренебрежение к Высшему наиболее удручающе проявляется всякий раз, когда речь заходит о Выборах. Потому что вот уже почти тридцать лет нация, которая некогда была Светом Свободного мира, выбирает на высшие должности в стране череду Чёрных Шутов, увлекающих нас всё глубже и глубже во тьму: Шутов, поощряющих массовые алчность и коррупцию, наращивающих многомиллиардные долги, платить по которым придётся будущим поколениям; превративших экономику в нечто бесформенное; отказывающихся принимать меры, необходимые для спасения того, что осталось от естественного мира («Необходимы более глубокие иследования»), угрожающих взорвать планету всякий раз, когда какое-нибудь государство недостаточно быстро исполняет то, что они полагают необходимым, и постоянно роняющих замечания по поводу уровня интеллекта из разряда «Если вы видели одну секвойю, вы видели их все».
И, раз уж зашло о деревьях: почему, если большинство избирателей не живёт в мире фантазий, вокруг становится всё больше и больше разговоров о Защите Окружающей Среды, а зато голосов, поданных «за» это, с каждым годом оказывается всё меньше? Например, на недавних выборах в нашем некогда-почти-оберегавшем-природу родном государстве большинство избирателей проголосовало за продолжение работы одной из наших наиболее печально известных, опасных и ненужных атомных электростанций несмотря на постоянное нарушение там правил техники безопасности; они же отклонили закон, ограничивающий использование неперерабатываемой упаковки и отвергли честного самофинансируемого кандидата, настроенного бороться за защиту природы, а вместо него вновь избрали политического деятеля, в течение ряда лет активно выступавшего против сохранения того немногого, что ещё остается от нетронутых вырубками государственных лесов, поддерживающего политику лесопромышленников, направленную на сплошные вырубки и отправку брёвен для обработки за границу, и ежегодно лоббирующего поправки к законам, запрещающие людям опротестовывать в суде торговлю старыми деревьями. Очень много для Планеты Земля, правда?
Таким образом, с природой у нас всё обстоит просто замечательно, а избиратели по всей стране, кажется, полагают, что до сих пор охране природы вовсе не мешает процесс её разрушения во имя денег. Так пусть Кто-то Другой оплачивает эту охрану. Но учитывая, что на охрану природы в США выделяется менее одного процента всего объема филантропических пожертвований, похоже, что этот мифический Кто-то просто ещё одна фантазия.
— Мы все отправляемся в Искпедицию с Кристофером Робином!
— На чём отправляемся?
— На какой-нибудь лодке, я думаю, — сказал Пух.
— Ага! На какой-нибудь…
— Да. Отправляемся открывать Полюс или что-то вроде этого. Или Пояс? Ну, во всяком случае мы это откроем.
К несчастью для нас самих, мы на Западе унаследовали Иа-религию, которая осуждает реальный мир как средоточие зла и порока, чьи пути мудрым надлежит игнорировать, и Иа-науку, которая насмехатся надо всем, что выходит за пределы механистической точки зрения на планету — планету, тайны которой эта наука пытается раскрыть для манипуляций природой в целях наживы. Способен ли хоть один из этих Путей вывести нас из хаоса, в котором мы оказались, или хотя бы помочь нам увидеть то, чем этот хаос вызван?
Иа-религия говорит, что, как бы там ни было, а планета не достойна спасения и что когда наступит конец света, все Истинно Верующие сразу же отправятся на небеса. Никаких проблем. Хотелось бы только знать, что они скажут Святому Петру у Врат Рая, когда он спросит их, что они сотворили с миром, доверенным им Всевышним. Вполне возможно, что ответ на этот простой вопрос вызовет у них некоторые затруднения.
С другой стороны, Иа-наука упорно утверждает, что Технология спасёт нас от разрушения — в том числе, видимо, и от всех тех многочисленных разрушений, причиной которых стала сама Технология. Оттого, когда Иа-учёные сообщают нам что-нибудь такое, мы не можем удержаться от вопроса, уж не пытается ли и Технология стать новой религией? Нет, конечно же, не религией, — просто разновидностью культа, чем-нибудь вроде вуду.
«Вунга ивунга, вуумба нуунга — Бог Больших Жестяных Банок, спаси нас от гексахлорбензола, этилена дибромида, токсикофена, хлородина, паратиона и всего остального, что ты дал нам и что пошло вдруг наперекосяк.» Теперь — хором: Вунга ивунга, и всем — море счастья!
— Эх, Пятачок! — сказал Пух взволнованно. — А ведь мы все отправляемся в Искпедицию со всякими штуками для еды. Все-все! Кое-что открывать.
— Что открывать? — встревожено спросил Пятачок.
— Да хоть что-нибудь.
— Но оно не злобное?
— Кристофер Робин ничего не говорил о злобном. Он только сказал, что там есть какой-то «экс».
— Это, наверное, всё-таки не вкусный кекс, — задумчиво сказал Пятачок. — А какие-нибудь опасный крэкс. Как мне кажется.
Пугающие фантазии, передаваемые из поколения в поколение, заставляют нас верить в то, что необходимо защищаться от естественного мира. Среди Тяжелой Промышленности жить куда Легче и тому подобное. А в действительности, как сегодня может заметить каждый, естественный мир сам нуждается в защите от нас. Мы должны признавать, понимать и уважать его мудрость, а не просто рассматривать его в кривых зеркалах своих иллюзий. Как предупреждал сэр Артур Конан Дойль устами своего героя Шерлока Холмса: «Идеи, объясняющие Природу, должны быть столь же широки и свободны, как сама Природа» и «Пытающийся возвыситься над Природой, обречён пасть к её ногам». И завершим эту тему очень актуальными и сейчас словами Чжуан-цзы:
Когда правящие ищут знания, но не следуют Пути, все, кто следует за ними, приходят в замешательство и начинается смута. Откуда мне ведомо, что это так?
Чрезмерное знание об изготовлении луков, самострелов, стрел и рогаток беспокоит и губит птиц в воздухе. Чрезмерное знание об использовании крючков, сетей и других подобных орудий беспокоит и губит рыбу в реках и прудах. Чрезмерное знание об устройстве и размещении капканов, петель и ловушек беспокоит и губит животных лесов и полей.
Когда знание становится чрезмерно умным, разносторонним и изощрённым, оно беспокоит и губит людей вокруг. Они начинают бороться за то, чтобы овладеть неизвестным, но не стремятся овладеть известным. Они осуждают заблуждения других, но не осуждают собственных. От этого происходит великая смута.
Если солнце и луна утратят свой свет, горы и реки откажутся от своей жизненной силы, а четыре сезона придут к концу, никакое насекомое или растение не сможет сохранить свою истинную природу. К тому же приводит людей одержимость знанием. Честностью и простотой пренебрегают, а беспокойством восхищаются. Тихие и нежные забыты, а громких и сварливых слышно. Такова природа влечения к знанию. Его суетность повергает мир в хаос.
Мы могли бы добавить и ещё несколько слов от Чжуан-цзы:
Люди почитают то, что лежит в пределах сферы их знания, но не понимают, как они зависят от того, что находится вне её.
Чтобы проиллюстрировать жизненную правду последнего утверждения, мы решили составить своеобразную очень краткую Популярную Историю Радиоактивности.
В 1930-х годах, когда люди стали умирать от употребления радийсодержащих тонизирующих напитков, американским правительством был впервые установлен предельно допустимый уровень радиоактивности. Как обычно, просто на всякий случай.
В 1940-х, после изучения жертв бомбардировки Хиросимы, этот уровень был уменьшен вдвое. Просто в целях повышения безопасности, вы понимаете.
В 1950-х, в ответ на беспокойство в связи с осадками, выпавшими после испытаний ядерной бомбы, которые, как оказалось, подействовали на некоторых люди нежелательным образом, максимально допустимый уровень вновь был существенно понижен. Просто в целях предосторожности.
А в это же время в рекламных объявлениях муниципальных предприятий расхваливались прелести новейших — «чистых и безопасных» — ядерных источников энергии. Доски объявлений приглашали обывателей «Посетить Всем Семейством Парк Ядерной Энергии». Рентгеновские аппараты использовались в обувных магазинах для осмотра ног детям. И у людей обнаруживались «несколько-увеличенные-но-фактически-нормальные» облучённые радиацией вилочковые железы. И, как у многих других, подвергнувшихся воздействию радиоактивного излучения до них, у большинства этих людей развился рак, приведший их к смерти.
В 1960-х становится всё больше и больше людей, подозревающих, что им не сказали Всю Правду о радиоактивности. А затем…
В 1970-х исследователи сообщили, что в результате различных медицинских процедур американцы подверглись радиоактивному облучению в девять раз превышающему последствия атмосферных ядерных осадков — которые к тому времени, частично благодаря наблюдению за некоторыми постоянными жителями штата Невада и воинским персоналам, были объединены с остальными проблемами. В 1979 АЭС «Три Майл» (Three Mile Island, Pennsylvania) облучила и привела в негодность всю окружающую её территорию.
В 1980-х новые данные по жертвам Хиросимы и их потомкам показали, что вероятность заболевания раком в результате радиоактивного облучения в пятнадцать раз выше того, который предполагали ранее. Выяснилось также, что излучение от ядерных установок служит причиной заболеваний щитовидной железы, выкидышей и ряда других патологий. А в конце этого же десятилетия на Чернобыльской АЭС, как ранее и на «Три Майл», произошло то, что, как уверяли эксперты в этой области, не могло произойти даже раз в тысячелетие. Просачивались в печать сообщения и о менее значительных авариях на других подобных предприятиях… И «предельно допустимый» уровень опять понижен. Безо всяких гарантий.
На каждом шагу власти уверяли людей, что Новые Устройства и Новые Уровни радиации безопасны. И каждый раз это оказывалось неправдой.
Сегодня публика увлечена компьютерами, текстовыми процессорами и тому подобными устройствами, электронно-лучевые трубки которых испускают рентгеновское излучение, а электронные цепи и дисплеи излучают мощные электромагнитные поля. Они совершенно безвредны, вновь убеждают нас власти. А если возникнут какие-либо проблемы, нам, безусловно, сообщат о них позднее.
Самое последнее Популярное Излучающее устройство — микроволновая печь, подвергающая продукты воздействию высокочастотного электромагнитного поля. Власти вновь уверены, что этот вид Извращения Природы совершенно безвреден — иначе эти Замечательные Машины не появились бы на рынке. Возможно, на это раз — только на этот раз — власти окажутся правы. С другой стороны, вполне возможно, что опять — нет.
Закончив с завтраком, Кристофер Робин что-то шепнул Кролику, на что Кролик сказал «Да-да, конечно», и они вдвоём поднялись чуть выше вдоль ручья.
— Не хочу, чтобы другие слышали, — сказал Кристофер Робин.
— Безусловно, — с важностью отозвался Кролик.
— Это… Я просто подумал, просто… Ты, Кролик, наверное, не знаешь… как выглядит Северный Полюс?
— Да-да, конечно, — сказал Кролик, зачем-то погладив усы. — Хороший вопрос.
— Я когда-то знал, только сейчас как бы забыл, — небрежно сказал Кристофер Робин.
— Забавно, — сказал Кролик, — но я тоже как бы подзабыл, хотя раньше как бы знал.
— Я полагаю, что раз через него проходит земная ось, то полюс, это, наверное, просто место, где эта ось воткнута в землю?
— Точно, полюс это такая сплюснутая ось, вроде палки, — сказал Кролик. — Потому и называется полюс. А раз земная, то, конечно, воткнута в землю, потому что больше её и воткнуть-то не во что.
— Именно так я и думал.
— Единственная загвоздка, — сказал Кролик, — состоит в том, в каком именно месте она воткнута?
— Именно это место мы как раз и ищем, — сказал Кристофер Робин.
— Ой, Пятачок — кто это там за окном?
— Слонопота-а-ам! — завопил Пятачок, подпрыгнув от ужаса.
— Да нет же, это просто мусорщик. Ты ведь просто пошутил, что это Слонопотам, правда?
— Да (пых-пых). Конечно (пых), пошутил.
— А что, если бы это и вправду был Слонопотам? Что он может тебе сделать?
— Не знаю! — пискнул Пятачок. — Мало ли что придёт ему в голову…
— Но ты ведь даже не знаешь, как выглядят Слонопотамы, верно?
— Нет… В том-то и дело, что не знаю.
— И даже не знаешь, существуют ли они.
— Кто их знает…
— Ну не здесь же, чтоб прямо так, за этим окном…
— Правда?
— Абсолютная. Ты больше нигде здесь не будешь видеть Слонопотама, а зато увидишь жирафа, поднимающего над твоим домом табличку с именем твоего дедушки.
— Ох, — сказал Поросенок. — Я понял.
О чём это мы? Ах, да — опасные иллюзии. Вот как описывает ситуацию, сложившуюся в нашем общества, в своём удивительном, очень даосском по духу «Волшебном Ребёнке» Джозеф Чилтон Пирс:
Нам кажется, что посредством изощрённых интеллектуальных манипуляций и сложных приборов мы можем не только предвидеть различные природные явления, но и управлять естественными силами вселенной. Мы убеждены в этом так безоговорочно, потому что привыкли полагать, будто именно так, используя свой интеллект, мы, фактически, выживаем среди враждебной нам природы. Непосредственное взаимодействие между умом-мозгом и его источником информации [планетой] категорически отвергается Западной логикой, если не большей частью всей мировой логики вообще. Взаимодействие с живой планетой подразумевало бы, что планета отвечает нам, общаясь с нами. А один из важнейших постулатов всего классического Западного академического мировоззрения… состоит в том, что разум не способен общаться с миром никак иначе, кроме как получая информацию об окружающем мира через органы чувств и затем реагируя на неё некоторым интеллектуальным образом. Это мировоззрение автоматически лишило нас личной внутренней силы. Мы оказались зависимы от источника силы внешней: использования приборов и аппаратов. Таким образом, мы постоянно развиваем по преимуществу ту часть знания, которая касается применения, создания, совершенствования и обслуживания аппаратуры. Единственным реальным критерием уровня развития стала сфера культурного знания, предлагающая или обещающая: увеличение производства аппаратуры, возможное доминирование над природой и, в итоге, — некоторую безопасность существования. Перспективы видятся как наращивание мощи аппаратуры. [Выделено нами.] Обучение и образование детей сводится к выработке у них умений разрабатывать, производить, потреблять и использовать всё более совершенные аппараты.
Но и эта сфера знания, и собственно совершенствование аппаратуры, никогда не обеспечивали, не обеспечивают сейчас и уже никогда не обеспечат нам ни физической безопасности, ни благополучия. Чем более масштабным и устрашающим становится производство аппаратуры, тем сильнее возрастают наши тревога, враждебность, страх, негодование и агрессия. Но заметить прямую взаимосвязь между беспокоящей нас тревогой и производством аппаратуры почти невозможно, поскольку наш интеллект сам по себе является результатом условий, порождённых этой преобладающей сферой нашего знания. Наш интеллект приучен верить, что любые несовершенства, вроде личного страдания, нищеты и страха — в реальности являющиеся следствием всей нашей деятельности — просто сообщают нам о необходимости дальнейшего совершенствования этой сферы знания и/или производства, распределения и применения аппаратуры. И даже когда это знание отрывает нас от подлинной нашей жизни и порождает беспокойство и подавленность, оно же обусловливает нас полагать, что спасение от нашей нищеты состоит в совершенствовании именно этой преобладающей сферы знания.
Иными словами, все проблемы современного человека, его опасные убеждения и чувство одиночества, духовная пустота и личная немощь вызваны его иллюзиями по поводу естественного мира и отделённостью человека от него. Даосы некогда предупреждали нас, что это произойдёт. И рассказали, что делать с этим. Настало время осознать сказанное ими.
Часть вторая
Вещи, как они есть
10-ого сентября этого года я спустился по Виа Салария и вышел к Республике Утопия, тихой стране, лежащей восьмьюдесятью годами восточнее Фара Сабины. Обратив внимание на веселое настроение тамошних жителей, я расспрашивал их о причине такого их благодушия, и они рассказали мне, что это всё таково благодаря их законам и обучению, полученному ими с первых школьных дней…