Пунктуальность Александра Куликова его самого раздражала. С этой чертой характера, он родился.
Куликов и сегодня точно рассчитал, сколько времени ему понадобится, чтобы заехать в магазин за водкой, хлебом и колбасой, а затем домой. Суетился Александр Куликов ради того, чтобы в 21 час 05 минут секунда в секунду спокойно нажать кнопку вкл. на плазменном новеньком телевизоре.
Ток‑шоу «Родной город» начиналось ровно в девять часов вечера. Но после вступительного слова ведущей этого политического телевизионного спектакля шла реклама. В течение пяти минут смотреть на подгузники, банки с соком и женские прокладки с крылышками и без Александр Куликов себя заставить не мог. Сколько раз он пытался убедить Сюсюткина не делать из провинциального политического шоу – телемагазин!
А он? Сюсюткин!!!
Зритель города Задорожья смотрит центральные каналы Интер‑кайф, БезТБ, МММ, он же не слепой, сравнивает. Передача началась, а зрителю сразу напоминают о житейских неприятностях, что у него протекает, где болит и сильно чешется.
Куда Сюсюткин смотрит! И смотрит ли директор телеканала эфир, по этому поводу у Александра Куликова большие сомнения. Декорации бледненькие, бедненькие, свет в студии плохой, сюжеты смонтированы на скорую руку, участники ток‑шоу перепуганы, в пол смотрят.
– Давай Женюра, выручай, – Александр Куликов позволял называть так подчиненную только когда оставался сам на сам. Он жил один.
Последняя четвертая официальная жена, собрав меха, золото и то, что смогла увезти на новеньком джипе, который месяц назад подарил ей Куликов, навсегда умчалась в объятия нового спонсора ее дорогой во всех отношениях жизни. Александру Александровичу не везло в любви, в бизнесе зато все ладилось. Собственная типография, пару городских газет, с десяток торговых точек, последнему бизнес‑детищу, Пиар Центру, он особенно радовался. Политика – вот, где зарыт настоящий клад, особенно с началом президентской компании 2004 года и парламентских выборов 2006‑го. Если учесть, что в настоящее время в Задорожье кроме его типографии работают еще два полиграфических комплекса и существуют не только его газеты, то хочешь – не хочешь, придется работать локтями. Главное в информационном бизнесе – получить заказ от клиента. Заказчик нынче пошел капризный, ему качество подавай по заниженной цене, любит клиент носом крутить и выбирать. А выбора Александр Куликов ему не даст, он первый организовал в родном городе Задорожье единственный профессиональный центр по оказанию услуг в сфере политических технологий.
К кому придут богатые клиенты в час пик предвыборной кампании? К нему, они знают его лично, да и насчет конфиденциальности Александр Куликов – надежный парень. Основные заказы пойдут через его центр, а значит, именно он будет печатать, размещать, а также реализовывать печатную продукцию.
С телеканалами и радио придется работать на откатах. Ах да Куликов, ах да Сашкин сын! Сан Саныч очень внимательно следил за перипетиями ток‑шоу, даже если мысленно отвлекался от эфирных страстей, которые согласно сценарию возникали в ток‑шоу, которое он сам создал. Женька не подозревает, сколько стоит пребывание одного политического жлоба в прямом эфире ее программы. Это хорошо, пусть девочка трудится, зарплата у нее высокая, а на большее, милая, расчитывать нечего.
Что согревало душу прирожденного бизнесмена в сфере информационных технологий? Это расценки для участников шоу. В первом туре голосования Александр Куликов их предусмотрительно установил приемлемыми. Во втором Сан Саныч намеревался поднять ставки за участие в прямом эфире вдвое или втрое! Но главные его жизненные ценности, деньги, шли не через кассу телекомпании. Черный нал попадал прямо в руки Сан Саныча, правда, приходилось делиться с Сюсюткиным, который до денег особенно неравнодушен. Отстегивать, согласно рекламным расценкам, и телеканалу. Но большая часть денег оседала в карманах идеолога телевизионного политического спектакля под названием «Родной город». Александр Куликов любил зеленые бумажки больше, чем водку и женщин, ему нравился процесс их получения. Сначала возникала идея, потом в его голове выстраивалась схема ее реализации, находились люди, способные воплотить бизнес‑проект, а дальше – успевай тратить.
Как правило, это с успехом умели делать его смазливые женушки.
«Слава Богу, остался один, совсем один», – подумал Александр Куликов и обрадовался. Его душа имела по этому поводу противоположное мнение. Но кто ее спрашивал?
Время других ценностей, бал правят деньги, они имеют безусловную власть и силу. А душа, пусть поноет, как маленькая каприная девочка, которую взрослый самостоятельный мужик демонстративно не замечает.
Главное – деньги. Большие деньги прячутся от Александра Куликова там, где большие политики дерутся за место под солнцем.
Александр Куликов смотрел с интересом местное ток‑шоу «Родной город», однако масштаб рожденных в его голове мыслеформ охватывал всю территорию страны Закраины.
Сентябрь на исходе. Через месяц 31 октября состоится первый тур президентских выборов. Второго тура голосования Закраине не миновать. Борьба разгорится между «бело‑голубыми» Партии Губерний и оранжевой оппозицией – партией «Наша Закраина». Два Виктора, два титана станут друг против друга, известно и место их встречи – столица Киевск, майдан.
Кто победит во втором туре Александру Куликову ясно. Если сработает административный ресурс, победу поздразднует Виктор Япанович, если оранжевые с успехом используют продвинутую на Западе «психодинамическую» стратегию управления массовым сознанием, значит, на инаугурации закраинцы увидят Виктора Юбченко.
На мгновение Александр Куликов представил себе, как Виктор Андреевич стоит на площади в окружении всех членов семьи.
Счастливые дети в оранжевых шарфиках непременно растрогают своей непосредственностью души рядовых закраинцев, чертовски эффектно! Как прирожденный пиарщик он мысленно дорисовал картинку, вспыхнувшую в его разыгравшемся воображении – голубей, белых голубей запускают в небо. Это надолго запомнится телезрителям и гостям иностранных государств, которые станут участниками исторической инаугурации. Александр Куликов мог фантазировать до бесконечности, но у него зачесалась ладонь правой руки. «К деньгам», – пророчески улыбнулся Сан Саныч.
Сценарий передачи, которая принесет неплохие чаевые, предельно прост. Представителей местных штабов, которые работали на своего кандидата в президенты за деньги, подавали доверчивому зрителю в прямом эфире как их горячих и искренних сторонников. Но главная телевизионная фишка Александра Куликова заключалась в том, что участникам ток‑шоу предлагалось обсудить сюжеты, касающиеся проблем задорожной губернии: экология, рождаемость, рост цен на рынках и т. д… То, что актуально для избирателя сегодня. Штабная крыса, сидевшая в телевизионном эфире от каждого кандидата, могла заклеймить противника, либо убедить телезрителей, что с приходом обожаемого им кандидата в президенты, жизнь закраинцев резко изменится к лучшему. Совершенная телевизионная ерунда, а «пипл хавает», больших денег по задорожним меркам стоит эта ерунда, дублируемая до следующего прямого эфира по радио и в газетах.
– Родной город может спать спокойно, а Куликов его до нитки…
Эту шутку Александр Куликов любил напевать дома и в одиночестве. Это действительно шутка, обирал ежедневно родной город старый и добрый мэр вместе со своей работящей командой. Задорожные патриоты с раннего утра и до поздней ночи трудились во благо родного города и горожан. Они совершенно бессовестно закладывали под залог известной в Задорожье финансовой структуре городскую коммунальную собственность. Через пару лет у громады города собственности практически не осталось. Городская земля шла с молотка, только без аукциона. К мэру нужный человек в кабинет заходил, а выходил из кабинета в статусе крупного землевладельца.
– Давай, Женюра, укуси кого‑нибудь, вон того дядьку прыщавого, а то народ у тебя, девочка, на передаче, как я вижу, заскучал, – громко напутствовал ученицу Александр Куликов. И хотя их разделяли многие километры прямого телевизионного эфира, Комисар телепатически услышала приказ шефа. Но укусила не прыщавого гостя ток‑шоу, а любимого градоночальника. Женька повернулась в сторону начавшего засыпать в студии мэра Задорожья и задала ему один единственный вопрос:
– Евгений Григорьевич, скажите, а почему вчера на пресс‑конференцию, которую проводили представители оппозиционной партии «Наша Закраина» вы одели оранжевый галстук, а сегодня пришли в «белоголубом»?
Евгений Карташкин мгновенно проснулся, старый мэр побагровел лицом так, словно в его организме благодаря бестактному вопросу ведущей произошла полная непроходимость кишечника. Он напрягся еще раз и еще. Чиновник с многолетним стажем работы должен, нет, он просто обязан найти выход из создавшегося неловкого положения.
– Галстуки всегда выбирает моя жена, она мне их одевает по утрам. Что мне дали, то я и одел, – тихо произнес Карташкин. Народ в студии засмеялся.
– Правильно, Евгений Григорьевич, галстуки необходимо менять вовремя в зависимости от ситуации, главное не увлекаться, чтобы за компанию не сменить вместе с галстуками и собственную жену.
Политический бомонд знал, что у мэра неофициально есть другая семья, молодой зазнобе мэра в прошлую субботу исполнилось 25, а самому Карташкину в этом году стукнет 67 лет. Реплика ведущей о смене жены вызвала у гостей студии гомерический смех.
– Надеюсь, вы пошутили, – дрожащим то ли от старости, то ли волнения голосом сказал Евгений Карташкин.
– Пошутила, и, судя по реакции гостей, удачно. Вы разве так, не считаете Евгений Григорьевич? – добивала его Женька.
«Угомонись Комисар», – пытался передать ей на расстоянии приказ Куликов. Он чувствовал, Женька перегибает палку, завтра те, кто заплатил деньги за присутствие мэра в телевизионном проекте, заслуженно повесят Александра Куликова на его модном и страшно дорогом галстуке. «Господи, почему она решила укусить именно мэра, вон в студии сколько штабных крыс, бери любую, не жалко. За мэра Задорожья мне голову оторвут», – сокрушался Александр Куликов.
– Я немного увлеклась, – персонально осчастливила телезрителя Куликова ведущая ток‑шоу, – Режиссер подсказывает мне, у нас впереди самое интересное…
– Не зли меня Комисар, что еще за «самое интересное?» – кричал сидя перед огромным экраном телевизора, Сан Саныч.
– Реклама! – театрально произнесла Женька.
Александр Куликов одной рукой схватился за сердце, другой за мобильный телефон, нужно срочно дозвониться за время рекламной паузы до этой ненормальной, пусть оставит мэра в покое.
Во время прямого эфира Женя Комисар мобильный отключала и когда во время рекламной паузы режиссер программы ворвалась в студию с мобильным телефоном в руках, Женька догадалась, кто жаждет ее комиссарского тела.
– Да, я слушаю, – спокойным голосом сказала она.
– После эфира я скажу, что о тебе думаю, надеюсь, ты хорошо меня слышишь, Комисар!!! Ты сейчас не просто оставишь мэра в покое, ты сделаешь его героем этого эфира или пеняй на себя. Ясно?! Не дождавшись ответа, Александр Куликов, прервал связь.
Господи, хорошо, что реклама идет полторы минуты, нужно прийти в себя, отдала самой себе приказ Комисар. Я у себя одна, никто мне не поможет, все хорошо, все очень хорошо, так должно быть, вдох, еще вдох.
Ведущая ток‑шоу «Родной город» почувствовала, что система самовнушения на нее не действует и она, подобно школьнице перед выпускными экзаменами перевозбуждена. Нужно подумать, как сохранить «морду лица», неужели Куликов и с мэра взял деньги, твою мать, хотя бы предупредил, намекнул хотя бы. «Спокойствие, только спокойствие, – мысленно утешала себя Комисар. – Итак, Евгений Карташкин, что хорошего за последний год вы сделали для родного города Задорожье. Дороги – мимо, строительство – увы, социальные программы для решения проблем малообеспеченных горожан – одна болтовня. Что мы имеем? А ничего, хорошо пиарится старая вешалка. Вот и лепи после этого из него героя. Старый конь борозды не портит (вот уже теплее), но глубоко и не пашет. Тьфу, не герой получается, а хронический геморрой. Осталось 20 секунд, господи помоги, я брошу курить, и начну регулярно мыть посуду!»
Женька резко запрокинула голову вверх, пытаясь рассмотреть того, к кому адресованы ее мольбы о помощи. Но увидела яркие осветительные приборы, которые, накалившись за время программы, готовы вот‑вот взорваться изнутри. Господи, безропотно повторила она про себя. Высшие силы услышали Евгению Комисар, и на последней секунде рекламы она уже знала, о чем будет вещать в прямом эфире родного города Задорожья.
– Мы в эфире. Продолжаем нашу программу «Родной город». Евгений Григорьевич, как вы относитесь к рекламе?
– Что вы имеете в виду, – насторожился мэр Карташкин.
– То и имею, ваше отношение к рекламе, – не унималась Женька Комисар.
– Реклама вещь хорошая, но дорогая. Главное, знать, что, где и как рекламировать.
Гости студии с интересом посмотрели сначала на Карташкина, потом их взгляды переметнулись в сторону Комисар. На другом конце города, возникла совершенно неконтролируемая ситуация. Телезритель Александр Куликов не смог обуздать эмоции и с горя запустил мобильником в экран телевизора, но с первого раза не попал. Мобильный телефон, стукнувшись о гипсокартонную стену, пискляво взвизгнул и затих навсегда. Тихое, циничное убийство. Свидетелей нет. Убийца уйдет от наказания, он купит новый телефон и не вспомнит, как разбил сердце преданному мобильному другу, который смело мог претендовать на звание «лучший коммуникатор года».
В отличие от телефона шефа, Евгения Комисар молчать в эфире права не имела, ей не за это хорошие деньги платили.
– Вот вы совершенно правильно говорите, Евгений Григорьевич, по поводу того, что надо знать, что, где и как рекламировать. Говорят, вы в последнее время не выходите из здания Кабинета Министров Закраины, пробивая для нашей губернии, являющейся зоной экологического бедствия, особый статус.
– Это правда, – ответил мэр, не зная радоваться ему или ждать очередной словесной ловушки от ушлой журналистки. Журналистов Карташкин не любил, как и бродячих собак.
Сегодня позвоню Грицаю, подумал про себя мэр, отдам приказ, чтоб бездомных тварей отстрелили, что‑то их много в городе развелось. Бедный начальник коммунального хозяйства Грицай! Откуда знать ему, что выполняя приказ Карташкина внепланово отстрелить четвероногих бродяжек, он делал это не по причине редкой плодовитости дворняжек, а с подачи собак‑журналистов. Эти говорящие твари смертельно ранили острыми словами больную циррозом печень старого мэра. На этот раз все обошлось. Продолжая выдавать в прямом эфире глупость за ценную информацию, Комисар считала, что спасает собственную журналистскую шкуру, на самом же деле она спасала бездомных собак города Задорожье. Мэр‑геморрой станет героем. Как заказывали!
– Естественно, киевские чиновники высокого ранга, – громко на всю студию вещала Женька Комисар, – симпатизируют различным политическим силам Неудивительно, что, выбивая с трудом для города Задорожья особый статус, нашему мэру приходится приспосабливаться. Согласитесь, его рекламный трюк с изменением цвета галстуков – ерунда, в сравнении с теми миллионами, которые получит Задорожье, для решения насущных городских проблем.
– Это вы правильно подметили, обрадовался мэр. Меня знают в Кабмине, я, если хотите, ходячая реклама. Говорят «Карташкин», а подразумевают «Задорожье» и наоборот. Ради родного города я готов на все. Скоро в город Задорожье приедет Виктор Федорович Япанович, надеюсь, с его помощью строительсво задорожних мостов сдвинется с мертвой точки. Он сильный премьер‑министр, прагматичный хозяйственник.
Таким людям, как Я‑я‑панович мы сегодня доверяем страну, нашу любимую, родную Закраину.
Да, подумала Женька, если такие гениальные представители власти, как Евгений Григорьевич Карташкин, агитируют за кандидатуру Япановича, главного кресла страны Виктору Федоровичу не видать. Агент влияния из Карташкина, как из меня британская королева.
– Мы обязательно построим задорожние мосты, которые надежно соединят два берега Днепра, они объединят нашу задорожнюю громаду, наш город. И я, как городской голова Задорожья со всей отвественностью заявляю: мостам в нашем промышленном городе – быть!
Вдруг Евгению Григорьевичу Карташкину показалось, что у него на спине начали расти крылья, мощные, фантастически больших, необъятных размеров. Интересно, запорожцы заметили, что он – не какой‑нибудь губернский воробей или голубь. Он, Евгений Григорьевич Карташкин, настоящий орел. Летит высоко, видит далеко, попробуй, плюнь в него, если ты профессиональный словесный снайпер – все равно не попадешь. В орла не попадешь! Не тот уровень, не та форма, чтобы в прямом эфире словесные дуэли главному Григорьевичу Задорожья устраивать.
«Семь минут нужно выдержать, только семь минут», – твердила как заклинание ведущая ток‑шоу Евгения Комисар. Она смогла собраться, она нашла нужные слова, пусть дорогой Александр Куликов спит спокойно.
Первым после окончания эфира Александру Куликову позвонил банкир, финансировавший раскрутку мэра в задорожных СМИ. Позвонил по городскому телефону.
– Мобильник не берешь, скрываешься?
– Да, нет, телефон умер, – соврал Куликов.
– Сан Саныч, ну вы, блин, даете! Как лихо сценарий закрутили! Сначала человека по самое не хочу опустили. А потом из него героя слепили. Бедный Карташкин в эфире чуть не помер.
– Политтехнология батенька, политтехнология, – заискивающе объяснил Александр Куликов.
– А я уж хотел киллера на тебя натравить, – по солдафонски рассмеялся денежный мешок.
– Зачем же киллера, мы дело туго знаем, – не успел Саныч как следует произвести впечатление на гостя и завершить лихо продуманную фразу, как банкир голосом, напоминающим звон дорогих монет, резко поставил точку в разговоре.
– Завтра пришли человечка, я счет подпишу…
От волнения и назойливо доносившихся с улицы рулад автосигнализации, которая заглушала все звуки в радиусе 100 метров, Куликов резко встал и метнулся к окну. Как следствие непродуманных действий, оборвался не просто кабель городского телефона, оборвался разговор с самым богатым человеком в задорожной губернии.
Плохо, просто отвратительно!!! И все из‑за соседского кота, который любит погулять по капоту новенького автомобиля.
– Сволочи, сегодня все просто сволочи, извести меня хотят, – закричал из окна дома потерявший контроль над собой главный пиарщик, серый кардинал города Задорожья Александр Куликов. Он напоминал злого, голодного и до чертиков уставшего мужика. Мужика, которого из‑за пустяка могли просто убить.
– Гады, сволочи и ты тварь поганая!!! – истерически верещал, глядя на жирного кота, Александр Куликов.
Соседский кот, облюбовавший капот дорогого автомобиля поднял голову, посмотрел на орущего в окне мужика. Что громче кричит, автосигнализация или Куликов кот не понял. Угрозы в его адрес, по мнению благородного животного, необоснованы. Четвероногий террорист решил не рисковать, он встал с нагретого места и медленно поплелся к себе в сеседний коттедж, не догадываясь, что сегодня его могла постигнуть участь того самого мобильного телефона, чей громкий голос больше никогда не прозвучит в доме Александра Куликова.
В студии погас свет. Конец телевизионной комедии. Евгения Комисар непрерывно звонит шефу, тщетно. Мобильный и городской телефоны хранят упорное молчание. «Завтра Саныч порежет на кусочки мое юное комиссарское тело», – а что еще она могла подумать, если с самим Куликовым нет связи?
Право на ошибку
Вик хотел есть, гулять и спать. За окном господствовали сумерки, лишенный радостей собачьей жизни пес жалобно скулил. Хозяин упорно не вспоминал о любимом четвероногом друге, сегодня таковым он его не считал. Что с художника возьмешь, одни мнимые таланты, вместо заботы и любви к домочадцам. Эту мысль пес интерпретировал в голове, как умел, но от перестановки слов смысл не менялся. Кормить не будут, гулять тоже, в это верить стаффу не хотелось, но факты вещь упрямая. Зря он не съел бутерброды, которые валялись на полу, через полчаса после покушения на тело натурщицы хозяин их демонстративно выбросил в мусорное ведро, находящееся сейчас в зоне абсолютной недосягаемости. Вик ругал себя за нерасторопность, и брезгливость. Подумаешь, таракан на сыре умер, дай кусок сыра сейчас, я его с тараканом съем – не побрезгую. Увы, что упало в мусорное ведро, то пропало. В желудке пусто, как в темном коридоре, неужели хозяйка о нем не вспомнит, сокрушался Вик.
Господи, щелчок, еще один щелчок – это она. Вик от радости завыл.
Женька Комисар, открывая ключом железную дверь собственной квартиры, мысленно представила, как она прямо с порога сбросит с себя верхнюю одежду, поужинает, примет горячую ванну, ляжет спать.
Утро вечера если не мудренее, то светлее, утешала себя телевизионная звезда. Однако до светлого утра ей предстояло дожить.
– Вик, Викуша ты меня ждал. Красавчик, ты у меня такой красавчик!
Маму ждал? Тебя не гуляли, бедный мой песик?
Вик ничего не слышал, он прыгнул на входную дверь квартиры, та безропотно открылась. Дальше ступени, пес увидел девять этажей сплошных ступеней, лестничные проемы и опять ступени. Парадная дверь. Знакомый куст. Не забыть поднять ногу. Вот так! Вот, вот оно, счастье, льется теплой сильной струей, пусть только кто‑нибудь попробует остановить поток радости – укушу, твердо решил пес. Никто и не пытался помешать Вику. Его хозяйка, неторопливо спустилась на лифте и, прислонившись к косяку парадной двери подъезда, терпеливо ждала, когда пес завершит уличный ритуал.
Во дворе резко потемнело. Аварийное отключение света по улице Пионерской – явление обыденное. В любимой, загадочной Закраине полным ходом идет предвыборная кампания, не до граждан сейчас, не до граждан, это значит – свет восстановят в лучшем случае утром, подумала Женька Комисар.
На девятый этаж они шли пешком, Вик и его верная хозяйка. На пятом этаже телевизионная звезда выбилась из сил, она села на холодные, грязные ступеньки, решила закурить, коробка спичек оказалась влажной. Женька не стала ругать любимого пса, хотя знала – это дело его слюнявой морды.
Она бросила испорченную коробку вниз. Спичечный коробок, совершая последний в своей жизни межэтажный полет, точно так же, как и мэр Задорожья в эфире, успел почувствовать себя самой важной в городе птицей. Уникальный полет бескрылого коробка длился до тех пор, пока он не упал плашмя на грязную, выщербленную ступеньку первого этажа. Умер. Огня не будет.
Женька расплакалась, она плакала, тихо закрыв ладонями лицо. У нее нет сил идти дальше, нет сил говорить с мужем, который, судя по присутствию грязной обуви в коридоре, дома. Нет сил думать, чувствовать, дышать.
– Господи, я устала, я ощущаю себя, как загнанное животное, – хриплым от слез голосом сказала она Вику. Пес понимающе завилял хвостом.
– Я не чувствую рук и ног, я не чувствую себя, своего тела, души. Ты мне веришь?
Пес верил, он лизал любимой Женьке руки и глаза, плечи и острые коленки. Он готов зализать ее всю так нежно, как умел, только бы она пришла в себя и не плакала. Время шло, а собачьи нежности не действовали. Темнота не пугала, наоборот, железная леди могла позволить себе заплакать здесь и сейчас. Два года назад после очередной неудачной попытки стать матерью Женька дала себе слово больше никогда не плакать. Тогда ей показалось, что слез больше не осталось, они до последней капли выплаканы. Слезные протоки снова воспалились и по ним самотеком бегут соленые, горькие ручейки несбывшихся женских надежд. Все в жизни Женьки запланировано – работа, работа и еще раз работа. На самом деле ей хочется родить маленькую, толстенькую девочку кормить ее молочной кашей по утрам, гулять с ней по улицам родного города Задорожья, петь у ее кроватки колыбельную, быть просто мамой. Мама, неужели Женьку Комисар никто и никогда так и не назовет мамочкой, мамулькой. Неужели ей не суждено прижать к своему телу пухленькое тельце самого дорогого и желанного на всем белом свете существа? Где ты, малыш, почему не приходишь в мою жизнь, я готова пожертвовать всем, всем, всем ради тебя. Женька любила разговаривать с неродившимся малышом. Об этом она никогда никому не рассказывала, тем более мужу. Стать пациенткой психиатрической клиники на Седова ей не хотелось. Комисар с детства предвидела события, общалась с умершими родственниками, чувствовала настроение окружающих, разговаривала с домашними животными. Стоп, о потусторонних мирах ни слова, не время и не место, необходимо возвращаться домой, убеждала себя Женька.
Вдалеке замаячил огонек. Господи, что за маньяк бродит ночью по подъезду, испугалась Комисар, но только вспомнила, какая собачка находилась с ней рядом, успокоилась. «Пусть идет самый страшный, и коварный маньяк, – рассуждала про себя Женька, – Вик непременно ему яйца откусит». Неуспела она дать волю женскому воображению, вытереть слезы с лица, как пожалела о сказанном, перед ней в семейных трусах и свитере возник образ супруга, его мужскому достоинству Женька зла не желала, точно. На лестничной клетке стало светло, Сашка Громов забинтованной рукой уверенно держал огрызок свечи. Свечи Вик грыз с детства. Повзрослев, он не избавился от пагубной привычки. Удивительно, что этот обрубок воска в руках Александра уцелел.
– Ты что, дорогу домой забыла?
– Грубишь, Громов? – вопросом на вопрос ответила Женька мужу.
– Вставай, пошли домой, горе мое, смотрел сегодня твою программу, скажу откровенно – дерьмо, – он протянул ей руку. – Вот скажи мне, Комисар, ты себя уважаешь?
– Второй оригинальный вопрос за одину минуту, не много ли? – поинтересовалась Женька у мужа, который, освещая огарком свечи дорогу, вел ее под руку домой, на последний, родной, девятый этаж.
– Не уважаешь ты, мать, ни себя, ни зрителей. То Карташкин у тебя – герой, то…
– Геморрой, – помогла закончить фразу спутнику жизни Женька. Начавшийся разговор ей крайне неприятен, поэтому она решила кардинально сменить тему для обсуждения и поинтересовалась у мужа, почему рука перебинтована.
– А ты это у своей любимой собачки спроси, – саркастическим тоном посоветовал жене Александр Громов. В темноте собачку не слышно, а тем более, не видно, она покорно плелась сзади супружеской пары, понимая, сейчас придут домой и доброй покладистой собачонке косточки перемоют. Так и случилось. Они пришли, перевели дух и начали ругаться.
– Ты что, его не покормил? – нащупав в темноте пустую собачью миску, поинтересовалась Женька.
– Я вижу, ты ничего не поняла. Вик меня сегодня за руку укусил, меня хотели госпитализировать, так я отказался.
– Что? – не дослушав до конца мужа, выкрикнула Женька. – Не может быть! Значит, ты его спровоцировал. Как все это произошло? Саша, что ты молчишь?
«Она назвала меня по имени, значит, способна еще пожалеть мужа», – подумал Александр Громов. Привычка называть друг друга по фамилии укоренилась в их семейной жизни. Друзья перестали удивляться, мотивируя это обстоятельство исключительно незаурядностью их творческих натур.
– Ко мне пришла натурщица, в перерыве я решил сварить кофе, а зверь вырвался на свободу и пытался изнасиловать девушку. Ты представляешь, она расскажет подругам о том, что здесь сегодня произошло! И никто, слышишь, никто не придет ко мне в мастерскую, – эмоциональней обычного поведал супруг строгой Женьке главное событие пережитого им дня.
– Что на нее Вик прыгнул, я понимаю, а почему он тебя укусил? – в голосе прекрасной половины Александр Громов уловил нотки недоверия.
– Я стукнул его сковородкой по морде, – лучше бы Громов этого не говорил, а воспользовался старым проверенным способом мужчин всех времен и народов – ложью во спасение.
– Ты, в своем уме, бить бойцовую собаку? Хорошо, что все так закончилось.
– Не закончилось! – закричал на жену укушенный собственной собакой художник, – ты вырастила монстра. Викуша, Викуша. Он и тебя когда‑нибудь сожрет, не побрезгует. Ты помнишь, как он прошлой зимой у нашего соседа, председателя Ленинской районной администрации, с головы пыжиковую шапку снял. Сколько неприятностей! Ты его защищала. А он на человека напал, мне руку прокусил. Твое воспитание, ты во всем виновата!
– Я! Вот, значит, как ты ко мне относишься. Я для тебя кто, Громов? Программа моя дерьмо, воспитываю собаку я неправильно, хозяйка плохая…Может, тогда скажешь, кто я?
Огарок свечи безвозвратно погас, унося в темноту слабую надежду на примерение супружеской пары. В кромешной темноте Громов и Комисар ругались злее и ожесточеннее, чем прежде. Применяя, по мнению их домашнего теперь уже не любимца, самые неласковые слова.
Вик плотно прижал купированные уши к голове, перебирая в памяти прелести натурщицы, он вдруг отчетливо осознал собачьим умишком, что беда в их дом сегодня пришла не в образе злобной четвероногой собаки, а в виде обнаженной коварной фигуры Машеньки, которая оказалась круглой дурой – Люсей.
С появлением света по улице Пионерской, в два часа ночи двадцать минут горело ярким пламенем одно окно на последнем этаже девятиэтажного дома. Два человека, не считая собаки, пытались совместными усилиями выстроить на территории отдельной квартиры гармоничные семейные отношения. Не получалось. Но пытались.
Супруги разошлись по разным комнатам спать. До утра Громов и Комисар глаз не сокнули.
Вик остался лежать в коридоре. Его одолевала мелкая дрожь, он боялся пошевелиться, напомнить о себе, чтобы не вызвать очередную ударную волну семейного цунами. Непросто быть собакой, когда судьба определила тебе место строго в коридоре. А как заслужить право у высших сил материализоваться в следующей жизни по человеческому образу и подобию, Вик не знал. Он страдал, как умел по‑собачьи. Пес глубоко вздохнул. Налево комната хозяйки, направо мастерская – хозяина.
Мастерской Саша Громов называл большую комнату в их двухкомнатной квартире, куда частенько захаживали творцы: поэты, художники, музыканты, чтобы поговорить о высоком искусстве и выпить за трудовые Женькины деньги хорошего коньяка. Если денег мало, интеллигенты лакали литрами пиво и закусывали его вяленными протухшими бычками. Они, как дети, мечтали о дорогой вяленой рыбе, но для этого необходимо, в их представлении, разбогатеть. В Женькином понимании – заработать. Такое несовпадение творческих взглядов на прозу жизни…
Комисар мужественно переносила домашние посиделки с неприятным рыбным запахом в квартире, другое дело натурщицы. Пиши их на природе, просила она мужа, нет, Громов тянул голых моделей домой. Они, видите ли, творили, именно тогда, когда Женька вкалывала до седьмого пота на работе. Комисар страшно злилась, ругала мужа, но поделать ничего не могла. У Александра Громова имелось железное алиби, он художник. Спасибо Викуше, мысленно поблагодарила пса Женька Комисар, на одну пышногрудую натурщицу в их творческом доме с сегодняшнего дня стало меньше.
Женька Комисар редко заходила в мастерскую мужа, ее перестало интересовать его творчество, приносившее время от времени жалкие гроши. Но то, что она увидела на холсте, когда в их квартире после аварийного отключения наконец появился свет, повергло ее в полный шок.
– Господи, за что? – прошептала от волнения пересохшими губами Женька. С холста прямо на нее, без тени стеснения и элементарного житейского стыда смотрела обнаженная рыжая девка. Она держала в руках оранжевый флаг, на котором большими буквами криво написано ТАК‑ТАК! Глядя, на произведение, очень далекое от искусства, создавалось впечатление, что натурщица выступает в роли незащищенного хрупкого корабля попавшего в девятибалльный шторм, а надежда на спасение заключалась в оранжевом парусе.
Присмотревшись, Женька заметила, что море состоит из лиц людей, недовольных повседневной жизнью. Картина не окончена.
– Ну как? – спросил Александр Громов пытаясь помириться с женой.
– Что это за гадость?
– Эта гадость, между прочим, пятьсот долларов стоит! – с гордостью произнес Громов.
– Не может быть, – вышла за пределы гавани терпения Женька Комисар. – А я тебе предлагаю семьсот, я покупаю у тебя эту картину.
– Какие мы богатые стали. Картина не продается, – заважничал Громов, наконец‑то и Женьке от него что‑то нужно.
– Кто тебе заказал намалевать эту дрянь? – не унималась Женька Комисар.
– Кто, кто? Один важный перец из оппозиционного штаба. Больше ты от меня ничего не услышишь, ни явок, ни паролей. Я товарищей из штаба «Наша Закраина» не сдаю.
– Что, ах ты х‑художник, мать твою, – забилась в истерике Женька.
– Мою маму попрошу не трогать, – решил поиздеваться над благоверной муженек.
– Ты, знаешь, на каких людей я работаю? – не унималась Женька Комисар, – Да меня с работы выгонят, если узнают, что ты на оранжевых рисуешь.
– Значит, у тебя работа?
– Да!
– А у меня тогда что? – перешел на фальцет художник – Я разве не работаю?!
– Да у тебя одноразовый заработок, а у меня постоянная занятость. Если меня пнут под зад коленкой, что ты завтра жрать и пить с дружками будешь?
– Куском хлеба меня попрекаешь! – завыл, как раненый зверь, Сашка Громов.
– Попрекаю, – безапелляционно заявила Женька, – раз я кормилица семьи, значит последнее слово за мной.
Удар Громову нанесен ниже пояса, это могло означать только начало войны. Войны между женщиной и мужчиной, войну между словом и тюбиком краски, войну между «оранжевыми» и «бело‑голубыми». Эта война сначала вспыхнула в отдельно взятой квартире на девятом этаже типового многоэтажного дома в городе Задорожье, а затем запылала «оранжево‑синим» пламенем на территории всей страны, любимой Закраины.
Светало. Задорожцы мирно спали в теплых постелях, не подозревая, что завтра их жизнь круто изменится. И каждый из них вне зависимости от возраста и социального статуса сыграет важную роль в одноименной политической пьесе под названием «Революция чувств».
Жирная крыса
Петр Антонович Ковбасюк похож на толстую жирную крысу, которая беззаботно живет на собственном складе самого крупного в Задорожье гипермаркета в течение 43 лет. Крыса привыкла жить на широкую волосатую ножку нестандартного для мужской особи тридцать седьмого размера, она ежегодно отдыхает на дорогих европейских курортах, обновляет автомобили, предпочитает приобретать эксклюзивную мебель для загородной норки.
Петр Антонович сердился, но ничего поделать не мог, с годами ему просто пришлось смириться с близкими и сослуживцами, которые за глаза его бесцеремонно называют «жирной крысой». Он согласен просто на крысу, в конце концов это умное животное, но безжалостное определение «жирная» больно ранило его сердце, желудок, увеличенную печень.
Доморощенный психоаналитик, которого Ковбасюк собственноручно прикармливал каждый месяц, компетентно заверил его, что жирной крысой Петра Антоновича называют заслужено.
Первое – крыса хитрое домовитое животное, она тянет все в дом, что плохого? Больше хорошего.
Второе – жирная, значит породистая, не такая, как остальная тощая, серая масса. После подобных психоаналитических выводов дипломированного специалиста Петр Антонович мысленно успокоился, но в крысиной его душе переодически мерзкие кошки скребли.
О кошках. Их Ковбасюк на подсознательном уровне не любил, зато волочился за каждой встретившейся на его жизненном пути двуногой кошечкой в юбке.
Первую в своей жизни короткую юбку под покровом ночи ему удалось снять с одноклассницы Наташки Благовой. Петр Ковбасюк помнит мужскую, настоящую ночь, как будто это случилось вчера. Юбочка, сшитая Наташкиной бабушкой из