Увы, детство и юность остались вне рамок галереи.
Самая ранняя фотография: 1933. Вальтеру 23 года, но на вид я бы не дала ему и восемнадцати. Мальчишка, аккуратненький и пугливо-настороженный. Между тем, он уже закончил университет, проходит юридическую практику в Боннеи успел вступить в СС. Ему нравится лихой черный мундир, а главное – государственное пособие, которое членство в организациях победившей партии помогает выхлопотать. Маленький решительный прагматик, который еще не знает точно, как делать карьеру, и какую именно - но уже хочет ее делать.
А вот этот испуганный и все еще худой мальчишка – год спустя в 1934-м. Он посматривает на фотографа недоверчиво и, может быть, недобро. Он уже начал двигаться вверх по партийно-служебной лестнице, перебрался в СД, ведомый перспективой работать в зарубежной разведке, но он еще мало что понимает в своем новом деле, не разбирается в хитросплетении интриг в верхушке НСДАП, и главное – он еще не знает точно, что он сам может и что ему позволят делать. Как не поглядывать на мир настороженно?
1937 год. Прошло три года – и поглядите-ка на него. От прежнего Вальтера Шелленберга остались только прическа да своеобразные, полноватые и даже когда улыбаются – уголочками вниз загнутые губы… Ну и еще еле заметная асимметрия глаз: правый больше и, по собственному признанию, хуже видит. Но очков Вальтер не носит из принципа, а монокль вставит в правую глазницу только однажды. И звать его, с моноклем, будут не Шелленберг а Шеммель. Но до похищений английских агентов Ми-6 в Венло еще далеко.
Перед нами еще не шеф разведки, а так, рядовой контрразведчик, хотя задания его становятся все сложнее и доверительней. Округлившийся, довольный жизнью Вальтер теперь поглядывает на мир не с вызовом, а с решительной улыбочкой. Уверенный в себе человек. Шелленберг уже прижился в СД, дорос до обершарфюрера, успел прошвырнуться по разным странам Западной Европы и пишет для шефа, Рейнхарда Гейдриха, рефераты о связях генералитета Красной Армии с германским командованием.
1938 год. Еще одна вариация на тему «толстоморденький барбос». Фотография неудачная: Шелленберг на ней совсем уж и толст, правый глаз навыкате, и стрижка ежиком ему не идет. Зато это чучело уже имеет звание оберштурмфюрера СС, в марте активно поучаствовало в аншлюсе Австрии, (натерпевшись, кстати, страху, когда его назначили ответственным за безопасность фюрера при въезде в Вену). А совсем недавно, за пару недель до того, как сделана фотография, Шелленберг прокатился с «добрым старым Мюллером» (который был, уж конечно, не добрым, да и не старым – всего-навсего 38-летним) в Рим, охранять встречу Гитлера с Муссолини. Так что довольный вид фотографируемого легко объяснить. Карьера спорится, задания выполняются, чины растут, физиономия округляется.
Ничего, это он пока не женился, голубчик. Скоро женится (в том же 1938-м году), да и работы прибавится,и он мигом похудеет.
1939-й год, потому что на воротнике три «кубика», и это значит, согласно справочнику по знакам отличия Третьего Рейха, что Шелленберг дорос до гауптштурмфюрера, а значит, это период с 1 августа 1939 года по 30 января 1941 год. Рожа, по-прежнему, хитрая и довольная, а на повестке дня интереснейшее времечко: операция по запудриванию мозгов английской разведке в Голландии. Инцидент в Венло вот-вот произойдет.
А вот это, вполне возможно, как раз самый разгар операции Венло. За столом: Альфред Найокс, Виктор Зейшка (Zeischka, не знаю, кто он?), Вильгельм Xеттль и Вальтер Шелленберг. Раз Найокс еще не поссорился с Гейдрихом и не услан куда подальше, значит, коллеги заседают за столом в период до 1941 года. А вообще, хотела бы я узнать, где и почему они так сидят. Ведь это же… ну вот, скажем, комната в общежитии для молодых советских инженеров. На столе вместо скатерти – одеяло. Там же какая-то кастрюлька (с сосисками или лапшой?), народ - кто в пиджаке, кто в гимнастерке, кто в военных галифе и свитере. (И что это у Вальтера на ногах?? Валенки??). На одном столе с кастрюлькой: ножницы, циркуль, бумаги какие-то… «Через четыре года здесь будет город-сад».
После удачного завершения важной операции Шелленберг получает обед у фюрера и Железный крест первой степени на грудь, а также одобрение руководства, карьера стремительно идет в гору. Интересно, что Вальтеру удается непростое дело – прижиться в разведке при таком шефе, как Гейдрих, амбициозном, властолюбивом, вспыльчивом и очень злопамятном. Шелленберг, это ушастое чудо обходительности как-то умасливает грозного Рейни, и вот они, будни подлизы-карьериста:
Дата – 1941- начало 42 гг. Гейдрих делает доклад, а Шелленберг стоит чуть позади шефа и прилежно внимает, прямо пай-мальчик. И руки за спиной спрятал. 
Кстати, воспоминания сослуживцев о том, что Вальтер предпочитал даже на службе носить не униформу, а штатское, видимо, верны – вон, Нёбе в форме, Гейдрих в форме, а Шелленберг в пиджачке.
С шефом и командой в Норвегии, весной 42-го. В центре здоровенная орясина - Гейдрих, которого нельзя не заметить, по левую руку от него неизменный Генрих Мюллер, а следом за Мюллером – Вальтер. И опять же, преданно ест начальство глазами. И опять руки поджимает в кулаки. То ли у него все время мерзли пальцы, то ли это от общей скрытности, но он явно предпочитал руки убирать за спину или просто поджимать, закрывая ладонь. Впрочем… при двух-то переломах они могли просто-напросто ныть в плохую погоду. (В 24 года он так «удачно» слетел с коня на верховой прогулке, что переломал себе обе руки, и с тех пор не мог играть на виолончели. Что характерно – прогулки верхом после этого не бросил и еще несколько лет начинал утро с выездки в обществе адмирала Канариса.)
А это, опять же неясно точно, когда - совещание у Гейдриха. Игра «найди Шелленберга» - и не найдешь ведь, если не идти по порядку: Беме, Франк, Мюллер, неизвестный, неизвестный, секретарь, Плотц, Шелленберг». Ну, нашли? Угу. Штаны и край пиджака, и кончик носа. Шпион чертов.
1942 год, Шелленберг при полном параде, в орденах и с женой. С первой он развелся еще в 1940-м, это вторая, Ирэн. Вот смотришь и думаешь вопрос: кто тут кого под руку ведет? J Вальтер ужасно смешной: маленький, ушастый, и носком сапога загребает. А жена, надо сказать, почти на десять лет его младше. Она уже родила ему мальчишку, и родит еще четверых детей, причем последнего – уже где-то после войны, когда муж будет безработным политзаключенным, да еще тяжело больным, денег будет не хватать ни на что, и с местом жительства будет все неясно. Смелая женщина, однако. «Жена и дети – вот вся моя радость». Правда, это Вальтер скажет уже после войны, в 1950-м году.
Дата неизвестна. На одном форуме утверждают, что второй слева – опять же Вальтер Шелленберг. Но в данном случае точно не установлено, да и лицо видно так плохо, что не разберешь. Он или не он?
И следом – еще одна «неподтвержденная» фотография про которую можно спорить: он, не он? 1942 год, проверочная комиссия в концлагере Заксенхаузен.
Тот, что слева, и одной ногой на бровку наступает, чтоб повыше быть и видеть, что там, впереди, делается. Поподробней:
Лично я до сих пор колеблюсь. С одной стороны: маленький шрам на щеке, вырез губ, фигура, Железный крест первой степени – все очень подходит. С другой – штандартенфюрерский дубовый листок на воротнике. Шелленберг стал штандартенфюрером только в 1943-м, а фотография, вроде бы, сделана в 1942-м. Вот и думай тут.
Едем дальше. В кои-то веки точная дата съемки: первое сентября 1943 г. Шелленберг уже дорос до бригадефюрера и руководит отделом внешней разведки. Тяжело ему. Гейдрих умер, а с Гейдрихом было пусть непросто, зато надежно. А ведь Вальтер в РСХА самый молодой начальник отдела, ему всего 33 года. Гиммлер его похваливает, но реальноговлияния на рейхсфюрера у Шелленберга еще нет, он добъется его только в 1944-м году. Кальтенбруннер ему не благоволит и травит дрянными обедами. Донимает больная печень, пристает пневмония, дел выше крыши, и впереди мелькает пренеприятная перспектива проигранной войны. А он-то так мечтал создать единую разведслужбу Германии, способную конкурировать с Интеллидженс Сервис, разумеется, под своим чутким руководством! Но тут уж не до мечтаний, успеть бы вывернуться с наименьшим потерями. Так что уже в 43-м начинаются шептания с Керстеном и Брандтом, тем, который личный адъютант рейхсфюрера, и поиски сепаратного мира. А еще Вальтер Шелленберг – трудоголик, и ничего удивительного, что на фотографиях 1942-44 годов он худ и тщедушен. «В профессиональном отношении он был практически безупречен, непьющий, некурящий, работающий по двадцать часов в сутки семь дней в неделю», так характеризовал бывшего начальника Хеттль в 1948-м. Да и у Вальтера и в мемуарах, неброско, но постоянно мелькает «я вернулся домой не раньше пяти утра», «пришлось работать 17 часов в сутки», «я не спал»… Прошли времена, когда Гейдрих орал на подчиненного, в приказном порядке отправляя его к личному врачу Геринга и лечиться на воды в Карлсбад. Трудоголик Вальтер, предоставленный самому себе, позабыл про здоровый образ жизни и вкалывал, вкалывал, вкалывал…
И довкалывался – выглядит, как сирота из суворовского училища.1944 год. Отощавший и снова словно испуганный Шелленберг в шинели, будто с чужого плеча, а с ним здоровила Отто Скорцени в мятой форме, будто только что из окопа. Блеск и нищета немецкого вермахта.
Весной сорок пятого стало уж совсем не до фотографий. И только в июне 1945-го, сдавшись американским властям в Швеции, Шелленберг снова оказывается «под дулом фотоаппарата». Теперь в роли военного преступника и заключенного. Ужасно интересно, чему он так ухмыляется, позируя тюремному фотографу? То ли смешно оказаться в такой роли, то ил просто решил скроить уголовную физиономию и порадовать союзников?
Понятно, однако, что в гостях у графа Бернадотта, с мая по июнь, он хотя бы отоспался и слегка откормился. Вот еще одна фотография, видимо, того же времени, хотя даты я не нашла.
Ну, а дальше, в короткой сваре по поводу того, кому «доить» шефа германской разведки, выиграли англичане. И Шелленберга, с июня 45-го и до самого начала Нюрнбергского процесса, увезли в Англию. И было ему там несладко. Потом, в Нюрнберге, он (кстати, не жалуясь, а просто отвечая на вопросы следователя Кемпнера) высказался так: «With light, being hollered at, cold water baths.’ To Kempner’s question ‘Was it useful?’, he answered, ‘I was finished. Eight weeks in a lightless cell. I wanted to kill myself. It was not possible». Впрочем, кажется, он особенно и не ждал, что с ним будут миндальничать.
Думаю, вот эта фотография как раз относится к лету 1945. У него здесь такой вид… Вот, скажи мне кто-нибудь, что это фотография сороковых годов, и не знай я, кто там изображен, сразу бы сказала: «Эмигрант из Германии на таможне в Нью-Йорке». Вид помятый (это у аккуратнейшего-то Вальтера), морда небритая, взгляд напряженный… Бедняга.
Англичанам очень не хотелось отдавать такого интересного свидетеля, но осенью 1945-го пришлось: он нужен был как свидетель в Нюрнберге.
Там Шелленберг явно пришел в себя и выглядел весьма недурно. После главного процесса потянулся хвост разбирательств поменьше, и, уже не свидетелем, а обвиняемым, Шелленберг попал в «Дело Вильгельмштрассе, 11», 1948-49 гг., которое стало одним из самых затяжных и закончилось для Вальтера мизерным сроком заключения на шесть лет, считая с 1945-го года. Впрочем, он даже не был в зале суда, когда зачитывали приговор. Вальтер лежал в городском госпитале после операции и был настолько плох, что имел все шансы так никогда и не узнать, к чему там его приговорили. На фотографиях с процесса видно, как сильно он сдал.Ведь ему здесь всего 39 лет… А выглядит так, будто, как минимум, пятьдесят. Однако верен себе: аккуратен, рубашка белоснежная, пробор по струночке.
После операции, немного очухавшись, он подал ходатайство о помиловании по медицинским соображениям и получил его в 1950-м году. После чего сначала с семьей перебрался в Швейцарию, потом, видимо, уже в одиночку (надо думать, семью пришлось пристроить где-то в Германии, тащить такой колхоз за границу, не имея никаких доходов – затея невозможная), в Италию. От тех лет осталась пара фотографий, но они тоже ужасно печальны. Все-таки страшно смотреть, как болезнь пожирает человека.
1950-1 год. Это, видимо, еще в Швейцарии, откуда его буквально вытурили. «Извини, что должен заканчивать письмо: мне приходится сейчас чуть ли не ежедневно в полдень отправляться в местную администрацию, идя, пошатываясь, как мертвец,поскольку совершенно неожиданно мою жену с пятью детьми собираются выселить из двухкомнатной квартиры без предоставления замены – решение о выселении мне предъявлено. Если мне не удастся ничего добиться, то я – пусть даже меня снова посадят – перебью всю мебель местного самоуправления своим костылем. Ведь это, по сути дела, - тихая месть мне со стороны новых партийных бонз».
Ну, а это уже 1951-й, последний год жизни. Черт знает что – видно же, что он совсем уж изболевшийся, пишет, видимо, свои «Мемуары» - а рубашку будто только что отгладили. А в волосах седина… Он умрет в марте 1952-го, уже очень скоро. Черт, опять мне стало его до ужаса жаль.