«...На Днепре все мне хвалили, превознося до небес - Волгу. Но я не поддался в третий раз... Теперь мне стало нужно видеть и Волгу и Дон: вотъ почему я решился снова на речное путешествие. Так как во время пути вы невольно заметите, что именно меня наиболее занимает на Волге, то я объяснюсь впередъ. Мне хотелось видеть тот край, те места, которые создали Пугачева и пугачевщину; поэтому, не удивляйтесь частым намекам и подробностям о Пугачеве.
На нескольких верстах, между Саратовом и Камышином, тянутся вдоль правого берега великолепные горы или, лучше сказать, курганы и возвышенные площади с усеченными отвесно краями. Иногда это правильные четвероугольники и параллелограммы, стоящие на берегу пред пароходом, как дома стоят вдоль улиц пред прохожим. Они называются Стенькиными курганами, и в одном из них есть подземные пещеры, где будто бы содержались пленники и жил сам Разин... Народ даже отвел ему в собственное владение преимущественно один курган красиве других, и даже меблировал его очень удобно - пещеры были и опочивальня, и столовая, и, и застенок, где пытали бунтовщиков, то есть, бунтовщиков - дворян и служилых людей, считавших его, в ослеплении своем, за разбойника, а не за поборника истины и добра, каким считают его ныне некоторые поэты и прозаики, к его собственному (Стенькину) изумлению, если только душа его носится еще надъ этими курганами и понимает, что о нем теперь толкуют.
- Экия я умныя вещи говорил тогда! думает он, следя за современной русской литературой: и финансист я был, и экономист, и стратегик, и законодатель. Поди-ж ты вотъ! А я думал, что я голый разбойник с удалой башкой о семи пядей во лбу... Я, правда, был, но пядей своего времени, а не пядей 19-го столетия.
Город Хвалынск и Волгск выше Саратова, а после него город Камышин (прежний Дмитриевск) и посад Дубовка, а затем и самый Царицын представляют взору характеристические черты для туриста, отличающие эти города от маленьких, зеленеющих, но малолюдных городков, вроде Чебоксар, Васильсурска и других на верховьях Волги. Эти города стоят также на правом возвышенном берегу, но не идут уступами к реке, а растянулись по ровной площади. Окружены они всегда горами, амфитеатром, внешний вид их не казист и грязен донельзя. Я говорю не об облаках пыли и облаках комаров и мошкары, заменяющих здесь воздух, а о самой внешности улиц и строений.
Те городки чистенькие и бедненькие, а эти города богаты и грязны», вот что скажет всякий при беглом взгляде с палубы парохода.
Камышин, когда-то обнесенный деревянной крепостной стеной, играл видную роль въ эпохе волжских смут, а речка Камышинка была столбовой дорогой, по которой донцы являлись погулять по Волге до моря Хвалынскаго, а поволжские атаманы ездили по Дону к Азову. Имя Камышина попадается во всех песнях и легендах волжских чаще других городов.
Атаманы и разбойники, гулявшие с Дона на Волгу и с Волги на Дон, первые подали пример о соединения двух рек. Со временем Камышинка и Иловля отживали свой век и становились мелководными, и надо было подумать об ином средстве соединения. Остатки канала, видимые ныне между этими двумя речками, и которые относят к первой половине 16-го столетия, говорят нам, что и магометане мечтали о том, что сделано только теперь, триста лет спустя. В самом конце 17-го века Россия тоже задумалась над тем же, но указ Петра Великого оставил потомству не канал, а только разсказ об анженере, который накрал миллион и затем запряг тройку лихих коней в карету и... по одному варианту, бросился стремглав с крутого берега в волны (что мог сделать и пешком), а по другому варианту, более понятному, употребил лихих коней с пользой, ускакав к кесарю въ Аллеманию. За несколько сажен от следов канала 16-го века видны следы канала 17-го века.
В начале нашего столетия существовала между Дубовкой и Калачинской станцией железно-конная дорога. Следы ее присоединились к следам двух начатых каналов.
Теперь существует Волго-Донская железная дорога. Окрестности Камышина вообще полны следов исторических в виде искусственных насыпей, называемых здесь курганами, могилами, морами. Мне называли: Матвееву могилу, Тарасову могилу, целые десятки вообще татарских могил, Переезжену могилу и, наконец, Мамаевы мары, насыпанные будто бы Мамаем. Многое и многое было здесь открыто из земли случаем и перешло к станичным детям взамен игрушек.
Впрочем, еще два года назад, я видел в руках детей вещи, найденные при проложении полотна Тамбовско-Саратовской дороги, которые были бы приняты, и приняты с благодарностью, во всяком музеуме.
Так как я говорю с парохода не исключительно о том, что проходит пред моими глазами, то упомяну о знаменитом Эльтонском озере, которое, разумеется, не видно отсюда, но пропитывает собою (питая и всю Россию) не мало народа из прибрежных жителей. Соль создала когда-то на Волге особый класс возчиков или вощиков, но они давно исчезли, и если слово это вам не знакомо, то слово бурлак ожидает та же участь в будущем.
Говорят, что еслибы разрабатывалась в Эльтонском озере вся имеющаяся на-лицо соль, то ее хватило бы на весь крещеный мир, но на протяжении 50-ти верстного озера в окружности разработка идет в маленьком уголке, у ближайшего к Волге берега, и "Указатель по Волге", къ которому я часто прибегаю, исчисляет среднюю годовую пропорцию добычи в шесть миллионов пудов.
Посад Дубовка, у которой пристал пароход рано утром, после ночевки в Камышине, по виду красивее всех городов низовья, а равно и виденных мной на верховьях Волги. Крутой и возвышенный берег, богатый зеленью, мешает ему иметь грязный вид Камышина ».