Свободу и независимость нашей великой
Советской Родины».
Ян Шпачек предлагает положить букеты к гусеницам танка, но ему туда не дотянуться: высок пьедестал памятника. Зденек, улыбаясь, говорит:
— Вот тут попросишь журавля.
Зденек выше Янека, и хотя с трудом и с помощью взрослых, он всё же дотягивается до верха пьедестала и осторожно кладёт букеты роз. Из толпы цветы видны как два огонька, как два светильника красный и белый — символы пролитой крови и светлой памяти о героях…
На трибуне генерал. Пражцы тепло приветствуют полководца. Генерал долго не может начать говорить от нахлынувшего волнения. У него есть на это свои причины. Это его боевые спутники, его солдаты и офицеры привели танки в Прагу, привели и этот танк, что стоит сейчас на граните пьедестала.
У памятника появляются всё новые и новые букеты живых цветов и венков из зелени, любовно обвитых шёлком.
— Вам, жители Праги, — говорит генерал, — вам, воины чехословацкой армии, передаю этот памятник героям-танкистам, павшим в боях за свободу и независимость нашей великой Родины, за счастье и мир на земле!..
Пражцы бурными возгласами одобрения покрывают последние слова генерала. И когда с танка-памятника медленно сползает кумачовый шёлк, в толпе на секунду наступает тишина. Грозный, величественный танк будто отрывается от земли, вскидывая в голубое небо жерло пушки… И снова зашумела площадь. Перекатное эхо разносит слова на всю Прагу:
— Слава русским воинам-богатырям!
— Да здравствует вечная дружба наших народов!
Памятник открыт. Давно закончились речи, давно отзвучали гимны Советского Союза и Чехословакии, но люди не покидают цветущего парка с памятником-танком. Старики, женщины, юноши, девушки, дети до позднего вечера идут и идут к памятнику, что стоит теперь на вечные времена в Змихове, в самом старинном рабочем районе златоглавой Праги. Не ушли ещё и Янек со Зденеком. Они подходят к советским воинам и спрашивают то у одного, то у другого, то у третьего, — какое имя носил этот танк: «Пионер» или «Богдан Хмельницкий»?
|
|
Сами они считают, что это танк «Пионер», тот, что первым ворвался в Градчаны.
Не будем с ними спорить.
ЭПИЛОГ
Прошло немногим более двух лет. Люди постепенно стали забывать о войне, о страданиях, которые она принесла им. Только те, что сами не раз видели смерть в лицо, да те, что потеряли близких, всё ещё переживали трагедию войны. Переживал эту трагедию и Ян Шпачек. Он всё ещё ждал возвращения отца, до сих пор не зная о его судьбе. Но одно обстоятельство кое-что прояснило… В бумагах дяди Вацлава Янек нашёл записку какого-то Макса. Печальная записка. Ян всё же не хотел верить и решил разыскать Макса…
Серёжа Серов тоже надеялся… Мало ли бывает чудес на войне. Кое у кого вот также погибли отцы, а потом, после войны, вдруг возвратились. Но мёртвые не возвращаются. Серёжа это понимал и всё же надеялся…
Подросла Леночка Громова, но осталась прежней всезнающей непоседой. Она встретила Юру у своего дома и восторженно сказала:
— Серёжа Серов едет на Международный фестиваль (молодёжи в Прагу!
— Куда? — спросил Юра.
— В Прагу, тебе говорят. В столицу Чехословакии.
— А ты-то откуда знаешь? Или сорока на хвосте принесла?
— Володя Серов рассказывал Ване Спицыну и Жене Шлагину, он письмо получил.
|
|
— Вот это я понимаю! А ты, Ленка, не придумала эту штучку?
— Я-то ничего не придумываю…
Леночка хотела сказать, что это он, Юрка, всё придумывает разные штучки, да только без толку… Решил построить в своей мастерской радиоприёмник, а получился ящик для котят… В его заброшенном «приёмнике» сейчас действительно лежали ещё слепые котята… Но Леночка только улыбнулась про себя и промолчала. Признаться, ей было не до Юры, она спешила на реку купаться.
Юра побежал к Ване, новому школьному другу. После того, как Серёжа уехал учиться в ремесленное училище, Ваня стал вожаком. Он подрос, даже щёки перестали «пухнуть». Да и понятно. Если захочешь быть отличником, если будешь хорошо учиться, да к тому же заниматься спортом, не потолстеешь.
Володя, Женя и Ваня писали письмо Серёже:
«Узнай там, Серёжа, о нашем танке «Пионер»… Мы ведь тебе сообщали, что получили последнее письмо от гвардии лейтенанта Мягкова, когда они уходили из Берлина на Прагу…»
— Серёжка-то, знаешь, едет на фестиваль в Прагу, вот какой наш Серёжка! — сказал Ваня, как только Юра появился у них.
— Значит, это правда?
— Конечно, вот читай, — Володя с довольным видом подал письмо от брата.
— Ну и молодец, Серёжка!
— Ещё какой! — согласился Женя. — Зря туда не пошлют…
* * *
На вокзале Вильсона в Праге было празднично и шумно. Советскую делегацию на Международный фестиваль молодёжи встречали юноши и девушки Чехословакии. Торжественно звучали гимны Чехословакии и Советского Союза, бурно шумел вокзал голосами молодых друзей. Весёлый говор, цветы, разноцветные флаги, множество плакатов, транспарантов, звуки музыки — всё это захватило Серёжу, приехавшего в страну, где жил и учился его друг, Ян Шпачек.
|
|
Ещё в пути Серёжа рассказывал товарищам об Артеке и о маленьком друге из Чехословакии, о своей надежде на встречу с ним, но когда он вместе со всеми вышел из вагона и увидел много людей, невольно подумал: вряд ли возможно тут разыскать человека, с которым так давно не виделся.
По-особому жила в эти дни столица Чехословакии. Эта бьющая энергией, молодостью и весельем жизнь, встречи с молодёжью различных стран, концерты, спортивные игры, экскурсии по древнему городу захлестнули Серёжу Серова. Он буквально терялся в незнакомом, хотя и приветливом городе среди многих и многих людей, говоривших на разных языках и всё время спешивших куда-то, занятых своими делами и заботами…
Ян Шпачек совершенно не надеялся на встречу с Серёжей, но вместе с тем жадно следил за программой выступлений советской делегации. Там, где выступали советские молодые артисты, спортсмены, самодеятельные коллективы, Ян Шпачек и Зденек Кворжик были непременными зрителями. Яну хотелось переслать с ними письмо Серёже, которое он давно приготовил.
На празднике «Песни и пляски» в одном из красивейших парков Праги собрались тысячи представителей молодёжи разных стран. Здесь должен был выступать самодеятельный коллектив с Урала. Ян получил билеты для себя и своего друга Зденека за несколько дней до праздника. А ещё раньше концерт советских артистов и самодеятельных коллективов проходил в Виноградском театре. Но Ян так и не мог попасть на него.
Когда объявили о выступлении уральцев и назвали имя Серёжи Серова, который аккомпанировал на баяне, Ян не сразу поверил. Потом, убедившись, ему захотелось сорваться с места, закричать, побежать на сцену, броситься к Серёже и обнять его, как родного брата, как самого дорогого гостя в Праге, но он не мог этого сделать. Желанием Яна зажёгся и Зденек, но они сидели так далеко, что пробраться через тысячную толпу, заполнявшую парк, было почти невозможно.
Ян смотрел на сцену, смотрел на трёх баянистов и, честно говоря, не мог понять, который из них Серёжа. Он помнил его маленьким, таким же, каким был сам. Но теперь Ян был уже юношей. Он представлял себе, что Серёжа никогда бы, наверное, не узнал его, если бы им пришлось случайно встретиться где-нибудь на улице. Точно так же и Яну трудно было узнать Серёжу. А всё-таки на одного из трёх баянистов он смотрел больше всех. Коренастый, невысокий, в тёмном костюме, Серёжа не подозревал, что его друг уже пробирается к нему.
У Яна так бурно работал мозг, что одна мысль обгоняла другую с необычайной быстротой. Вспомнилось всё пережитое за эти годы со времени возвращения из Советского Союза, где начиналось его настоящее счастливое детство, и до последних событий в Праге. Сколько он расскажет Серёже, сколько он может услышать интересного от него, если только тот узнает Яна и вспомнит их дружбу, начавшуюся в Артеке, в 1940 году.
Хоровой уральский коллектив самодеятельности, тепло встреченный зрителями, трижды вызывали на бис. Пробираясь к сцене, Ян боялся, как бы Серёжа не ушёл раньше, чем он сумеет добраться до него.
Но в это время хор начал вторично исполнять «Марш молодёжи», и Ян убедился, что теперь он успеет добраться.
Серёжа стоял, чувствуя некоторую усталость. Он сошёл со сцены вместе с товарищами, которые собирались итти на отдых, но задержались, поджидая кого-то. Молодой человек в светлом костюме, голубоглазый, стройный, в чёрном берете, шёл прямо к Серёже. Ян тотчас узнал его, узнал по его глазам, по его простому, симпатичному лицу и улыбке.
— Прошу извинить, — проговорил Ян по-русски, немного сбиваясь от волнения. — Вы Серёжа Серов?
— Да. Я Серов, — ответил Серёжа.
Яну хотелось броситься к другу, прижать его к своей груди, в которой взволнованно бьётся сердце, но он растерялся и, протягивая руку, робко сказал:
— Я — Шпачек…
Серёжа на секунду застыл в радостном изумлении, потом схватил Яна сильными руками, поцеловал его в щёку и, неизвестно почему, почувствовал, что сейчас расплачется.
Долго друзья не могли заговорить, хотя им было что сказать друг другу. Как всё сразу скажешь, когда на вас смотрит много посторонних глаз, не знающих ничего о вашей дружбе и судьбе! Серёже и Яну хотелось сейчас остаться одним, только одним.
Оставим их, читатель, и мы до новой встречи.
Прага — Свердловск.
