Антуан‑Франсуа Прево д'Экзиль (Prévost d'Exiles) (01.04.1697, Эден, Артуа, – 25.11.1763, Куртёй, близ Шантийи) был человеком чувствительным, одаренным душой пылкой, но непостоянной, не выдерживавшей длительного напряжения борьбы. В течение довольно долгого времени он метался между двумя противоположными жизненными решениями – между затворничеством монастырской кельи и треволнениями светского существования. Жизнь его изобиловала волнующими, а зачастую и рискованными авантюрами, неожиданными переломами. Однако, когда окидываешь взором пеструю и беспокойную биографию аббата Прево, складывается впечатление, что чаще не он сам определял течение своей жизни, а судьба распоряжалась им в зависимости от своих прихотей.
Прево пережил творческий взлет, вырвавшись в конце 20‑х годов на свободу из монастырского плена. В «Манон Леско» этот взлет отразился с наибольшей художественной силой. Это произведение было создано в какой‑то необычайный, не повторявшийся более в жизни писателя момент исключительного расцвета всех его душевных сил. В этот момент–возможно, под влиянием чувства любви (увлечение авантюристкой Ленки, послужившее непосредственным толчком для написания романа) – в противоречивом мироощущении Прево возобладала жажда земного счастья, воля к борьбе за него.
Шесть лет, с 1728 по 1734 год, провел Прево в эмиграции, за пределами абсолютистской Франции – сначала в Англии, затем в Голландии и, наконец, снова в Англии. Пребывание в этих странах, значительно опередивших Францию в общественном развитии, расширило и углубило жизненный опыт Прево. Плодотворное воздействие оказало на него и знакомство с достижениями английской реалистической литературы, и в первую очередь с романами Дефо. Они привлекли внимание Прево правдивым изображением социальных контрастов и сочувствием к тяжелой жизни низов общества. Все эти предпосылки, вместе взятые, и позволили полностью раскрыться богатейшим творческим возможностям художественной натуры Прево.
На первый взгляд между «Манон Леско» и другими произведениями Прево есть много общего. И здесь перед нами снова тот же излюбленный писателем тип героя – человека импульсивного и чувствительного, обладающего богатым внутренним миром. И здесь, как в «Записках знатного человека» и в «Истории Кливленда», рассказ ведется от первого лица. Эта форма позволяла писателю согреть изложение лирическим теплом, придав ему характер задушевной исповеди. Не случайно от художественных произведений Прево тянутся прямые нити преемственности к «Исповеди» Руссо и многим выдающимся образцам «личного» романа XIX века.
Однако в «Манон Леско» все эти обычные для романов Прево черты приобретают иное качество. «Манон Леско» – это тоже роман о роковом и всепоглощающем чувстве, о страсти, не нуждающейся в согласии с разумом и даже в уважении к своему объекту, – о любви, которая повергает героя в пучину бедствий и обрекает его на неисчислимые страдания. Но в «Манон Леско» это чувство проанализировано глубже, а социальные истоки зла, которыми обусловлена жизненная трагедия героя, обрисованы более рельефно и более отчетливо, чем в прочих книгах аббата Прево. В «Манон Леско» писатель наиболее полно проявил способность объективно воссоздавать жизненную правду, какой бы запутанной и суровой она ни была.
Новаторское достижение Прево‑художника заключалось прежде всего в том, что он сочетал в единое органическое целое проникновенность психологического анализа и достоверность в изображении бытовых и материальных условий существования своих героев (при этом ни одно из этих начал не подавляет другого: оба они гармонично уравновешены в «Манон Леско»). Душевные страдания людей и их повседневные:заботы о деньгах оказались в романе Прево связанными воедино. До него эти два начала были обычно разобщены. На одном полюсе царила классицистическая трагедия, создававшая одухотворенные, преисполненные возвышенного содержания образы, далекие, однако, от реальных условий жизни простых людей. На другом полюсе подвизались авторы бытовых и плутовских романов, старательно фиксировавшие «низменные», прозаически неприглядные стороны повседневной действительности, но делавшие это во многом натуралистично и поверхностно. У Прево же носителем поэтического начала оказываются не верхи общества, а представители его деклассированных, «плутовских» низов. Именно они в «Манон Леско» обладают сложным внутренним миром, им доступны глубокие трагические переживания. Контраст между внутренними побуждениями де Грие и возможностями, предоставляемыми тем незавидным общественным положением, в котором он оказался, и является одной из основных причин драмы, переживаемой героем. Осознавая это противоречие, де Грие и восклицает горестно, обращаясь к Манон: «Почему не наделены мы от рождения свойствами, соответствующими нашей злой доле? Мы одарены умом, вкусом, чувствительностью; увы, сколь печальное применение мы им находим, в то время как столько душ, низких и подлых, наслаждаются всеми милостями судьбы!»
Изменения, происшедшие в мироощущении писателя, обострили его художественное зрение. Это обстоятельство позволило Прево отразить в своем романе существенные, хотя и не лежавшие на поверхности противоречия французской действительности первой трети XVIII века. Судьбы героев его романа определяются их непреодолимыми душевными влечениями. Воспроизведение этих влечений в центре внимания писателя. Но неверно сводить содержание «Манон Леско» к психологической камерности. Психологический анализ насыщается здесь объективным общественным смыслом, значение которого не следует переоценивать.
Действие романа происходит в годы Регентства, то есть после смерти Людовика XIV, последовавшей в 1715 году (в это время страной правил его племянник герцог Филипп Орлеанский). В романе очень точно воспроизведены внешние приметы, отдельные черты быта французской столицы тех лет. Названия упоминаемых автором улиц, описание предместий Парижа, распорядка Сан‑Лазарского исправительного дома, нравов, царивших в женской тюрьме, – все эти подробности в романе вполне достоверны. Но важно не это. Писатель сумел воспроизвести дух эпохи, когда верхушка общества предалась вакханалии стяжательства, бешеной погоне за деньгами и наслаждениями.
Путь де Грие к любви и счастью преграждают прежде всего деньги. В обществе, в котором живет кавалер, любовь завоевывается не любовью, а золотом, там все покупается и продается. Ни в чем себе не отказывающие откупщики отнимают у де Грие его возлюбленную, подчиняя ее власти денег, растлевая ее сознание. Идя дальше большинства просветителей первой половины XVIII столетия, Прево показывает, как новые жизненные отношения, развивая личные интересы человека и пробуждая у него жажду земных благ, ввергают его в еще более тяжелую зависимость, чем сословные различия, подчиняют его более темным и враждебным силам.
В «Манон Леско» звучит характерная для будущих романтиков тема рока, который неуклонно преследует героя, обреченного на несчастье. У Прево она получает реалистическое решение.
Роман Прево разоблачает лицемерие господствующих кругов. Те же поступки, за которые де Грие бросают в тюрьму, а Манон отправляют на каторгу, остаются безнаказанными, если их совершает человек, обладающий состоянием и связями. В обществе, где царят деньги и звания, нет одной общей морали. Их две: одна–для господ, а другая–для их жертв. Эта истина очевидна для де Грие, и он разражается по этому поводу горькими филиппиками.
Взывая к законам морали, богач‑совратитель г‑н де Г... М... обрекает Манон на каторгу. На самом деле сурового наказания заслуживает он сам. Манон прежде всего жертва зла, которое влечет за собой воплощенная в личности г‑на Г... М... всемогущая власть денег. Невыносима для де Грие и мысль о том, что он сам в результате своего происхождения оказался далеко не в одинаковом положении по сравнению с Манон. Они сообща совершали поступки, но Манон, родную сестру простого солдата, не задумываясь осуждают на принудительную и позорную высылку, а ему из‑за вмешательства влиятельных лиц предоставляют свободу. Привилегированность здесь оказывается морально неприемлемой для того, кто, казалось бы, предназначен извлекать для себя выгоду из нее.
В «Манон Леско» обнаруживается также новый подход к изображению жизни в колониях (весьма распространенный мотив в литературе XVIII столетия). У Лесажа, автора «Капитана Бошена», у Дефо в «Робинзоне Крузо» и позднее, скажем, в «Родерике Рэндоме» Смоллетта, заморские колонии предстают в конечном итоге как некая обетованная земля, к которой герой пробивается в результате нечеловеческих усилий. Оттуда в конце концов приходит богатство, избавляющее героя от лишений и обид, которые он терпит у себя на родине. В американских эпизодах «Манон Леско» воплощены иные идейные мотивы.
Вначале представления героев о жизни в далекой заокеанской стране окрашены в тона типичной для века Просвещения поэтической мечты о первобытном обществе как некоем оазисе, хранителе истинно гуманных, чистых отношений. Однако уже вскоре реальная действительность разбивает вдребезги эти мечты. Жизнь в Америке ничего не изменяет в судьбе героев. В далекой колонии строятся те же отношения, господствуют те же нравы, что и в Европе. Похотливые и завистливые люди, используя власть и деньги, опять стремятся отнять Манон у де Грие. Здесь, за пределами Европы, эти отталкивающие нравы оказываются, пожалуй, еще более жестокими и грубыми, ибо они лишены той внешней оболочки утонченной цивилизованности, которая прикрывает их внутреннюю неприглядность во Франции. Единственным средством спасения для героев оказывается бегство в пустыню. Заключительные эпизоды романа Прево вырастают в художественное обобщение большой поэтической силы, – они звучат гневным осуждением современной писателю действительности.
Прево в период своего разрыва с католической церковью не только склонялся к сочувствию протестантизму, но временами, как можно, например, судить по «Манон Леско», отдавал дань и вольномыслию в настоящем смысле этого слова.
Надо полагать, что основная причина запрещения французского издания Прево заключалась не в отдельных идейных мотивах, напоминающих учение янсенизма, а в проскальзывающих в этом романе вольнодумных настроениях, в опасности, которую его распространение представляло для церкви.
Носителем утверждаемых религией этических принципов выступает в романе Тиберж, верный друг кавалера. В психологически сложном и по‑своему трогательном облике Тибержа есть черты, которые роднят его с де Грие. Если кавалер – жертва фатальной власти любви, то жизнь Тибержа–пример всепоглощающей силы дружбы. Однако, преданно любя де Грие, Тиберж является одновременно и его своеобразным идейным антагонистом. Прево как бы ставит своей книгой вопрос: кто же человечнее – Тиберж, с его аскетическим пониманием долга и морали, с его нравоучительством, невозмутимым спокойствием, молитвами и монастырским затворничеством, или грешный де Грие, с его страданиями, нищетой, преступлениями, его печальной судьбой и безграничной любовью? Прево на разных этапах своего жизненного пути различно отвечал на этот вопрос. В образе Тибержа он воплотил настроения, в которых временами сам пытался найти спасительное прибежище. Бесспорно, однако, что в момент создания «Манон Леско» внутреннее смятение, переживаемое кавалером де Грие, было неизмеримо ближе писателю, чем аскетические идеалы Тибержа.
Но роман Прево наносил урон религии не только косвенно. Он заключал в себе местами и прямые, очень смелые для своей эпохи вольнодумные выпады. Так, например, во время спора с Тибержем в Сен‑Лазарской тюрьме де Грие отваживается сравнить счастье, которое сулит в загробной жизни религия, и блаженство, которое приносит на земле людям любовь. Это сопоставление звучало в XVIII веке как проявление подлинного вольномыслия. Наконец, с особенной силой это крамольное начало прорывалось в проклятии небесам, которое бросает де Грие, переходя к рассказу о бедствиях, пережитых им в Америке.
Умение Прево создавать сложные, преисполненные внутренних противоречий, неповторимые и загадочные в своем индивидуальном своеобразии характеры (и в этом одна из самых важных сторон художественного новаторства Прево) наиболее ярко проявилось в фигурах центральных героев. Образы Манон и де Грие даны писателем в развитии. Манон, какой она проходит перед нами на протяжении многих эпизодов романа – беспечная, легкомысленная, непосредственная и одновременно циничная, – непохожа на умирающую Манон, с ее глубокими чувствами, серьезным взглядом на жизнь. Действие романа охватывает всего несколько лет. За это время де Грие успевает превратиться из наивного семнадцатилетнего юноши в мужчину с большим и тяжелым жизненным опытом.
Герои повести развиваются, борясь не только с окружением, но и сами с собой (в этом их принципиальное отличие от персонажей плутовского романа). В их сознании сталкиваются чуждые друг другу начала. Герои показаны в первую очередь как жертвы окружающего их порочного общества, которому они неспособны противостоять. Они слабы и легко поддаются губительному воздействию царящего вокруг них цинизма. «Манон Леско» – это роман о порче молодежи, развращенной соблазнами «легкой» жизни. Манон так ослеплена чувственной красотой мира, так неудержимо жаждет наслаждаться музыкой, нарядами, красивыми вещами, что способна, слепо подчиняясь господствующим вокруг нее законам купли и продажи, стать жрицей любви. Де Грие так страстно увлечен Манон, что может потерять самообладание, стать рабом своего чувства и совершать поступки, противоречащие понятиям о чести и достоинстве.
Однако, если видеть лишь одни прегрешения героев и игнорировать роль, сыгранную в их судьбе общественными обстоятельствами, можно значительно обеднить содержание романа, сведя его к довольно банальному нравоучительному рассказу о том, как милый, но слабовольный молодой человек, увлеченный негодницей, сбился со стези, на которой его не могли удержать порядочные и достойные люди. Своим произведением Прево не только показывает, как разлагает сознание людей порабощающая их власть денег. В «Манон Леско» одновременно находит свое выражение и гуманистическая вера автора в человечество, в его способность противостоять губительной власти золота. Как бы ни были слабы, простодушно наивны и подвержены жажде наслаждений, привязаны к чувственной красоте мира герои Прево, деньгам не удается растлить в их душе человеческую сущность.
Разными красками переливается неотразимо притягательный образ Манон. Об этом хорошо сказал Мопассан. Он писал о Манон: «Это – полная противоречий, сложная, изменчивая натура, искренняя, порочная, но привлекательная, способная на необъяснимые порывы, на непостижимые чувства, забавно расчетливая и прямодушная в своей преступности, и в то же время необычайно естественная. Как отличается она от искусственных образов добродетели и– порока, столь упрощенно выводимых сентиментальными романистами, которые воображают, что это характерные типы, не понимая, какой многосторонней и изменчивой бывает человеческая душа».
Душевная чистота не вытравлена из сознания Манон. Подчиняясь и подражая нравам, которые она наблюдает вокруг себя, она вместе с тем не заражается духом стяжательства. Она не стремится к деньгам ради денег. Де Грие и Манон не могут обойтись без золота, ибо им кажется, что оно необходимо им для полноты счастья; но одновременно они презирают его.
Тема неистребленной душевной чистоты находит свое яркое выражение в образе де Грие (знаменательно, что в заглавии повести вплоть до переработанного издания 1753 года на первом месте стояло имя кавалера де Грие). Враждебные силы не могут его сломить, подчинить себе окончательно. Им не удается разлучить кавалера и Манон. Свои падения он искупает ценой жестоких страданий и тяжелых лишений. В то же время его любовь к Манон не только источник присущих ему слабостей, но одновременно и источник его силы. Борьба за Манон является для де Грие борьбой за человека и за собственное право на человечность. Самое существенное и важное не то, что увлеченный своим чувством он может стать на время карточным шулером, а то, что во имя чувства любви он может и пожертвовать своим личным благополучием, пойти добровольно в ссылку, обречь себя на муки и нищету.
Принципиальное значение этого момента в образе де Грие было подчеркнуто самим автором в предуведомлении к книге. Писатель указывал, что его внимание было в первую очередь привлечено жизненным случаем, который большинству современников мог показаться странным и исключительным. Прево писал, что он хотел изобразить «ослепленного юношу, который, отказавшись от счастья и благополучия, добровольно подвергает себя жестоким бедствиям; обладая всеми качествами, сулящими ему самую блестящую будущность, он предпочитает жизнь темную и скитальческую всем преимуществам богатства и высокого положения...».
В решении де Грие сопровождать свою возлюбленную в ссылку очевиднее всего и проявилась эта наиболее существенная черта его внутреннего облика. В то время как всесильные противники де Грие оказываются отъявленными эгоистами, кавалер один способен на самопожертвование. Поэтому из борьбы со всеми преуспевающими врагами моральным победителем выходит именно он. Раз люди способны так самоотверженно любить и так упорно бороться – прекрасное неистребимо в душе человека. Это и утверждает роман Прево.
Глубокое содержание отлито писателем в чрезвычайно прозрачную и четкую форму. Говоря о стилистических особенностях «Манон Леско», следует отметить прежде всего два момента: их национальное своеобразие и новаторский характер. В «Манон Леско» нашла свое воплощение одна из отличительных черт французского искусства – сочетание внешней хрупкости и изящества произведения со скрытой в нем большой внутренней силой. Не случайно эта маленькая книжка объемом около двухсот страниц оказалась способной привести в содрогание реакционные общественные круги.
В рассказе де Грие привлекают простота, скромность. Героям Прево чужда поза, стремление казаться лучше, чем они есть на самом деле. Де Грие не пытается обелить себя, и Манон не стремится громкими фразами замаскировать свою слабость. Кавалер называет только факты, рассказывая голую правду, какой бы жестокой и тягостной для него она ни была. Но именно поэтому его повествование приобретает оттенок целомудренной чистоты и мужественности, становится захватывающим человеческим документом.
Весьма многообразны и смелы для своего времени художественные средства, которые Прево использует для раскрытия внутреннего мира героев. Так, например, необычайную для французских романистов первой половины XVIII века гибкость и динамичность приобретает у Прево такой еще очень слабо развитый к этому времени в повествовательной прозе художественный прием, как внутренний монолог. Присущее Прево умение проникать в сокровенные уголки сознания героев особенно ярко проявляется, когда он воспроизводит переживаемые ими душевные противоречия и характеризует психологически сложные состояния. Видоизменяется под пером Прево и широко распространенное во французском романе этого времени повествование от первого лица. Оно теряет в «Манон Леско» свой условный характер, становится источником глубокой внутренней правды. Поэтическое обаяние, присущее «Манон Леско», связано с умением автора применять в своих описаниях полутона, возбуждая воображение читателя. Образ Манон Леско привлекает нас своей неуловимой зыбкостью. Ее внешний облик почти не конкретизирован писателем. Манон предстает перед нами в ореоле чувств, которые она вызывает в душе влюбленного в нее юноши. Читатель видит Манон глазами самого де Грие.
Наконец, говоря о художественной форме «Манон Леско», следует отметить слог, которым написан этот роман. Он типичен для лучших произведений французской прозы XVIII века: легкий, свободный от тяжеловесных синтаксических конструкций, он словно крылат. Этот слог несет на себе отпечаток прозы классицизма. Но в нем проявляются и совсем иные художественные тенденции. Это, во‑первых, отличающее стиль Прево лирическое и эмоциональное начало. И, во‑вторых, это–стремление автора «Манон Леско» значительно расширить свой словарь. Оно было обусловлено интересом писателя к «низменной», с точки зрения канонов классицизма, обыденной сфере действительности.
Ю. Виппер
[1]«История кавалера де Грие и Манон Леско» была впервые напечатана в 1731 году в Голландии как VII том «Записок и приключений знатного человека, удалившегося от света», хотя она сюжетно и не связана с «Записками знатного человека».
В 1731 году аббат Прево переехал в Голландию, куда, по‑видимому, привез уже вполне законченную «Историю кавалера де Грие и Манон Леско», намереваясь предложить ее амстердамским издателям. Однако ввиду исключительного успеха четырехтомных «Записок знатного человека» голландские книготорговцы предпочли получить от писателя продолжение этого романа. Нуждаясь в деньгах, Прево взялся написать еще два тома «Записок», к которым из коммерческих соображений был присоединен еще один том, содержавший в себе «Историю кавалера де Грие и Манон Леско», причем сам автор в обращении к читателю вынужден был признаться, что история эта никак не связана с событиями, о которых говорится в «Записках».
Во Франции «История кавалера де Грие и Манон Леско» была впервые выпущена в 1733 году с пометкой «Амстердам» (в действительности книга была напечатана в Руане).
С тех пор «История кавалера де Грие и Манон Леско» выходила бесчисленное количество раз и в виде дорогих книг с иллюстрациями знаменитых художников, и в массовых грошовых изданиях, и томами большого формата с широкими полями, и в виде миниатюрных карманных томиков, и малотиражными нумерованными изданиями, рассчитанными на библиофилов, и в виде «академических» изданий с предисловиями, примечаниями, библиографическими справками, вариантами и т. п.
В России повесть была впервые напечатана в 1790 году (хотя перевод «Записок знатного человека» был издан у нас еще в 1756– 1764 гг.).
В дальнейшем появилось несколько новых переводов повести: анонимный под названием «История Маши Леско и кавалера де Грие» (1859), Д. В. Аверкиева (1891 и 1892), И. Б. Мандельштама (1926), М. А. Петровского (изд. Academia, 1932 и 1936), Б. А. Кржевского (1951 и 1957).
В 1964 году издательство «Наука» выпустило в свет перевод М. А. Петровского в серии «Литературные памятники».
[2] ...Хотя я мог бы включить историю приключений кавалера де Грие в мои "Записки»... – Аббат Прево приписывает «Записки знатного человека» маркизу, путешествующему по разным странам под именем господина де Рокенкура в сопровождении своего воспитанника. Первая встреча маркиза с кавалером де Грие произошла перед поездкой маркиза в Испанию, и описание этой встречи должно было занять место в III томе «Записок». Вторая их встреча, когда де Грие поведал маркизу свою историю, имела место два года спустя.
[3] ...развлекая, наставлять читателя... – Одно из основных положений поэтики классицизма.
[4] Горациий и Буало называют... – Имеются в виду следующие строки Горация («Сатиры», II, VI, 72–76): «Наш разговор не о том, хорошо ли и ловко ли пляшет Лепос, – но то, что нужнее, что вредно не знать человеку. Судим: богатство ли делает счастливым иль добродетель: выгоды или наклонности к дружбе вернее приводят; иль в чем свойство добра и в чем высочайшее благо?» (перевод М. Дмитриева, а также VI послание Буало, где поэт говорит: «Отрешившись от треволнений, потолкуем, Ламуаньон, о добродетелях, которые занимают твой ум; обсудим, какие блага истинны и какие – ложны и должен ли честный человек страдать от своих недостатков; побеседуем о том, что скорее ведет нас к славе – обширные знания или незыблемая добродетель».
[5] Произведение в целом представляет собою нравственный трактат... – По этому поводу Анатоль Франс замечает: «Создав как нельзя более легко это чудо искусства, Прево написал две страницы назидательного содержания, чтобы предпослать их роману. Это как бы шаль, наброшенная на плечи мадемуазель Манон. В этом маленьком отрывке он ставит себе в заслугу то, что написал сочинение, долженствующее пойти на пользу нравам. Не спорю, вы правы. Но эти прекрасные мысли пришли вам на ум, дорогой аббат, лишь после того, как была написана книга. Пока вы водили пером, вас вдохновляли воспоминания о ваших первых увлечениях – и только» (А.Франс. Приключения аббата Прево. Перевод Н.Д.Эфрос).
[6]...я в мои годы... – Знатному человеку, которому Прево приписывает рассказ о его жизни, во время вторичной встречи с де Грие было 58 лет.
Примечание. ‑ Оно появилось впервые в издании 1753 года.
[7] ...внесено несколько добавлений... – Единственное значительное добавление – эпизод с итальянским князем (в нача\е второй части), дополняющий характеристику Манон.
[8] ...за полгода до моего отъезда в Испанию. – В III томе «Записок знатного человека» имеются сведения, позволяющие точно определить время первой встречи автора «Записок» с де Грие: она произошла в 1715 году.
[9] ...похлопотать в нормандском парламенте... ‑ В дореволюционной Франции парламентами назывались суды. Всего насчитывалось двенадцать провинциальных парламентов; они были подчинены парижскому. На парламенты были возложены также и некоторые административные функции.
[10] Эвре – городок между Парижем и Руаном. В 1726‑1727 годах Прево выступал в Эвре в качестве проповедника.
[11] ...дюжина веселых девиц, которых я... сопровождаю... ‑ Начиная с 1699 года французское правительство стало принимать решительные меры, чтобы заселить территорию на берегу Мексиканского залива, занятую Францией и названную в честь Людовика XIV Луизианой. Помимо того, что в колонию усиленно вербовали добровольцев, туда в принудительном порядке ссылали девушек и юношей дурного поведения, о чем говорят многочисленные документы и свидетельства очевидцев.
Вот одно из таких описаний: «Утром восемнадцатого сентября 1719 года в церкви Сен‑Мартен‑де‑Шан, в Париже, было обвенчано сто восемьдесят девушек и столько же юношей, взятых из тюрьмы этого прихода, равно как и из других парижских тюрем; несчастным девушкам была предоставлена возможность выбрать себе мужей среди большего числа юношей. После совершения обряда их сковали попарно, мужа и жену, и отправили в дорогу в сопровождении трех тележек с поклажей; тележки предназначаются для того, чтобы дать людям время от времени отдохнуть, а также на тот случай, если кто‑нибудь заболеет; партию конвоируют до Ла‑Рошели двадцать солдат, а оттуда она будет направлена на Миссисипи–в надежде на лучшее будущее».
Однако колониальные власти вскоре стали возражать против присылки в колонии публичных женщин. Из следующего сообщения явствует, что заинтересованные учреждения обратились к самому королю:
«Король соизволил разрешить „Западной Компании“ извлекать молодых людей обоего пола, воспитываемых в приютах Бисетр, Питье, Главном Приюте и Воспитательном Доме, а также девушек и юношей, находящихся там в заключении, ибо Компания сообщила, что распутные девушки, переселенные на Миссисипи и в другие французские колонии, причинили там великие беспорядки своим развратом и дурными болезнями, что нанесло большой ущерб торговле и делам Компании. Уверяют, будто одни только парижские приюты могут дать четыре тысячи человек» («Журнал Регентства» Жана Бюва; цит. по предисловию de Lescure к «Манон Леско», изд. Quantin, 1879 г.).
[12] ...Мы взяли ее из Приюта... ‑ Приют Сальпетриер был учрежден в 1656 году как отделение Главного Приюта и предназначался для нищих и умалишенных, а также служил местом заключения публичных женщин.
[13] Прошло около двух лет... ‑ В «Записках» указывается точная дата выезда маркиза и его ученика из Англии: 24 июня 1716 года.
[14] ...вот его повесть... ‑ Как «Предуведомление автора», так и первые страницы романа приписываются аббатом Прево маркизу, мнимому автору «Записок знатного человека». В дальнейшем маркиз приводит рассказ кавалера де Грие.
[15] ...Я закончил публичные испытания... ‑ См. прим. 29.
[16] Мальтийский орден – древнейший в Европе духовно‑рыцарский орден, основанный в 1099 году, во время крестовых походов; члены его делились на три разряда–на военных, духовных и служителей. В первый входили лица знатного происхождения; они носили титул «кавалер» (фр. chevalier–буквально «рыцарь»).
[17] Академия – учебное заведение, манеж, где юноши из знатных семей обучались фехтованию, верховой езде и другим видам спорта.
[18] ...восторга, на несколько времени лишившего меня дара речи... ‑ Прево одним из первых во французской литературе стал отмечать физические проявления эмоций; его примеру последовали многие современники, в частности Дидро и Руссо.
[19] ...снаряжу почтовую карету... ‑ Почтовые кареты, введенные в обиход в 1664 году, были в те времена самым скорым способом передвижения.
[20] Экю – старинная французская серебряная монета, равная трем ливрам или франкам.
[21] ...при помощи уловки... ‑ Имеются в виду уловки, которые дают возможность лгать, придавая своим словам видимость правды. Например, прибегая к двусмысленности, можно толкнуть собеседника на одно понимание сказанного, в то время как сам говорящий придает своим словам иной смысл. Другой вид уловки–мысленно или шепотом прибавить к сказанному слово, совершенно меняющее смысл фразы. Иезуиты допускали такого рода уловки, если они применяются с благими намерениями. Паскаль разоблачает этот вид лжи в своих «Письмах к провинциалу» (письмо IX).
[22] Сен‑Дени – городок в 8 км к северу от Парижа; в старину едущие в столицу здесь в последний раз сменяли почтовых лошадей.
[23] ...на улице В... ‑ Подразумевается улица Вивьен, поблизости от тогдашней биржи; здесь стояли особняки крупнейших финансистов; в описываемое в романе время Джон Ло основал на этой улице свой знаменитый банк, потерпевший крах в 1720 году.
[24] Какая жалость, что я записал тебя в Мальтийский орден... ‑ Отец де Грие намекает на то, что рыцарь Мальтийского ордена обязан дать обет безбрачия.
[25] Ты умеешь добиться быстрой победы... ‑ цитата из Тита Ливия (XXII, I).
[26] ...комментарий к четвертой книге «Энеиды»... ‑ В этой книге Вергилий повествует о трагической любви Энея и Дидоны.
[27] Я уже заранее составил себе план одинокой и мирной жизни. – Мечта о тихой жизни в деревенском уединении была дорога и самому Прево и многим его современникам; она получила особенно яркое выражение у Руссо (ср., например, конец IV книги «Эмиля», IV книгу «Исповеди»).
Поселившись в 1746 году в деревне, Прево писал своему другу, что в этой обстановке он счастливейший из смертных. «Рано или поздно люди разумные начинают любить уединение», – говорит он в этом письме (Н. Harrisse. L'abbe Prevost. P., 1896, p. 359).
[28] Бенефиций – духовная должность, дававшая право на получение дохода с недвижимого имущества, принадлежащего церкви.
[29] ...почему он теряет всякую способность к сопротивлению... ‑ Говоря о том, что не всем дано преодолевать свои страсти, де Грие высказывается в духе янсенизма. Голландский богослов Янсений (1585–1638) и его последователи отрицают свободу воли и ставят «спасение» человека исключительно в зависимость от «божественной благодати»; по учению Янсения, человек, лишенный помощи свыше, бессилен в борьбе со злом. Католическая церковь, главным образом в лице иезуитов, вела ожесточенную борьбу с янсенизмом, продолжавшуюся до середины XVIII века.
[30] Наступило время публичного испытания... ‑ Начиная со средних веков вплоть до революции 1789 года учащиеся Богословского Училища (Сорбонны) подвергались публичным испытаниям по окончании определенных этапов обучения. Испытания начинались в 6 часов утра и могли длиться до 6 часов вечера. Испытуемый должен был защищать то или иное положение в споре с двадцатью докторами, которые сменяли друг друга.
[31] Все, что говорится в семинарии о свободе воли – пустая химера. – См. прим. 29.
[32] Шайо – в те времена деревушка под Парижем, в XVII‑XVIII веках была одним из любимых мест прогулок парижан. В 1787 году включена в черту города.
[33] «Опера» – театр, основанный в Париже в 1672 году и первоначально называвшийся «Королевской Академией Музыки». Театр играл большую роль в жизни светского общества; в помещении театра устраивались также и балы, которые начинались в 11 часов вечера и продолжались до 6 часов утра.
[34] ...служивший в гвардии... – Имеется в виду отряд кавалерии, предназначавшийся для охраны короля. Первоначально в отряд принимались только молодые люди из дворянских семей, но в начале XVIII века в гвардию стали принимать и лиц недворянского происхождения.
[35] Небу угодно было внушить мне мысль... – Де Грие по привычке все еще выражается как воспитанник духовной семинарии.
[36] ...члены Сообщества... – присяжные шулера, действовавшие согласованно и делившие между собою как выигрыши, так и проигрыши.
[37] Сад Пале‑Рояля – в то время излюбленное место прогулок великосветского общества.
[38] Трансильванский дворец – Незадолго до описываемых событий дворец был арендован трансильванским князем Ференцем Ракоши; офицеры из свиты князя открыли в нем игорный дом.
[39] ...избавляясь от позора. – Де Грие мирится с тем, что Манон намерена ограбить господина Г... М..., однако жить за счет девушки, состоящей на содержании, все же представляется ему невозможным.
[40] Сен‑Лазар – мужская исправительная тюрьма, состоявшая в ведении монахов общины св. Лазаря. Пребывание в этой тюрьме считалось неизгладимым позором.
[41] ...место, само название которого приводит меня в ужас. ‑ В первой редакции повести де Грие сразу же называл тюрьму, в которую заключили его возлюбленную; в редакции 1753 года автор вкладывает это страшное слово в уста де Грие несколькими страницами позже – ради придания эпизоду большей драматичности.
[42] ...одной‑единственной грубости. ‑ Де Грие подразумевает телесное наказание, применявшееся в тюрьме Сен‑Лазар.
[43] ...счастье наше состоит в наслаждении... ‑ В «Рассуждении о любовной страсти» (1653) Паскаль говорит: «Человек создан для наслаждения; он это чувствует и в других доказательствах тут надобности нет».
[44] ...слышу речи одного из наших янсенистов. – Тиберж упрекает де Грие в том, что он рассуждает, как янсенист, когда говорит, что не в силах действовать иначе (то есть что воля его не свободна).
[45] Двадцать палок этому негодяю! – Леско издевается над возницей, предлагая ему вместо двадцати ливров (составляющих луидор) двадцать палочных ударов.
[46] Пистоль – монета, равная десяти ливрам (франкам).
[47] Кур‑ля‑Рэн – бульвар, созданный в 1616 году по желанию королевы‑регентши Марии Медичи; в XVII веке и в начале XVIII века – место прогулок великосветского общества.
[48] Меня! подозревать, что я столь вероломна? – Манон и де Грие пародируют диалог Ифигении и Эрифилы из трагедии Расина «Ифигения» (II, 5).
Эрифила старается убедить Ифигению, что она не влюблена в Ахилла, что она не может его любить уже хотя бы потому, что он разорил ее родную страну и обагрил свои руки кровью ее соотечественников.
Ифигения, ревнующая Эрифилу к своему жениху, отвечает, что все эти жестокости явились лишь стрелами, з<