он стал умолять Вестника пощадить содомлян, ибо не все они злы. «Неужели Ты погубишь праведного с нечестивыми?»— спрашивал он. Бог обещал ему, что, если в городе найдется хотя бы пятьдесят праведников, он будет помилован.
Но Авраам, хорошо зная нравы Содома, боится, что это слишком большая цифра. Он почтительно умоляет Вестника быть снисходительным, даже если там будет только сорок человек, не прогневавших Небо. Видя, что таинственный Странник готов уступить, Авраам в конце концов вымаливает у него прощение даже ради десяти праведников...
Но и стольких не нашлось в злополучном городе. Один лишь Лот, родич Авраама, со своей семьей спасся от огня и серы, которые обрушились на Содом и Гоморру.
Отныне там, где недавно кипела жизнь, суждено расстилаться в жуткой неподвижности проклятым водам Мертвого моря, а путники будут со страхом всматриваться в очертания соляных глыб на берегу, стараясь угадать, в какую из них превратилась жена Лота, которая вопреки запрету не утерпела и обернулась на пылающий город...
Образ Лота, без оглядки бегущего из растленного и осужденного Содома, может послужить символом внутреннего состояния евреев на первых порах их жизни в Ханаане. Много усилий должны были приложить они к тому, чтобы сохранить свои устои и не изменить своему Богу. Судьба не раз испытывала их веру, не раз забывали они о Свете, который озарил их маленькую тропинку в истории, но при всем том никогда не пересыхало русло реки, неуклонно несшей свои воды в далекий евангельский океан.
* * *
Пожалуй, ничто так ярко не символизирует то непоколебимое основание, на котором утвердилась ветхозаветная религия, как рассказ о жертвоприношении Авраама.
|
|
Однажды, повествует Книга Бытия, Бог обратился к своему избраннику: «Возьми сына своего единственного, Исаака, которого ты любишь, и пойди в землю Мория и там принеси его во всесожжение на одной из гор» 281.
Как могло это случиться? Как мог Бог Авраама, его Господь и хранитель, потребовать человеческой жертвы? Разве Он такой же кровожадный демон, как Ваал Хананеев или Молох финикийский?
Но Авраам не поколебался. Он пошел на эту жертву с такой же твердостью, с какой смотрел в глаза смерти во время своих военных походов. Он слишком верил своему Богу, чтобы проявить малодушие.
И вот идут они к месту жертвоприношения, отец и сын. «Отец мой,— спрашивает Исаак,— вот огонь и дрова, а где же ягненок для всесожжения?» «Бог усмотрит Себе ягненка для всесожжения, сын мой»,— отвечает Авраам. «И шли они вместе и пришли на место, о котором сказал ему Бог,— повествует Библия.— И устроил Авраам жертвенник, разложил дрова, и, связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров». И только собрался патриарх нанести роковой удар, как услышал голос Божий: «Не поднимай руки на отрока и не делай над ним ничего, ибо теперь я знаю, что ты боишься Бога и не пожалел сына своего единственного для Меня».
Некоторые полагают, что в этом рассказе содержится указание на отмену человеческих жертвоприношений. Быть может, древние евреи, поддаваясь влиянию окружающих народов, стали думать, что Богу угодны человеческие жертвы, но вскоре отказались от этой мысли. Но, прежде всего в истории жертвоприношения Авраама мы должны видеть отображение той горячей преданности Богу и вере, которая была присуща Аврааму и его людям, преданности, не страшившейся никаких жертв.
|
|
Ценой многих жертв, ценой жестокой внутренней и внешней борьбы сохранили израильтяне святыню, которую арьи не сумели удержать. В столкновении с исполинским сфинксом Природы народ-Богоискатель сумел отстоять независимость духа. Именно эта борьба и наложила на него печать суровости и исключительности. В своей победе он утвердил Веру в Грядущее, которая стала основным мотивом Ветхого Завета. Язычество Востока и Запада воспринимало мир как нечто неподвижное и статичное, Магизм замыкал его в вечном круговороте циклов. В религии же потомков Авраама внутренняя структура мироздания раскрывалась как Становление, Динамика и Развитие.
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава 10
243. Библия называет число 318 (Быт 14, 14).
244. Арамеи, очевидно, были ветвью семитов- аморитов, господствовавших в Аккаде, Мари, Вавилоне. Арамеи впервые упоминаются в ассирийских надписях XII в. Но еще раньше они известны как «ахламу». Племянник Авраама Лаван (сын брата) прямо назван в Библии арамеянином (Быт 25, 20). Несомненно арамейское происхождение Реввеки, Лии, Рахили. Древняя молитва (Втор 26, 5) прямо называет родоначальника израильтян «арами овед» — «странствующим арамеянином». Арамейским был и язык евреев, которые только по переселении в Палестину стали говорить на «ханаанском наречии» (Исайя 19, 8). См.: J. Bright. A History of Israel London, 1947, р. 81.
245. G. E. Wright. Biblical Archaeology, 1957, p. 42.
246. Быт 4, 13. Характерно, что в Библии слово «еврей» употребляется обычно, когда об израильтянах говорят иноплеменники (напр., Быт 39, 14, 17) или когда израильтянин обращается к иноплеменникам (напр.. Быт 40, 15). Таким образом, это слово не было первоначально самоназванием народа. О соотношении термина «хабири» и слова «ибри» см.: J. McKenzie. Dictionary of the Bible, 1966, p. 346.
|
|
247. Библия недвусмысленно указывает на кровную связь этих народов с потомством Авраама (Быт 19, 36). В этих повествованиях, очевидно, следует под личностями-эпонимами подразумевать племена (см.: G. E. Wright. Biblical Archaeology, р. 40).
248. См. ст.: В. М. Ahern. The Exodus. Then and now. — «The Bridge», v. I, 1955, p. 53.
249. «Осью мировой истории» называл еврейскую историю о. С. Булгаков.
250. Эту двойственность Израиля глубоко анализирует Бердяев (Смысл Истории, 1923, с. 105 cл.).
251. Вл. Соловьев. История и будущность теократии. — Собр. соч., т. IV, с. 440). См. также его работу «Еврейство и христианский вопрос» (т. IV, с. 135).
252. См.: Н. Cazelles. La Torah; A. Robert et A. Feuillet. Introduction a la Bible. Tournai, 1957, p. 352, а также ниже гл. XXII и приложение 3.
253. Так, Винклер считал Авраама богом луны. Этого мнения придерживался первоначально даже такой крупный историк, как Эдуард Мейер.
254. W. Albright. The Archaelogy of Palestine, 1949, p. 236.
255. J. Bright. A History of Israel. London, 1949.
256. Быт 12, 1.
257. См.: Л. Вулли. Ур Халдеев. М., 1961, с. 170 сл; L. Wooley. Abraham, 1936; G. E. Wright. The Westminster Historical Atlas to the Bible, 1956, p. 26.
258. В книге Иошуа (Иисуса Навина) в гл. XXIV, 2 говорится, что отец и брат Авраама служили «иным богам» (см.: J. Bright. Op. cit., p. 43). Об археологических находках, связанных с культом Луны, см.: Э. Церен. Библейские холмы. М., 1966. с. 160 сл.
259. Здесь мы придерживаемся той библейской традиции, которая относит появление слова Ягве (Сущий) к Моисееву времени (Исх 6,3). Однако существует другая традиция, которая считает это имя гораздо более древним (Быт 4,26).
260. В настоящее время трудно выяснить этимологию слова Эль. Обычно его связывают со словом «сила». Оно было широко распространено среди семитов в Палестине, Сирии, Финикии. В Месопотамии оно звучало как «Илу», у арабов как «Аллах» (см.: Dictionary of the Bible, ed. Hastings and Grant. H. Rowley. N. Y. 1963, p. 363. (Слово Элейон встречается в финикийских текстах. Но, вопреки мнению некоторых историков, оно не означает особого божества, а есть лишь эпитет, прилагаемый к Богу. — G. E. Wright. Biblical Archaeology, p. 108).
261. Слово «Элогим» есть множественное от «Элоах» (вариант слова Эль, употреблявшийся в поэзии). В еврейском языке «Элогим» не означало «боги», а являлось заменой превосходной степени, которой еврейский язык не знает. Употребление «Элогим» вместо «Эль» должно было подчеркнуть, что речь идет не просто о семитическом божестве, а о Боге высочайшем. Примечательно, что ни «Элогим», ни «Элоах» в семитической литературе не встречаются нигде, кроме Библии (см.: J. McKenzie. Aspects of Old Testament Thought. — JBC, p. 737).
262. Все повествование Библии, включающее три варианта Св. Истории (см. приложение 3 о Пятикнижии), имеет в виду, что Бог, открывшийся Аврааму, был известен людям и до него. Его чтут Енох, Ной и др. древние праведники (J. McKenzie. Op. cit., p. 738).
263. Собственно «вавилонский» период истории Двуречья начинается с XIX в. до н. э. Но сам Вавилон был известен со времен Саргона. Вавилон синтезировал все достижения культуры Двуречья шумеро-аккадского периода.
264. Древние законы Месопотамии, исчезнувшие после 1500 г., предписывали считать законными детей наложницы, рожденных для бесплодной жены. Считалось, что тот, кто владеет домашними богами, владеет и наследством. Эти и многие другие черты отмечают быт патриархов и их арамейских родичей. Ср. пар. 137 судебника Хаммурапи и рассказ Бытия, гл. 16; пар. 159 и 160 с Быт 34, 12; И. Волков. Законы вавилонского царя Хаммурапи. М., 1914. О вавилонском влиянии на патриархов см.: G. Е. Wright. Biblical Archaeologu, р. 43—44.
265. См.: ANET, p. 60; W. Ch. Boscawen. La Bible et les monuments. Paris, 1900, p. 24. Русский перевод: Б. Тураев. История древнего Востока, 1,24. Изложение: Д. Редер. Мифы и легенды древнего Двуречья, с. 34; Th. Gaster. Op. cit., p. 52.
266. Быт гл. 1 и гл. 2, ст. 1—3 и начало 4-го стиха. Гексамерон обладает всеми признаками законченного происхождения (см.: Е. Н. Maly. Genesis. — JBC, р. 10).
267. По общепринятой теории, Гексамерон записан автором Священнической Истории, который жил в Вавилонском плену ок. 550 г. О нем см.: A. Weiser. Einleitung in das Alte Testament, 1966, S. 125; P. Ellis. The man and the message of the Old Testament, 1963, p. 73. См. также: сб. «Происхождение Библии» (М., 1964, с. 541). Велльгаузен (Введение в историю Израиля, СПб., 1909, с. 262) считал, что Шестоднев был плодом поздней жреческой философии. Но археология «неопровержимо доказывает, что историческое наследие, использованное жрецами в VI в до н. э., намного старше, чем предполагал Велльгаузен» (3. Косидовский. Библейские сказания. М., 1966, с. 72). За последнее время израильских священнослужителей ВЗ стали преимущественно называть «священниками», а их кодекс «священническим», термин же «жрец» применять к языческим служителям культа.
268. О роли мирового зла и Бездны в Библии см. приложение 8.
269. КВНР, р. 44 и табл. I. Р. Киттель. История еврейского народа. М., 1917, с. 72.
270. В. Galbiati, A. Piazza. Mieux comprendre la Bible. Paris, 1956, p. 222.
271. Быт 12,13; 18,18; 22,18.
272. G. v. Rad. Old Testament Theology, 1968, р. 168.
273. Быт 15, 16.
274. См. историю разделения Авраама и Лота (Быт 13,6).
275. Быт 14,22. Эта глава основана на очень древнем предании. В ней упомянуты месопотамский царь Амрафел, Ариох, царь Ларсы, Тидал, царь «гоим», т. е. неизвестных племен, и Кедарлаомер, царь эламский. На основании этих имен пытались уточнить дату Авраама. Амрафела обычно отождествляли с Хаммурапи, Ариоха — с современником Хаммурапи, Римсином, Тидала с хеттским царем Тудхалиасом I. Кедарлаомер не поддавался идентификации, но его имя созвучно с именами других эламских царей, которые в большинстве своем начинаются на «кудур» (см.: Ф. Гоммель. История древнего Востока. СПб., 1905, с. 55; В. Струве. История древнего Востока, 1941, с. 122; Б. Тураев. История древнего Востока, т. I, с. 161). В настоящее время это отождествление не кажется уже бесспорным и вызывает возражения (см.: J. Bright. A History of Israel, p. 75; G. Wright. Op. cit., p. 50). Однако от этого не ослабевает историческая ценность гл. 14, являющейся, по мнению Олбрайта, очень древним документом (W. Albright. The Archeology of Palestine, p. 236).
276. Быт 23,6 сл.; 25,9 сл. Местность эта упоминается в надписи фараона Шешонка в Х в. (см.: Д. Брэстед. История Египта, т. II, с. 214).
277. Быт 17,1; 18,19.
278. Финикийские тексты из Угарита показывают, что имя Эль стало у народов Сирии уже собственным именем, хотя оно отражает «первоначальную концепцию, когда Эль мог в действительности быть высшим Богом» (J. McKenzie. Dictionary, p. 316).
279. Библия говорит о серном и огненном дожде (Быт 29,24), Иосиф Флавий указывает на молнию (Иудейская война, 4,8,4), ему вторит Тацит (Истор. 5,7). На возможность воспламенения горючих веществ неоднократно указывали путешественники (см.: К. Гейки. Святая земля и Библия. СПб., 1894, с. 702). Академик Обручев обращал внимание на то, что Мертвое море «расположено в грабене т. е. в провале, которым заканчивается крупная цепь опускании и провалов идущая из центра Африки вдоль больших озер и затем представляющая впадину Красного моря и долину Мертвого моря». Поэтому, заключает геолог, вполне возможно, что Библия описывает «действительное событие, случившееся в древности, _ провал двух городов при землетрясении» (В. Обручев. Основы геологии. М., 1947, с. 276). Раскопки у берегов Мертвого моря показали, что находившиеся там города были между XX и XIX вв. до н. э. покинуты ввиду огромного пожара. С этого времени жизнь там надолго замирает. Это также указывает на катастрофу Содома (Э. Церен. Библейские холмы, с. 292; Nelson, Glueck. The Age of Abraham in the Negeb, — «Biblical Archaeologist», 1955, v. XVIII, № 1).
280. Быт 18. Явление «трех мужей» Аврааму послужило сюжетом для прославленного творения Андрея Рублева «Троица».
281. Быт 22.
Глава одиннадцатая
СЫНЫИЗРАИЛЯ
Ханаан — Египет, ок. 1750—1680 гг.
Им вверено Слово Божие.
Апостол Павел
История Авраама — один из немногих эпизодов начала Ветхого Завета, где мы можем разглядеть какие-то фигуры, говорить о каких-то событиях и верованиях. Как бы луч света проскользнул по небольшому отрезку времени, и перед нами мелькнуло видение: образ сурового шейха, странника в земле Ханаанской, который нес в своей душе залог великих Откровений. И вновь сгущается мрак... Рассказы Библии становятся скупыми и отрывочными, а что может поведать археология о людях, которые не строили храмов, не делали кумиров, не имели даже своей письменности? В библейских повествованиях нередко история родов и колен изображается как история праотцев-эпонимов. «Часто, — замечает Д. Райт, — сказание персонифицирует группы, т. е. использует имя предполагаемого патриарха-предка для обозначения его племенной группы»282.
Одним из первых более или менее достоверных событий раннееврейской истории был второй «исход», или новое переселение из Месопотамии. Эта новая арамейская волна двинулась с севера около 1750 г. Патриархом этого клана был Иаков, носивший также имя Израиля 283.
Предание считало Иакова потомком Авраама, наследником его обетовании284. Во всяком случае, он принимает Авраамову веру и при вступлении в Ханаан приказывает зарыть идолов, которых его род постоянно возил с собой285. Иаков тяготеет к местам, где некогда жил Авраам и приносил жертвы Богу; он живет в Сихеме и Вефиле.
Поклоняясь «Богу Авраама», Иаков тем не менее прилагает к Нему старые эпитеты, свойственные язычеству. Он именует его «абир», что означает «телец», «могучий бык»286.
В области культа Иаков вводит «массебы», или священные столбы, которые были символом плодородия в восточных религиях и которые надолго вошли в израильскую богослужебную практику. Только пророки впоследствии разоблачили языческий характер «массеб»287.
Вообще образ Иакова, сохраненный в легендах, резко отличается от облика Авраама. Он гораздо больше склонен к оседлости, к цивилизованной жизни и в то же время гораздо сильнее заражен пороками цивилизации: хитростью, алчностью, изворотливостью.
Иаков возглавлял союз родов или колен, которые именовали себя Бене-Исраэль, т. е. Сыны Израиля. Возможно, уже тогда члены этой группы считали себя объединением «двенадцати колен»288. Но это число было священным на Востоке и было избрано скорее символически, чем в соответствии с действительностью. Библия насчитывает больше двенадцати колен289. Но, быть может, именно двенадцать клановых вождей состояли в наиболее тесном родстве и были «сынами Иакова» в прямом смысле слова. Впрочем, между самими этими патриархами явно нет равенства. Некоторые из них — «сыны рабыни», другие — «сыны любимой жены». Это, вероятно, отражает степень родства между кланами290. Есть основание считать, что колена, подобно египетским номам, имели свои геральдические знаки: волка, змеи, пса и других животных291.
Названия израильских колен известны из месопотамских, финикийских и египетских надписей292. Число людей, которые в них входили, вряд ли было велико. Библия называет общее число семьдесят человек. Возможно, это означало семьдесят семейств. Одно такое семейство редко превышало три-четыре десятка человек293.
Образ жизни Бене-Исраэль в те годы мало отличался от быта других восточных полуномадов. Дни их проходили среди однообразных забот, монотонность которых нарушали лишь переселения на новые пастбища и мелкие стычки у колодцев. Жилищем для большинства людей племени служили небольшие палатки из козьих шкур, которые натягивались на легкий деревянный остов. Такую палатку нетрудно разобрать и собрать в течение нескольких минут, она давала кров в непогоду и укрывала от палящих солнечных лучей.
Израильтяне обычно жили в дружбе с окружающими народами и охотно заключали с ними союзы. Однако бывали случаи, когда из мирных пастухов они превращались в воинов и захватывали какой-нибудь город в Ханаане. Так, согласно преданию, израильтяне овладели Сихемом и во имя мщения перебили его жителей294.
Но по большей части Бене-Исраэль вели мирное размеренное существование. Повседневная жизнь их была неразрывно связана с их стадами. Ради них они оставались кочевниками; овцы кормили их и одевали, они были главным богатством, их давали в приданое, приносили в подарок друзьям. Красивый ягненок без порока считался самой лучшей жертвой Небу.
Время от времени все племя начинало длительный переход в поисках новых пастбищ. Достигнув местности, где стада могли найти достаточно пищи, израильтяне разбивали свои палатки под сенью деревьев, и начинался непродолжительный оседлый период жизни. Часто вокруг табора грубой мотыгой вспахивалась земля, и вскоре кочевники с волнением следили за первыми всходами урожая. Но вот опять нужны новые пастбища, и весь лагерь снимается, вьючит на осликов свою нехитрую утварь и трогается в путь...
Музыка и пение были постоянными спутниками еврейских пастухов. Они вносили в их скитальческую жизнь радость и вдохновение. Когда среди уединенных долин звучали переливы пастушьей волынки, казалось, природа оживала и вторила меланхолическому напеву. Струны маленьких невел грустным звоном сопровождали песню, поднимавшуюся в вечернее небо. Человек пел о Боге, о своем Незримом Отце, обитавшем там, за багрово-золотыми облаками. Он пел о Его милосердии и справедливости, пел о том, что только Ему должны принадлежать все молитвы мира...
Легкой поступью бежали овцы, ритмичные удары бубнов вторили стуку их копыт. А песнь пастуха лилась и лилась, и воедино сливалось все: пылающий закат и стада, силуэты гор и деревьев, стоны волынок и посвист флейт и сам человек — поющий и играющий, прославляющий жизнь и Творца ее...
Над патриархальной страной неслышно, как облака, проносились годы.
* * *
Около 1700 г. Ханаан огласился боевыми кличами. Полчища аморитов, на этот раз вооруженных до зубов, появились в его пределах. Близ того места, где в роще Мамре жил некогда Авраам, вырос новый город, военная крепость пришельцев — Хеврон. Но это был лишь опорный пункт. Азиатов манил Египет, богатая плодородная страна. Угроза завоевания застигла страну фараонов в самом плачевном состоянии.
Вся она, по образному выражению современника, переворачивалась, подобно гончарному кругу. Государственная власть вновь, как в период упадка Древнего царства, пришла в полное расстройство. Узурпаторы непрестанно сменялись на троне, как артисты на подмостках. Военачальники, пренебрегая интересами страны, оспаривали друг у друга должности и плели интриги. В селениях воцарилась анархия, крестьяне побросали поля и предались грабежам. Бродяги разрушали закрома и дворцы богачей, расхищая их имущество. Повсеместно происходили мятежи, толпы врывались в государственные учреждения, жгли документы, вершили самосуд и расправу. Началась разруха; в городах свирепствовали голод и эпидемии; Рудники были заброшены, торговля почти прекратилась. Помышлять о защите от внешних врагов было невозможно295.
Поэтому ничего удивительного не было в том, что стремительный натиск азиатов не встретил в Дельте никакого сопротивления. Быть может, наоборот — мятежники в какой-то мере даже способствовали завоевателям.
Итак, в один прекрасный день боевые арабские скакуны, неведомые до этого времени жителям Египта, понесли грозных всадников по земле фараонов. Со стуком катились легкие колесницы, врезаясь в растерявшиеся отряды египтян, пылали деревни, рушились стены древних храмов; ошеломленные египтяне взирали на все это в страхе и недоумении. Пришел конец их самостоятельности. Неведомое племя гордых и неумолимых врагов установило свою власть над страной.
Завоеватели с самого начала укрепились в нескольких городах, откуда рассылали по всей земле сборщиков дани. Их столицей стала крепость Хетварт, или Аварис, в восточной части Дельты, почти на границе пустыни, откуда пришли их полчища296. Египтяне называли их Хекау-Хасут — «иноземные цари», откуда произошло позднейшее название гиксы 297.Археологические раскопки позволяют теперь сделать вывод, что гиксы в период захвата Египта распространили свое влияние на всю Сирию, быть может, Месопотамию и даже Крит. Поэтому титул одного из их царей «правитель стран» отражал не только обычное хвастовство древних монархов, но и заключал в себе известную истину.Мы плохо осведомлены о том, что происходило в те десятилетия, когда гиксы были хозяевами Дельты. Известно, что завоеватели переняли египетские обычаи, письменность, искусство. Их цари приказывали высекать свои изваяния в таких же застывших церемониальных позах, в каких полагалось изображать фараонов. Гиксский двор был обставлен согласно всем правилам египетского этикета.Единственное, в чем азиаты остались верными своим традициям, была религия. Они лишь терпели местных богов, отдавая предпочтение своему сирийскому богу Сутеху. Он был отождествлен с Сетом — братом Осириса, который некогда почитался в Дельте. К тому времени уже сложился миф, отводящий Сету роль предателя и убийцы брата. Благодаря этому Сет-Сутех мог резко противопоставляться всему египетскому пантеону. И только поколения спустя под влиянием туземных обычаев гиксские цари стали вводить в свои титулы имя Ра и примирились с другими богами Египта298.По численности гиксы уступали египтянам; основную их массу составляли военная аристократия и боевые дружины. Их вторжение не означало заселения Египта семитическими племенами; завоеватели жили в своих крепостях, управляя страной, как бы на островах среди моря враждебных туземцев. Однако вполне вероятно, что в эти годы усилился приток азиатов в Египет из Сирии и Синайской пустыни.
* * *
Ханаан после того, как через него прошли гиксы, стал небезопасным местом для мирных пастухов. Никто не мог быть уверен в завтрашнем дне. Множество селений было стерто с лица земли, посевы выжжены, пастбища вытоптаны копытами гиксских коней. В довершение всего началась сильная засуха. Сыны Израиля оказались перед перспективой голода.У них оставался последний выход: двинуться по пути, проложенному таксами, и искать приюта в Египте, как делал это в голодные годы Авраам.В стране фараонов издавна существовало обыкновение селить на границах «мирных варваров», терпевших бедствия на своей родине. Это делалось века спустя и в Римской империи для охраны рубежей. На одном из египетских папирусов можно прочесть доклад чиновника, который «закончил выдавать пропуска бедуинам из Эдома, чтобы сохранить их жизнь и жизнь их стад во владениях царя»299.Для гиксских царей такие переселения были особенно желательны, так как они предпочитали опираться на своих соплеменников из Азии. То, что одного из гиксских правителей звали Иаковом, есть лишнее доказательство близости между ними и израильтянами300.Согласно преданию, сам патриарх Иаков возглавлял переселение в «Землю Мицраим», как называли евреи Египет. Израильтянам была предоставлена для жительства область Гошен, или Гесем, на востоке Дельты, которая славилась своими обширными лугами; там обычно пасли стада, принадлежавшие дворцовому хозяйству. Часть царского скота была передана в ведение пришельцев, и они, таким образом, были приняты на государственную службу301.Такая милость по отношению к чужеземцам имела, согласно Библии, и некоторые особые причины. В эти годы первым министром фараона был израильтянин по имени Иосиф. В египетских источниках не сохранилось никаких сведений об этом человеке, т. к. почти все памятники и надписи той поры были уничтожены при восстании против гиксов. Но библейское повествование о нем настолько точно отражает египетский быт и нравы, что нет никаких оснований ставить под сомнение его достоверность в целом 302.Иосиф, согласно преданию, был продан своими братьями палестинским купцам, которые в свою очередь продали его египетскому офицеру. После ряда драматических перипетий еврейский раб попал ко двору и был вознесен на самую вершину социальной лестницы.Эта головокружительная карьера человека из народа, да вдобавок чужеземца, вероятно, была характерна для эпохи господства азиатской династии. Семитические фараоны доверяли только таким лицам, как Иосиф.Когда засуха и голод привели израильтян к границам Египта, Иосиф примирился с собратьями и сделал все, чтобы они могли поселиться на пастбищах фараона.Переход границы в Египте был обставлен многочисленными формальностями, напоминающими современные, т. к. власти боялись лазутчиков. Пограничные крепости были полны чиновниками, которые вели строгий учет прибывших, проверяли разрешения на вселение, регистрировали подарки эмигрантов, вносимые как плата за гостеприимство. Пастухи Бене-Исраэль должны были пройти через все эти формальности.Среди дошедших до нас документов, в которых пограничные чиновники сообщают о пропуске в Египет голодавших кочевников, нет упоминания о переселении Бене-Исраэля. Документы погибли, а память египтян не сохранила следов этого события. В глазах египтян сыны Иакова были слишком незначительным народом, чтобы их приход мог для них что-либо значить303.Тем не менее, мы легко можем представить себе этот рубежный момент в истории Израиля.Вот приближается к Аварису толпа худых, голодных пастухов. Они со страхом смотрят на зубчатые стены крепости, на смуглых часовых, застывших у ворот, озираются на жрецов с бритыми головами и посохами в руках, на ослепительно прекрасных женщин в полупрозрачных воздушных платьях, на вельмож в париках, на марширующих в пыли солдат.Величие Египта подавляет новоприбывших. Они чувствуют себя ничтожными перед этими огромными храмами, роскошными дворцами и виллами, они оглушены шумом рынков, мастерских, строек. С суеверным трепетом всматриваются они в изваяния царей и богов; каменные лица бесстрастно глядят перед собой; неподвижные руки сжимают жезл и бич — символы власти.Египтяне же, вероятно, почти не обращают внимания на путников, которые, неуверенно оглядываясь, пробираются по улицам. Им уже примелькались чернобородые азиатские лица; с тех пор как в стране правят гиксы, их стало в Египте особенно много.
Чужими, беззащитными, заброшенными в большом враждебном мире должны были чувствовать себя израильтяне, впервые ступая на египетскую почву. Да и не только на египетскую. Разве не были они странниками и пришельцами повсюду, разве не навсегда покинули они свою родину за Евфратом? Но, несмотря на это израильтян не покидала непоколебимая уверенность в том, что жизнь их протекает под счастливой звездой. Они верили, что благословение Бога, Бога их отцов, пребывает на них, что незримый Дух оберегает и ведет их. Эту веру они связывали с Авраамом, предания о котором передавались из поколения в поколение.
Звездными ночами, сидя у входов в свои шатры, они слушали рассказы об Аврааме и его сыновьях, об их подвигах, странствиях, об их любви, войне, соперничестве и дружбе. То были времена, когда небожители часто посещали людей, когда можно было видеть лестницу, по которой они спускались на землю. Предания рассказывали о том, как сам Бог в виде странника разделял трапезу с Авраамом, перед тем как покарать Содом и Гоморру.Они повествовали о переселении Иакова, о том, как ночью на границе Ханаана путь ему преградило таинственное существо, с которым патриарх вступил в борьбу. Он не сдавался до утра, требуя, чтобы этот Ангел-хранитель страны благословил его. И только получив (почти вырвав) просимое, он уже спокойно пересек реку Иавок — рубеж Обетованной Земли. Это означало, что Божественные дары не приходят к праздным и пассивным, а даются только при напряжении всего существа человека в борьбе.
Говорили, что само имя «Израиль» есть воспоминание об этой загадочной схватке Иакова с Ангелом и значит «богоборец». Но даже если такое толкование и сомнительно, оно тем не менее имеет глубокий смысл. Вся религиозная история Сынов Израиля была как бы некой священной борьбой. Израиль искал и жаждал Бога, но не простирался в рабской покорности; он требовал, спорил и взывал, поднимаясь к вершинам сыновнего дерзновения, порой, казалось бы, граничившего с мятежом. Ночная борьба Иакова стала прообразом духовной драмы пророков и псалмопевцев, Иеремии и Иова.