Спектакль в духе Франсуа Рабле




ПОД МАСКОЙ, или ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ИВАНА АНДРЕЕВИЧА

Фоторепортаж после литературной ассамблеи из цикла «В кругу великих имен», посвященной 250 - летию со дня рождения русского писателя и драматурга И. А. Крылова (13.02. 1769-1844)

Русский писатель-сатирик Иван Андреевич Крылов (2.02.1769 -9.11.1844) вписал свое имя в историю России, оставив после себя громкую славу и россыпь анекдотов.

12 февраля 2019 года, в канун 250 - летия со дня его рождения, в литературном клубе «Прикосновение» библиотеки «Фолиант» прошла литературная ассамблея«В кругу великих имен». Называлось мероприятие так: «Под маской, или Один день из жизни Ивана Андреевича»

В русской литературе Крылов известен прежде всего как поэт и создатель более двухсот нестареющих басен, многие выражения из которых стали крылатыми. Сегодня даже самый необразованный человек, поднапрягшись, запросто вспомнит пару расхожих цитат из его произведений. Многие тексты положены на музыку, например, «Кукушка и Орёл», «Осёл и Соловей», «Стрекоза и Муравей», «Квартет».

Крылов был издателем сатирического журнала «Почта духов», переводчиком, библиотекарем Императорской Публичной библиотеки с 30-летним стажем, членом Императорской Российской академии. Но кто-то из его современников видел в нем только странного человека и гени­ально одаренного комического персонажа. Да и сегодня принято считать, что Крылов был неряхой и обжорой, карточным игроком и лентяем. О том, что это была маска, догадывались лишь самые близкие ему люди. А вот какое за ней скрывалось лицо, не знали и они...

Послушав рассказ об одном дне из жизни Крылова, наши читатели чуть ближе прикоснулись к биографии великого баснописца. Посмотрели документальный фильм о нем из цикла «Портреты», посмеялись над его байками и байками о нем. С удовольствием посмотрели небольшое театрализованное представление по мотивам басен Крылова, подготовленное силами самих читателей активистов - Нины Гусаровой, Валентины Федоровой и Юли Палюкиной, ученицы 2 «Б» класса с\ш №69.

А затем провели свое независимое литературное расследование и попробовали ответить на вопрос: может ли человек, рожденный бунтарем, при­творяться добродушным шутом? Удалось ли Крылову, надев маску, спрятаться от своей человеческой сути и обмануть других?

Итак…

 

Ненуж­ные сны

 

Представьте себе стол, обтянутый зеленым сукном. Сукно заляпано воском, на нем мелом написаны ставки. Вокруг стола стоят люди с бледными, искаженными ожиданием лицами: большая игра идет второй день подряд, нервы игроков на пределе.

Военные мундиры, гражданские фраки, глаза, полные отчаяния, - здесь собрался лихой люд из тех, кто готов рискнуть послед­ней рубашкой. Банкомет за­писывает ставки, из рук в руки переходят целые состояния.

- Дама бита! - Банк мечет отставной чиновник Иван Крылов. Еще одна ставка - и он поймет, на чьей стороне фортуна: или ему достанется куш в тридцать тысяч рублей, или он проиграет, и тогда хоть пулю в лоб - в его кармане шаром пока­ти, оплатить проигрыш нечем. Крылов тряхнул головой, еще раз взглянул на свои карты, протянул руку к тузу...

…И проснул­ся - большие настенные часы гулко про­били девять раз. Пора вставать и идти на службу, в Императорскую библиотеку.

Иван Андреевич Крылов тяжело под­нялся с постели, накинул на широкие плечи драный шлафрок и зашлепал бо­сыми ногами по паркетному полу: на столе стоял кувшин с квасом, и он налил себе полный стакан.

Что за мерзкий сон ему снился ны­нешней ночью! Теперь он - знаменитость, его баснями зачитывается вся империя. Он свой человек при дворах вдовствующей императрицы и великого князя Ми­хаила, да и государь к нему благоволит: выслушав его последнюю басню, Ни­колай I милостиво улыбнулся и сказал: «Пиши, старик!»

Он пожалован чином и орденами, фортуна наконец ему улыб­нулась...

Почему же поутру так щемит сердце, когда ему снятся глупые, ненуж­ные сны: карточная игра на ярмарках, по которым он разъезжал в былые годы, возя в дорожном саквояжике запечатан­ные колоды; только что сверстанные листы журнала, полного совершенно непозволительных, на его теперешний взгляд, колкостей в адрес высоких особ. Порой снится другое, и тогда он просы­пается в слезах: зал, оклеенный обоями в голубых цветочках, барышня со стро­гим лицом и он сам, тяжело поднимаю­щийся с колен. Молодая особа только что сказала ему «нет».

- Вы мне милы, но я никогда не выйду за вас замуж. У вас, Иван Андреевич, со­всем нет средств, мое приданое невели­ко. Давайте останемся друзьями...

Что может быть нелепее плачущего старика, да еще такого, как он: рослого, грузного, нечесаного и неприбранного?

 

Подай мне поскорее Гомера, Еврипида или Ксенофонта!

 

Иван Андреевич оглядел густо покры­тую пылью и птичьим пометом комнату, вспомнил, где лежит мешочек с зерном, и щедро посыпал ковер пшеном. Потом открыл окно - у голубей и синиц тоже должен быть завтрак. Птицы слетелись с радостным чириканьем, перелетали с полки на полку.

Полюбовавшись ими, Крылов отправился в столовую. Там уже хлопотала кухарка, растрепан­ная толстуха средних лет. Она накры­вала на стол, и при виде дымящейся ка­стрюли у Крылова потекли слюнки.

В кастрюле томится то, что для него лучше любого трюфеля: круто сварен­ная гречневая каша, заправленная моз­гами и рублеными яйцами, и он съест ее всю, не оставив голубям ни крошки. Крылов крякнул, сел за стол и выбро­сил из головы докучливые сны: завтрак - серьезное дело, и он не собирался портить аппетит, размышляя о разном вздоре.

Идти на службу было недалеко: онжил на казенной квартире. Та находилась прямо в большом помпезном здании Императорской публичной библиотеки, основанной еще при Екатерине Великой. Государыня очень заботилась о народном просвещении и даже подарила библиотеке дорогой английский телескоп; немалые суммы на нее отпускали и Павел, и Александр I.

При новом государе дела идут и того лучше: на библиотечных полках все больше книг, ассигнования растут. А ему, сколько бы ни было в библиотеке читателей, всегда удается выкроить пару часов для крепкого дневного сна. Чудесную службу сосватал ему Алексей Николаевич Оленин, его покровитель и верный друг.

Крылов зачерпнул полную ложку каши, положил ее в рот и одобрительно засопел, глядя на Фенечку. Друзья пеня­ли ему на то, что стряпает она из рук вон плохо и совсем не прибирается в комна­тах, но он был неприхотлив в еде, а на беспорядок не обращал внимания.

О Фенечке рассказывали разное: кое-кто уве­рял, что она растапливает печь томами греческих классиков. Говорили и другое: книги у Крылова-де так засалены, что он приучил кухарку различать их по пятнам па переплете. Стоит ему сказать: «Подай мне поскорее Гомера, Еврипида или Ксенофонта», как Фенечка прино­сит ему нужный том. Кухарка была без­злобной и услужливой женщиной, но те, кто часто бывал в этом доме, ее недо­любливали. Некоторые даже дивились тому, что Крылов еще жив.

Они цитировали самого Крыло­ва: один раз, обедавши, он был пора­жен дурным вкусом пирожков, открыл крышку кастрюли и увидел, что она вся зеленая от плесени. «Я, - говорит, - и подумал: ведь уже восемь их съел, и ничего, дай попробую остальные восемь проглотить, увидим, что будет. Так вот, до сих пор живу».

На этот раз плесени в кастрюле не оказалось, и он съел всю кашу, закусил ее миской кислой капусты, выпил квасу, затем - большой чайник китайского чая, после чего отправился на службу.

 

Жизнь удалась

 

Ему предстояло выдавать читателям книги и заполнять каталожные карточки: обязанности были нетрудными.

В библиотеке он собирался пробыть до двух часов дня, а затем его ждало важное событие: старый знакомый Александр Михайлович Тургенев, бывший казан­ский и тобольский губернатор, дирек­тор Медицинского департамента, давал в его честь обед. Это повелось издавна и продолжалось из года в год.

Меню было известно заранее. Терпкие, словно ледя­ной зимний ветерок, соленья и моченья, хрустящая жареная индейка, нежные телячьи отбив­ные и страсбургский паштет, который по своему секретному рецепту сделает повар Английского клуба Федосеич. А на десерт - его же гурьевская каша, приго­товленная на каймаке, сливках, снятых с топленого молока.

…Слава пришла к Крылову с опозданием, но она с лихвой искупила все, чем жизнь обделила его в молодости.

Расстег­нувший фрак и распустивший галстук библиотекарь тихо посапывал на казенном диване, переваривая завтрак и го­товясь к обеду. Читателей в библиотеке не было, каталожные карточки могли и подождать. Жизнь удалась!

 

Как же славно помахать кулаками!

 

Время, когда он, моло­дой и голодный, пытался пробить себе дорогу лбом, осталось в прошлом и забы­лось. Кто наголодался в юности, никогда не наестся досыта, а его юность была го­лодной, холодной, унизительной. Порой приходилось прислуживать за столом в доме, где он из милости учился с хозяйскими детьми. Разве мог он тогда поду­мать, что спустя несколько десятков лет столкнется на Невском с самим импера­тором и тот по-свойски, по-домашнему его окликнет:

- Ба, Иван Андреевич! Давно не виде­лись.

А он ответит царю в таком же тоне:

- И то верно, государь. А ведь, кажись, соседи...

Он полулежал, откинувшись на подушки, то проваливаясь в сон, то возвращаясь в легкую, граничащую с бодрствованием дрему. То, что мелькало перед его глазами, на этот раз было приятным: он видел пыльные улочки Яицкого городка, где служил его отец-офицер; мальчишек, с которыми играл в царевых солдат и пугачевцев.

Если бы не отцовские храбрость и упрямство, Яицкий городок не устоял бы перед Пугачевым. Мать вывезла его из городка перед самой осадой, спрятав в большой глиняной корчаге. Они укрылись в Оренбурге, вскоре Пугачев осадил и его. Говорили, что в его походной канцелярии была оставлена подробная роспись, кого из дворян на какой улице повесить. В этих списках была и капитанша Крылова с сыном.

Отец не получил ни чинов, ни наград: со службы он уволился в том же капитанском звании, служил в Тверском магистрате и умер в бедности. Мать осталась с двумя детьми на руках, тогда-то и начались его чиновничьи мытарства.

В одиннадцать лет Ваня начал служить подканцеляристом, перебивался с хлеба на квас, каждую заработанную копейку приносил домой.

В те годы он был без ума от уличных боев и часто сам становился в стенку: грудь у него была широкой, кулаки - железными, от его ударов летели наземь лучшие городские бойцы. Крылов снова провалился в сон и увидел растерянную физиономию высоченного, широкопле­чего купчины: этот малый держал в стра­хе весь город, а он, четырнадцатилетний, сейчас ударит его по уху и собьет с ног. Ух, как это было хорошо, как же славно вновь помахать кулаками!

 

Спектакль в духе Франсуа Рабле

 

Но возвраще­ние в прошлое не состоялось. Зазвонил колокольчик. Это значило, что в его царство заглянул докучливый посетитель, которому понадобилась книга. Крылов встал, оправил фрак и напра­вился в читальный зал: ничего, скоро присутственные часы закончатся. Тогда придет время обеда.

В доме Александра Михайловича Тур­генева кипела работа: там натирали вос­ком полы, накрывали огромный стол. Главное происходило на кухне: у огром­ной, выложенной из немецких кирпичей плиты ключница Александра Егоровна колдовала над индейкой, повар Федосеич украшал маслинами страсбургский пирог - циклопическое сооружение из свежайшего сливочного масла, трюфе­лей и гусиных печенок, увенчанное ко­роной из прозрачного желе и зелени.

Александр Тургенев принимал Кры­лова каждый год, на званый обед соби­рались лучшие люди Петербурга. Здесь был свой ритуал: сначала Крылов прочтет несколько новых басен - и сделает это бесподобно, заткнув за пояс лучших ак­теров.

Затем все проследуют в столовую, и там начнется главная часть спектакля: почетный гость будет есть - неторопли­во, но со сноровкой Гаргантюа. Он про­глотит блюдо расстегаев, три-четыре тарелки ухи, несколько огромных отбив­ных и, по меньшей мере, половину жареной индейки.

Отобедав, Крылов задрем­лет и станет тяжко сопеть, развалившись в покойных креслах, - в ответ на обра­щенные к нему вопросы раздастся лишь невнятное бормотание. Но тревожить его никто не решится: в Петербурге ува­жают привычки знаменитого баснопис­ца. Назавтра весь город станет переска­зывать крыловские словечки и шутки, история о мгновенно опустевшем блюде с расстегаями превратится в легенду.

…Обед прошел так, как проходил всег­да, - хозяин и гости остались довольны.

Для начала Крылов прочел свои басни, и публика дружно ему аплодировала: позже все сошлись на том, что маститому автору особенно удались реплики лисы. Когда подошло время обедать, Крылов заволновался, но все же уступил дорогу дамам. Он уселся на почетное место, зат­кнул за воротник салфетку - и начался спектакль, которого все ждали.

После обеда Крылов, по обыкнове­нию, дремал, а гости вполголоса обме­нивались впечатлениями. Кто-то расска­зывал, что царскими обедами, которыми баснописца потчевали при дворе вдов­ствующей императрицы Марии Федо­ровны, он остался недоволен: пирожки с горошину, суп жидкий, да и вино ока­залось неважным. Крылов решил, что дворцовая прислуга ворует и продает на сторону, шепнул соседу: «Плохо царей наших кормят. Надувательство кругом» - и изо всех сил приналег на импера­торское жаркое.

Его пытались остано­вить: «Уймись, братец, откажись от этого блюда. Дай государыне тебя попотче­вать!» Но он ничего не желал слушать: «А ну как не попотчует?» - и уплетал мясо за обе щеки. И все же Крылов остался голоден. Вернувшись домой, он, по его словам, заел императорский обед ми­ской кислой капусты и черным хлебом.

Следом пошли другие рассказы: кто-то вспомнил, как Крылова в первый раз представили императрице, и тут обнару­жилось, что у него прохудился сапог - из него торчал большой палец в носке, и носок тоже был дырявый.

Немедленно всплы­ла старая история: Крылов наклонился, чтобы поцеловать ручку Марии Федоров­не, не удержался, чихнул и обрызгал ей ладонь. Государыня рассмеялась и при­гласила его к обеду.

Один раз на прогулке Иван Андреевич встретил молодёжь, и один из этой компании (он его, скорее всего, не знал), решив подшутить над телосложением писателя, сказал: «Смотрите! Какая туча идёт!», а Крылов посмотрел на небо и добавил саркастично: «Да, и вправду дождик собирается. То-то лягушки расквакались»».

Кто-то рассказал о том, как Крылова окликнул на Невском приятель, сидевший в пролетке:

- Здравствуй, братец!

- Здравствуй, как живешь?

- Да вот собрался в Москву. Поедешь со мной?

Крылов ответил: «И то дело», забрался в пролетку и через два дня был в Москве. Его исчезновение всех поразило, про­павшего баснописца искали по всему Петербургу. Никаких дел в Первопре­стольной у него не было.

Говорили о том, как благоволит к Крылову государь, жалующий писателя то новым чином, то орденом, то пенсией. А еще о том, что второй человек в государстве, всесильный граф Орлов без ума от его басен и собирается оплатить их перевод и издание во Франции и Италии.

Званая встреча шла по раз и навсегда за­веденному сценарию: Крылов знал, что ужина не будет, и все же выведывал у приставленного к нему камердинера Ермолая:

- Ермолаюшка, что с ужином?

Через несколько часов писатель рас­кланялся, Ермолай надел на него длинное пальто, закутал шею шарфом, посадил в карету, сказал кучеру, чтобы ехал помед­леннее и не растряс седока на брусчатке.

Александр Михайлович, хозяин дома, был рад: обед удался, Крылов уехал домой сытым и довольным. Теперь приедет домой, растянется на продавленном ди­ване среди паутины и пыли, под здоровой, криво висящей, грозящей вот-вот упасть карти­ной, и сладко захрапит.

Эта картина уже много лет висела «на честном слове» и пугала крыловских друзей. Они уговаривали Крылова вбить в стену еще пару гвоздей: сорвавшись, тяжелая резная рама обрушится прямо на его голо­ву. Но он отговаривался – он, якобы, все рассчитал: картина полетит по касатель­ной и упадет на пол, не задев дивана.

 

Сущий змий!

 

Своя часть славы после званого обеда досталась и Тургеневу. Не зря он хлопотал изо всех сил, стараясь устроить все как можно лучше и на ходу отвечая осаждающей его расспросами пятнадцатилетней племяннице.

- Дядюшка, Иван Андреевич всегда был таким толстым?

- Ну что ты, душенька, в молодости он был знатный молодец, хоть сейчас в конную гвардию.

- Но ведь он, наверное, и тогда был таким же добрым?

Тургенев на секунду задумался и отве­тил расплывчато и невнятно:

- Ну да, конечно, Иван Андреевич всегда был очень добрым. Хотя и не таким добрым, как сейчас.

Александр Михайлович был честным человеком и не любил лгать: ему было отлично известно, что в молодые годы Крылов славился неуживчивым харак­тером и острым языком: второго такого язвительного журналиста в Петербурге не было.

Он приехал в столицу из про­винции совсем зеленым юнцом, в шест­надцать лет опубликовал пьесу, и ее тут же поставили в театре. Потом написал пьесу-памфлет, в которой высмеял зна­менитого драматурга Княжнина, а затем пустил по рукам письмо, где был выстав­лен в дураках начальствовавший над театрами генерал Соймонов, - тот от­казался ее ставить, и молодой литератор его наказал.

Крылов издавал журналы, где сильно доставалось властям. С ним беседовала сама императрица: она предложила ему на пять лет уехать из страны, попуте­шествовать, пополнить образование - деньги даст правительство. Но Крылов отказался.

В молодости Иван Андреевич был сущим змием, вечно недовольным вольнодумцем - но как расскажешь об этом юной девице? Директор Медицин­ского департамента и сам не понимал, что общего между тем, давним Крыло­вым и его нынешним знакомцем: любез­ным, осторожным, не имевшим врагов, ни с кем близко не сходившимся.

 

Вели­кая крыловская любовь

 

А пле­мянница Тургенева не унималась. Теперь ей захотелось узнать, была ли у Ивана Андреевича любовь. Услышав вопрос, Тургенев опешил. Великая любовь Крылова жила в двух кварталах отсюда и звалась Екатериной Константиновой. Барышня так и не вышла замуж. Екатерина Алексеевна отказала стран­ному молодому человеку, огромному, словно бегемот, неуживчивому, бедному, не имевшему ни знатного родства, ни хо­роших связей. Тот долго преследовал ее предложениями руки и сердца, а потом исчез из Петербурга: его журнальное дело вызвало неудовольствие властей и про­горело, господин Крылов канул в безвест­ность. Он служил секретарем у вельможи, пытал фортуну за карточным столом.

А его дама сердца так и не нашла того, кто был бы ей мил: она три раза отвергла не­суразного сочинителя, и все же Крылов запал ей в сердце. Недотрога отвергла всех женихов, а среди них были и куда более завидные - лихие гвардейцы, красавцы и богачи.

Сейчас она живет с семьей сестры и воспитывает ее детей, а ведь все могло сложиться иначе… У них появился бы свой дом, родились дети, и сердце Крылова не было бы разбито. Он не стал бы прятать свое настоящее лицо за ленью, неряшли­востью и обжорством...

Прежде Тургеневу казалось, что Иван Андреевич живет в ладу с самим собой, что он абсолютно счастлив. Сейчас он в этом засо­мневался.

 

«Негодяи отец и мать бросили на меня бедное дитя…»

 

Вечером к Крылову заглянул старый знакомый, художник из Твери. Он посту­чал в дверь - ответа не было. Обошел все восемь комнат, удивляясь тому, что в доме нет ни хозяина, ни прислуги, и, наконец, услышал плач ребенка. Плач доносился с кухни - там-то незваный гость и нашел Крылова.

Тот сидел на простой деревян­ной скамье и что-то напевал, качая колыбель. Гость изумился, спросил, давно ли Крылов этим занимается. Писатель нисколько не смутился:

- Что ж делать? Негодяи отец и мать бросили на меня бедное дитя, а сами ушли бог знает куда!

Мать вскоре появилась - ею оказалась крыловская кухарка Фенечка. А отца у ее дочки не было, в церковной книге его имя не значилось. Крестил де­вочку Крылов.

О том, что Фенечкина Саша на самом деле - дочка Крылова, в Петербурге не го­ворил только ленивый. Друзья Крылова пытались возражать: он, мол, сам утверж­дал, что это не так, но никого не переубе­дили. Крылов отдал Сашу в пансион, а после того как Фенечка умерла, воспиты­вал крестницу как родную дочь - выдал ее замуж, дал богатое приданое. Ее дети называли Крылова «дедушкой».

Теперь у Ивана Андреевича был собствен­ный дом, стоял он в первой линии Васильевского острова, да и чин писатель имел высокий. Император пожаловал Крылова в статские советники, дал шеститысячный пенсион, и тот стал штатским гене­ралом.

Выйдя в отставку, жил генерал на покое, ни в чем не изменяя своим привычкам: в его комнате все так же возились синицы и голуби, собирая рассыпанное на ковре зерно, фрак был в пятнах, а домашний шлафрок нестиран и протерт до дыр.

Казалось, он полностью растворился в лени и гурманстве - окололитератур­ные люди поговаривали, что Крылов почти бросил писать, и друзья чуть ли не силком заставляют его сесть за новую басню.

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-03-27 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: