Восточнославянские литературные языки

Сегодня существуют три восточнославянских литературных язы­ка: белорусский, русский и украинский.

В истории южнославянских и западнославянских литературных языков произошел разрыв с древней кирилло-мефодиевской тра­дицией. Более сложная картина наблюдается в процессе становле­ния восточнославянских литературных языков, особенно русско­го, который не терял связи с древним кирилло-мефодиевским наследием. Напомним, что литературный язык — это язык, который обслуживает высшие духовные и культурные потребности народа. С момента принятия христианства литературным языком восточных славян являлся язык церкви. Другие формы речи (деловая, разговорная, публицистическая, научная и др.) уже подстраивались к этому главному типу речи, степень их литературности напрямую зависела от близости к языку церкви. Только в XVIII в., когда происходит секуляриза­ция многих сторон жизни, формируется литературный язык, не связанный непосредственно с языком церковным.

Русский язык

Первые письменные памятники относятся к X веку, литературный язык сформировался в Х1У веке. Система письма - кириллица. Язык флективного строя.

В области фонетики:

- кратких и долгих гласных, дифтонгов, носовых гласных, слоговых
плавных нет;

- твердость - мягкость согласных проявляется отчетливо;

- ударение силовое, разноместное, подвижное.

В области морфологии:

- двойственное число, звательная форма, супин не сохранились;

- категории определенности-неопределенности нет;

- система прошедших времен не сохранилась;

- инфинитив не утрачен;

- три типа склонения;

- у глаголов два спряжения.

С принятием христианства на Руси в качестве литературного утверждается старославянский язык. Говоря на разных диалектах, киевляне и новгородцы использовали общий книжный язык в церковном богослужении. Древнейшая датированная восточно­славянская рукопись — Остромирово евангелие (1056—1057) — написана на книжнославянском языке русской редакции. Ученые до сих пор не пришли к единому мнению относительно того, нов­городцем или киевлянином был писец этого памятника дьяк Гри­горий, так как в своем языке он не оставил следов своего новго­родского или киевского происхождения. Открытые в Новгороде в 2000 г. восковые дощечки с записью псалмов также не содержат ничего такого, что бы позволило определить диалектную принад­лежность писавшего. Более того, старославянский текст этих псал­мов даже не содержит морфологических русизмов, что говорит о безупречном знании старославянского языка русскими книжни­ками в самом начале XI в. Таким образом, книжнославянский язык (т. е. русифицированный старославянский) явился первым лите­ратурным языком восточных славян. В то время старославянский язык воспринимался не как иностранный, а как «окультуренная, правильная» разновидность родного языка. Следовательно, ни о каком «насильственном» внедрении этого языка в культурную жизнь Древней Руси не могло быть речи.

Мы не имеем письменных памятников эпохи болгарского под­чинения русской церкви. Таковыми могут оказаться найденные в 2000 г. в Новгороде восковые дощечки с записью псалмов, о кото­рых только что говорилось. Но можно допустить, что в это время появилось много книжников, владевших старославянским языком. Принимая во внимание «этикетный» характер Средневековья, мо­жем предполагать, что в это время старославянский язык прочно утвердился на Руси, став одним из важнейших компонентов рус­ской культуры. Вместе с тем ввиду признания Владимиром не ви­зантийского, а русского права получают письменную фиксацию собственно русские правовые тексты, опиравшиеся на устную, собственно русскую речь². Взаимодействие книжнославянского и собственно русского языков и составило основное содержание ис­тории русского литературного языка вплоть до конца XVIII в.

О том, что старославянский язык играл первостепенную роль в духовной культуре Древней Руси, свидетельствует состав древ­нейших памятников. Из 139 памятников XI—XIV вв., фигуриру­ющих в «Словаре книжников и книжности Древней Руси», только 40 являются оригинальными, остальные — переводные. Из этих 40 памятников большинство имеет религиозный характер, стало быть, и в них имеется преобладание книжнославянского языка. В списке древнейших рукописей, составленном Н.Н.Дурново, подавляю­щее большинство составляют рукописи религиозного содержания. По данным О.В. Творогова, из более чем 130 сохранившихся ру­кописных памятников X—XII вв. около 80 текстов — богослужеб­ные книги. В библиотеке Соловецкого монастыря до 75 % древ­нейших рукописей представляют собой общий для южных и вос­точных славян слой памятников. Все это говорит о единстве куль­турных и книжных традиций восточных и южных славян.

На восточнославянской почве старославянский язык не мог сохраниться в первозданном виде, так как с ним обращались как со своим собственным достоянием. Практически сразу же под род­ное произношение была переделана фонетика. Лексические и морфологические системы также были в прин­ципе открыты для взаимного проникновения: в летописях мы стал­киваемся как с собственно русскими морфологическими форма­ми, так и со старославянскими. Неизбежным стало появление та­ких форм книжной речи, где старославянские элементы были представлены в минимуме. Возникают различного рода тексты смешанного характера.

Высшие художественные достижения восточных славян связа­ны с такими памятниками, как «Повесть временных лет», «Слово о законе и благодати митрополита Илариона», «Житие Феодосия Печерского», «Слово о полку Игореве», «Моление Даниила За­точника» и др. Язык этих произведений преимущественно книжнославянский со значительными вкраплениями собственно восточнославянских элементов.

Таким образом, на Руси создалась ситуация, в рамках которой писались тексты на почти безупречном книжнославянском язы­ке (тексты Евангелий) и тексты, в максимальной степени приближенные к восточнославянской бытовой речи (деловые доку­менты). В науке еще не закончен спор о том, можно ли считать деловую письменность разновидностью литературного языка. Одни считают, что именно деловая речь — это начало русского литера­турного языка (С.П.Обнорский), другие говорят о двух относи­тельно самостоятельных разновидностях древнего русского лите­ратурного языка (В.В.Виноградов), третьи полагают, что только книжнославянский язык можно рассматривать в качестве литера­турного в Древней Руси (А.А.Шахматов, Н.И.Толстой, Б.А.Ус­пенский, В.К.Журавлев). Наиболее поэтично (насколько это по­зволяют рамки научного стиля) в пользу старославянской основы русского литературного языка высказался В.К.Журавлев: «Совре­менный русский литературный язык — восточнославянские на­родно-поэтические и народно-разговорные узоры, искусно вы­тканные украинско-белорусскими и русскими мастерами слова на южнославянском полотне кирилло-мефодиевской книжнославянской традиции». В своем дальнейшем изложении мы исходим из этой последней точки зрения, признавая при этом возможность существования иных позиций по данному вопросу.

В XI — XIV вв. уже появляются памятники, в которых отража­ются черты будущих восточнославянских языков. Вместе с тем эти черты еще не настолько развиты, чтобы можно было говорить об отдельных литературных языках. После того как Киевская Русь сначала распадается на многочисленные «суверенные» княжества, а потом становится жертвой прямой агрессии со стороны сосе­дей, общие традиции в книжной культуре становятся затрудни­тельными. Новгородско-псковские земли остаются независимы­ми, но испытывают сильное влияние со стороны Запада. Владимиро-Суздальские земли надолго входят в состав Золотой Орды. Территории Юго-Западной Руси (современные Белоруссия и Украина) постепенно втягиваются в сферу влияния Великого Кня­жества Литовского, а позднее — Польши.

Славянская книжная культура на всех этих землях продолжает развиваться, но условия для развития разные. Наиболее устойчи­выми оказались высшие проявления литературного языка, свя­занные с языком православной церкви. Везде, где сохранилось православие, сохранилось кирилло-мефодиевское наследие в виде книжнославянского языка. Несмотря на то что восточные славяне входили в состав самых разных государственных объединений, со­хранялось единство Русской православной церкви.

Весьма благоприятные условия для развития письменности на русском языке сложились в Великом Княжестве Литовском. В этом государстве, возникшем в 40-е гг. XIII в. в результате присоедине­ния нескольких русских княжеств к Литве, большинство населе­ния составляли не литовцы, а восточные славяне. Многие литов­ские князья были православными. В качестве государственного язы­ка был принят славянский (литовцы к тому времени еще не име­ли своей письменности). Постепенно формируется западнорусский деловой язык, на котором скоро начинают не только писать дело­вые документы, но и создавать тексты других жанров, включая полемическую и развлекательную литературу.

В 1386 г. великий литовский князь Ягайло принимает католиче­ство и, женившись на польской принцессе Ядвиге, становится польским королем. Происходит объединение (пока еще крайне непрочное) Литвы и Польши под одной королевской властью. На территории Литовского княжества начинает распространяться католичество. Длительное время Литва и Польша сохраняли отно­сительную автономность, часто литовские князья проводили са­мостоятельную политику. Однако в 1569 г. происходит окончатель­ное слияние Литвы и Польши в единое государство — Речь Посполитую. Постепенно западнорусский литературный язык, все более отрываясь от церковной книжности, втягивается в сферу влияния польского языка. Сначала он принимает в себя большое количество полонизмов, потом грамматический строй этого язы­ка приспосабливается к польскому, и наконец этот язык полно­стью выходит из употребления, заменяясь польским. Перед тем как исчезнуть, западнорусский язык оказал значительное влия­ние на русский литературный язык Москвы.

Скорейшему «ополячиванию» западнославянского языка спо­собствовала принятая в 1596 г. Брестская церковная уния, по ко­торой часть православных признала в качестве главы своей церк­ви Римского папу. Со своей стороны римская церковь соглашалась на сохранение православной обрядности, включая использование книжнославянского языка. Принятая уния подготавливала даль­нейшее движение Речи Посполитой на восток, однако она реаль­но дала толчок к началу восстаний среди православного населения. В итоге борьба с унией привела в 1654 г. к тому, что Украина добровольно присоединилась к государству, с которым ее связы­вало единство православной веры, т.е. к России.

До середины XVII в. нет серьезных оснований говорить об от­дельном существовании восточнославянских литературных языков. Будучи объединенными одной верой — православием, восточные славяне пользовались общим для них книжнославянским литера­турным языком. Сошлемся на авторитетное мнение В.В.Виногра­дова, который начал свою лучшую работу по истории русского литературного языка (1938) фразой: «Русским литературным язы­ком Средневековья был язык церковно-славянский». Этим утвер­ждением вовсе не отрицается то, что до XVII в. создавались памят­ники, отражающие черты каждого отдельного славянского языка.

К XVII в. у восточных славян было два основных центра книж­ности — Киев и Москва. В результате воссоединения России и Украины в 1654 г. в пределах одного государства оказалось два центра книжности. Можно предположить, что победителем дол­жен был оказаться центр, находившийся в столице, т.е. в Москве. Однако случилось иначе. Предоставим слово Н.С.Трубецкому: «Практически вопрос сводился к тому, какую из двух редакций русской культуры следует целиком принять и какую целиком от­вергнуть... Правительство встало на сторону украинцев, что с точки зрения политической было совершенно правильно: неизбежное недовольство великороссов могло привести разве только к бунтам чисто местного характера, тогда как неудовольствие украинцев могло значительно затруднить и даже сделать невозможным настоящее воссоединение Украины... Царь Петр поставил себе целью европе­изировать русскую культуру. Ясно, что для выполнения этой задачи могла быть пригодна только западнорусская, украинская редакция русской культуры, уже впитавшая в себя некоторые элементы ев­ропейской культуры... Таким образом, старая великорусская, мос­ковская культура при Петре умерла; та культура, которая со вре­мен Петра живет и развивается в России, является органическим и непосредственным продолжением не московской, а киевской, украинской культуры. Эта единая русская культура после­петровского периода была западнорусской — украинской, но рус­ская государственность была по своему происхождению велико­русской, а потому и центр культуры должен был переместиться из Украины в Великороссию. В результате и получилось, что эта культура стала не специфически великорусской, не специфи­чески украинской, а общерусской». Сказанное Н.С.Трубец­ким объясняет, почему среди деятелей русской культуры второй половины XVII — начала XVIII в. так много выходцев с юго-за­падных земель: Симеон Полоцкий (1629— 1680), Феофан Прокопович (1681 — 1736), Антиох Кантемир (1708— 1744) и другие. Все они трудились над созданием общерусской культуры и общерус­ского литературного языка. Поэтому долгое время вопрос об от­дельных украинском и белорусском литературных языках просто не возникал. Именно усилиями трех восточнославянских народов был дан толчок к формированию русского литературного языка нового типа, т.е. языка, не занимающего подчиненного положе­ния по отношению к языку церкви.

Такой язык в России начинает активно формироваться в нача­ле XVIII в. Это век лингвистических экспериментов, именно по­этому он вызывает энтузиазм специалистов и полное равнодушие рядовых читателей. Главная лингвистическая проблема XVIII в. — что делать с церковно-славянским наследием? Вернувшийся из Па­рижа В. К. Тредиаковский (1703 — 1768) предлагает избавиться от книжнославянского наследия и писать на том языке, на котором говорит образованное общество. Это в теории. Практически же Тре­диаковский, сын священника, не смог отказаться от церковного наследия в своих произведениях. В то время полный отказ от цер­ковного языка был равносилен отказу от вековой русской культу­ры. Вскоре Тредиаковский кардинально изменил свою позицию и стал отстаивать мнение, согласно которому только церковному языку надлежит быть языком русской культуры.

Такая программа также не имела успеха. Повторим вслед за А.С.Пушкиным: «...к счастию, явился Ломоносов». Именно М.В.Ломоносову (1711 —1765) путем создания системы трех сти­лей удалось сохранить на какое-то время шаткое равновесие меж­ду церковно-славянским и разговорным языками. Для этого он полностью изгнал из употребления те церковные «обветшалые» языковые средства, которые были непонятны образованной час­ти общества. Те церковно-славянизмы, которые, по его мнению, были «вразумительны», он разрешил использовать, но только в «высоком штиле», где не допускались излишне просторечные вы­ражения. Заслуга Ломоносова состоит в том, что две стихии, книж­ная и разговорная, существуют у него в пределах одной системы, хотя и разведены по разным стилям. Пушкин писал о его языке:

«Слог его, ровный, цветущий и живописный, заемлет главное достоинство от глубокого знания книжного славянского языка и от счастливого слияния оного с языком простонародным».

До конца XVIII в. русский литературный язык развивается по пути, проложенному Ломоносовым. Книжная и разговорная сти­хия притираются друг к другу, взаимодействуя внутри стройной системы трех стилей.

К концу XVIII в. теория трех стилей Ломоносова перестала со­ответствовать языковой практике. Новые литературные жанры, большей частью прозаические, создавались в среднем стиле, а как раз на этот стиль меньше всего обращал внимание Ломоносов. Он не дал рекомендаций в отношении среднего стиля. Кроме того, чрезвычайно актуальной стала проблема заимствований, в пер­вую очередь из французского языка.

В начале XIX в. разгорается полемика о дальнейших путях раз­вития русского литературного языка. В истории русской литерату­ры этой полемике любят придавать политическую окраску, кото­рая, безусловно, имела место, но главный предмет разногласий был все-таки сугубо лингвистический. Полемика велась между «новаторами», последователями Н.М.Карамзина (1766—1826), и «архаистами», сторонниками А. С. Шишкова (1754—1841). «Карам­зинисты» стремились перенести в Россию языковую ситуацию, которая существовала во Франции. Особо отметим, что заимство­ванию подлежал не французский язык, а языковая ситуация. Это предполагало сближение книжного и разговорного языков, как то и было во Франции, где говорили и писали на одном и том же языке. Известен лозунг «карамзинистов»: «Писать, как говорят, и говорить, как пишут». В истории всех литературных языков стрем­ление сблизить книжный и разговорный языки всегда осуществ­ляется за счет демократизации языка книжного.

Таким образом, языковая программа «карамзинистов» предпо­лагала отказ в книжном языке от тех элементов, которые отсут­ствовали в устной речи образованного общества. Именно поэтому основные усилия сторонников Карамзина были направлены на изгнание из книжного языка церковно-славянских элементов. Но это были как раз те элементы, которые являлись системообразую­щими для русского литературного языка на протяжении тысяче­летия. Полная реализация программы «карамзинистов» привела бы к разрушению книжной традиции. Нет никакой уверенности в том, что новая традиция сумела бы распространиться на всем про­странстве употребления русского языка. Не исключено, что нас ожидало возникновение нескольких литературных традиций, что неизбежно привело бы к дроблению литературных сил.

Отказываясь от церковных элементов в русском языке, «ка­рамзинисты» должны были найти другую опору для литературно­го языка. Во Франции законодателем языковой моды выступал аристократический салон. Взгляды «карамзинистов» обратились к российскому аристократическому салону: именно там, согласно французской программе, надо было найти образцы правильной русской речи. При этом особое внимание было обращено на тех, кого «тлетворное» влияние церковно-славянского языка должно было коснуться в минимальной степени.

Это были женщины. Именно они были объявлены главными арбитрами в решении проблем изящной словесности. Никогда — ни до, ни после — в русской культуре авторитет женщины не был столь высок! На этом пути «карамзинисты» столкнулись с проблемой, которая, вероятно, в принципе не имела решения. Сам Карамзин писал: «Русский кандидат авторства, недоволь­ный книгами, должен закрыть их и слушать вокруг себя разгово­ры, чтобы совершеннее узнать язык. Тут новая беда: в лучших домах говорят по-французски! Милые женщины, которых над­лежало бы только подслушать, чтобы украсить роман или коме­дию любезными, счастливыми выражениями, пленяют нас не­русскими фразами».

Итак, салон не мог научить русскому языку, архаизированный книжный язык казался безнадежно устаревшим. Под пером мно­гих «карамзинистов» русский язык «выцветал»: книжные архаизи­рованные слова изгонялись, просторечные народные выражения в него не допускались, так как могли оскорбить слух той самой дамы, для которой, по мнению «карамзинистов», и существовала изящная словесность. При безусловной победе «карамзинистов» русский литературный язык утратил бы многие из своих стили­стических ресурсов.

Путь противников Карамзина также не мог привести к успеху. Шишков настаивал на том, что развитие каждого литературного языка имеет свою специфику, поэтому нельзя переносить языко-

вую ситуацию Франции в Россию. В стремлении «карамзинистов» отказаться от книжнославянского языка А. С. Шишков видел при­знаки варварства, он писал: «Ничего нет безрассуднее, как ду­мать, что Славенский язык не нужен для красоты новейшего Рос­сийского слога».

Выступая в защиту русского языка, «шишковисты» не считали нужным заботиться о его разговорной форме, полагая, что в быту вполне можно обойтись тем же французским языком или диалект­но-просторечной формой русского языка. Сам Шишков дома го­ворил на французском языке, разговорная форма языка была вне его интересов². При всем том, что многие научные идеи Шишко­ва чрезвычайно интересны, ни ему самому, ни его последовате­лям не удалось создать такие тексты, которые бы читались рус­ским образованным обществом.

Россия ждала человека, который бы смог, не отказываясь от древнего книжного наследия, приблизить русский литературный язык к живой речи, научить Россию читать, писать и говорить по-русски. Нужны были такие творения, после прочтения которых ни одна провинциальная Татьяна уже не решилась бы писать свое послание к любимому на французском языке.

Подвиг слияния разговорного и книжного языка в пределах единой системы совершил А. С. Пушкин (1799—1837). Долгое время принято было считать, что Пушкин только продолжатель карам-зинской линии в русской литературе. Это не совсем так. Пушкин отверг многое из наследия «карамзинистов». Во-первых, он не отказался от церковно-славянизмов, как того требовала карам-зинская школа; во-вторых, в отличие от «карамзинистов» он счи­тал, что разговорный язык не должен быть подобен книжному, а обязан отличаться от него; в-третьих, основной источник расши­рения словаря литературного языка он находил не в устах салон­ной дамы, плохо говорящей по-русски, а в языке народном.

Именно после Пушкина образованная Россия стала читать, говорить и писать по-русски. Это касалось и самого Пушкина: по­чти все его письма к женщинам написаны по-французски и толь­ко для жены он делает исключение: его письма к ней написаны в основном на русском языке. Как видим, даже свою жену он учил жить в России, говорящей на своем родном языке.

Благодаря усилиям Пушкина мы получили уникальный лите­ратурный язык. Н.С.Трубецкой писал: «Сопряжение церковно­славянской и великорусской стихий, будучи основной особенно­стью русского литературного языка, ставит этот язык в совершен­но исключительное положение. Трудно указать нечто подобное в каком-нибудь другом литературном языке». Именно в творчестве Пушкина произошло окончательное органическое слияние двух языковых стихий.

Какое-то время казалось, что новые имена смогут затмить сла­ву Пушкина. То, что Россия живет в ином социолингвистическом пространстве, не было сразу замечено. Делались попытки не удовлетвориться тем литературным языком, который уже был создан усилиями Пушкина. Так, В.И.Даль в 1860 г. говорил: «Язык наш, для потребностей образованного круга, еще не сложился». Конечно, это заблуждение великого лексикографа. Русский лите­ратурный язык к тому времени уже сложился — это был язык Пушкина. Кажется, только ближе к концу XIX в. Россия окончательно осознала то, что она имеет в лице Пушкина.

Еще до того, как сложилась наука об истории русского литера­турного языка, уникальность Пушкина как реформатора языка была глубоко понята Тургеневым, который в 1880 г., выступая на открытии памятника поэту в Москве, сказал: «Он дал оконча­тельную обработку нашему языку, который теперь по своему богат­ству, силе, логике и красоте формы признается даже иностран­ными филологами едва ли не первым после древнегреческого».

Таким образом, заслуга Пушкина не только и не столько в написании гениальных творений, сколько в создании того уни­версального средства для выражения любой национальной куль­туры, каким является литературный язык. Именно в этом состоит уникальность Пушкина в русской культуре. Никто и никогда больше не будет в нашей истории творцом русского литературного язы­ка, эта роль навеки останется за Пушкиным.

Украинский язык

Лингвоним - украiнська мова.

Первые письменные памятники относятся в ХП веку, литературный язык сформировался в Х1У веке. Система письма - кириллица. Язык флективного строя.

В области фонетики:

- гласные не подвергаются редукции и отчетливо различаются как в сильной, так и в слабой позиции;

- в системе согласных: [г] - фрикативный, наличествуют звука [дз], [дж]: дзвоник, бджола (пчела);

- в конце слова звонкость согласных не утрачивается;

- нет ассимиляции по глухости;

- [ц] - [ц']: цибуля - околиця, [ч] твердый: час, чорний;

- ударение силовое, подвижное, разноместное;

- кратких и долгих гласных, носовых, слогообразующих плавных нет.

В области морфологии:

-есть звательный падеж;

- категории определенности - неопределенности, двойственного числа, супина нет;

- инфинитив сохранился;

- прошедшее время аналогично русскому языку;

- два спряжения;

- четыре склонения: