Вода в нем непрестаннаго ради течения в него реки Дона, иже тамо впадает, и иных рек вельми сладка есть. И того ради зимою крепко померзает, летом же неисповедимаго ради множества рыб, иже ищущи сладких вод сходятся тамо, и жителем тамошным немалое творит утешение и прибыток.
| л. 125 |
Недалеко устия Донскаго, идеже || той в море впадает, стоит град названный Тана [еже Азов имать быти; а Таною, мнится, того ради называет его Ботер, яко латинники реку Дон называют Танаисом] с, в нем же пристанища многия и купли, паче же на осетров и икру, чего много оттуда отвозят, и на иныя товары тамошных стран.
Городы же в той Таврике славныя древния: Силдания 3, Кафа, Керкель, то есть Херсон, Крым; а новыя: Перекоп [стоящий насреди валу земляного, учиненнаго от моря до моря, а при конце стены тоя, из града идущи на левой стране, у самаго моря стоит башня, учиненная ради хранения проходу того], Бакшисарай, то есть царский двор, стоящий яко бы среди острова того в горах каменных ниско.
| Гвагн<ин>, О татар<ех>, лист 28. Ботер, тамо же. |
| л. 125об. |
А на морских пристанищах городы: Керчь, Томань, Козлев 4, Карасев, Горваток 5, иже от приходу со Азовской стороны стоит. Весь тот остров разделяется надвое лесом великим, иже стоит среди него, такожде и горами высокими, в них же оный Бакшисарай. Хлебом, и скотом, и иными добрыми пожитками и доволством вся || та страна немерно жизнена. Приемлют же тамошние жители многую корысть от езера Меотскаго от множества рыб, их же тамо ловят.
В Константинополь же оттуду отвозят много живностей, то есть хлебов, масла, осетров сухих, икры и всяких рыб соленых и сухих. Такожде и кож всяких делают тамо, и соли вельми много. В древних градех, яко в Салдании, Кафе, Херсоне, жили немцы-генуенсы т и греков немало. И доныне яко тамо, так и во иных местех много родов знатных, иже идут от немец и от французов живших тамо.
|
|
| Гвагн<ин>, О татар<ех>, лист 27. |
| л. 126 |
Есть еще тамо в оных каменных горах близко Бакшисарая у чудесный образ пресвятыя девы Богородицы. О его же явлении сице поведают. Бысть некогда во оных {116} каменных горах змий великий, людей и скоты пожирающий, и того ради людие от места того отбежавши пусто оставиша. Но яко тамо во оно время жили еще греки и генуенсы — молишася пресвятей Богородице, дабы их от змия свободила. И тако единаго времяни в нощи узреша в горе той свещу горящу, идеже не могуще крутыя || ради и острыя горы взыти; вытесавше степени ис камени и приидоша тамо, идеже свеща горяше. И обретоша образ пресвятыя Богородицы и свещу пред ним горящу. Тамо же блиско того образа и змия онаго обретоша разседшася.
И тако радосни будущи воздаша велие благодарение Богоматери, избавшей их от таковаго зла змиа онаго, его же изсекши в части сожгоша огнем. И от того времяни жителие тамошнии часто начаша ходити тамо и молитися пресвятей Богородице, паче же генуенсы, иже в Кафе жили. Не точию же сии, но и татарове велию почесть тому святому образу воздают со многим приношением.
| л. 126об. |
Некогда же и хан крымской имянем Ачи-Гирей, воюющи притиво супостат своих, просил помощи от пресвятыя Богородицы, обещающися знаменитое приношение и честь образу ея воздати. И творяше тако, егда бо откуду с корыстию и победою возвращашеся. Тогда избрав коня или двух, елико ф наилучших, продаваше, и накупивши воску х и свечь соделавши поставляше тамо чрез целый год. Еже и наследники его крымские ханы многажды творяху. Но се оставя, ко предлежащему возвращаюся. ||
|
|
Между селы татарскими обретаются отчасти и христианския селения, иже живут начало имущи от генуенсов по римску, инии же и греческаго православия. По градом же знаменитым ц множество обретается греков, армян, жидов, иже куплями премного суть богати.
| Стрийк<овский >, лист 717. |
Татарове приидоша и населишася тамо не велми древних лет 6, но от онаго времяни, егда изгнани быша от литовских князей из стран российских от Подолиа, яко о том выше писася. А Ботер в вышеписанном описании о приходе тамо татар поведает сице глаголя: Татарове, иже жили недалеко Волги пред леты отцев наших, поседоша страну оную с Мингаресием вождем их во семидесяти тысящах воинства; и хотящи тамо укрепитися и безстрашни быти, прекопаша ров и поведоша его и с валом во уском месте между езером и морем. {117}
| * О татар<ех>, лист 28. |
| л. 127 |
Ин летописец, Гвагнин*, о пришествии их пишет сице. Крымския, рече, и Прекопския татарове род свой имут от Заволских татар [еже согласно Ботеру], иже во едино время междоусобнаго ради нестроения изгнани быша оттуду и не имущи || где близко своих обитания имети, приидоша и населишася тамо.
| Гваг<нин>, О татар <ех>, лист 27. |
Но аще сей тако, а ин инако писаша, обаче от времяни Батыева все дикия поля от Волги до Днепра татарове обладаша, их же считают на тысящу и двести верст. И бяху под властию Заволских царей. Паче же рещи, яко народ дикий и волный своеволно живуще, помалу приучающеся от пленников российских домостройству и земледелству, постоповаху в крепчайшия места за Перекоп, дабы тамо могли безстрашно от супостатов своих быти.
|
|
| Той же, лист 28. |
| л. 127об. |
Инии же преидоша за Днепр даже до реки Днестра и населишася около Белаграда и Очакова, городов волосских. Сей Белград называется Манкоп и Монкострум. Стоит на устии Днестра реки, идеже той в Чорное море, а Очаков стоит на устии Днепра реки, идеже той в то же море впадает за Очаковым в трех верстах. Сей Очаков от Белаграда двести верст, а от Перекопу Крымскаго и от Черкас, города Малороссийскаго, такожде. Сих обаче татар не называют крымскими, но белогородскими и очаковскими 7. Сии домостройство имеют лучши крымских и богатее их суть. ||
Прочии же начаша жити в полях даже до Азова и до реки Дону, яко границы всех сих татарских жилищ полагаются с полунощныя страны области московских великих государей, Малороссийское и прочие, от востоку татарове черкасские и пятигорские 8, от запада мало от полунощи наклоняяся земля русская, иже под областию кралевства Полскаго, от полудня Волосскую и Мултанскую землю в соседстве имеют.
Поля во оных местех презелно суть жизнены. Яко пишет Гвагнин, описующи их, глаголя, яко идущи ис Перекопи ко Азову недалеко древняго потока, его же татарове называют Агарлиберт, и при реках названных Беин, то есть Большой Кал, и Мал Кал, и Муз,— суть поля тако жизненны и обилны травою, яко едва верить тому мощно. Ибо тамо трава в высоту яко тростие морское и мягка зело.
| л. 128 |
В те места татарове крымская велблюдов своих, и лошадей, и всякой скот пасти выгоняют, а иные тамо и зимуют, ибо татарове сен косить не обыкли, зане лошади и скот в полях будущи, снег сверху разгребши, || доволно могут сыти быти. {118}
Такожде и зверей в тех полях бывает велие множество, яко сáрн, то есть коз диких, еленей, лосей, лошадей диких, сайгаков, кабанов, ланей, их же всех великия стада збираются. Еще недалеко тех мест есть дубровка невелика, но велми густа, юже вода окружает и яко бы островом учиняет; в ней же такожде неизреченное множество всяких зверей.
| л. 128о6. |
Знать мощно, яко там бывал град некогда, еже познавается от стен оставшихся, стоящих у пути онаго. От той дубровки два дни езды до Азова, иже стоит на ч реке ч Дону, десять верст от устия, где той в море впадает. На другой стране реки Дона стоит городок Азак, от него же в десяти верстах есть кладязь воды смердящия, тамо же и капище поганское древнее, идеже первородные скоты богом своим жряху татарове, половину его сожегши, другую же птицам и зверем в снедь оставляющи. ||
Части 4 глава 2
О вере и о обычаех ш татарских во время войны и во время покоя
| Гвагн<ин>, О татар<ех>, лист 7 и дале. |
В си татарове, кроме пятигорцов и черкас, закон Махометов от срацын приятый обычаем турецким отдавна содержат. Обаче ненавидят названия турецкаго и не хотят того слышать, дабы их турками звано, точию бусурманы, яко бы народ избранный.
Три праздники великих, яко же и срацыни празднуют. Первый зовут кмибайран 9, то есть праздник велика дни, в воспоминание того, егда Авраам принесе Богу на жертву сына своего Исаака; на той день приносят в жертву бараны и птицы. Вторый праздник творят за души умерших, в он же приходят на гробы родителей своих, творящи дела милосердия и убогим милостыню дающи. Третий праздник празднуют сохранения ради здравия своего. К первому празднику постятся тридесять дней, ко второму целый месяц, к третиему дванадесять дней.
| л. 129 |
Породою суть: возраста средняго, обличия широкаго, || черноватаго, очей черных, страшно выпуклых, брад долгих, а редких, наподобие козлов, их же мало стригут. А чело все бреют, кроме молодых и особ знатных, яко суть царики их и мурзы, иже себе хохлы наверху глав оставляют. Шеи имеют твердыя, в теле крепки, {119} мужественны и смелы. К телесному рачению над прирождение суть вельми приклонны.
Пища их от всяких скотов, каким ни есть случаем убитых или умерших. Конское мясо зело есть любят, свинаго же яко лютейшия отравы отвращаются и по закону своему скверностию называют. Поля свои пахатны просом засевают бóлши [аще и иных семен употребляют], из него же делают пляцки, их же называют баибр. Из скотов всяких, великих и малых, паче же из жребцов и кобылок, кровь пущающи жрут, яко пси.
| л. 129об. |
Вместо наилучшаго брашна млеко кобылье сырое пьют, еже у них лучшее щ лекарство после всяких трудностей, и от того толстеют, яко вепри. Иногда э же с вином смешав упиваются тем. Ко гладу, и неспанию, и всякой нужде велми терпеливы, || ибо времянем дни три и четыре ни ядущи ни спящи в полях бывают, ждущи кого.
Потом же, егда что достанется в руки, ядят много. И объядшися мертвою кобылятиною и упившися кобыльим молоком с вином спят такожде дни три и четыре, награждающи нужду ону.
И того ради спящих их россиане и литва доезжают, такожде донския и запорожския казаки неосторожно спящих их яко мух давят, ходящи часто ловитвы ради зверей в оных местех уже у древняго потока; которых аще с пищалми человек ста два соберется, татар же аще несколко тысящ собрався приидут на них, то ничто же могут им учинити, паче же егда приберутся до оной дубровки, о ней же выше писася.
Но сие оставя ко прежнему приступим. Егда куды загоны своя распущают, не имущи же что есть и пить, тогда конем, на них же ездят, жилы посекши кровь пущают. И той напившися жажду утоляют, а конем тем пущением крове к терпению нужд вельми простойно дело поведают.
| л. 130 |
Зелей различных, || паче же тех, иже ростут у рек Дона и Волги, зело с охотою употребляют. Солоно мало любят есть, поведающи, яко без соли ядущим им зрение очей светлее бывает.
Егда же царики их татарам своим добытки за службы делят и егда что останется, тогда и четыредесятим человеком дают коня единаго, его же убивши мясом по четвертям или частем делятся. Честныя же люди токмо кишки емлют, яко пищу изрядную и вкусную. Их же мало у огня припекши, яко бы едва сырость отскочила, тот-{120}час из огня со углием и пеплом ухвативши, в себе пхают. И не точию пальцы, но и рожен той, на нем же или им же кишки обращали, жиру ради обсысают. Головы же пред началных и старейшин своих поставляют, ибо то у них честная ества.
| л. 130об. |
Егда же имут ясти, место, на нем же стоят ествы, кругом обсядут, ноги под себе на крыж 10 подогнувши. Такожде чинят и у столов седящи. Паче же егда на посолствах у христиан бывают, старейший их тако седящи о стол опершися чрез все время ядения пребудет тако. Но во своих странах никогда же за столы || садятся, но всегда на земли седящи едят, яко же рех, ноги подогнувши. Богатыя же коврами землю устлавши садятся.
Сами не крадут, такожде и крадущим возбраняют — граблением богатеют. Епанчи белыя любят, ими же катагари 11 своя накрывают. Конскому сидению и стрелянию из лука изъмлада учатся. Оружия, их же на войне употребляют, суть лук и саадак исполнен стрелами, кистень, сабля [есть ныне копия, отчасти и стрелбы огненной].
Стрелы своя лютым ядом напущают, яко о том и о народех их пишет Овидий Насо 12, поета знаменитый, пишущи к римляном, изгнан бывши оттуду в Таврику сию. Пишет же виршами в книгах 2 к началным римским сице.
Сред супостáт пребывáю небезстрáшно,
ко отéчества лишхся невозврáщно.
Нрáв х зминым дом стрéлы помазáти,
Дáбы возмогл к смéрти двé прчины дáти,
Здé вóин обстот, и кáменныя стéны,
И ко вóлк страшт óвцы в хлéве зáмкненыи.
Крóвы х отвсду стрелáми отягчéны,
Егдá крéпость х стерпт вратá заключéны.
| л. 131 |
Еще той же Овидий к тем же римляном в виршах || третиих пишет.
И чтó творт сармáты стрáшныя и зля,
Тáкожде таврцкия нарóды иня.
Егдá в зимé помéрзнут Дунáйския вóды,
Скáчут тáмо чрез рекý на кóнех в завóды.
Тéх людéй болшáя чáсть н тебé ботся,
Крáсный Рме, нже сл Авсóнских страшáтся.
Сéрдца м умножáют лýки скорострéлны,
И клчи в нýжном часé терпелво зéлны.
Труд вский, жáжду и глáд подъти умéют,
Вско дéло вóинско дóбре разумéют. {121}
Еще паки той же поэта в книгах третиих в вирших десятых пишет.
Савромáты, и бéтты, и гéтты зля,
И прóчия óные нарóды иня,
Вбéгши на жáрких кóнех в Дунáйския вóды,
Плáвают тý и нде без вския шкóты,
Нóсят смéртныя рáзы ю со желéзом óстрым,
Пустошáщи со всéх свох смслом непрóстым.
Народ вéсь от х злáго стрáха отбегáет,
А псóм ненасыщéнным корсть оставлет.
Гдé éмлет погáнец всé, чтó в домý остáся,
Стадá скóт мнóгих, ничтóже о них трудся.
| л. 131об. |
Чáсть плéнников свзанных пред собóю гóнит
В плéн, яко позрéв на сé óко слéзы рóнит.||
Посечéнных стáрых и младéнец невнных
Свéжая крóвь течéт по потóках долинных.
Дóмы от погáн пожжéнны дмом кýрятся,
А ти зло мнóжащи никогó ботся.
Тáм бедный жтель в свох отéческих местех
Слшащи о тéх страшлвых погáнских вéстех
И вó врéмя смирéния войн ботся,
И в час орáния орýжия держтся.
Вó стрáнах тéх áще и не вдят погáных
Блско себé, во орýжия убрáных,
Обáче стрáхи от лтости прибывáют
Бéдным орачéм, ко внé себé бывáют.
Кони татарския невелики суть и нужны, хребтами худы и тонки, токмо долговаты, но суть силныи и терпеливы тако, яко со всадники своими трудность и глад елико наивеличайший терпеть могут, токмо листвием лесным, и хврастием, и корением, их же копытами выбивают, питающеся. Сих татарове употребляют, егда кошом идут.
| л. 132 |
Есть у них иныя кони я кладеныя 13, великия и рослыя, иже в бежании голову высоко держат. Сих во время потребное, то есть на войне в час брани с супостаты употребляют, иже велми || к тому извычны и много додают им смельства в битвах.
И егда куды а идут на войну, кийждо от них коней дву, а ин и трех в поводу водит, да егда один утрудится, тогда на другаго сядет, онаго же утружденнаго в повод пустит. И тако со единаго на другаго пресадящися в ма-{122}лом времяни велми далеко могут убежати. Иныя же от них тако суть извычни, яко простый пущен будучи, ни мало господина своего отстанет, аще и во время битвы или в самом тесном месте. Аще ли же охрамеет, или инако како заскорбеет, или ино что иное ему прилучится, то его зарежут и кожу снемши съедают.
| л. 132об. |
Реки же вплавь сице преходят. Навязав два снопа великие тростей, и свяжут дву коней уздами, от единаго на другаго узду положивши, також и хвосты их свяжут крепко. И тако на един сноп полагают оружие свое и седло, на другой же сам сядет. И держащися единою рукою за хвосты конския, а другою коней погоняющи, переезжают на другую страну реки. Сице же творят не малыя реки преезжающи, но великия, то есть || Волгу, Дон, Днепр, Бог, Днестр, паче же и Дунай великий.
Во время битвы на кони садятся без острог, с плетию токмо, на легком, но б крепком б седле. Узды простыя имеют. В войне недолго бывают, но скоро от неприятеля бежати будут; но в то время наиболши стрещися их потребно, егда бежати начнут, ибо назад обращающися извычно из лука стреляют и стрелы за собою оставляющи бегают. А потом вси купно остаявшися, обратяся паки на разно гонящаго супостата ударяют и стрелы пущающе битву обновляют.
В поле ровном смелее битву составляют. Полки своя строят около, поставивши строем закривленным [еже обще людие воинстии марсовым танцом называют], дабы стрелба их лучная кроме всякой помешки до неприятеля приходила. И в первом стражении яко частый град стрелы пущают, яко бы и свет затмити им, и потом преставают.
| л. 133 |
Во устроении бранном дивный некий порядок содержат. Воевод или началников всего воинства знаменито искусных || и в делех воинских разумных имеют, и на помование руки его вси купно поступают; их же аще в битве потеряют или сами где от воинства отлучатся, тогда великое бывает во всем воинстве замешение, яко ни поправитися, ниже битву обновити, ниже стройно битися с неприятелем могут.
Егда же брань в месте тесном прилучится, то сего вышеписаннаго строю не употребляют, но скорее в бегство обращаются, ибо мало у них брони обретается, ею же бы могли воздержати неприятеля. В сидении на конех сей извычай содержат: сидят в седлах, ноги в стремянах зело кратко имеющи, того ради, дабы ско-{123}рее и лутче на обе страны обращаяся из лука могли стреляти.
| л. 133об. |
Аще же им что с прилучая упадет на землю, то в тот час кроме всякой помешки опершись ногою в стремяни и наклонящися к земли подъемлют упадшее, в чесом толико суть извычны, яко и в зело скором бежании конском творят тако. Такожде от копия или рогатины могут зело скоро на страну ухилитися 14, токмо единою рукою или ногою коня держащися, и тако часто от злых || случаев спасаются.
Пеши никогда на войнах бывают, ниже пехоты между собою имеют. Мужественны обаче и смелы, един за другаго умирающи, биются с неприятелем даже до последния кончины. Ибо его аще неприятель с коня свержет, скаредно обсечет, и каликою учинит, и оружие отъимет, и от всего обнажа едва жива оставит — он обачем и руками, и ногами, и зубами, и всеми составы, каким ни есть способом, даже до последняго издыхания обыче боронитися. И в то время наипаче достоит его опасатися, егда затаится яко бы умирая, ибо видящи смерть пред собою, яко уже не избыти ему от нея, всеми образы о том мыслит, яко бы мог за собою неприятеля взяти.
К приступом градов не суть способни. Ибо пушек и пищалей не имеют, боящися оныя своея прповести: «Алтур пок, душа йок», яко бы души нет. Аще случится им город взяти, то его сожгут и во ничтоже обратят. Плен и стада вземлющи, во орды своя отгоняют.
| л. 134 |
В диких полях путь свой по звездам правят, паче же знаменем, || его же словенским языком называют железным колом. Одежды долговатыя носят. В шапках яко мужи, так и жены единако ходят и не снемлющи их кланяются. И сие у них творят честь воздающи, ибо яко мы честь воздаем снемши шапки кланяющися, тако у них в шапке; и противно аще бы нам в шапке кланятися, то безчестие тому, ему же кланяемся, тако у них без шапки кланятися безчестно.
Во одеждах верхних мужи и жены мало между собою разны, токмо жены платом белым главы себе увивают. Ризу исподнюю льняную носят, сие же сии, иже во градех и селех житие свое имеют. Иныя же, иже в полях под катасарми кочуют, шубу на себе возложа тако долго не слагающи носят, донеле же абетшавши сама развалится.
Девицы честныя или царевны, егда имут между людми быти, выходят лице свое платом белым закрывающи, яко немки италийския.
| л. 134об. |
Во время зимнее с диких поль над море и в теплыя места отходят. И во время весны трудныя старых своих, {124} и жен, и детей в городы своя отсылают, || а сами в чюжия страны войною отходят, идеже грады пожегши, села попустошивши, пленников навязавши, остаток мечем и огнем потребивши, сами елико наискорее убегают.
Елико множае стран опустошат, толико величайшим пространством государств своих хвалитися обыкоша. Народ суть грабителный, к чуждим богатствам зело лакомый; стада христианския и с пастухами их часто по орды своя отгоняют, разбоем и граблением кормятся, от трудов и земледелския работы зело отвращаются, и того ради прежде мало хлеба знали.
Ныне, обаче, паче же крымские от пленников российских зело изучишася земледелству. Сами обаче не пашут, но пленники их. Идеже хлеба всякаго зело много родится.
Сих же пленников употребляют они ко всякому домостройству, иных же продают турком, ис Кафы и иных пристанищных городов в Константинополь отсылающи и во иныя страны, иных же отдают на окуп.
| л. 135 |
Старых же и болных, иже к подъятию трудов не суть способны || и не могут в чуждия страны за многу цену продати, таковых молодым отрочатам своим к научению пролития крове яко псом зайцов отдают, дабы от младости своей к пролитию крове небоязнены были и убийству на бранех приучалися. Тогда отрочата оных выданных ко пню привязавши из луков устреляют, или разсекают, или кистенами убивают; или утопят, или удавят, или каменми заметавши погубляют.
Правосудия у них несть ни единаго. Ибо егда кто чего ни есть от кого требует, то может у того силою взяти. И аще пред судиею он обиженный суда будет просити, виновный же не отрицается таковаго дела но отвещает, яко того нужная ему была потреба, тогда судия таковый творит извет, глаголя: «Егда тебе что такожде нужно от него будет взяти, отъими у него или у инаго кого такожде».
Аще же в сваре единому другаго убити случится и убийца поиман будет, тогда таковый токмо коня, оружие и платье избывши, волно пущен бывает. И в той свободе дает оному судия клячу нужную и лучишко, глаголя: «Иди и промышляй собою».
| л. 135об. |
Всяко же || аще и сварливы, обаче не побиваются тако между собою, яко некоторыя христианския народы. И то у них наиболшее, егда во время несогласия царей их бывает некое смятение, но и то того времяни еще в самом начале утоляют между собою.
| *Часть 1, лист 162 |
Еще нечто сему согласно и древний описатель наро-{125}дов Ботер глаголет *. Царь, рече, татарский живет во граде Перекопи [ныне болши в Бакшисарае и в полях под наметы], отнюду же и татар сих перекопскими называют. Иже живут в полях под кожами скотскими, ничтоже ведущи о окрестных людских обычаех и учении, или каких художествах.
Ныне уже немало сих грубых обычаев оставляющи, человечнейши обретается, к трудам и нуждам неизреченно терпеливы суть.
| 2* Часть 3, лист 52. |
| л. 136 |
| 3* 7078-го. |
Перекопский государь, его же ханом называют, может поставити тридесят тысящ и множае коннаго воинства в поле, аще скаредных и сухих в, обаче крепких и терпеливых. Или яко той же списатель на ином месте описует 2*, яко перекопский хан может извести в поле пятьдесят тысящей воинства, а с помощию иных || татар, с ними же соединение имеет, еще может и болши того, яко учинил за повелением турецкаго султана лет от Рождества Христова 1573 3*, изведе противо московскому государю осмьдесят тысящей.
Но обаче он не может докончати замыслов, с трудностию зачатых. И множае нрав их яко разбойником и злодеем безвестно лестию наезжати, нежели явно воевати и битися, и болши чинят убытков, нежели опасения и страха. Но обаче той с толиким воинством наступает на пределы прилежащих себе соседей, вземлющи и пленящи, идеже что обрести может, и изводят много тысящ плену оттуду, их же продают турком.
Сице же доволно поведахом о житии и нравех татарских; по том ко описанию царей крымских приступаем.
Части 4 глава 3
| л. 136об. |
О начале ханов крымских, и како под область султана турецкаго приидоша, и о крепостях, учиненных на реках, текущих в Понтийское море ||
Народ сей татарский аще и от давных времен, яко поведашеся, в полях оных и в Таврике Херсонской за Перекопом житие свое имели, всяко же царей своих не г имяху даже до того времяни, егда исчезе Темир-Аксак царь ординский, с ним же в воинстве бысть того же татарскаго народу царь имянем Едигай, имеяй под правлением своим сих татар крымских и перекопских.
| Стрийк<овскнй>, лист 502; Гвагннн, О Литве, лист 38. |
| Кромер, книга 15, лист 327. |
Сей Едигай обретается во многих летописцах первой царь Крымской орды, иже будущи при Темир-Аксаке {126} имяше жестокую битву со князем литовским Витолдом, яко о том выше писася.
По смерти же Темир-Аксаковой, иже умре лет 6950-го, той Едигай с татары поручными себе прииде в Таврику за Перекоп укрепяся тамо, идеже и престол царский утверди, его же едва достоит звати царский, но мучительский, и жителство свое той и прочие по нем будущие утвердиша в Бакшисарае.
| л. 137 |
И начаша зватися ханами, наследуючи онаго прежняго ханскаго названия, им же называшеся еще во Скифии великий обладатель скифийских народов Ункáм или Унхáм, по нем же и наследников || его — скифийских обладателей — все историки и летописцы называют хам или хан великий, такожде и татарове, пришедшия тамо с оным Едегою.
| Стрийк<овскнй>, лист 547. |
| Кром<ер>, книга 18, лист 365. |
И ту живущия населиша многолюдныя селения, наипаче приучахуся домовному строению и земледелству. Паче же прилежаху к делам воинским, прилежащия страны соседей своих воюющи и пустошащи. Яко той Едига лета 6924-го собрався со многими татары прииде ко граду Киеву, и опступив его по неколиких днех взят, и тако до конца разори, яко и доныне к первой своей славе и величеству приити не может. Точию верхний меньший город от пленения татарскаго свободися, аще и великими силами приступали к нему нечестивии.
| Стрийк<овский>, лист 508. |
| Той же, лист 565. |
По сем той Едига имяше дружбу с великим князем литовским Витолдом и послов с дары к нему присылал. Лета 6936-го бысть хан крымский имянем Девлет-Гирей, ему же подаде помощи ханом быти литовский князь Витолд.
| Той же, лист 598. |
| л. 137об. |
| Стрийк<овский>, лист 617. |
Лета 6951 по смерти Девлет-Гирееве, иже умре без наследия, приидоша послы татар перекопских в Полшу ко кралю Казимеру, просящи у него к себе на ханство Ачи-Гирея, иже || избежав из Крыма в Литве живяше, имеющи во одержании градок Луду, его же даша ему властели литовския. Краль же Казимер, по прошению татарскому учинивши Ачи-Гирея ханом, послал ево во Орду с маршалком своим Радивилом. И тако бысть той Ачи-Гирей хан в Крыме.
| Гвагннн, О Полше, лист 106. |
| Стрнйк<овский>, лист 617. |
| Тойже,лист 645. |
Потом бысть хан в Крыме имянем Эди-Гирей, иже лета 6960-го порази Болшия Орды царя д Садахмата имянем и воинства его много победи, идущаго со многим пленом из Подолия державы Полския, яко о том выше, сей истории в книге 2, главе 3 положися. К сему хану Эди-Гирею краль полский Казимер посылал послов {127} своих лета 6968-го, просящи от него помощи противо крыжаков немец, иже обещася тако учинити.