Философия Канта, вернее, предложенное им решение проблемы критики. В первую очередь речь идет о методе: метод критического философствования, пишет Кант, состоит «в исследовании приемов самого разума, в расчленении общей человеческой способности познания и в исследовании того, как далеко могут простираться его границы» («Логика», Введение, IV). Но в то же время этот подход позволяет получить ответы на основные философские вопросы. Что доступно моему познанию? Все, что входит в рамки возможного опыта, и только это: мы способны познавать только феномены, но никогда – ноумены, или вещи в себе; абсолют по определению непознаваем. Что я должен делать? Исполнять свой долг, т. е. делать то, что мне в безусловной и универсальной форме диктуют разум (в той мере, в какой он является практическим разумом) или свобода (в той мере, в какой она разумна). На что я могу надеяться? На то, что, исполняя свой долг, я сделаюсь достойным счастья и тем самым действительно смогу к нему приблизиться. Отсюда вытекает необходимое сопряжение счастья и добродетели (высшего блага), на земле, само собой разумеется, недостижимое, что не отменяет необходимости верить (дабы не впасть в отчаяние) в то, что в иной жизни мы его достигнем, и подразумевает существование Бога и бессмертной души. Таким путем критический идеализм смыкается с религией («ограничением знания, чтобы освободить веру»), а «коперникианская революция» приводит к поистине грандиозному результату – все остается в прежнем наивыгоднейшем состоянии («Критика чистого разума», Предисловие ко второму изданию).
Круг (Cercle)
В математике кругом называют геометрическую фигуру. В философском лексиконе термин «круг» употребляется, как правило, метафорически, для обозначения не фигуры, но логической ошибки (как синоним термина «диаллель»). Рассуждение называют круговым, если мысль использует в качестве аргумента то, что пытается доказать. Прекрасный пример кругового мышления приводит Арно (137), рассказывая о картезианском круге. Для надежной гарантии ясности и отчетливости наших представлений Декарту необходим всемогущий и не способный к обману Бог, и он предпринимает попытку доказать его существование и его истинность. Однако эти доказательства имеют силу только в том случае, если наши представления надежны, т. е. если Бог и в самом деле существует и не обманывает нас. Таким образом, чтобы гарантировать надежность наших ясных и отчетливых представлений, приходится допустить существование истинного Бога – но ведь именно это мы и пытались доказать. Следовательно, идея в целом является недоказуемой.
Подобных примеров можно привести множество. Всякая догматическая мысль неизбежно идет по кругу, поскольку для доказательства чего бы то ни было ей необходимо прежде всего предположить надежность разума (то есть допустить, что существуют истинные доказательства), а это по самой своей природе недоказуемо. Впрочем, это еще не повод, чтобы отказываться от размышления. Зато веская причина, чтобы отказаться от догматизма.
Крушение Иллюзий (Désenchantement)
Разочарование, сопровождающееся печалью, сродни ностальгии. Слово в своем философском употреблении заставляет обдумать мнение Макса Вебера: мир разочаровывает, когда он является без магии, без сверхъестественного, почти без тайны. Это мир современников, наш мир, полностью открытый познанию и рациональному действию. Однако не следует смешивать это разочарование в мире с его техническим опошлением и меркантильностью. Само существование мира уже есть достаточная тайна и очарование.
Ксенофобия (Xénophobie)
Ненависть к чужому. Одна из форм глупости, убежденной, что существует такое место, где она «у себя дома». Животным ксенофобия свойственна на уровне инстинкта, и у людей, судя по всему, ее проявления носят животное начало. Философия, для которой чужаки – все, пытается бороться с этой иллюзией. Но для преодоления ксенофобии нужна мудрость, позволяющая подняться над собой. Тогда ненависть уходит, а следом за ней уходит и страх.
Культура (Culture)
В строгом значении слова культура – совокупность знаний, которые данное общество считает ценными и передает другим обществам, главным образом – знания о прошлом человечества (его истории, верованиях, творениях). Культура противостоит бескультурью.
В более широком смысле слова, сегодня преимущественно утвердившемся в гуманитарных науках (не без влияния немецкого понятия Kultur), культура почти синонимична цивилизации и обозначает все, что является продуктом деятельности человека или преобразовано его руками. В этом смысле культура противостоит природе.
В применении к конкретному человеку эпитет культурный несет оттенок если не похвалы, то одобрения.
В применении к продуктам деятельности людей и их обычаям слово культурный обычно лишено какого бы то ни было нормативного оттенка.
Платье, комбайн или музыкальная композиция в стиле рэп в этом смысле так же принадлежат культуре, как симфонии Малера. Правда, люди культурные не поставят их на одну полку.
Л
Латентный (Latent)
Существующий помимо внешних проявлений либо в таких проявлениях, которые не доступны восприятию или пониманию. У Фрейда, в частности, латентным именуется смысл сновидений, никогда не проявляющийся непосредственно. Во время сна его латентное (подсознательное) содержание преобразуется (путем замещения и конденсации) в явное (в то, что снится спящему или остается в его памяти как приснившееся). Напротив, толкование сновидения направлено на то, чтобы свести второе к первому. Самое разумное – поменьше обращать внимание и на то и на другое, если, конечно, толкование сновидений не используется в лечебных целях.
Легитимность (Légitimité)
Понятие, лежащее на границе между правом и моралью, с одной стороны, и правом и политикой – с другой. Легитимно то, что в своем праве, из чего следует, что право не всегда легитимно. Легитимность есть соответствие не просто закону (это законность), но и справедливости или высшему интересу. Красть, чтобы не умереть с голоду; плести заговор против тирана; демонстрировать неповиновение тоталитарной власти; сражаться с оружием в руках против оккупантов – все эти действия, чаще всего незаконные, в особой ситуации совершенно легитимны. Встает вопрос, кто решает, что легитимно, а что нет. Иногда суд, если это праведный и исполненный власти суд, однако он чаще всего выносит свое решение постфактум, т. е. слишком поздно, и к тому же не застрахован от ошибок. Ведь судит почти всегда победитель, а справедливость нередко остается на стороне побежденных. Вот почему единственной инстанцией легитимации остается индивидуальное сознание. Вам кажется, что этого мало? Для тех, кто таким сознанием обладает в минимальной мере или желает твердых гарантий, – да, мало. Однако приходится этим довольствоваться – просто потому, что ничего другого нет. Кого следует считать легитимным представителем Франции в последней мировой войне – маршала Петена или генерала де Голля? Сегодня ответить на этот вопрос легче легкого. Однако действительно важное значение его решение имело не сегодня, а именно тогда.
Легковерный (Crédule)
Человек, слишком легко верящий чему-либо. Это не значит, что он наделен особым даром проникаться верой; это значит лишь, что ему недостает способности к сомнению.
Легкомыслие (Frivolité)
Качество, обратное серьезности. Не путать с непостоянством. Непостоянство лишено весомости, легкомыслие – глубины. Это не столько склонность к пустякам, сколько неспособность заинтересоваться серьезными вещами. Любовь к вкусной еде, кроссвордам и танцулькам еще не делает человека легкомысленным. Но если он не способен оценить ничто другое, его можно назвать легкомысленным. Селиме-на (138) легкомысленна не потому, что ей нравится кокетничать, а потому, что не способна любить.
Легкость (Légéreté)
Способность делать что-либо, не утруждаясь; свойство духа, богов и некоторых музыкантов.
«Хорошее легко, – пишет Ницше, – все божественное ходит нежными стопами» («Казус Вагнер», I). Это замечание, высказанное по поводу Бизе и против Вагнера, могло бы быть использовано в качестве определения. Всякий, кому известно музыкальное творчество обоих композиторов, поймет, что подразумевает Ницше под «божественной легкостью». Действительно, музыка Бизе переливается и танцует, тогда как у Вагнера (за исключением, может быть, «Идиллии Зигфрида») слышна лишь тяжкая поступь требовательной серьезности, старательно пытающейся выдать себя за возвышенность чувств… Из этого, однако, вовсе не следует, что Бизе более велик как композитор, чем Вагнер, и что легкость хороша всегда и во всем. В данном случае речь идет о категории эстетики, не имеющей универсальной ценности. Легкость есть качество, обратное тяжеловесности, серьезности, солидности. Она не то чтобы исключает трагичность – она не задумывается о трагичном или поднимается над ним. Легкость благостна, но ее благость носит чисто имманентный характер; она элегантна, но элегантностью души; беззаботна, но не столь мелка, как беспечность. Легкость Моцарта потрясает; что нисколько не принижает Баха или Бетховена, в музыке которых легкость – не самая сильная сторона. Наконец, в людях легкомысленных легкость раздражает, особенно в ситуациях, требующих серьезного подхода. «Вот что мне совсем не идет, – читаем у Колетт, – так это нарочитая легкость в отношении к любви». А ведь эта писательница не понаслышке знала, что такое легкость нравов и легкость пера. Но это ничуть не мешало ей понимать, что любить и быть любимой – дело серьезное. Легкость лучше тяжеловесности, но серьезность лучше легкомыслия.
Лесть (Flatterie)
Обращенные к кому-либо хорошие слова, содержащие больше доброго, чем есть в мыслях, с целью добиться его расположения. Умелая лесть почти всегда приносит свои плоды, что заставляет серьезно задуматься о сущности человечества. Самолюбие почти всегда берет верх над любовью к истине. «Поэтому, – пишет Паскаль, – жизнь человеческая – всего лишь вечный обман; мы только и делаем, что лжем и льстим друг другу. Никто не говорит о нас в нашем присутствии так, как говорит о нас за глаза. Союзы между людьми основаны единственно на этом взаимном обмане; и мало какие дружеские связи не порвались бы, если бы каждый знал, что говорит о нем его друг за глаза, хотя бы он говорил это искренне и беспристрастно» («Мысли», 978).