Вначале гунъань использовался наставником в качестве катализатора, запускающего механизм пробуждения дзэн [в сознании] ученика, или лакмусовой бумажки, чтобы проверить, пробудился ли ученик. Поэтому, когда в 527 году император У-ди династии Лян спросил у великого Бодхидхармы, кто он такой, тот ответил: "Не ведаю". Император же, несмотря на те огромные блага, которые он заслужил своей щедрой поддержкой буддизма, оказался не готов [духовно] и поэтому упустил представленную Бодхидхармой возможность познать космическую реальность. Но когда в Шаолиньском монастыре Хуэйкэ попросил Бодхидхарму успокоить его ум и учитель сказал: "Принеси же мне свой ум, и я успокою его", Хуэйкэ оказался [духовно] готов и поэтому обрел пробуждение дзэн.
Однако значительно позже, уже в Сунскую эпоху, наставник дзэн Цзунго Дахуэй (1089–1163) превратил гунъань в средство обучения. Не удовлетворившись дзэн Молчаливого Просветления, практикуемым толком Цаодун (яп. Сото), где Дахуэй вначале занимался духовным деланием, он обратился к толку Линьцзи (яп. Риндзай) и стал медитировать на хуатоу (яп. мондо), или теме различных гунъаней. Рассуждая над тем, как подвижник может воспользоваться гунъанем, чтобы достичь пробуждения дзэн, Дахуэй советует:
Брось рассудительность и заблуждение на дно своего сердца; брось все мысли и различия на дно своего сердца; брось жажду жизни и страх смерти на дно своего сердца; брось мнения и суждения на дно своего сердца; брось глупость и пыл на дно своего сердца; все разом брось на дно своего сердца; затем взгляни на хуатоу, иначе — тему [гунъаня]. Некий монах спросил Чжаочжоу: "Обладает ли собака природой Будды?" Чжаочжоу ответил: "Нет". Это единственное слово "нет" является тем орудием, средством, которое не оставляет камня на камне от бесчисленных примеров рассудительности и отвлеченности.
|
|
Поэтому дзэн гунъаней, или дзэн коанов, известен еще как кань хуатоу, что означает [в переводе с китайского] "смотреть в корень", тему гунъаня. Здесь важен хуатоу, или тема; сам же гунъань, или публичная история дзэнского диалога, в результате которого обычно один из персонажей переживает пробуждение, служит лишь канвой темы. К примеру, в столь показательном гунъане о чжаочжоуском ответе "нет" не важно, кем был спрашивающий или Чжаочжоу, где или когда состоялся диалог, почему речь зашла о собаке, а не о слоне или столе. Даже не важно, почему ответом Чжаочжоу было слово "нет" или что случилось бы, скажи он "да". Все это несущественно, главное в том, чтобы подвижник и во время медитации, и в любое иное время все свое сознание, всю свою жизнь сосредоточил на "нет".
Как постоянно указывают наставники, подвижник не должен пытаться рассуждать, прибегать к помощи своего интеллекта; ему следует не думать, а пристально"психическим [взглядом]" всматриваться в хуатоу. Многие из тех, кто придерживается западных представлений о главенствующей роли разума, интеллекта, удивляются, почему нельзя прибегнуть к рассудочной деятельности; ведь вся западная философия, доказывают они, построена на этом. Простой и исчерпывающий ответ состоит в том, что любая форма рассудочной деятельности привязывает подвижника к феноменальному миру, который практика дзэн стремится преодолеть. Стоит возникнуть мысли, она запускает процесс преобразования неразличимой конечной реальности в различимые идеи и сущности.
|
|
Когда подвижник продолжает всматриваться в хуатоу, его начинает охватывать сомнение. Современный китайский наставник, досточтимый Шэн-янь, который одно время занимался в Шаолиньском монастыре, а теперь обучает дзэн в Америке, говорит:
Используя в своей практике хуатоу, мы пытаемся отыскать то, что существовало до использования разговорного или письменного языка для описания этого нечто В начале практики не возникало никаких сомнении при рассмотрении этого вопроса. И лишь когда мы достаточно долго прибегали к подобной практике, у нас зародилось сомнение. Когда же сама практика становится все более и более насыщенной, то и наши сомнения начинают все возрастать В таком положении вы перестаете осознавать собственное тело, замечать чтолибо еще происходящее в мире Осталось лишь одно, и это — сомнение, великое сомнение. А когда людьми овладевает великое сомнение, но они имеют крепкие духовные корни, независимо от того, есть ли у них наставник, в этом случае они достигнут пробуждения. Однако тем, у кого слабые духовные корни, нужен наставник, иначе они могут впасть в заблуждение