Вспомни врагов рода человеческого – и они тут как тут. Неподалеку кто‑то зашевелился. Забыв о боли в «жизненно значимых частях ушибленного организма», я отпрыгнул далеко назад. Неведомое существо издало протяжный стон, и я, к своему удивлению, узнал в нем вовсе не людоеда‑убийцу, а виновника моего недавнего падения в пропасть. Горбун находился от меня в каких‑нибудь двадцати шагах.
– Ах как славно! – вскричал я и кинулся к карлику, намереваясь хорошенько его отлупить, чтобы впредь неповадно было посылать принцев крови куда подальше.
Но, подбежав ближе, я замедлил шаг, а затем и вовсе остановился в нерешительности, не зная, как мне поступить: вид у карлика был настолько жалкий, что я, признаться, потерял всякое желание его бить…
Думаю, вы тоже не раз оказывались в подобной ситуации. Вот вы уже связали жертву и точите над ней острый нож, насвистывая веселый мотив, и вдруг что‑то происходит – связанный по рукам и ногам субъект кажется вам самым несчастным существом на свете, и тронуть его хотя бы пальцем вам представляется по меньшей мере преступлением. И тогда вы проклинаете свое добросердечие, развязываете пленника и отпускаете его на все четыре стороны.
Что же делает затем ваша жертва? Она преследует вас, старается причинить вам вред и вообще всячески портит вашу жизнь. Вспомнить хотя бы разбойников в Гадсмите, которых я по доброте душевной отпустил на все четыре стороны. Растворившись в преступной среде, они рассказали всем о широте моей благородной души, и несметное число кровожадных негодяев явились теснить меня с моих территорий. Даже моя зловещая репутация их не остановила. Все они утвердились в мысли, что я – человек добрый и, следовательно, слабохарактерный. Переубедить их я уже не успел – слишком малочисленной была моя шайка и слишком серьезной опасность, что не сегодня‑завтра нас схватит королевская стража.
Что и говорить, милосердие – вредное чувство для личности, желающей добиться в жизни успеха. А между тем со мной приступ добросердечия случался уже не в первый раз. Такое бывало и прежде. Я отчаянно боролся с любыми его проявлениями и полагал, что давно избавился от этой постыдной черты характера. Новое проявление добросердечия расстроило меня до глубины души. Казалось бы, я должен был ожесточиться в Нижних Пределах – окаменеть сердцем, но вот вам пожалуйста – не чувствую в себе сил даже просто поколотить пославшего меня в… иное измерение карлика.
Жалкий горбун сидел на песке, вытирал ладошками глаза, а из его длинного носа текли по розовым губам мутно‑зеленые сопли. Он всхлипывал и тихонько подвывал, словно нетрезвая собачонка из «города пьяных псов».
– Ты чего?! – проворчал я, поскольку, как уже говорил, абсолютно не знал, как мне поступить в сложившейся ситуации.
«Бить или не бить – вот в чем вопрос!»
– Ы‑ы‑ы‑ы, – завыл карлик еще громче.
Тут я припомнил, что ни разу не слышал от него внятной речи и смысл моих обращений, возможно, попросту до него не доходит. И все же я снова попытался наладить с ним контакт.
«А вдруг карлик знает, как отсюда выбраться на поверхность? Может, он покажет мне дорогу знаками, если совсем не умеет говорить? Проводит меня?..»
– Ты зачем меня сюда послал, а, придурок? – поинтересовался я, стараясь придать голосу немного мягкости.
Я надеялся, что проявление мною доброты поможет ему собрать крупицы жалкого интеллекта и ответить хоть что‑нибудь внятное.
– Ы‑ы‑ы‑ы, – откликнулся карлик и захлюпал носом, после чего сопли потекли из его ноздрей целыми ручьями, он уже не стирал их тыльной стороной ладошки, как раньше, а сложил ладошку лодочкой и подставил под нос, чтобы там ловить мутные потоки.
– Тьфу ты.
Я с отвращением сплюнул и отвернулся от гадкого замухрышки, испытывая смешанные чувства. Больше всего сейчас мне хотелось развернуться и влепить карлику звонкую, смачную оплеуху, но я подавил порыв – горбун, судя по его жалкому виду, и сам пострадал от своего неумелого колдовства и переживал сейчас глубокое потрясение. И зачем только некоторые берутся колдовать, если не умеют?! К тому же меня совсем не прельщала перспектива перепачкаться в его зеленых соплях.
Я подумал, что найти в Нижних Пределах кого‑нибудь еще, кому можно будет отвесить оплеуху и при этом остаться в живых, я вряд ли смогу, а потому с этим, пожалуй, придется обождать до тех пор, пока не выберусь на поверхность.
Вокруг царила давящая, глубокая тишина. Мне вдруг почудилось, что мы сидим с карликом на ладони громадного демона и ждем, когда он нас прихлопнет. На этом круге было пустынно, даже духи людей и разноплеменной нечисти, казалось, покинули столь зловещее место. Если бы горбун не выл, роняя сопли, то можно было бы, наверное, запросто сойти с ума в белом и ярком безмолвии.
«И все же есть кое‑какие плюсы от того, что карлик меня сюда зашвырнул, – подумал я. – По крайней мере, тут меня будет сложнее найти. Пусть теперь помучаются, строя догадки, куда это я исчез, выбравшись из клетки».
Я выставил к потолку средний палец, демонстрируя Заклинателю свое презрение. Этому жесту я научился, как ни стыдно в этом признаваться, от брата Фаира. Правда, этот жест – единственное, что я у него перенял. Фаир утверждал, что «знак среднего пальца» обладает могучей колдовской силой и может в иные жизненные моменты даже играть роль атакующего заклинания. Сам он, впрочем, относился к этому жесту весьма безответственно – пользовался им налево и направо, демонстрируя средний палец простым жителям Мэндрма, учителям, слугам и придворной челяди, а однажды даже показал нашему отцу – королю Бенедикту. Потом, правда, очень сожалел, что поступил столь опрометчиво – сломанная фаланга у него неправильно срослась, и средний палец на правой руке всегда был оскорбительно отставлен в сторону, за что его тоже недолюбливали очень и очень многие…
«Что же, если правда, что „жест среднего пальца“ заключает в себе магическую силу, – подумал я, – надо будет попробовать воспользоваться им при случае. Почему бы и нет».
Неподалеку чернело, контрастно выделяясь на фоне белоснежного песка, несколько входов в пещеры. Недолго думая я направился к ним, заглянул в одну и увидел, что это вовсе и не пещера, а подземный ход, уводящий куда‑то в самые недра земли. Другие «пещеры» также оказались подземными ходами.
Кроме жизни, терять мне было нечего, а ее спасение требовало от меня самых решительных действий, поэтому, оглянувшись напоследок на жалкого карлика, трущего скользкими кулаками глаза, я направился вперед по чем‑то приглянувшемуся мне подземному ходу. На сей раз я решил довериться интуиции, потому что разуму, постоянно внушающему мне дикие мысли, я доверять не мог. Заклинатель многократно пытался проникнуть в мою голову. Где гарантия, что он ничего там не повредил?
Вязкий песок сильно затруднял мое продвижение, ход петлял и ветвился, несколько раз я оказывался в обширных залах, подобных тому, в который провалился по воле колдуна‑карлика. В каждом зале начиналось несколько новых подземных ходов, в иных – до десяти.
Я стал опасаться, что никогда не выберусь туда, где можно будет раздобыть пищу. Я и раньше предполагал, что Нижние Пределы напоминают огромный подземный лабиринт, но никак не думал, что он настолько обширен и что в нем совсем нет обитателей. Или их нет только в этом круге?
Только однажды мне удалось заметить юркое, покрытое серой слизью и щетинками создание. Оно сидело посреди коридора, но, как только я подошел ближе, бесшумно зарылось в песок, не оставив после себя даже воронки. Это было единственное напоминание о том, что жизнь на этом круге все же существует. Правда, как только щетинистое создание исчезло, мне стало казаться, что его вовсе и не было, что это мой ушибленный, поврежденный Заклинателем мозг посылает мне странные видения…
Тишина утомляла все больше и больше, она давила на уши, отзывалась в голове мучительным гулом. Я в очередной раз остановился и прислушался к окружающей меня мрачной действительности в надежде уловить хоть какой‑нибудь звук и по нему определить, куда мне следует идти. Одному Севе Стиану известно, что за звук я хотел услышать. Призывный рог, зовущий путников к выходу на поверхность? Голос отца, изрекающий: «Я покажу тебе дорогу к возвышению, сынок!»? А может, просто вопль королевского повара «Кушать подано!»?
«Должен же здесь быть хоть кто‑то, кому по силам помочь мне выбраться на поверхность, – думал я, – хоть кто‑нибудь?»
Ответом мне была та же тишина, одиночество и холодящий душу покой. Хорошо, 'что пока не вечный!
Хотя для кого‑то, возможно, и вечный… Может, под этим песком лежат тысячи мертвецов, и через мгновение они все разом вскочат и заорут, разрывая тишину визгливыми, жуткими голосами.
Леденящая кровь картина заставила меня вздрогнуть всем телом. Позади что‑то зашуршало – я бы мог поклясться, что услышал чьи‑то осторожные шаги за спиной. Шурк‑шурк‑шурк – быстро пробежал кто‑то, и все стихло. Я прошел еще немного, прислушиваясь, не раздастся ли новый шорох, и вскоре убедился, что за мной действительно кто‑то идет. Тогда я прибавил шагу, потом почти побежал… Неизвестный спешил за мной. Шурк‑шурк‑шурк раздавалось все ближе и ближе. Преследователь явно боялся от меня отстать. Я резко обернулся… За каменистым выступом подземного тоннеля, едва не налетев на меня, спрятался сопливый карлик.
– Пределы тебя побери! – выругался я, забыв о том, что мы и так находимся в Нижних Пределах, а для него они вообще дом родной.
Значит, сопливый уродец решил за мной проследить. Интересно зачем? Может, для того, чтобы в нужный момент сообщить своим темным хозяевам, где я укрылся?
Я уже всерьез подумывал о том, чтобы схватить его и с пристрастием допросить, потом вспомнил жалкий вид горе‑преследователя и сплюнул от досады.
И как я буду его допрашивать? Такого замухрышку даже запугивать жалко! Не бить же его в самом деле! Скорее всего, он сам не знает, куда пойти, вот и плетется за мной.
Я сделал вид, что не заметил карлика (хотя нос торчал на целую ладонь), и продолжил путешествие по подземному лабиринту. Карлик не отставал. Останавливаясь время от времени, я слышал за спиной его осторожную поступь.
Наконец он мне порядком надоел. Будет еще за мной красться, горбатая сволочь! Спрятавшись в неглубокую нишу в черно‑коричневой стене, я решил его подождать, замер без движения и тут же услышал поспешные шаги. Шурк‑шурк‑шурк. Карлик так спешил и боялся меня потерять, словно я должен был стать его провожатым в мир бесконечной радости. Ну что ж, его ожидало тягчайшее разочарование. Как только из‑за каменистого выступа появился хрящеватый нос, я выпрыгнул перед карликом и выкрикнул во весь голос:
– Ты чего за мной идешь?!
Карлик вскрикнул, приложил ручку к груди и рухнул как подкошенный в глубоком обмороке. Склонившись над ним, я сделал вывод, что, пожалуй, несколько перестарался. По большому счету горбун был весьма безобидным существом. Наверное, не сдоило так его пугать.
– Эй, ты! – Я потряс его за плечо. – Очнись, что ли, пугало огородное…
Веки его затрепетали, голубые глаза распахнулись, но тут же снова захлопнулись. Не успев прийти в сознание, он снова вырубился. Наверное, его сильно напугала моя бородатая, кривая морда. Я, конечно, предполагал, что мой теперешний внешний вид может быть отталкивающим, но чтобы настолько… Подумать только, сразу – брык, и в обморок! Пребывая в самых расстроенных чувствах, я покачал головой, отошел в сторонку и присел на песок, ожидая, когда он снова придет в себя. Ждать пришлось недолго. Вскоре карлик открыл правый глаз и приподнял голову. Он глядел на меня с таким ужасом, словно я был не человеком, а кем‑то, кто пришел из другого мира, чтобы покарать его за грехи, точу потихоньку лезвие острого серпа и напеваю песенку мертвых. А между тем именно он и был представителем мира мертвых.
– Слушай, ты, – сказал я, – я, конечно, не испытываю к тебе благодарности за то, что ты меня сюда закинул, но и зла тоже не держу. Понимаешь меня?
Он ничего не отвечал, только распахнул левый глаз и теперь смотрел на меня в точности как раньше, когда я сидел в клетке, – во взгляде его читалось пытливое любопытство.
– Ну чего уставился?! – сердито спросил я, и он поспешно перевел взгляд в сторону.
– Давай знакомиться, раз уж ты нас сюда вместе зашвырнул. – Я приложил руку к груди. – Меня зовут Дарт Вейньет, я – потомственный принц дома Вейньет, король Стерпора, ну и вообще – славный и во всех отношениях замечательный человек. Сейчас, правда, немного не в форме. А ты кто такой?
Он снова вперил в меня пытливый взгляд, но ничего не ответил – то ли не умел говорить, то ли просто не знал, как его зовут.
– Имя у тебя есть?! – проорал я, потому что начал подозревать, что карлик туговат на ухо.
– Я… э‑э‑э‑э… зовусь Куксоил, – вдруг выдавил он, ткнул себя в лоб и криво улыбнулся, оказалось, что зубов у него совсем мало, да и те черные и растут вразнобой – парочка сильно выдавалась вперед.
– Так ты все‑таки говоришь! – Я усмехнулся и погрозил ему пальцем. – Чего же раньше молчал?
– Не‑э‑э‑э понял, – ответил Куксоил, и на лице его отразилась мучительная работа мозга, он снова ткнул себя в лоб – наверное, пытался таким образом расшевелить тугие извилины.
– Я думал, ты не говоришь, – пояснил я, – а ты, оказывается, умеешь…
– Чего‑о‑о? – с подозрением спросил он.
– Ну, говорить, понимаешь, умеешь..
– Не‑э‑э‑э понял…
– Ну чего ты не понял?! Я думал – ты не говоришь, а ты можешь…
– Не‑э‑э‑э понял…
– Все, забудь. – Я сощурился, стараясь ничем не выдать вновь охватившее меня желание отвесить ему хорошую оплеуху. – Все нормально, все в порядке… Говоришь – вот и славно. А в остальном жаль тебя, конечно.
– Не‑э‑э‑э понял…
– Скажи лучше мне вот что. Ты нас сюда так ловко зашвырнул, может, ты нас можешь и на поверхность забросить?..
Поскольку карлик вытаращился на меня с явным недоумением, я осознал, что требуются некоторые уточнения, присел на корточки и принялся водить пальцем по песку:
– Ну, там травка зеленая, вот такая, деревца растут, вот они, видишь, небо голубое, тучки такие славные над головой плывут, солнышко светит…
Куксоил замер, при виде моего рисунка он испытал нечто похожее на священный ужас. После того как я пририсовал к солнечному диску несколько длинных лучиков, он отшатнулся от изображения на песке, прикрыл глаза ладошкой и издал протяжный стон.
– Понятно, – вздохнул я.
– Не‑э‑э‑э понял, – выдавил в ответ карлик, раздвинул пальцы и осторожно посмотрел между ними.
Поскольку беседа у нас явно не заладилась, я испытал сильное разочарование, смахнул рукой «Внешний мир» и поднялся на ноги.
– Жаль, – сказал я, – а мог бы стать состоятельным гражданином, почетным гражданином Стерпора на пожизненном социальном обеспечении, и тачку бы толкать не пришлось.
Я пожал плечами – мол, о чем с тобой еще говорить, – и двинулся дальше по подземному лабиринту, может, выведет меня куда‑нибудь.
Карлик вдруг разволновался, догнал меня и, схватив за плечо, резко повернул к себе:
– Не‑э‑э‑э надо туда… э‑э‑э… ходить, Куксоил знает…
– Это еще почему? – спросил я, хотя в принципе уже ожидал, что именно услышу в ответ.
– Не‑э‑э‑э по… – начал он.
– А ну заткнись! – раздраженно перебил я его. – Ты же вообще ничего не понимаешь, то есть совсем ничего. Откуда ты знаешь: можно туда ходить, нельзя туда ходить? Ты просто не можешь этого знать, потому что ты ТУПОЙ! ТУПОЙ! Повторяю по буквам – Т‑У‑П‑О‑Й! Понимаешь?
– Не‑э‑э‑э понял, – скорбно ответил он и собирался было развести руками, но ладошки ударились о стены подземного коридора, и Куксоил, поскуливая, принялся потирать их.
Я уже собирался развернуться и отправиться в другую сторону, когда карлик вдруг сделал над собой титаническое усилие и почти внятно произнес:
– Там… э‑э‑э… пещера охе‑э‑эранителей…
– Охера… кого?
– Охе‑э‑эранителей, – пояснил он и закивал так, что мне показалось – сейчас у него голова оторвется.
– Охранителей чего? – спросил я.
Но, должно быть, выдавить из себя еще несколько слов было выше его сил, и он это чувствовал, поэтому только тяжко вздохнул и, пребывая почти в истерике, бешено замотал головой, на сей раз из стороны в сторону.
– Ну что ж, вот я сейчас и посмотрю, что там за охранители, – сказал я и решительным шагом направился дальше по подземному ходу, протестующее мычание и скулеж карлика сопровождали меня.
Он продолжал следовать за мной, только теперь больше не прятался, а семенил рядом, за что я его даже похвалил и похлопал по плечу:
– Пойдешь со мной посмотреть на твоих охеранителей? Ну молодец! Не понял? Ну ничего. Не понял, и ничего. Я уже привык к твоей тупости…
– Не надо… э‑э‑э… туда, – продолжал настаивать Куксоил, он хмурил кустистые брови и поминутно плевался.
– Отстань, назойливый, – попросил я, – ты что, не видишь, я уже принял решение – обязательно посмотрю, что это за охранители, а если я что‑то решил, то никогда не отступлюсь. Потому что я Дарт Вейньет. Понял, надеюсь? Можешь не отвечать, – поспешно уточнил я, потому что он уже открыл рот, намереваясь произнести коронную фразу…
Так мы шли довольно долго, пока стены подземного хода не окрасились в красноватые тона. Затем впереди послышался отчетливый звук чьей‑то тяжелой поступи. Я приложил палец к губам и сделал знак Куксоилу, чтобы он прилег и не маячил. Упрашивать долго его не пришлось – карлик тут же рухнул в песок, словно пустой джутовый мешок, и застыл, закрыв голову руками. Я с трудом растолкал его и заставил ползти вперед. Остаток пути до пещеры охранителей мы проделали на пузе. С единственной рукой ползти мне было довольно трудно (я бы даже сказал несподручно), и все же с поставленной задачей я справлялся куда лучше горбатого Куксоила. Карлик поминутно кряхтел и фыркал, потому что крупинки песка попадали в крупные лохматые ноздри его выдающегося шнобеля. К тому же от страха его стал колотить озноб. Пару раз мне пришлось схватить его за ногу – он намеревался бросить меня одного, развернуться и пуститься наутек. Вскоре мы выползли к весьма обширной пещере, из‑за небольшого холмика песка открывался неплохой вид на то, что происходило внутри.
Охранителей было двое. Ярко‑золотые демоны – таких видеть мне еще не приходилось, – они ни секунды не стояли на месте, а постоянно маршировали из угла в угол, из угла в угол., из угла в угол, меряя пещеру тяжелыми шагами. Насколько я успел заметить, из вооружения у них были только увесистые кулаки, но зато самых внушительных размеров, к тому же украшенные на костяшках острыми шипами. Посредине пещеры высилась каменная глыба в полтора человеческих роста.
– Они что, этот булыжник охраняют? – спросил я у Куксоила.
Когда мне надоело ожидать ответа, я пнул карлика в бок, и он энергично закивал.
– Отлично, – прошептал я, – спасибо за быстрое и внятное объяснение. Если мне что‑нибудь еще понадобится узнать – я в курсе, к кому обратиться.
Я подумал, что спрашивать у него, что же такого ценного в охраняемом демонами булыжнике, занятие явно неблагодарное. Вряд ли он ответит быстро, возможно, мне придется ожидать, пока он сообразит, что я имею в виду, целые сутки, а может, и пару суток. Поэтому я просто решил для себя, что камень – вещь очень ценная и не исключено, что он поможет мне выбраться из Нижних Пределов. А значит, я должен во что бы то ни стало добраться до него, даже если мне придется вступить с этими демонами врукопашную.
Опять вспомнил о руках и представил, как душу проклятого Кевлара, сделавшего меня калекой, единственной левой…
Мне вдруг показалось, что камень налился кроваво‑красным. Я моргнул, и наваждение пропало. Это было уже нечто странное. Камешек явно обладал магической силой. Вызываемые им галлюцинации внушили мне некоторый трепет и еще большие надежды, что он станет моим пропуском во Внешний мир.
– Значится так, – сказал я карлику. – Пришла тебе пора, Куксоил, сделать кое‑что полезное для Белирии, сейчас тебе надо будет привлечь внимание охранителей. Ну, там, руками помашешь, покричишь, а потом тикай отсюда, они побегут за тобой, а я пока разберусь с камнем, погляжу, что в нем такого полезного для нас обоих. Уяснил?
– Не‑э‑э‑э понял, – замотал головой карлик, лицо его вытянулось, а водянистые глазки воровато забегали, и я сделал вывод, что ему все прекрасно ясно, просто очень не хочется привлекать внимание двух здоровенных охранителей к своей скромной горбатой персоне.
– Надо, Куксоил, – я качнул головой, – понимаю твои чувства, но надо! Верь, Белирия тебя не забудет…
Он сильно сопротивлялся, но я так пихнул его коленом, что он кубарем покатился по песку и оказался лицом к лицу, а точнее – мордой к морде с огромными охранителями. Глядя на то, как его жалкая, горбатая фигурка под взглядом красных глаз демонов все больше скукоживается‑складывается почти вдвое, я ощутил нечто похожее на угрызения совести, но потом все трое резко пришли в движение, и я тут же забыл о трепетных чувствах. Карлик мелькнул мимо меня со скоростью метеора. Я почти его не видел, только горбатый силуэт и работающие словно мельничные лопасти в бурю ноги. Следом за ним, тяжело топая, побежали охранители.
– Ничего себе чешет, – пробормотал я, пораженный способностями Куксоила, – его бы на состязания бегунов‑цены бы ему не было.
Я повертел головой, убедился, что демоны скрылись за поворотом, и, осторожно ступая, поспешил к высокому камню.
«Сейчас выясним, что он такое…»
Для начала я постучал по камешку костяшками пальцев, но ничего необычного не произошло. Камень представлял собой цельный кусок скальной породы, хотя и был весьма гладким, словно над ним поработали морские волны. Я обошел его кругом, но опять же ничего необычного не заметил. Тогда я разбежался и ударил в камень ногой, но он даже не шелохнулся, зато я сильно отбил большой палец и заскакал на месте, проклиная чертов булыжник. Что я только не делал, чтобы как‑то задействовать таинственные силы камня. Я даже лизал его серую поверхность, бился в нее головой, а напоследок, отчаявшись вконец, взял да и помочился на камень. Оказалось, именно то, что нужно. Внутри камня вдруг громко хрустнуло, появился длинный разлом, и в него с шипением посыпались крупные угли, я едва успел отскочить в сторону, чтобы не попасть под их стремительный град.
Вместе с углями из трещины выкатился какой‑то продолговатый предмет. На всякий случай я отступил подальше – никогда не знаешь, чего ждать от незнакомых предметов, в особенности если ты находишься в Нижних Пределах. Я даже всерьез подумывал о том, чтобы немедленно пуститься наутек, но потом пригляделся и понял, что это всего лишь амфора с причудливо выгнутой тонкой ручкой.
В камне раздался громкий гул, он все нарастал и нарастал, потом треснувший булыжник мелко задрожал, опасно накренился в мою сторону и вдруг с грохотом разлетелся на куски. Причем один из обломков просвистел рядом с моей головой, я даже ощутил предательскую легкость в ногах и шумно сглотнул слюну. Чуть правее – и камешек, летящий со скоростью пущенного из пращи снаряда, размозжил бы мне черепушку.
Теперь можно было наконец ознакомиться с таинственным предметом. Я приблизился и пошевелил амфору ногой. К моему удивлению, она оказалась холодной, словно не лежала среди пылающих углей, а была замурована во льду. Тогда я поднял амфору и тщательно осмотрел – снаружи она не выглядела сколько‑нибудь примечательной – обычная старая облупленная рухлядь, а вот замазанная сургучом зеленоватая пробка с витиеватой печатью поверх сургуча показалась мне весьма любопытной. Я попробовал поковырять печать пальцем, но тут же отдернул руку – пробка в отличие от кувшина была раскалена почти добела. Это навело меня на самые мрачные предчувствия – внутри могло находиться все что угодно, и это что‑то вряд ли пришло из Внешнего мира. Я бросил амфору на песок и собрался бежать прочь, пока ничего страшного больше не случилось, но тут же подумал: «А что, если в этой холодной амфоре заключено мое избавление, мой пропуск во Внешний мир, что, если кто‑то специально направил меня сюда, в пещеру охранителей, чтобы спасти, а я сейчас пройду мимо единственного шанса. И тогда непременно буду пойман и посажен обратно в клетку, откуда не выберусь уже никогда».
Я решительно подошел к амфоре, схватил с земли продолговатый камень – один из кусков развалившегося монумента, и принялся ковырять сургучную печать на пробке. Камень раскалился докрасна. Я замотал его у основания куском лохмотьев и продолжил вскрытие амфоры.
Чего я ожидал, когда срывал пробку, сказать не могу, но результат оказался ошеломляющим. Послышался хлопок, и внутрь диковинного сосуда со свистом стал затягиваться воздух, снова послышался какой‑то гул, причем доносился он не только изнутри амфоры, но и отовсюду вокруг. Я ощутил, как она забилась у меня в пальцах. Тут, признаться, я сильно струхнул и пожалел, что решил вскрыть древнюю посудину. Я отбросил ее в сторону, словно гадкое насекомое. Амфора запрыгала по песку. Гул, шедший из ее недр, стал невыносимо громким. Я уже собирался бежать по подземному лабиринту, когда из амфоры вдруг вырвалось нечто. Громадная тень легла на стены пещеры, вокруг заметно потемнело, и через мгновение передо мной возник демон самого жуткого и устрашающего вида из всех, что мне приходилось видеть. Демоны‑охранители со своей позолоченной огранкой рядом с ним были просто напомаженными придворными франтами. У выбравшегося из амфоры монстра было агрессивное до лютости выражение широченной морды, зубы не помещались в кривом рту и торчали вразнобой железными клыками, нос представлял собой две длинные уродливые ноздри и почти плоскую переносицу, маленькие глазки пылали желтым светом. Фигура у него была самая что ни есть могучая – мускулистые лапы свисали почти до колен, торс переплетали тугие узлы мышц, а голова переходила в плечи почти отлого – шея у него не была предусмотрена вовсе. Ко всему прочему демон вдруг потянулся к потолку, становясь все выше ростом, отчего все суставы в его могучем теле громко захрустели.
– Ох и затекло тельце, – прорычал он.
Я стоял ни жив ни мертв, благоразумно сохраняя молчание.
«Ничего себе тельце, – пронеслось в голове, – целое телище». Сейчас я думал только о том, как хорошо было бы вдруг стать совсем невидимым, и проклинал свою дурацкую рассудительность – скажите на милость, ну кто еще, кроме меня, мог додуматься до того, чтобы свернуть пробку с этой древней посудины? Нет, очевидно, мой мозг все же повредился! Разве стал бы я, пребывая в здравом рассудке, мочиться на магические булыжники, ковырять колдовские печати? Ответ – нет, не стал бы.
Демон вдруг уставился на меня в упор, и я ощутил, что на деле значит выражение – прошиб холодный пот. Ледяные капли выступили у меня на лбу, покатились по спине, собрались в сжатой в кулак ладони и закапали из нее в белый песок.
– Ну и тупой же ты, человечек, – сказал монстр, оскалив железные зубы, – ну и тупой…
– Почему? – мягко поинтересовался я, стараясь ничем не вызвать его раздражения.
– Ну как же… Я тебе сигналю оттуда, сигналю, мол, здесь я, я здесь – твое спасение, я здесь – твоя судьба, а ты все кидаешься куда‑то, то темницу мою отшвырнешь в сторону, то бежать кинешься, а потом все же вернешься. Пугливый ты какой‑то. И суетливый. Ну и тупой, конечно, тоже.
Я промолчал. Хотя ответить ой как хотелось. Что‑нибудь резкое. Язык так и чесался… Но я сдерживался. Все сдерживался и сдерживался, а потом вдруг резко выпалил:
– Сам ты – тупая скотина!
Но ни единого звука не донеслось из раскрытого рта. Будто бы кто‑то добрый ко мне не позволил мне в это мгновение минутного порыва покончить с собой, а скорее всего, от страха я просто потерял дар речи. Слышал, что такое бывает, но со мной, честное слово, случилось впервые. Наверное, сказался стресс длительного полуголодного заключения. Так и стоял я с распахнутым ртом и выглядел, должно быть, очень глупо, потом откуда‑то изнутри поднялся и прозвучал жалкий писк.
– И‑и‑и, – выдавил я.
Сам‑то я знал, что это и означало – «Сам ты тупая скотина!», но демон никак не мог до этого додуматься. И все‑таки что‑то вдруг вызвало его раздражение – он сжал кулаки и морда его вся собралась в зверскую, пугающую гримасу.
– Кто‑то сейчас умрет! – прорычал он вдруг так грозно, что у меня волосы зашевелились, и не только на голове, но и на всех уцелевших частях тела, и даже брови мои, кажется, встали дыбом. Я осторожно потрогал одну и убедился, что ощущения мои были верными.
– Надеюсь, ты это… не про меня, – сказал я, пытаясь подавить предательскую дрожь в голосе.
– Ты‑то тут при чем?! – Демон смерил меня холодным взглядом. – Нет, умрет тот, кто меня сюда упрятал…
– Рад слышать… – Я шумно выдохнул.
– Что рад слышать? Что меня сюда засадили? – насторожился демон, верхняя губа его приподнялась, обнажая железные клыки.
– Нет, нет, вовсе не этому, – поспешил я заверить его, – рад слышать, что ты расправишься с этим негодяем…