— Жалкий жирный трус! Если уж посмел целиться в меня этой штукой, то лучше сразу пускай ее в ход.
Он угрожающе двинулся вперед. Фитцрой попятился к окнам.
— И пущу! Вот увидишь, пущу!
— Отдай пистолет! — прорычал Синклер.
Он сделал еще шаг, и Фитцрой, закрыв глаза, нажал на спусковой крючок. Раздался громкий хлопок, рукав мундира дернулся в сторону, и спустя мгновение Синклер почувствовал, как по руке потекла струйка крови.
Кроша сапогами осколки стекла на полу, он ринулся к Фитцрою. Тот было замахнулся на него пистолетом, но Синклер исхитрился схватить его за руку и вырвать оружие.
Со стороны лестницы донесся топот тяжелых шагов Джона-О, спешащего на шум; Фитцрой, видимо, их тоже услышал.
— Джон-О! — завопил он. — Скорей сюда!
Толстяк метнул на Синклера победоносный взгляд, однако тот, не помня себя от ярости, крутанул противника к себе спиной, схватил за пояс брюк и, в три шага одолев расстояние до закрытого окна, отправил мерзавца на улицу прямо через стекло. Фитцрой, вопя от ужаса, пролетел вверх тормашками несколько футов и под аккомпанемент звенящих осколков стекла с глухим звуком плюхнулся на каменную крышу каретного навеса. Лошади находящегося под ним экипажа взволнованно заржали.
Джон-О вырос в проходе спальни как раз в тот момент, когда Синклер отходил от окна. Увидев окровавленный лоскут ткани, свисающий у него с левого рукава, ямаец буквально остолбенел.
— Пожалуйста, передайте мадам, — сказал Синклер, протискиваясь мимо Джона-О, — чтобы счет от стекольщика она переслала мне.
Рутерфорд и Ле Мэтр в компании еще нескольких человек с тревогой ожидали его внизу.
— Слава Богу! В тебя стреляли? — воскликнул Рутерфорд, увидев спускающегося по лестнице приятеля.
|
|
— Кто? — поинтересовался Француз. — Неужто этот мерзавец Фитцрой?
— Отвезите меня в госпиталь, — попросил Синклер. — На Харли-стрит.
Рутерфорд и Француз озадаченно переглянулись.
— Он ведь для малоимущих дам, — протянул Рутерфорд.
— В бурю любая гавань хороша, — ответил Синклер.
Как знать, может быть, сегодняшний вечер еще не окончательно испорчен, подумал он.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
11 декабря, 11.45
Шторм бушевал несколько часов и закончился лишь утром следующего дня. Дежурство на поврежденном ходовом мостике было отменено, а сам он закрыт до окончания похода.
Доктор Барнс помогла медперсоналу извлечь осколки стекла из лица лейтенанта Кэтлин Хили, но состояние пострадавшей вызывало серьезное беспокойство, и Шарлотта решила как можно скорее вернуть офицера на Большую землю и показать офтальмологу.
— Она может полностью потерять зрение в одном или даже обоих глазах, — сообщила она капитану в его каюте.
Парселл помолчал, уставившись на пол, затем, после нескольких секунд раздумья, проговорил:
— Начинайте собираться.
— Простите?
— Я планировал еще ближе подойти к станции Адели, перед тем как вы пересядете на вертолет, но, думаю, можно отправить вас уже сейчас.
Неуверенное «думаю» не очень-то вдохновило Шарлотту.
— Придется снять с вертолета часть провизии и оборудования, чтобы снизить вес. Затем вы, мистер Хирш и мистер Уайлд со всеми своими вещами покинете ледокол. Чтобы высадить вас на базе, а потом вернуться на корабль, который уже будет направляться обратно на север, на вертолете должен быть достаточный запас топлива. Лейтенант Рэмзи! — крикнул он офицеру, как раз проходящему мимо по коридору.
|
|
— Сэр!
— Готовьте вертолет. Кто пилоты?
— Энсины Диас и Джарвис.
— Прикажите им залить полные баки топлива и быть готовыми доставить трех пассажиров на станцию Адели. Немедленно.
— Отсюда, сэр? А не…
Капитан оборвал подчиненного на полуслове и отправил выполнять приказ. Снова повернувшись к Шарлотте, он попросил ее передать Уайлду и Хиршу, чтобы те готовились к скорому вылету.
— Сколько времени им предоставить на сборы?
Капитан бросил взгляд на часы.
— Пожалуй, назначим отлет на тринадцать ноль-ноль.
Путем несложных математических вычислений Шарлотта высчитала, что капитан имеет в виду час дня. В их распоряжении примерно пятьдесят пять минут.
Где найти Дэррила, она знала, — бедолага все еще отлеживался на своей койке, чуть менее зеленый, чем накануне, но все-таки очень нездорового цвета. Когда она сообщила ему новость, он закрыл глаза и встал с постели.
— Ты как, нормально? — поинтересовалась она, наблюдая, как биолог, словно сомнамбула, двинулся к дорожным сумкам.
— Угу. Веди сюда Майкла.
— Знаешь, где он?
— А где ему быть? На палубе, ясное дело.
Шарлотте и самой предстояло успеть собрать вещи, поэтому она быстро поднялась на главную палубу и окинула взглядом носовую часть корабля. Майкла на ней не оказалось, тогда она обратила взор на корму, где несколько человек вели сражение с темно-зеленым брезентовым чехлом вертолета. Ветер был такой, что чехол раздувался, словно гигантский капюшон, и метался во все стороны. Наблюдая за происходящим через объектив фотоаппарата, неподалеку стоял Майкл.
|
|
— Ты в курсе, что мы должны занять места в этом вертолете уже менее чем через час?! — крикнула Шарлотта.
— Ага, — ответил он, опускаясь на колени, чтобы сделать снимок с нужного ракурса. — Мне матросы сказали. Большая часть моего багажа так и лежит в сумке нетронутой, поэтому я готов отправиться в путь хоть через три минуты.
— Ах ты, мистер Хитрец! — воскликнула она. — Ладно. Мне надо кое-что сделать, а ты, когда спустишься в каюту за вещами, не забудь прихватить с собой Дэррила. Бедняга все еще еле держится на ногах.
Майкл сделал еще пару фотографий и быстро собрал оборудование. К этому времени он наконец освоил искусство удерживаться на ногах во время качки и мог довольно легко предугадывать, в какой момент и как сильно накренится корабль. И все-таки скучать по нему он не будет. После той глупой вылазки на палубу ночью, не говоря уж о злополучном визите на ходовой мостик, который окончился катастрофой, Майкл ощущал себя персоной нон грата и старательно избегал любой возможности столкнуться с кем-либо из старших офицеров. Даже старшина Казински косился на него, словно Майкл приносил с собой неудачу. После инцидента он сделал все, что было в его силах, чтобы минимизировать последствия случившегося: помог лейтенанту спуститься по лесенке, используя для этого методику пожарных — в течение всего спуска находился на одну ступеньку ниже ее и страховал, поддерживая собственным телом, — а потом вновь поднялся на мостик, где попытался вытолкнуть погибшего альбатроса наружу и заделать разбитый иллюминатор. Впрочем, ничего путного из затеи не вышло — тело птицы, разрезанное краем экрана Кента, словно скальпелем, крепко застряло в проеме. По крайней мере так она выполняла роль своеобразной пробки и не позволяла бушующим волнам заливать мостик.
Нет уж, он будет только рад покинуть корабль и оказаться на станции Адели. Вот где начнется серьезная работа.
Когда матросам удалось наконец совладать с брезентовым чехлом, Майкл, который на своем веку повидал достаточно вертолетов, смог по достоинству оценить винтокрылую машину. Относилась она к классу «Дельфин», простая и надежная, с двумя двигателями и одним несущим винтом, — такие вертолеты сплошь и рядом используют в спасательных, поисковых и полицейских операциях, равно как и для патрулирования морских путей и отслеживания перемещения айсбергов. Как и корабль, на котором они плыли, вертолет был красным — стандартная раскраска, принятая в целях безопасности для всех транспортных средств за Полярным кругом. Среди снегов и льдов цвет может стать решающим фактором, от которого будет зависеть, заметят вас на белом фоне и спасут или потеряют навсегда. Пока Майкл осматривал вертолет, пара матросов протянула к нему топливные шланги, а еще двое стали выгружать из машины какие-то ящики. Суетящиеся матросы напоминали Майклу команду механиков, окруживших гоночный автомобиль на пит-стопе; четкими выверенными движениями каждый выполняет свою работу, при этом почти не обмениваясь словами с напарником.
Майкл подхватил фотографическое оборудование и пошел в каюту. Дэррил сидел на краешке койки и уминал протеиновый батончик.
— Может, сходить в столовую и подкрепиться какой-нибудь горячей пищей? — спросил Майкл, засовывая в сумку бритвенный набор. — У них там сейчас сандвичи с говядиной.
— Не могу.
— Боишься не дойти? Так я принесу.
— Не могу, потому что не ем мяса.
Майкл застыл над дорожной сумкой.
— А ты разве не заметил? — удивился Дэррил.
Теперь, когда Майкл об этом задумался, на него вдруг словно озарение снизошло — ведь он действительно ни разу не видел, чтобы Дэррил ел хоть что-нибудь мясное. В пищу шли фрукты, овощи, горы хлеба, сыра, крекеров, супы из злаков, пироги с вишнями, суфле из шпината, но никаких гамбургеров, свиных котлет или жареных цыплят.
— Давно?
— Еще со времен колледжа, когда начал специализироваться по биологии.
— И какая взаимосвязь? — спросил Майкл.
— Самая непосредственная, — ответил Дэррил, спуская целлофановую обертку батончика еще на дюйм. — Как только я всерьез занялся изучением жизни во всех ее ипостасях и увидел, что все живые организмы, не важно, маленькие или большие, имеют одну общую черту, во мне что-то надломилось.
Майкл понял, к чему тот клонит.
— Ты говоришь о стремлении к выживанию?
Дэррил кивнул:
— Каждое живое существо, от голубого кита до мушки-дрозофилы, всеми силами борется за выживание. И чем больше я изучал животных, даже одноклеточных диатомей, тем более прекрасными они мне казались. Жизнь — это чудо, самое настоящее чудо, черт возьми! Какие бы воплощения она ни принимала. Поняв это, я дал зарок, что без необходимости не заберу больше ни одной жизни.
До тех пор, пока у Майкла не отнимали любимые свиные ребрышки или бифштексы, он мог спокойно принять точку зрения Дэррила. Одно ему было непонятно.
— Почему ты раньше не говорил? В офицерской столовой или кают-компании? Тебе наверняка предложили бы какие-нибудь вегетарианские блюда.
Дэррил помолчал, глядя на приятеля.
— А ты знаешь, как моряки, да и вообще военные относятся к вегетарианцам?
Вопрос поставил Майкла в тупик.
— Скажи я им, что был растлителем малолетних, ко мне и то с большим уважением относились бы, — пояснил Дэррил.
Майкл усмехнулся:
— А на станции Адели что ты будешь делать? И дальше продолжишь утаивать секрет?
Биолог отправил в рот последний кусочек батончика и скомкал обертку в плотный шарик.
— Решу на месте сообразно обстоятельствам. — Он поднялся с койки и стал через голову натягивать свитер. — Другие ученые на станции либо ничего не заметят, либо не придадут этому никакого значения. — Его голова выскочила из горловины свитера. — Предоставь гляциологу на изучение новую пробу льда, и он станет счастливейшим человеком на планете. Пока сам не крутишься у ученых под носом, им до тебя никакого дела.
С этим Майкл был согласен полностью. Ему доводилось жить под одной крышей с несколькими представителями науки — в Бразилии с приматологом и на Юго-Западе с герпетологом. Это были совершенно отрешенные от мира люди, с головой ушедшие в только им понятную работу. А на станции Адели таких высоколобых типов будет целая коллекция.
Дэррил закончил сборы, и они вынесли вещи на кормовую палубу. Пилоты уже сидели в кабине вертолета, занимаясь предполетной проверкой. Вскоре с сумкой доктора Барнс появился старшина Казински, а сама Шарлотта в длинной зеленой куртке шла следом, на ходу собирая косички в один большой узел.
Перед тем как группа погрузилась на борт, попрощаться с ними пришел и капитан Парселл, однако он, казалось, обращался к кому угодно, только не к Майклу.
— От лица службы береговой охраны Соединенных Штатов хочу пожелать вам счастливого пути до станции Адели. Мы были рады вам помочь, и в случае необходимости вы снова можете на нас рассчитывать.
Шарлотта и Дэррил горячо его поблагодарили и обменялись рукопожатиями. Наконец капитан обратил внимание на Майкла:
— Постарайтесь хотя бы реже попадать в неприятности, мистер Уйалд.
— Надеюсь, с лейтенантом Хили все будет в порядке. Могу я попросить вас сообщить мне о ее состоянии через какое-то время?
— Разумеется, — ответил капитан тоном, ясно дающим понять, что делать этого он не намерен.
Подошли два матроса, подхватили сумки и начали укладывать их в багажное отделение вертолета.
Капитан посмотрел вдаль и добавил:
— Пора лететь. Погода вскоре испортится.
С этими словами он козырнул вертолетчикам, повернулся и зашагал на мостик.
Майкл вслед за Шарлоттой и Дэррилом, пригнув голову, прошел через сдвижную дверь в вертолет и плюхнулся на сиденье справа у большого квадратного иллюминатора. Вертолеты конструируются таким образом, чтобы обеспечить максимальный обзор, и Майкл рассчитывал всю дорогу наслаждаться великолепным видом. Дэррил, вероятно, намеренно уселся в середине, возле Шарлотты. В салоне было тепло, поэтому Майкл сразу снял перчатки и куртку. Затем пристегнулся, перебросив через плечо ремень наподобие автомобильного, а когда пилот запустил двигатель, надел гарнитуру переговорного устройства.
Один из матросов снаружи закрыл сдвижную дверь и щелкнул замком. Между пассажирским отсеком и пилотской кабиной тянулся короткий проход. Майкл видел обоих пилотов — от матросов, стаскивающих с вертолета чехол, он узнал, что их зовут Диас и Джарвис. Сейчас летчики щелкали переключателями, проверяли показания на приборах и компьютерных мониторах. Кабина выглядела прямо как уменьшенная копия навигационного мостика корабля.
Вертолет несколько раз чуть подпрыгнул на платформе, покачиваясь, словно девочка-подросток на высоких каблуках, а затем, как будто обретя уверенность в собственных силах, взмыл вверх, одновременно разворачиваясь носом к корме ледокола. Когда корабль остался далеко внизу, вертолет заложил вираж и взял курс на юго-запад. Последнее, что увидел Майкл за бортом, был разбитый иллюминатор на ходовом мостике. Мертвого альбатроса уже извлекли, а пробоину наспех заделали досками, скрепив их крест-накрест алюминиевыми пластинами и герметизирующей клейкой лентой.
Под ними раскинулось море Уэдделла, названное так по имени шотландского охотника на тюленей Джеймса Уэдделла, одного из первых, кто исследовал его в 1820 году. Поверхность воды была сплошь покрыта многочисленными дрейфующими льдинами и исполинскими айсбергами. Они были испещрены глубокими рваными разломами, которые сверху отчетливо просматривались до самого дна; при особо удачном освещении, когда лучи солнца падали под нужным углом, лед внутри расселин сверкал ярким неоновым светом. А когда освещение менялось, чудилось, будто внутри внезапно выключали электричество, и трещины в леднике вновь приобретали вид уродливых шрамов, темных рубцов на мертвенно-бледном лице.
В наушниках раздался треск, и голос энсина Диаса сообщил, что полет займет около часа.
— Надеемся, полет пройдет гладко. Хотя вы уже заметили, что ситуация здесь меняется стремительно.
При этих словах Майкл невольно глянул на Дэррила, которому недавней качки на ледоколе, наверное, хватит до конца жизни. Наушники у биолога были сняты, а сам он блаженно спал, приоткрыв рот и склонив голову на широкое плечо Шарлотты. Врач сидела в больших круглых солнцезащитных очках и задумчиво смотрела на океан.
Майкл догадывался, о чем она размышляет. Когда летишь над безжизненной ледяной пустыней Антарктики, волей-неволей в голову начинают лезть разные, порой самые неожиданные мысли — о незначительности собственной ничтожной жизни и о том, что любая пустяшная неполадка может запустить цепочку событий, результатом которых станет катастрофа или даже гибель. Несмотря на подвиги некоторых исследователей, охотников на тюленей и обычных моряков, веками бороздивших эти опасные воды, Антарктический континент по-прежнему остается самым малонаселенным местом на Земле. Только крайне суровые условия и спасают его от вторжения человека. Когда затраты на добычу последних уцелевших китов ради китового уса и жира стали слишком высокими, их лов наконец прекратился. В результате безжалостного хищнического промысла на морских котиков их почти полностью вывели — сотни и сотни тысяч беззащитных особей зарубили прямо на льдинах, а детенышей обрекли на голодную смерть. Куда бы ни ступала нога человека, истребление животных было таким жестоким, таким беспощадным и таким быстрым, что любой вид оказывался на грани вымирания всего за какую-то сотню лет.
Человек вновь и вновь убивал курицу, несущую золотые яйца.
Цитадель Южного полюса в конце концов выдержала осаду потенциальных завоевателей, отгородилась непроходимыми льдами и убийственным холодом от непрошеных гостей, оставив место лишь ученым. Научные базы и исследовательские станции, вроде станции Адели, разбросаны по всему побережью Антарктиды, но они не более чем маленькие черные камушки, оказавшиеся на широком пляже среди белого песка, — чужеродные темные крапинки в мире синего моря и гор кристально чистого снега. Большинство станций, как узнал Майкл за обедом в офицерской столовой, почти никакого отношения к науке не имели, а служили исключительно одной цели: застолбить территорию и право государства на безграничные минеральные ресурсы.
— Антарктида — единственный континент на планете, не разделенный по территориальному признаку, — как-то просветила его лейтенант Хили за ужином. — В пятьдесят девятом году был подписан «Договор об Антарктике». В нем говорится, что Антарктика, то есть океан или суша южнее шестидесятого градуса, должна оставаться международной зоной, свободной от ядерного оружия. Под документом подписались сорок четыре государства.
— Впрочем, захватнические амбиции стран это не остановило, — добавил Дэррил, накладывая в тарелку картофельное пюре. — Пришел один, придут и остальные.
Лейтенант Хили печально улыбнулась:
— Вы правы. Многие страны, включая таких новичков, как Китай и Перу, построили так называемые научно-исследовательские станции. Таким способом они обеспечивают право на свое участие в любых дискуссиях по поводу Антарктики, а значит, и право на использование природных ресурсов в будущем.
— Иными словами, они, как и мы, спешат занять места за столом, чтобы не быть в стороне, когда начнется дележка пирога. — Дэррил пропихнул в рот еще один комок пюре и, прежде чем успел его проглотить, добавил: — А начнется она обязательно.
Майкл не сомневался, что биолог прав, хотя, глядя в иллюминатор на скованную льдами панораму внизу и большой бронзовый шар солнца на линии горизонта, не мог поверить, что вскоре здесь все изменится. Казалось, бескрайние льды и волнующееся море до скончания веков останутся такими же неприступными, какими были всегда.
На западе появились первые признаки штормового фронта, на который намекал капитан. Тонкие серые тучи, словно мрачный саван, изорванный на полоски чьей-то невидимой дланью, постепенно заволакивали небо. Океан тоже начал волноваться; с каждой минутой волны становились все выше, пенились, сталкиваясь друг с другом. Гонимые усиливающимся ветром, стаи морских птиц беспорядочно метались в воздухе.
Дэррил уже проснулся и сидел прямо; очевидно, морская болезнь наконец его отпустила, так как кожа ученого хоть и выглядела очень бледной — что, впрочем, для рыжего человека нормально, — но уже утратила зеленоватый оттенок. Он улыбнулся Майклу и поднял большой палец. Шарлотта изучала разложенную на коленях карту.
Майкл обратил внимание, что Диас и Джарвис что-то активно обсуждают, показывая на многочисленные приборы и мониторы, а спустя несколько секунд почувствовал, что вертолет начал набирать высоту и вроде бы скорость — по бескрайней белой равнине визуально определить было трудно. Уж не надвигается ли штормовой фронт быстрее, чем они предполагали?
Журналист откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза. Он испытывал неимоверную усталость; спать на борту ледокола было сплошным мучением. В непрерывном гуле двигателей и грохоте винтов, крошащих льдины размером с автобус, в сырости и холоде каюты (от одежды до сих пор несло плесенью) ему едва ли удавалось спать более двух часов подряд. Пару раз во время шторма Майкла даже сбросило с койки на пол. Какое бы спальное место ему ни выделили на станции Адели, он с нетерпением ожидал того момента, когда сможет лежать на неподвижной кровати и не бояться, что самый смертоносный океан на свете, бушующий всего в нескольких футах от уха, проломит переборки и потопит корабль.
Вспомнилась Кристин. Изменилось ли что-нибудь в ее состоянии? Как все-таки странно быть оторванным от мира, внезапно отдалиться, во всех смыслах, от тягот и забот обыденной жизни. Да, он в какой-то степени полностью самоустранился от друзей, семьи и работы. После несчастного случая Майкл замкнулся в себе и переживал горе в одиночестве, не подходя ни к компьютеру, заваленному электронными письмами, ни к телефону, автоответчик которого отфутболивал звонящих. Тем не менее, случись что-то из ряда вон, он немедленно об этом узнал бы. Младшая сестра Кристин так или иначе найдет способ сообщить новость. Но там, куда он направлялся, регулярная связь с внешним миром была затруднена, и возможности должным образом отреагировать на скорбную весть стремились к нулю. Едва ли удастся примчаться к смертному одру или, что хуже, могиле из самого труднодоступного уголка земного шара.
Мысль эта, как ни ужасно, принесла облегчение. Многие месяцы Майкл был круглые сутки на взводе, не мог двигаться вперед без того, чтобы постоянно не оглядываться в прошлое. Что ни говори, а в возникающих между людьми барьерах можно найти и положительный момент — они обладают замечательным свойством снимать с плеч груз ответственности.
Вертолет болтануло, и Майкл, не отрывая головы от кресла, приоткрыл глаза. Обстановка за бортом изменилась: облака, еще недавно похожие на дымку, сбились в целую армию грозных туч, плотно заволакивающих небо. Даже океан вдали почти полностью затянуло клубящимся туманом. Границы между морем и небом, льдом и воздухом стирались, а в Антарктике это одна из страшнейших опасностей, так как весь мир вокруг в считанные минуты способен превратиться в сплошную белую массу, обрекающую человека на гибель. Корабли сталкиваются с айсбергами и тонут, полярные исследователи проваливаются в скрытые снежные расселины, а самолеты, теряя ориентацию в пространстве, задевают пики ледников или врезаются в паковый лед.
— Полагаю, вы уже заметили, — сказал энсин Диас по внутренней связи, — что прямо на нас движется грозовой фронт.
Майкл посмотрел на попутчиков. Шарлотта складывала карту, собираясь ее убрать, а Дэррил изо всех сил вытягивал шею, силясь рассмотреть, что творится за стеклом.
— Мы почти на месте. Сейчас мы движемся вдоль береговой линии и к станции подлетим с северо-запада. Если туман немного рассеется, то вы сможете увидеть старую норвежскую китобойную станцию или даже колонии пингвинов Адели. — Пилот отключился, однако несколько секунд спустя его голос зазвучал вновь: — Энсин Джарвис просит передать, что на выгрузку времени почти нет, поэтому будьте готовы покинуть борт немедленно. Научное оборудование и личный багаж не ждите — их доставят на базу без вас.
Диас снова отключился, на сей раз окончательно.
Майкл подтянул на ботинках шнурки и приготовил куртку, шапку и перчатки, хотя, пристегнутый ремнем безопасности, пока все равно не мог их надеть. Вертолет осторожно снижался, утопая в тумане, как в молоке.
Изредка сквозь пелену проглядывали участки каменистого побережья, а пару раз даже удалось засечь стаи пингвинов, выделяющиеся на снежной равнине большими черными пятнами. Затем Майкл увидел скопление заброшенных деревянных строений цвета копоти и ржавчины, а чуть позже из тумана проглянуло нечто высокое и остроконечное, напоминающее шпиль колокольни. Детальнее рассмотреть очертания постройки было нельзя, поскольку вертолет под влиянием мощных воздушных потоков рыскал из стороны в сторону и то взмывал вверх, то резко проваливался. Через несколько минут машина пролетела над невысоким горным хребтом, сбросила скорость и развернулась; шум роторов сделался заметно громче.
Лопасти вертолета разметали туман внизу, и сквозь белесые завихрения Майкл увидел человека в оранжевой парке и капюшоне; едва удерживаясь на ногах от вихря, поднятого лопастями, он энергично махал им руками. Вокруг, беспорядочно рассеянные по льду и снегу, темнели бурые и серые объекты; некоторые из них ползли, другие при появлении вертолета моментально исчезли, словно растворились в пространстве. Диас и Джарвис склонились над приборной доской, при этом первый что-то быстро тараторил напарнику в микрофон.
Человек внизу на время исчез из поля зрения Майкла, затем снова появился, по-прежнему размахивая руками. Вертолет тряхнуло, забортный мегафон что-то дважды рявкнул, и машина медленно снизилась. Как только лыжи коснулись земли, раздался хрустящий звук, и сразу вслед за ним донесся крик мужчины в оранжевой парке, промелькнувшего в иллюминаторе. Краешком глаза Майкл успел заметить сильно обветренное бородатое лицо в защитных темных очках. Ротор плавно замедлял вращение, гул стихал, а пилоты, пощелкав тумблерами на приборной панели, принялись расстегивать ремни безопасности.
Майкл последовал их примеру.
Диас повернулся к пассажирам.
— Прибыли!
Джарвис уже выбрался из кабины и теперь дергал рукоятку выхода из пассажирского отделения. Наконец дверь рывком открылась, и в салон ворвался шквал ледяного антарктического воздуха. Шарлотта еще пыталась высвободиться из пут ремней безопасности, а Дэррил изо всех сил пытался ей в этом помочь.
— Скорее выходите! У нас мало времени! — заорал Джарвис, протягивая руку Шарлотте, которая, наконец выпутавшись, начала боязливо спускаться на лед.
Следом за ней вылезли Дэррил и Майкл.
Человек в оранжевой парке кричал пилотам что-то о тюленях — тюленях Уэдделла и их детенышах. У Майкла до сих пор немного шумело в голове после рева вертолетного двигателя, поэтому большую часть слов встречающего он не разобрал и двинулся прочь от вертолета, к которому уже бежали несколько человек в солнцезащитных очках и парках. Засмотревшись на Джарвиса, выдвигающего грузовой поддон из багажного отделения в задней части машины, журналист оступился и едва не упал, поэтому снова стал смотреть под ноги. А куда он, собственно, идет? Никаких признаков научно-исследовательской станции в округе не наблюдалось, да и ледовый покров здесь был какой-то странный: Майкл с удивлением обнаружил, что лед весь испещрен дырами шириной приблизительно в несколько футов. Он остановился, заметив на льду что-то красное, влажное и мясистое, и тут же услышал, как оранжевая парка снова закричала:
— Смотрите, куда идете! Тюлени Уэдделла! Они здесь выводят потомство!
Шарлотта с Дэррилом, держась за руки, застыли на месте.
— Отверстия во льду, — продолжал вопить мужчина, указывая на многочисленные ямы вокруг, — это отдушины, прогрызенные тюленями!
В нескольких ярдах впереди Майкл увидел детеныша, который почти полностью сливался со льдом. Затем еще двух. В белых, правда, перепачканных кровью шубках и с большими черными глазами. А позади серым бочонком лежала мать.
И тут еще один тюлень — крупнее и темнее, очевидно, взрослая особь — просунул голову в нору и, как по волшебству, исчез внутри.
— Не останавливайтесь! — крикнул человек в оранжевой парке. — Сойдите со льда!
Какой-то мужчина с заиндевевшими усами повел Шарлотту и Дэррила за собой. Из-за плотного тумана ничего не было видно дальше вытянутой руки, поэтому приходилось продвигаться очень осторожно, мелкими шажками. По ледяной корке, которая и в обычных-то условиях скользкая, идти было еще сложнее из-за луж крови и разбросанных то тут, то там тюленьих последов. Майкл облегченно выдохнул, лишь когда выбрался на грубый каменистый участок суши, покрытый мхом. Резкий порыв ветра развеял туман, и ярдах в пятидесяти перед собой Майкл увидел горстку грязно-серых сборных домиков, возвышающихся над вечной мерзлотой. Они жались друг другу так тесно, как, наверное, жались бы строения в студенческом городке самого затрапезного колледжа на свете. В центре лагеря высился покрытый инеем флагшток, на морозном ветру развевался американский флаг.
Сзади к Майклу подошел человек в оранжевой парке.
— Мы называем это место оранжереей Антарктики.
Майкл поежился и потопал холодными, заляпанными кровью ботинками.
— Но должен сразу предупредить, — продолжал говорить сотрудник станции с сильным бостонским акцентом, — здесь далеко не всегда так комфортно.
Часть II
СТАНЦИЯ АДЕЛИ
И добрый южный ветр нас мчал,
Был с нами Альбатрос,
Он поиграть, поесть слетал
На корабельный нос.
В сырой туман на мачте он
Спал девять вечеров,
И белый месяц нам сиял
Из белых облаков.
— Господь с тобой, моряк седой,
Дрожишь ты, как в мороз!
Как смотришь ты? — «Моей стрелой
Убит был Альбатрос».
«Поэма о старом моряке»
Сэмюэль Тэйлор Кольридж, 1798
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
2–5 декабря
Первые дни пребывания на станции Адели слились в одну сплошную полосу. И не только потому, что произошло слишком много событий, а из-за притупившегося чувства времени. Когда солнце светит круглые сутки и по ночам его лучи пробиваются через щели в жалюзи, единственный способ понять, сколько сейчас времени — посмотреть на часы и для надежности уточнить у кого-нибудь, если цифры сбили вас с толку и вы все еще не понимаете, то ли на часах 11.30 дня, то ли 11.30 ночи. Но если со временем худо-бедно разобраться можно, то как быть с днями недели? Ведь ни утренних газет, ни программ телепередач, в которых можно было бы посмотреть число, здесь нет. Привычные ориентиры, с помощью которых раньше вы отсчитывали время и регулировали ход собственной жизни — во сколько ложиться спать и вставать, когда идти в спортзал или на занятия йогой, в каком часу уходить с работы и возвращаться домой, — здесь исчезали. Тут даже не имело значения, выходной сейчас или будний день, поскольку в Антарктиде вам вряд ли удастся устроить свидание, сходить в кино, по случаю заночевать в гостях или, например, отвести детей на тренировку футбольной команды. Обо всем этом приходится только мечтать. В Антарктике все находится в состоянии «свободного плавания», и вы либо заведете для себя новый распорядок — хоть какой-нибудь — и адаптируетесь к новым условиям жизни, либо постепенно свихнетесь.