С другой стороны… как все это воплотить в жизнь? Как проделать длительный путь до Штатов с таким необычным (вряд ли на свете есть другие, подобные ей) пассажиром, как Элеонор? Задачка непростая, учитывая, что она никогда не видела самолетов, автомобилей или тех же CD-проигрывателей. У нее нет паспорта и прочих документов, удостоверяющих гражданство, а рассчитывать на то, что королева Виктория подтвердит ее британское подданство, не приходится.
Но даже если отбросить очевидные трудности, с которыми они столкнутся в путешествии, как он сможет позаботиться о ней в таком необычном физическом состоянии? Майкл невольно стал прикидывать, где в Такоме находится ближайший банк крови.
В полумиле впереди он увидел черное скопление дымовых труб, складских строений, сараев, а поодаль, на вершине холма — башенку церкви. Майкл с удовлетворением отметил, что Мерфи с Франклином, как и было задумано, сразу начали уходить вправо, к усыпанному выбеленными костями берегу и остову парохода «Альбатрос». Если Синклер действительно на китобойной станции, живой и невредимый, то велика вероятность, что он забаррикадируется в комнате священника позади алтаря. В таком случае Майклу хотелось первым его обнаружить. Он должен попытаться воззвать к разуму лейтенанта и успокоить его страхи. Если Синклер жив, не исключено, что он проявит подозрительность, недоверие к чужакам, а то и агрессию. У него были для этого все основания, учитывая пережитое.
Поэтому Майклу хотелось быть одному в тот момент, когда он обнаружит лейтенанта. Если обнаружит… Кстати, как они поступят с беглецом? Тоже запрут в изоляторе?
Лоусон остановил машину, немного не доезжая до центрального двора для свежевания — железные вагонеточные рельсы могли повредить лыжи снегоходов. Майкл подъехал к напарнику и заглушил мотор. Вмиг наступила звенящая тишина. Журналист поднял забрало шлема, и лицо, словно хлесткой пощечиной, обожгло ледяным ветром.
— И что теперь? — обратился к нему Лоусон.
— Давай ты начнешь поиски с осмотра этих построек и дворов, а я пойду на вершину холма и постепенно буду спускаться тебе навстречу, — предложил Майкл, чтобы отделаться от напарника.
Кивнув, Лоусон подхватил гарпунное ружье, повесил шлем на руль своего снегохода и отправился в путь. Майкл тоже снял шлем и направился к церкви. Поднявшись по склону, он увидел покосившиеся могильные камни, а вскоре и церковную дверь. Сейчас обе ее половины были плотно прикрыты. Любопытный знак, поскольку раньше одной из створок мешал закрыться наметенный сугроб. Возможно, внутри кто-то есть.
Отбрасывая короткую тень прямо себе под ноги — в эти дни солнцестояния небесное светило висело прямо над головой, — Майкл поднялся по деревянным ступенькам. Услышав внутри царапанье, а затем и лай, он навалился плечом на скрипучую дверь и вошел. Навстречу журналисту с радостным тявканьем бросилась свора ездовых собак и принялась бешено прыгать вокруг. Майкл опустился на колени, позволяя лайкам облизать ему лицо и руки, а сам тем временем окинул взглядом пустой зал. У выхода грудой лежали кое-какие вещи и провизия, как если бы их хозяин собирался в скором времени покинуть пристанище, а на алтаре Майкл заметил подсвечник и черную винную бутылку.
Ну и что теперь делать? Покричать, объявив о своем присутствии, или тихо прокрасться в комнату в надежде застигнуть беглеца врасплох?
Майкл до сих пор не понимал, пытается он спасти Синклера или, напротив, пленить…
Он крадучись двинулся по проходу мимо старых скамеек, завернул за алтарь и направился к комнате позади. Дверь была приоткрыта. Распахнув ее, Майкл увидел, что постель помята, как если бы на ней спали, однако огонь в печке погас; пахло холодными углями и влажной шерстью. Через открытое окно — оно было нараспашку, а ставни все еще слабо покачивались — Майкл заметил согнувшуюся человеческую фигуру, которая, крадучись между надгробиями, огибала церковь сзади.
Это определенно не был кто-то из членов поискового отряда.
Человек был с непокрытой головой, в красной расстегнутой парке с белым крестом на спине. Майкл узнал в ней одну из курток, которые висели на вешалке в псарне. У мужчины были русые волосы и усы такого же цвета.
Значит, Синклер… возлюбленный Элеонор. Выжил-таки.
При виде спасающегося бегством лейтенанта Майкл почувствовал вдруг странное нытье в груди, которое, впрочем, быстро прошло.
Он стремглав выскочил из комнаты и понесся по залу, барабаня ботинками по скользкому от снега полу. Собаки тут же гурьбой бросились ему навстречу.
— Не сейчас! — крикнул он, отпихивая от себя мохнатые морды животных.
К тому времени как Майкл добежал до наружных дверей, Синклер, для устойчивости расставив руки в стороны, уже спускался по холму, иногда бегом, иногда скользя. Галуны на мундире и болтающиеся на поясе ножны блестели золотом под распахнутой паркой. Мужчина прорывался к заводским цехам, где некогда потрошили китов и вытапливали из их внутренностей жир. Он скрылся в узком проходе между двух больших строений, но Майкл за ним не поспевал, так как с гарпунным ружьем наперевес приходилось спускаться по обледенелому склону очень осмотрительно.
Он попытался прикинуть, куда Синклер может направиться дальше. Должно быть, тот услышал стрекотание снегоходов, а может, его и правда застигли врасплох. Приготовленное у входа снаряжение наводило на мысль о том, что Синклер заранее планировал вылазку. Но если он хотел просто спрятаться, то почему сразу этого не сделал? Наверное, среди цехов и складов китобойной станции есть нечто, что он хочет заполучить.
Единственное, что приходило Майклу на ум, было оружие.
Далеко впереди мелькнула красная куртка и шмыгнула между сараев. Майкл бросился следом. К счастью, Лоусона не было видно — Майклу меньше всего хотелось, чтобы тот вмешался в это дело, — зато слышалось отдаленное жужжание снегоходов Мерфи и Франклина. Те ехали вдоль береговой линии. Теперь главное — перехватить Синклера; тогда у Майкла будет небольшой промежуток времени, чтобы убедить лейтенанта сдаться.
И тут он вспомнил про ржавые гарпуны, развешанные по стенам постройки, которая в былые времена, вероятно, служила кузницей. Но где конкретно она находится? Майкл на секунду остановился, чтобы перевести дыхание и сориентироваться на местности. На кузницу в прошлый раз он обратил особое внимание. Она была где-то вдали, слева от него. Точно Майкл не помнил, однако был уверен, что сможет ее опознать по огромному ржавому якорю, приставленному к воротам.
Майкл понесся дальше по склону, направив гарпунное ружье вниз и в сторону от себя, на случай если он вдруг упадет и чертова пушка самопроизвольно выстрелит. Журналист оставлял за спиной один пустующий цех за другим, бегло осматривая помещения, но внутри видел лишь болтающиеся на шкивах цепи, длинные поцарапанные верстаки, ножовочные полотна и огромные котлы на приземистых железных опорах. Он вдруг осознал, что, каким бы беспорядочным и несуразным на первый взгляд ни казалось нагромождение построек, в планировке станции все-таки есть определенная система. В частности, на это указывало расположение вагонеточных рельсов. Здешняя инфраструктура напоминала примитивную сборочную (вернее, разборочную, если быть точным) линию, на которой проходил полный цикл обработки китовых туш, от освежевания до переработки шкур и хрящей. То тут, то там Майкл натыкался на кости, зубы и даже окаменелые глаза животных размером с мяч, небрежно сваленные горками под стенами строений.
Он остановился на перекрестке, от которого в разные стороны разбегались узкие проходы и улочки, и снова попытался воссоздать в памяти первый ознакомительный визит в городок китобоев. Тогда он подъехал с юго-западной стороны, а значит, двигался вдоль открытой площадки, которая сейчас находится от него по правую руку. Майкл рванул туда и вскоре, к огромному облегчению, увидел якорь, приваленный к низким черным воротам.
Он перешел на шаг и осторожно заглянул внутрь, однако в кузнице не было ни следа присутствия человека и царила полная тишина. Наверное, он ошибся в своих догадках. И только Майкл пригнул голову, чтобы зайти в помещение — в дальней части виднелась еще одна распахнутая дверь, частично перегороженная нагромождением бочек, — как вдруг возле его щеки что-то просвистело и вонзилось в стену всего в футе от него. Гарпун. Древко заплясало у Майкла над ухом, тогда как наконечник прочно засел в деревянной доске.
— Ни шагу дальше! — услышал Майкл, хотя в полумраке заваленного хламом цеха не увидел противника. — И бросьте оружие.
Майкл разжал руку, и ружье со звоном брякнулось на каменный пол.
Перед Майклом, обособленная от остальных приспособлений, стояла огромная дымовая труба из красного кирпича, очевидно, кузнечный горн, а перед ней — черная железная наковальня. Из-за трубы вышел человек; верхнюю одежду он успел сбросить и теперь был только в красной кавалерийской форме. На боку у мужчины болталась сабля, а в руке он сжимал второй гарпун.
— Кто вы?
— Меня зовут Майкл. Майкл Уайлд.
— Что вы здесь делаете?
— Пришел за вами.
Повисло недоброе молчание, нарушаемое лишь стоном ветра, который проникал в дымоход и гулял по кузнечному горну. В воздухе витал слабый запах старых, давно потухших углей.
— Должно быть, вы лейтенант Копли, — сказал Майкл.
Мужчина опешил, но быстро оправился от удивления.
— Раз вам это известно, получается, вы и Элеонор знаете?
— Да. Она в безопасности, — заверил его Майкл. — Мы хорошо о ней заботимся.
Глаза Синклера вспыхнули злобой, и Майкл моментально пожалел о неудачном выборе слов. Синклер определенно полагал, что обладает исключительным правом прикасаться к Элеонор.
— Она в лагере, — продолжал Майкл. — На станции Адели.
— Вот, значит, как вы называете это место.
Синклер выглядел и говорил как британский аристократ — во всяком случае, такими их представляли в фильмах, которые видел Майкл, — однако в глазах лейтенанта сверкал безумный блеск, словно от него можно было ожидать чего угодно. Впрочем, для Майкла особым сюрпризом это не было.
Он лихорадочно пытался придумать, что сказать, чтобы заставить Синклера опустить гарпун.
— Мы здесь не для того, чтобы причинить вам вред, — произнес журналист. — И в мыслях не было. На самом деле мы может вам помочь.
«И что дальше? Продолжать трепать языком или лучше заткнуться?» — думал Майкл.
— Сколько вас здесь?
Синклер тяжело дышал, выпуская в воздух рваные облачка пара, и Майкл только сейчас понял, каких физических усилий стоила лейтенанту пробежка. Он еле держался на ногах, хотя и продолжал демонстрировать несгибаемость характера.
— Четверо. Нас всего четверо.
Наконечник гарпуна дрогнул. Синклер медленно закрыл веки, затем резко их распахнул.
Выражаясь словами Экерли, «восстановил изображение»? Это снова напомнило Майклу о том, какую смертельную опасность представляет человек напротив.
— Мы здесь, на Южном полюсе, работаем, — пояснил Майкл. — Мы американцы.
Гарпун опустился ниже. Майкл мог поклясться, что по губам Синклера скользнула легкая улыбочка.
— Раньше, давным-давно, я мечтал попасть в Америку, — сказал Синклер и откашлялся. — Мне она представлялась чем-то идеальным. Ни я там никого не знаю, ни меня никто не знает.
Уголком глаза Майкл уловил в проеме задней двери какое-то движение. Синклер, должно быть, проследил за его взглядом, так как, вскинув гарпун, резко обернулся. Не успел Майкл выкрикнуть: «Стойте!», как в кузницу, разметав бочки, с заднего входа ворвался вооруженный винтовкой Франклин.
Мгновение Синклер колебался, но когда увидел наведенное на него дуло оружия, метнул гарпун. В ту же секунду раздался оглушительный выстрел, и во все стороны полетели высеченные из дымовой трубы осколки кирпича. Один из них, словно шершень, ужалил Майкла в щеку, а другой, поменьше, угодил в глаз. Майкл согнулся, прикрыв лицо руками, а когда поднял голову, увидел, что гарпун торчит в одной из бочек и покачивается. Франклин продолжал стоять, держа винтовку наготове, однако смотрел вниз… на Синклера. Тот лежал на наковальне, безвольно свесив с нее руки и конвульсивно подергивая пальцами.
В помещение, тоже со вскинутым пистолетом, влетел Мерфи.
— Ты что наделал?! — взревел Майкл.
— Он в меня гарпун метнул! — Но кажется, Франклин был поражен не меньше Майкла. — В любом случае я в него не попал. Пуля угодила в трубу.
Майкл бросился к Синклеру и увидел, что на затылке у того рана, из которой, пропитывая русые волосы алым, стекает кровь.
— А это тогда что?
— Рикошет. Винтовка заряжена резиновыми пулями. Наверное, пуля от трубы отскочила.
Мерфи обошел наковальню с другой стороны, и вместе с Майклом они осторожно опустили Синклера на пол, а затем перевернули на спину. Глаза мужчины впали, а губы посинели. Майкл думал сейчас лишь о том, как происшествие повлияет на Элеонор.
— Давайте-ка отвезем его в лагерь, — сказал Майкл. — Надо, чтобы Шарлотта его осмотрела. Быстрее.
Мерфи кивнул и встал.
— Сначала придется его связать…
— Он в отключке, — возразил Майкл.
— Пока да, — парировал Мерфи. — Но что, если очухается? — Начальник бросил взгляд на Франклина. — Свяжем, а потом погрузим сзади на мой снегоход. На станции сразу поместим его в карантин. Подожги сигнальную шашку, чтобы Лоусон знал, что мы здесь и готовы возвращаться.
Франклин вышел на улицу исполнять распоряжение.
Майкл вспомнил Экерли, которому однажды тоже устроили «карантин» — положили на ящик в запирающемся продуктовом складе, и чем все это закончилось…
— Вам известны правила, — сказал Мерфи Майклу. — До дальнейшего распоряжения никто, кроме нас, не должен знать, что он на станции. Ясно?
— Ясно.
— К Спящей красавице это особенно относится.
Майкл и сам предпочел бы сохранить секрет. Одним больше, одним меньше, подумаешь… В последнее время он явно преуспел в сокрытии информации. Вопрос лишь в том, как долго удастся скрывать происшедшее здесь? Если о Синклере другие работники базы могут и не узнать, то с Элеонор совсем иная история. Насколько Майкл мог судить, между ними установилась прочная эмоциональная связь. Прочная настолько, что он бы не удивился, если бы Элеонор уже почувствовала, что Синклера обнаружили… ранили… и он на пути к ней.
ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
22 декабря, 19.30
Пока Дэррил нес рыбу к аквариуму, она так отчаянно извивалась в его руках, что он едва ее не выронил.
— Держись, — приговаривал он. — Потерпи.
Биолог выпустил ее в резервуар, в сектор, который зарезервировал за представителями вида Cryothenia Hirschii. Рыба немного поплавала по емкости, затем медленно опустилась и залегла на дно, присоединившись к своим собратьям, таким же неподвижным и совершенно прозрачным. Даже если окажется, что это действительно неизвестный науке вид, а Дэррил в этом не сомневался, открытие, конечно, нисколько не тронет простого обывателя. В сущности, смотреть здесь было особо не на что — рыбы как рыбы. Но в научных кругах, где знают цену подобным открытиям, находка сделает ученому громкое имя.
Одна лишь кровь рыб, не говоря уже об их общей морфологии, обладает рядом уникальных характеристик, и с ней наверняка проведут еще не одну тысячу экспериментов. Дэррил был уверен, что «антифризные» гликопротеины в крови этих рыб, резко отличающиеся от гликопротеинов других антарктических белокровок, однажды принесут человечеству огромную пользу. Он уже сейчас навскидку мог назвать несколько будущих изобретений, в основу которых лягут результаты этих исследований, от средств борьбы с обледенением самолетных крыльев до незамерзающих покрытий глубоководных зондов.
Впрочем, нынешние эксперименты биолога преследовали более необычные цели. Когда Шарлотта сообщила о пропаже из лазарета пакета с плазмой, никто из них ни секунды не сомневался, куда он исчез. Ясное дело, его присвоила Элеонор Эймс. Если она когда-нибудь покинет приют станции Адели и снова поселится на Большой земле, ей придется каким-то образом избавиться от страшной зависимости. Дэррил, будучи человеком умным, понимал, что на Элеонор будет сосредоточено внимание всех средств массовой информации, а раз так, то и удовлетворять непрекращающуюся потребность, не говоря уже о том, чтобы просто ее скрыть, у девушки не будет никакой возможности.
Получив дополнительные образцы крови Элеонор, ученый немедленно засел за работу. Бесконечные анализы, тесты и эксперименты приходилось проводить исключительно по наитию, но, учитывая, с какой необычной проблемой он столкнулся, это и неудивительно. Ее кровь, как и кровь Экерли, имела фагоцитарный показатель, который в буквальном смысле не лез ни в какие рамки, однако вместо уничтожения только чужеродных тел, бактерий и клеточного мусора в кровеносной системе фагоциты поглощали еще и красные кровяные тельца. Сначала ее собственные, а затем, если была возможность, и те, что поступали из внешних источников.
Что, если, размышлял Дэррил, удастся найти способ удержать нормальный для нее запредельный показатель токсинов — он определенно помогает поддерживать жизнь в самых неблагоприятных условиях, — параллельно введя в систему дополнительный элемент, который подавит необходимость в заимствованных эритроцитах? Короче говоря, что, если обучить организм Элеонор парочке трюков, которыми пользуются холоднокровные, лишенные гемоглобина рыбы?
Он создал десяток различных комбинаций крови, разлил их по пробиркам и аккуратно подписал. После этого поместил материал в мини-холодильник, где обычно хранил безалкогольные напитки, и стал время от времени поглядывать на них, отслеживая изменения. Дэррил как раз хотел снова проверить образцы, когда услышал громкий стук в дверь.
Он открыл ее, и в лабораторию, хлюпая мокрыми ботинками по резиновому коврику, вошел Майкл.
— Могу предложить какой-нибудь прохладительный напиток.
— Очень смешно, — ответил Майкл, отбрасывая на спину заснеженный капюшон.
— А я и не шучу. — Дэррил выудил из мини-холодильника бутылку пива, откупорил ее и уселся на лабораторный стул. — Где тебя носило?
— На китобойной станции.
Дэррил сразу смекнул, с какой целью Майкл туда ездил.
— Нашли его?
Майкл заколебался, но Дэррилу хватило и этой заминки.
— Жив?
Майкл опять тянул с ответом. Он расстегнул парку и бухнулся на ближайший стул.
— Что бы там ни сказал Мерфи, забудь, — произнес Дэррил. — Сам понимаешь, информация так или иначе до меня дойдет. Кто, кроме меня, знает, как проводить анализы крови на этих агрегатах?
— Да, — ответил наконец Майкл. — Но все прошло не совсем гладко. Он ранен, и Шарлотта сейчас оказывает ему помощь.
— Насколько серьезное ранение?
— По словам Шарлотты, у него легкое сотрясение мозга и рана на голове.
— Так, значит, он в лазарете, — заключил Дэррил.
Он был уже готов помчаться в медицинский блок за свежим образцом крови.
— Нет. На продуктовом складе.
— Снова?
— Мерфи не хочет подвергать станцию риску.
Дэррилу, хотя и неохотно, пришлось признать, что начальник прав; в конце концов биолог своими глазами видел Экерли «в действии». Можно только догадываться о том, что произойдет после воссоединения Элеонор с другой заблудшей душой, предположительно пораженной таким же дьявольским недугом. Парочка может сформировать крайне нежелательный альянс.
— Ну а у тебя как дела продвигаются? — немного небрежно спросил Майкл.
— Смотря что ты имеешь в виду.
— Лекарство. Нашел какой-нибудь способ помочь Элеонор?
— Если ты спрашиваешь, сумел ли я всего за несколько дней разрешить самую большую загадку в истории гематологии, то отвечу «нет». Луи Пастер тоже не сразу добился результата.
— Извини, — сказал Майкл.
Дэррил мгновенно пожалел, что ответил так резко, и добавил:
— Но кое-какой прогресс наметился. Есть у меня несколько интересных наметок.
— Это хорошо. И даже здорово. Я очень на тебя надеюсь. — Майкл сразу воспрянул духом. — А мне содовой можно?
— Да, без проблем. Угощайся.
Майкл вытащил из холодильника бутылку содовой и, встав возле аквариума с рыбами Cryothenia Hirschii, сделал несколько глотков.
— У меня и самого появилась одна безумная идейка, — произнес он наконец, не поворачиваясь к Дэррилу лицом.
— Вот уж не думал, что ты силен в вопросах гематологии! — Дэррил закрыл колпачком очередную пробирку и сделал на ней помету. — Однако я готов выслушать любые выкладки.
— Я не об этом, — ответил Майкл. — Моя задумка заключается в том, чтобы на самолете обеспечения, который заберет меня, вывезти и Элеонор.
— Что?!
— И если бы ты нашел лекарство или хотя бы способ стабилизировать ее состояние, — продолжал Майкл, поворачиваясь к биологу, — я бы мог вернуть ее в цивилизацию.
— Ей надо не на самолетах летать, а на карантине сидеть под наблюдением специалистов Центра контроля заболеваний, — ответил Дэррил. — У нее болезнь крови, сопровождающаяся, как бы это помягче выразиться, серьезными побочными эффектами…
Но взгляд Майкла ему очень не нравился, и Хирш добавил:
— Этой женщине вход в мир людей строго-настрого запрещен. Неужели ты этого не понимаешь?
— Господи! Разумеется, понимаю! — раздраженно воскликнул Майкл.
— И если у тебя туго с памятью, то напомню, что теперь у нас есть второй пациент со сходной проблемой. Или ты планируешь и его взять с собой?
— Если бы мы нашли решение проблемы, — сказал Майкл упавшим голосом, — то да, взял бы и его. — Он сделал большой глоток содовой. — Пришлось бы.
— Это безумие. Самолет прилетает… э-э-э… через девять дней, кажется? — сказал Дэррил. — И знаешь что: искренне сомневаюсь, что на его борт, кроме тебя, взойдет еще кто-нибудь.
Майкл стоял как в воду опущенный. Запущенный им пробный шар сдулся, так и не успев толком взлететь.
— Что ты можешь сделать, — сказал биолог, чтобы подбодрить Майкла, — так это попросить Шарлотту поскорее предоставить мне образец крови этого вашего… напомни-ка его имя.
— Синклер Копли.
— Вот-вот. Синклера Копли. А пока, вместо того чтобы отвлекать меня всякими дикими идеями, пошел бы ты в комнату да поспал. Глядишь, утром тебе в голову ударит еще какая-нибудь бредятина. Покруче этой.
— Спасибо за совет. Может, и ударит.
— Буду ждать с нетерпением, — бросил Дэррил и, отвернувшись, снова погрузился в работу.
Прежде чем отправиться спать, Майклу предстояло заглянуть на узел связи. Он обходил его стороной несколько дней, хотя Гиллеспи оставил для него уже три сообщения с настоятельной просьбой перезвонить. У Майкла всякий раз находилась веская причина отложить разговор с редактором. Да и что он ему скажет? Что обнаруженные во льду тела благополучно растаяли… и ударились в бега? И что теперь ожившая парочка сидит под замком? Поверит ему Гиллеспи, как же… Или, может быть, рассказать, что случилось с Данцигом, а потом и с Экерли? Ну а что, взять да поведать историю про двух воскресших мертвецов, которых свела с ума какая-то загадочная зараза и превратила в этаких полярных зомби. Майклу даже любопытно стало, как далеко он сможет зайти в своем рассказе, прежде чем Гиллеспи открыто усомнится в его психическом здравии. А если редактор и узнает правду, то как поступит? Позвонит в штаб-квартиру ННФ в Вашингтоне и сообщит, что у сотрудников станции массовое помешательство и требуется немедленная эвакуация? Или сначала попытается переговорить с самим начальником базы, не кем иным, как Мерфи О’Коннором? Тем самым Мерфи О’Коннором, чьим последним напутствием было: «Что бы ни происходило на станции Адели, информация об этом должна оставаться на станции Адели».
Майкл позвонил Гиллеспи домой, надеясь, что попадет на автоответчик, однако редактор поднял трубку после первого же гудка.
— Надеюсь, я тебя не разбудил, — раздался на том конце голос Майкла сквозь статические потрескивания.
— Майкл?! — почти проорал в трубку Гиллеспи. — Как же трудно до тебя дозвониться!
— Есть немного. Но в таком месте не жизнь, а сплошная кутерьма.
— Подожди секунду. Я приглушу музыку.
Майкл уставился на оставленный кем-то на столе блокнот. На обложке от руки был нарисован Санта-Клаус на санях и, надо сказать, нарисован весьма недурно. Майкл мысленно вернулся на год назад, к Рождеству, тогда Кристин подарила ему походную палатку, а он ей — акустическую гитару… на которой ей так и не представилась возможность научиться играть.
— А теперь рассказывай, — снова заговорил Гиллеспи, — как там наша история продвигается? Я собираюсь обратиться в декоративно-художественный отдел, чтоб там как можно скорее приступили к подготовке обложки и макетов. Как только у тебя появится черновой материал текста — мне плевать, насколько сырой! — я должен сразу с ним ознакомиться. — Он тараторил так быстро, что слова, кажется, натыкались одно на другое. — Что там нового насчет тел во льду? Вы их уже разморозили? Какие-нибудь предположения есть относительно их происхождения?
Что Майкл мог ответить? Что он не только знает, кто они такие, но еще и знает их по именам, потому что те лично представились?
— Меня прежде всего интересует женщина, — признался Гиллеспи. — Как она выглядит? Полностью разложилась или все-таки ее можно будет поместить на всю страницу и не перепугать юных читателей?
Майкл был в полнейшем замешательстве. Не хотелось вешать на уши Гиллеспи лапшу, но и разглашать правду он определенно не собирался. Ему претила мысль о том, чтобы описывать Элеонор как неодушевленный объект, подходящий или не подходящий для публикации в журнале.
— Думаю, тело достаточно хорошо сохранят, чтобы его можно было где-нибудь экспонировать, — продолжал трещать Гиллеспи. — ННФ наверняка захочет похвастаться находкой, и не удивлюсь, если они выставят женщину на всеобщее обозрение в Смитсоновском институте.
У Майкла оборвалось сердце. Он сто раз успел пожалеть о том, что так поспешно проинформировал Гиллеспи об открытии, и теперь сокрушался, что не может повернуть время вспять и переиграть все заново. Не может скрыть правду. Хотя, может, и сейчас все еще можно исправить?
— Тут такое дело… — произнес он. — Я тогда, кажется, немного поторопился с выводами.
— Немного поторопился с выводами? — переспросил Гиллеспи. Первая фраза, произнесенная им медленно. — Ты что имеешь в виду?
Ох, если бы сам Майкл знал, что он имеет в виду… Он так и видел, как редкие волосенки на голове Гиллеспи с каждой секундой становятся еще реже.
— Эти тела… В общем, это не совсем то, о чем я думал.
— Ты к чему клонишь, черт возьми? Это либо человеческие тела, либо нет! Не хочешь ли ты сказать, что…
Пока он говорил, Майкл намеренно потряс трубкой, и связь прервалась, а когда через несколько секунд восстановилась, журналист сказал:
— Извини, Джо, но тебя плохо слышно. Можешь повторить последнюю фразу?
— Я спрашивал, настоящая это история или выдуманная? Потому что если ты просто валяешь дурака, то знай, что мне такие шуточки не по нутру.
— Я не валяю дурака, — повторил за ним Майкл. — Боюсь, я сам себя ввел в заблуждение. Оказалось… Оказалось, что это не настоящая женщина, а просто… фигура, вырезанная из дерева.
— Фигура… вырезанная… из дерева?..
— Ну да. Какие раньше на бушпритах кораблей прикрепляли. — Майкл сам восхитился собственной находчивостью. — Довольно старая и очень красивая, но это совсем не замерзшая женщина. Да и мужчины позади нее никакого не было — всего лишь кусок дерева с изображением человека, правда, искусно выполненный. Должно быть, я наткнулся на обломки старинного корабля. — Майкл мог бы и дальше сочинять, но боялся, что у Гиллеспи разыграется воображение и он попросит сделать фотографии корабельной фигуры. В таком случае придется городить что-то похожее из подручных средств. — Ты даже не представляешь, Джо, как мне стыдно.
— Стыдно? — тихо произнес Гиллеспи. — И это все? Тебе стыдно? А я-то собирался сделать тебя лицом «Эко-Туризма». Планировал за немалые бабки нанять PR-агентство, чтобы они разместили твою физиономию во всех крупнейших изданиях.
Майкл понимал: после того, что он сейчас наплел, шансы преподнести миру сенсацию — прославиться, получить премию, а может, и разбогатеть — разом стали призрачными.
— Но у меня полно другого отличного материала — про заброшенную китобойную станцию, последнюю разрешенную в Антарктике собачью упряжку, чудовищный шторм, в который я попал, огибая мыс Горн. Тонны материала.
— Хорошо, Майкл, хорошо. Поговорим об этом подробнее, когда вернешься. Сразу после Нового года. Тогда и покажешь, что ты там наскреб.
— Разумеется, — ответил Майкл, продолжая мысленно прикидывать, какой урон только что нанес собственной карьере. Судьба даровала ему уникальный шанс для карьерного роста, а он взял и добровольно его похоронил.
— Ты вообще как себя чувствуешь?
— Отлично, — ответил Майкл.
— А с Кристин ситуация какая? Изменения есть?
Он догадывался, что у Гиллеспи на уме — наверняка редактор решил, что из-за затянувшейся трагедии у Майкла немного поехала крыша. Майкл решил извлечь из ситуации выгоду, хотя использовать факт смерти Кристин, чтобы оправдаться, и было противно.
— Кристин умерла, — сообщил он.
— О Боже! Что ж ты раньше-то не сказал?
— Смерть Кристин плюс непривычные условия жизни на станции… Может, я и правда немного не в себе. — Своим тоном Майкл дал понять, что дела его действительно плохи.
— Слушай, мне очень жаль, что так вышло с Кристин. Соболезную.