Михаэль Энде
Вуншпунш, или Тениалкогадский волшебный напиток
Зимняя сказка – 0
Вуншпунш, или Тениалкогадский волшебный напиток
В последний вечер уходящего года стемнело необычайно рано. Нависла густая тьма – зловещая, словно она просочилась из склепа отцеубийцы. Чёрные тучи заволокли небо, снежная пурга вот уже несколько часов заметала Мёртвый парк.
В глубине виллы «Ночной кошмар» ничто не подавало признаков жизни – одни только тени, вырывающиеся из открытого камина, где пылало пламя. Его отблески окрашивали магическую лабораторию призрачным цветом трупной зелени.
На каминной полке захрипели часы, очень похожие на часы с кукушкой. Только вместо лесной птахи каждый час показывался искусно сделанный большой палец человеческой руки, по которому лупил молот.
– А! – вскрикнули часы. – А! А! А! А!
Стало быть, пробило пять.
Тайный магосоветник Бельзебуб Шуткозлобер метнул в сторону часов раздражённый взгляд. Его ожидали большие неприятности. И очень скоро. Самое позднее – в полночь, когда старый год сменится наступившим.
Маг восседал в кресле с высокой спинкой. Один вампир, золотые руки, вырезал это мебельное чудо из досок собственного гроба, а на обивку пустили шкуру вервольфа. Трубка, которую курил маг, представляла собою маленький череп со стеклянными зелёными глазами. Всякий раз, когда Шуткозлобер затягивался, они вспыхивали адским огнём. Облака табачного дыма, плавающие под потолком, то и дело сами собой складывались в причудливые фигуры: цифры и формулы, извивающиеся змеи, летучие мыши, бесплотные призраки, но чаще всего – знаки вопроса.
Длинный, костлявый, маг зябко кутался в просторный домашний халат из ядовито‑зелёного шёлка. Маленькая голова Шуткозлобера была совершенно лысой и сморщенной. На крупном орлином носу восседали массивные очки в чёрной оправе. Блестящие линзы, толстые как лупы, неестественно увеличивали глаза мага. Уши господина тайного магосоветника торчали на лысой голове, как ручки кастрюли; что до рта, то он был таким узким, словно кто‑то прорезал его бритвой.
|
|
Наконец он прекратил мерить комнату шагами и задумчиво поскрёб лысину.
– Эликсир номер девяносто два сегодня ещё не будет готов, – пробормотал он.
Он приблизился к камину.
Посреди зелёного пламени на железной треноге стоял горшок, в котором булькал тошнотный супчик. Чёрный, как чернила, и тягучий, как слизь улитки. Супчику, к сожалению, ещё булькать и булькать, доколе он выкипит и претерпит надлежащие трансмутации.
Когда эликсир будет окончательно готов, он превратится в безвкусное снадобье, которое легко подмешать в любую пищу или напиток. Всякий, кто отведает его, навеки утвердится во мнении, что продукция, исходящая от Шуткозлобера, служит лишь одной благой цели: дальнейшему прогрессу человечества. Маг намеревался сразу после Нового года начать поставки чудо‑ снадобья во все супермаркеты города. Там оно будет продаваться под названием «Лучшая диета доктора Бодряковского».
Тайный магосоветник отложил трубку, задумчиво блуждая взором в полумраке лаборатории. В тёмных углах таинственно поблёскивали реторты, бутыли, колбы, спиралевидные трубки. Жидкости всевозможных цветов вздымались и опускались, булькали и переливались по сосудам, словно живые. Кроме того, лаборатория была оснащена компьютером и несколькими электрическими приборами.
|
|
Сроки, сроки… Здесь он безнадёжно отставал. И ничего не мог с этим поделать.
Внезапно послышался тихий кашель. Шуткозлобер подскочил.
В огромном старинном вампокресле восседал Некто!
«Ага! – подумал Шуткозлобер. – Вот оно. Началось!»
Разумеется, всякий маг привык к тому, что время от времени его посещают разного рода сверхъестественные существа. Как правило – привидения с головой под мышкой, чудища с тремя глазами и шестью руками, драконы, плюющиеся огнём, и прочие неопасные уроды.
Но нынешний посетитель… Это было нечто совсем иное. Он выглядел совершенно обыкновенным человеком. Человеком с улицы. И это по‑настоящему пугало.
Визитёр был облачён в строгое чёрное пальто, чёрную фетровую шляпу, чёрные перчатки, а на коленях держал чёрную папку с бумагами. Его бледное лицо решительно ничего не выражало. Бесцветные глаза не моргали. У визитёра вообще не было век. Он произнёс почти беззвучно:
– Имею ли я удовольствие лицезреть тайного магосоветника профессора доктора Бельзебуба Шуткозлобера?
– Именно это удовольствие вы и имеете. Что дальше?
– Простите великодушно – я не представился. – Не вставая с кресла, визитёр слегка приподнял шляпу, обнажив на миг два маленьких красноватых бугорка на гладком белом черепе. Они напоминали два гнойных нарыва. – Мое имя – Червини. Грехогадус Червини, с вашего позволения.
– А кто дал вам право обременять меня своими визитами?
|
|
– О, – без тени улыбки отозвался господин Червини, – нижайше прошу простить меня, милостивый государь, но даже вам не следовало бы задавать мне столь откровенно идиотский вопрос.
Шуткозлобер хрустнул пальцами.
– Следовательно, вы явились от?..
– Совершенно справедливо, – подтвердил гость. – Оттуда.
И он указал большим пальцем себе под ноги.
– Я прибыл с персональным поручением от его Адейшего Превосходительства, господина министра Вечной Тьмы. Собственно, я – исполнитель приговора.
– О, чёрные дыры вселенной! Должно быть, произошло недоразумение.
– Посмотрим, – отозвался господин Червини.
Из чёрной папки он извлек документ и протянул его Шуткозлоберу.
– Этот договор вам, без сомнения, хорошо знаком, господин магосоветник. Вы получили неограниченную власть над всей совокупной природой и собратьями по человеческой расе. Взамен вы обязаны до конца каждого года способствовать истреблению пяти видов насекомых, рыб или млекопитающих; далее – отравлению пяти рек; далее – истреблению по меньшей мере десяти тысяч деревьев и так далее, и так далее, вплоть до последнего пункта; вы приняли на себя обязательство ежегодно насылать на мир по меньшей мере одну эпидемию (эпизоотию), вследствие которой происходило бы массовое вымирание (околевание) людей (животных), либо же и людей и животных одновременно. И последнее: производить определённые манипуляции с климатом вашей страны таким образом, чтобы вызывать засухи (наводнения). В истекающем году вы выполнили это обязательство только наполовину, мой уважаемый коллега. Мой шеф находит это весьма, весьма огорчительным. Между нами – он рвёт и мечет.
Шуткозлобер воскликнул:
– Но старый год ещё не закончился! У меня осталось время до полуночи.
Господин Червини уставился на него немигающим взором.
– Вы полагаете, что за эти краткие минуты успеете выполнить все свои обязательства, милостивый государь?
– Само собой разумеется! – хрипло взлаял Шуткозлобер. Маг вытер с лысины холодный пот носовым платком. – Прошу учесть, в дело вмешались непредвиденные обстоятельства!
– Ах, обстоятельства… – протянул господин Червини.
Маг вплотную надвинулся на своего гостя и навис над его шляпой:
– Невозможно вести даже обычную войну на уничтожение без того, чтобы враг этого не заметил. Природа… э… перешла в яростную оборону! Первые, кто начал бунтовать против истребления, загрязнения, опошления, оподления, утилизации, стерилизации и адаптации всего сущего к грандиозному замыслу Его Превосходительства, были, разумеется, так называемые духи‑ элементалы, то есть гномы, горные карлики, ундины всякие и эльфы. Мне стоило огромного напряжения сил изловить и обезвредить их. Но тут кое‑кто из животных начал прозревать. У фауны, так сказать, пробудилось сознание! Млекопитающие и прочие созвали Верховный Совет, который принял решение разослать по всем сторонам света тайных агентов‑наблюдателей. Их задача – определить источник зла. Один из таких шпионов сумел проникнуть в мой дом. Я говорю о своём коте. К счастью, он не блещет умом. Я сытно кормил его, баловал, поэтому он воображает, будто я – большой друг животных. Да он боготворит меня, этот маленький недоумок. Выполнять взятые на себя обязательства и одновременно вводить в заблуждение шпиона, проникшего в мой дом, – всё это потребовало изрядного напряжения. Мне приходилось работать в нечеловечески тяжёлых условиях. И прежде всего это стоило мне – к несчастью! – времени.
– Печально, – прервал его господин Червини, – весьма и весьма огорчительно. Но всё это – ваши личные проблемы, мой дорогой.
Шуткозлобер съежился.
– Поверьте, я давно с превеликим удовольствием подверг бы этого проклятого кота вивисекции или зажарил живьём, но любая из этих мер всполошит Верховный Совет зверей. Там информированы о местопребывании кота. А покончить с животными куда труднее, нежели с гномами и им подобными, не говоря уже о людях. С людьми я почти не встречаю затруднений… Пожалуйста, разъясните это его Адейшему Превосходительству.
Господин Червини взял с кресла свою папку.
– В круг моих обязанностей не входит передавать какие‑либо поручения.
– Что это значит?! – возопил Шуткозлобер. – Его Превосходительство должен принять во внимание! В конце концов, я не кудесник… То есть я, конечно, маг, но существуют же границы… И к чему вообще такая спешка? Этому миру в любом случае скоро конец – ведь мы на правильном пути, а годок‑другой – такая малость, это ничего не решает.
– Вы получили предупреждение, – произнёс господин Червини с ледяной вежливостью. – Ровно в пол ночь, когда старый год сменится новым, я вернусь. И если до того момента вы не сумеете претворить в жизнь надлежащую сумму обязательств по ежегодному злу, на вас будет возложено административное взыскание. От души желаю вам приятного вечера.
Посетитель исчез.
Магосоветник рухнул в кресло, сорвал с носа толстые очки и закрыл лицо руками. Если бы чёрные маги умели плакать, он рыдал бы сейчас в три ручья. Но из глаз Шуткозлобера выкатились лишь два сухих солёных шарика.
Бельзебуб Шуткозлобер в развевающемся шелковом халате метался по комнатам и коридорам своего дома. Он промчался по библиотеке. Пробежал глазами заглавия на кожаных переплётах. «Незнание – сила», «Путеводная звезда отравителя колодцев», «Энциклопедический словарь проклятий»… И ни одной книжонки, способной помочь в безвыходной ситуации!
Маг выскочил в коридор, по стенам которого на высоких стеллажах стояли тысячи больших стеклянных банок. В каждой сидело по духу‑элементалу. Здесь имелись все разновидности гномов, блуждающие болотники, лешаки косматые, кикиморники (белые и серые), плешивые банники, дедки лошадные, а также так называемые «человечки лесные», кобольды, эльфы цветочные, руса‑ лы мокрые и русалы древесные, редкая разновидность ундин – пестрохвостка озёрная, водный дух, имелось и несколько огненных духов – саламандр. Каждый экспонат был заботливо снабжён аккуратной этикеткой.
Наконец Шуткозлобер добрался до маленькой комнатки, на двери которой было написано:
Убранство небольшого помещения представляло собою верх роскоши для самой избалованной кошки. Здесь было много старой плюшевой мебели, о которую так приятно точить когти; повсюду лежали клубки ниток и другие игрушки; на низеньком столике стояла тарелочка со сметаной и несколько других с разнообразными лакомствами; имелось даже зеркало в высоту кошачьего роста, перед которым можно вылизываться, любуясь своей внешностью. В уютной корзине в виде небольшого облака с голубыми ситцевыми подушками и занавесочками лежал, свернувшись, маленький толстый кот и спал. Он был трёхцветным и напоминал туго набитый диванный пуфик, снабжённый коротенькими ножками и хвостиком.
Чуть больше года назад Маурицио появился в этом доме по тайному поручению Верховного Совета зверей. Тогда он был хвор и покрыт струпьями и так изголодался, что можно было пересчитать у него все рёбра. Маг был с ним притворно ласков, и в конце концов кот разоткровенничался:
– Возможно, поначалу вы приняли меня за обыкновенную бродячую кошку. Однако мои рыцарственные предки ведут происхождение из Неаполя, откуда, как известно, вышли все великие певцы. Я и сам был известным миннезингером. Но вот в той местности, где я жил, почти все кошки внезапно были сражены жестокой немочью. Рыба, которую мы ели, оказалась ядовитой, ибо река, где её ловили, была отравлена. Я утратил мой дивный голос. Все остальные… почти все они умерли…
Шуткозлобер изобразил глубочайшее потрясение. На самом деле он отлично знал, кто отравил реку. Но для виду он посочувствовал Маурицио и даже назвал его «трагическим тенором эпохи».
– Если ты доверишься мне, – вымолвил маг, – я постараюсь вернуть твой прекрасный голос.
С этого самого дня Маурицио именовал Шуткозлобера не иначе как «дражайший маэстро». О поручении Верховного Совета зверей он теперь почти не вспоминал.
Маленький кот чувствовал себя обитателем страны грёз. Он ел и спал, спал и ел и становился всё толще, всё ленивее.
И всё‑таки никто не может беспробудно спать целыми днями. Даже кот. То и дело Маурицио поднимался на свои коротенькие ножки и бродил по дому, с трудом волоча брюшко. Шуткозлоберу приходилось постоянно быть начеку. Кот не должен был застать его за работой над каким‑нибудь злокозненным магическим проектом.
И вот Шуткозлобер стоит перед пуховой постелькой и созерцает мирно сопящий меховой шарик.
– Это всё твоя вина! – прошипел он.
А беспечный котик тихо замурлыкал во сне.
Вскоре Шуткозлобер уже сидел в своей лаборатории за столом и что‑то писал при свете лампы.
Он решил составить завещание.
По листу запрыгали нервные буквы.
Моя последняя воля:
находясь в трезвом уме и здравой памяти, я, Бельзебуб Шуткозлобер, тайный магосоветник, профессор, Doctor honoris causa, будуги в возрасте 187лет 1 месяца и 2 недель…
Он остановился и принялся жевать авторучку, заправленную вместо чернил синильной кислотой.
– Какой прекрасный возраст! – пробормотал он. – Я ещё так молод! Слишком молод для того, чтобы провалиться в ад!
Внезапно на стол вскочил маленький кот. Маг вздрогнул от неожиданности. Кот выгнулся и зевнул.
– Как спалось господину камерному певцу? – осведомился маг.
– Право, не знаю, – ответил Маурицио капризно. – Я так измучен! Всё время эта страшная усталость…
Кот принялся умываться, сидя прямо на завещании, но внезапно прервал своё занятие и воззрился на мага.
– Что случилось, дражайший маэстро? У вас угнетённый вид.
Шуткозлобер отмахнулся.
– Ничего не случилось.
Маурицио положил мордочку на ладонь мага и тихо замурлыкал.
– Я разгадал вашу печаль, маэстро. Сегодня, в последний вечер старого года, когда весь мир готов встретить праздник весёлым застольем, вы сидите здесь всеми забытый! О, как мне жаль вас!
– Я и весь остальной мир – разные вещи, – проворчал Шуткозлобер.
– Именно, – согласился кот. – Вы гений, вы величайший благодетель людей и животных. Все воистину великие всегда одиноки. Я слишком хорошо изведал это. Но неужто вам не хочется хоть ненадолго нарушить своё уединение, пойти прогуляться, развлечься?
– Типично кошачья идея, – раздражённо отозвался маг. – Терпеть не могу весёлые компании.
– Но маэстро, – с жаром продолжал Маурицио, – разве не сказано: разделить радость – значит, удвоить её?
Шуткозлобер хлопнул ладонью по столу.
– Наукой доказано, – резко ответил он, – что часть всегда меньше целого. Я ничего не намерен делить. Ни с кем! Прошу это запомнить.
– Хорошо, хорошо, – сдался кот.
Шуткозлобер нетерпеливо фыркнул.
– Ступай в свою комнату! Я размышляю. У меня полно забот.
– Возможно, я сумел бы каким‑нибудь образом быть вам полезным, дражайший маэстро? – услужливо спросил маленький кот.
– Ну хорошо, – вздохнул маг. – Если ты так уж настаиваешь… Помешай эликсир номер девяносто два – вон в том котле, в камине.
Маурицио спрыгнул со стола, подковылял к камину и схватил передними лапами хрустальную палочку.
– Уверен, это очень важное целебное снадобье, – прошептал он, осторожно размешивая палочкой тошнотворное варево. – Может быть, это лекарство для моего голоса? Вы так долго разрабатываете его, маэстро!
– Замолчишь ты наконец? – огрызнулся маг.
– Яволь, маэстро, – покорно отозвался Маурицио.
Некоторое время царила тишина. Слышен был лишь дьявольский визг снежной бури за окнами.
– Маэстро, – шёпотом заговорил кот, прерывая молчание, – дорогой маэстро, я хочу раскрыть перед вами душу.
Шуткозлобер не ответил. Скроив гримасу крайнего утомления, он опустил голову на руки. Почему‑то это приободрило кота, и тот продолжал громче и смелее:
– Я должен кое‑что сообщить вам. Нечто такое, что давным‑давно тяжким бременем лежит на моей совести. Я – не тот, кем кажусь.
– А кто – тот, кем кажется? – пробормотал Шуткозлобер.
Кот взволнованно продолжал:
– Всё то время, что я живу здесь, кое о чем я постоянно умалчивал, маэстро. Этого‑то я сейчас и стыжусь! Поэтому я решил рассказать вам всё.
Тайный магосоветник открыл глаза и поглядел на Маурицио тяжёлым взглядом. По губам мага запрыгала ехидненькая улыбочка, но маленький кот этого не замечал.
– Вам известно, что в мире творятся страшные дела. От повальных болезней гибнет всё больше и больше живых существ. Поэтому мы, звери всего мира, собрались на внеочередной открытый съезд, где было принято решение выявить, кто является источником всеобщего экологического бедствия. Для этого наш Верховный Совет разослал повсюду тайных агентов. Таким‑то образом я и оказался в вашем доме, дражайший маэстро. Я… шпион.
Кот замолчал и смотрел на мага огромными горящими глазами.
– Не переживай! – отрывисто бросил маг. Он едва удерживался, чтобы не хихикнуть.
– Вы… можете простить меня, маэстро?
– Ну ладно, полно тебе, Маурицио. Разумеется, я прощаю тебя. Забыто.
– О, – потрясённо выдохнул кот. – Что за сердце! Золотое сердце!
– Ну хватит этой душещипательной чепухи! – оборвал маг.
И в этот момент в дверь постучали.
Магосоветник осторожно приблизился к двери. На левой руке он носил кольцо с крупным рубином. Рубин этот представлял собою оружие массового поражения.
Шуткозлобер медленно поднял руку, прищурил глаз, настроил камень и прицелился… Тонкий как нитка красный лучик лазера пронзил тьму коридора и оставил на массивной входной двери дымящийся след. Магосоветник палил из рубина, покуда толстые брусья не покрылись оспинами от уколов лазера. Наконец убойная сила камня иссякла.
– Ну‑с, кто бы там ни был, – проговорил Шуткозлобер, тяжело переводя дыхание, – теперь он, надеюсь, затих.
Он вернулся в лабораторию и уселся за стол.
– Маэстро… – залепетал кот. – А если вы попали… в того, кто был за дверью?
– Так ему и надо, – рявкнул Шуткозлобер. – Нечего ломиться в мой дом.
– Но вы ведь даже не знаете, кто это был! А если кто‑то из ваших друзей?
Шуткозлобер выдавил безраздостный смешок.
– Ты не знаешь света, мой дорогой. Хороший друг – мёртвый друг.
И тут постучали опять.
Шуткозлобер сжал челюсти.
– Окно! – закричал Маурицио. – Я думаю, маэстро, там кто‑то есть!
Он вскочил на подоконник, приоткрыл ставень и сквозь щёлку выглянул наружу.
– Кто это тут сидит? – прошелестел он. – Кажется, птица… Возможно, бедняжку пригнала нужда, – заметил кот. И не дожидаясь дальнейших распоряжений магосоветника, распахнул окно.
Вместе с облаком снега в лабораторию влетел ворон. Он был таким ощипанным, что напоминал большую бесформенную картофелину, в которую кто‑то вкривь и вкось понатыкал с десяток чёрных перьев.
Ворон плюхнулся на пол, забарахтался на тощих ногах, с трудом восстановил равновесие, после чего взъерошил своё жалкое оперение и разинул клюв.
– Здррасьте‑прриехали! Здоррово! Здоррово! Здоррово! – каркнул он неожиданно громким голосом. – Пррострелили последние хвостовые перрья! Куда катится мирр?!
Тут наконец до ворона дошло, что в помещении находится кот, который таращит на него большие пылающие глаза.
– Пожирратель птиц! Подаррочек!
Маурицио, который за всю свою недлинную жизнь не поймал ещё ни одной птицы, поначалу вообще не понял, о чём идёт речь.
– Привет! – добродушно мяукнул он. – Добро пожаловать, друг!
Склонив голову набок, ворон поглядывал то на кота, то на магосоветника и в конце концов проворчал:
– Ежели вам не составит, значит, трруда, господа хорошие, тогда, пожалуй, может, того… закрыть бы это окно. Что‑то в левом крыле у меня свербит. Не рвиматизм ли крючит…
Кот закрыл окно, спрыгнул с подоконника и принялся бродить вокруг да около облезлого пройдохи.
В разговор вступил Шуткозлобер:
– Маурицио, спроси этого стервятника, кто он такой и что здесь забыл.
– Мой добрый маэстро желает знать, – проговорил кот вежливым тоном, – какое имя ты носишь, незнакомец, и в чём твоя нужда.
Птица вертела головой, стараясь не выпускать кота из виду.
– Ну так передай своему драгоценному маэстре от меня пламенный прриветик! Звать меня Якоб Кракель, а сам я, так сказать, воздушный гонец мадамы Тираньи Кровопийцы, его многоуважаемой тётушки. – Тут ворон сверкнул глазами. – А кроме того, я не стервятник. Я, если угодно, старый, битый жизнью ворон, бедовая птица.
– Ну погляди ты, ворон! – насмешливо молвил Шуткозлобер. – Хорошо, что сказал, а то ведь с первого взгляда и не распознаешь…
– Перья‑то у меня повыпадали ещё давно – попал в ядовитое облако. В последнее время этой дряни всё больше, а почему – никто и в толк не возьмёт. –
Тут ворон почему‑то подмигнул коту. – Своему дражайшему маэстре ты так скажи: не нравится ему мой гаррдерробчик – пусть не глядит.
– Маэстро! – воззвал кот. – Бедняга и впрямь в крайней нужде.
– Ну так спроси эту ворону, – сказал магосовет‑ ник, – почему это она тебе потихоньку подмигивает.
– Это ненамеренно, – заявил Якоб Кракель. – Это у меня от неррвов.
– Ну‑ну, – проговорил Шуткозлобер. – И с чего бы это тебе быть таким нервным, а?
– Потому как террпеть не могу всяких там надутых типов, которые только и умеют, что болтать языком, а чуть что – и когтями в моррду!
Маурицио понял, что его оскорбляют. Он взъерошил шерсть, прижал уши и прошипел:
– Маэстро, дозвольте мне выдернуть этот бесстыжий клюв!
Магосоветник взял кота на колени и принялся его гладить.
– Ещё не время, мой маленький герой, успокойся. Он же сказал, что явился от моей многочтимой тётки.
Ворон хрипло каркнул:
– Ах, клюньте меня под хвост, вы оба! Я мчался сквозь мрак, ураган, бурю, дабы провозгласить о скором прибытии своего начальства, а угодил прямёхонько к ужину, где мне отведено место не за столом, а в меню!
– Что?! – в панике переспросил Шуткозлобер. – Тётя Тиранья хочет меня навестить? Когда?
Якоб Кракель подпрыгивал и тряс клювом.
– Когда? Сейчас! Теперь! Немедленно! Да она почти уже здесь!
Шуткозлобер застонал:
– Ещё и это!..
Склонив голову, ворон наблюдал за магосоветником. Он казался очень довольным.
– Ага, кажется, беду накаркал. Таков уж я.
– Полвека тётушка Тити не казала ко мне личика, – жалобно ныл магосоветник. – С чего бы это ей вдруг вздумалось нагрянуть? И именно сегодня! Так невовремя!
Ворон пожал крыльями.
– Она говорит, что непременно должна провести нынешний праздничный вечер вместе с горячо любимым племянником, ибо он нарыл где‑то какой‑то там ррецепт, что ли, пунша или ещё какой‑то отрравы, – так она говорит, – ну, ей вроде бы как именно этот ррецепт позаррез и нужен, как она сказала.
Шуткозлобер стряхнул кота с колен и вскочил.
– Ей известно всё! – вырвалось у магосоветника. – Под маской родственных чувств пытается она проникнуть в мой дом и совершить кражу интеллектуального имущества!..
После чего изрыгнул длиннейшее древневавилонское ругательство, отчего десяток шаровых молний запрыгали над полом.
Маурицио так перепугался, что совершил гигантский прыжок и оказался на голове акульего чучела, висевшего на стене в числе прочих препарированных трофеев.
И тут кот обнаружил, что ворон спасся точно таким же манером, и теперь оба они сидят, вцепившись друг в друга и в сушёную акулу.
Тайный магосоветник рылся в завалах бумаг на своём письменном столе и кричал:
– Клянусь кислотными дождями! Ни одной запятой, ни одной формулы моих драгоценнейших вычислений ей не видать! Все бумаги я спрячу в моём абсолютно непроницаемом, стопроцентно заколдованном потайном погребе.
Он порывался бежать, резко останавливался, оборачивался, дикими глазами озирался по сторонам.
– Маурицио, пестицид на твою голову, где ты прячешься?
– Здесь, маэстро, – робко отозвался кот, высовываясь из‑за сушёной акулы.
– Слушай! – заорал магосоветник. – Пока меня нет, ты будешь караулить этот наглый вороний шнобель. Не вздумай заснуть. Запри его в своей комнате. Не доверяй ему ни в коем случае, не вступай с ним ни в какие разговоры.
Он выбежал прочь так стремительно, что развевающийся ядовито‑зеленый халат едва поспевал за своим хозяином.
Ворон уставился на кота, а кот – на ворона.
– Ну так что? – осведомился ворон.
– Что – что? – зашипел Маурицио.
Ворон опять подмигнул.
– Не смекаешь, коллега?
Маурицио был сбит с толку, но сдаваться не хотел.
– Лучше попридержи‑ка клюв! Нам нельзя болтать. Маэстро запретил.
– Так ведь он смылся, – хмыкнул Якоб. – Теперьто мы можем разговаривать открыто, коллега.
– Никаких провокаций! Не подлизывайся, – строго отозвался Маурицио. – Ты мне не нравишься.
– Да я никому не нравлюсь, – ответил Якоб. – Но мы должны помогать друг другу. Это наш долг.
– Тихо! – рявкнул кот и попытался принять грозный вид. – Пойдём ко мне в комнату. Прыгай вниз – и не пытайся бежать!
Когда оба зверя оказались в тёмном коридоре, где на стеллажах хранились большие стеклянные банки, Маурицио спросил:
– Почему ты всё время называешь меня «коллегой»?
– Святая удавка! Да потому что мы коллеги и есть! – ответил Якоб.
– Кот и пернатое, – с достоинством объявил Маурицио, – естественные враги.
– Естественно, – согласился Якоб. – То есть это естественно в естественном состоянии природы. А когда оно неестественное, то и естественные враги становятся, естественно, коллегами.
– Постой‑ка! – сказал Маурицио. – Что‑то я не понял.
– Ты здесь для того, чтобы наблюдать за своим маэстро. Так?
– Ч…то? – растерянно переспросил Маурицио. – И ты… тоже?
– Я шпион у моей мадамы, у ведьмы, – объяснил Якоб. – Ну как, птенчик, заглотил наконец червячка?
Слушай, ты не будешь против, если я почешусь? Всё время свербит.
– Пожалуйста, пожалуйста! – ответил Маурицио, сделав изящное движение лапой. – Ведь мы же коллеги.
Элегантно расположив пушистый хвост, Маурицио созерцал, как Якоб скребёт когтями голову.
Этот ощипанный ворон внезапно сделался так мил кошачьему сердцу.
– Почему же ты сразу мне не открылся?
– Да пытался уж, пытался, – проворчал Якоб. – Я тебе всю доррогу подмигивал.
– Ах, да! – вскричал Маурицио. – Но тебе следовало бы сказать мне обо всём вслух.
– Чтобы твой шеф всё слышал?
– Мой маэстро и без того всё знает.
– Что?! – подскочил ворон. – Дознался?!
– Нет, – сказал Маурицио. – Это я поведал ему всю правду.
Ворон так и разинул клюв.
– Меня это прросто роняет с ветки! Повторри ещё раз!
– Я обязан был так поступить, – объяснил Маурицио. – Я долго наблюдал за ним и пришёл к выводу, что он достоин доверия. Всё это время он обращался со мной как с настоящим принцем.
Якоб глядел на Маурицио во все глаза.
– Это кррах!
– Ты вообще ничего не знаешь о моём маэстро, – оскорблённо замяукал кот.
– Раскрой глаза! – прохрипел Якоб. – Как ты полагаешь, что ЭТО ТАКОЕ?
Он протянул крыло, указывая на полки.
– Это? Лечебница, – ответил Маурицио. – Маэстро пытается лечить несчастных гномов и эльфов.
Якоб Кракель всё больше выходил из себя.
– Тюряга – вот что это такое! Пыточная камера! А твой драгоценный маэстро на самом деле – самое отвратительное существо, какое только топчет белый свет! Отравить воду, наслать хвори на людей и животных, уничтожить леса и поля – вот в чём он великий мастер, твой маэстро, а больше – ни в чём!
От возмущения Маурицио задохнулся.
– Это… это… немедленно возьми назад… ты, клеветник… иначе… иначе!.. – Он весь так и распушился и выпустил когти.
– А мне по баррабану! – закаркал Якоб. – Я говорю то, что думаю, с тех пор, как у меня вырос клюв, понял ты, блохастый кошачий барон!..
И тут совершенно внезапно кот и ворон превратились в клубок из шерсти и перьев, который принялся кататься по полу туда‑сюда. Противники сцепились так, что только клочья летали.
– Сдавайся, – выкрикнул Маурицио, – иначе ты – труп!
– Сам сперва сдавайся, – прохрипел Якоб, – не то откушу тебе хвост!
Они разом выпустили друг друга и, задыхаясь, уселись один против другого.
Со слезами на глазах пытался маленький кот распрямить свой хвостик. Увы! Теперь этот бедный хвост превратился в обмусоленный зигзаг. А ворон созерцал разбросанные по полу чёрные перья, которые он никак не считал для себя лишними.
Тут оба почувствовали, что готовы пойти на мировую.
– Знаешь ли, – мяукнул Маурицио, – я просто не могу поверить тому, что ты говорил… Возможно ли, чтобы человек сумел по достоинству оценить меня – великого деятеля кошачьих искусств – и в то же время оказаться сущим негодяем? Такого не может быть!
– Ещё как может, к сожалению, – ответил Якоб. – Уж поверь мне. Моя мадама, Тиранья, тоже пыталась меня приручить. Но не таков я, чтобы даться. Я не приручаюсь. Я многое про неё разнюхал. И про твоего милейшего маэстру – тоже…
– Моя мадама – деньговедьма. Понял?
– Нет, – сказал Маурицио. – Что такое деньговедьма?
– Сам не знаю, – сознался Якоб. – Она как‑то там колдует над деньгами. Делает что‑то такое, отчего они сами собой появляются. У таких, как твой маэстро и моя мадама, деньги – самое гадкое колдовское зелье. Поэтому мы, звери и птицы, до сих пор не добрались до корня всех зол, – ведь у нас ничего подобного не встретишь.
– Если ты всё знал, – спросил кот плаксивым голосом, – то почему не доложил об этом Совету?
– Так я на тебя рассчитывал, – ответил Якоб Кракель мрачно. – Я‑то давно в курсе, что у Шуткозлобера работает один из наших агентов. Ну вот, я и думал, что вдвоём мы быстренько обмозгуем дельце, нароем доказательств. Особенно нынче вечером.
– А что такого особенного должно произойти сегодня вечером? – осведомился Маурицио.
Тут ворон испустил долгое, крайне немузыкальное карканье. От этого зловещего звука маленького кота пробрало до костей.
– Прости, – тихо проговорил Якоб, – у нас, ворон, так принято перед бедой. Потому что мы предчувствуем такие вещи. Я вот ещё не знаю, что эти двое затевают, но готов спорить на последние перья – нас ждёт отвратительное людство.
– Отвратительное – что?
– Людство. Не говорить же «свинство». Поэтому‑то я и мчался сквозь ночь и ураган. Моя мадама про это ничего не знает. Только на тебя я и надеялся. А ты взял и разболтал всё маэстре, так что теперь дело наше – трруба.
Маурицио растерянно глядел на ворона.
– Всё‑таки мне кажется, ты привык видеть жизнь в чёрном свете. Ты – пессимист.
– Именно поэтому я всегда прав.
Маленький кот придал своей мордочке упрямое выражение.
– Ладно. На что спорим?
– Если ты прав – я глотаю ржавый гвоздь, если я прав – ты. Идёт?
Голос котишки немного дрожал, когда он лихо ответил:
– Идёт!
Якоб Кракель принялся оглядывать лабораторию.
– Ищешь ржавый гвоздь? – спросил Маурицио.
– Нет, – ответил ворон, – подходящее укрытие для нас обоих. Нужно будет подслушать, о чём станут разговаривать господа.
Они стояли в тёмном углу перед большой жестяной бочкой с открытой крышкой. На крышке было написано: «СПЕЦМУСОР».
– Читать умеешь? – осведомился Якоб.
Маурицио не смог побороть искушения порисоваться перед вороном.
– Там написано «ОТХОДЫС КУХНИ»… или… ах, нет… Там вроде бы написано «ГОРЮЧИЕ ВЕЩЕСТВА»…
В этот самый миг из камина донёсся звук, похожий на завывание пожарной сирены.
– Моя мадама пожаловала, – зашептал Якоб. – Ну, полезли в бочку!
Из трубы посыпался настоящий град золотых монет, затем послышалось увесистое бубумс, горшок с эликсиром номер 92 опрокинулся. Посреди угасающего пламени восседала Тиранья Кровопийца собственной персоной.
Тиранья Кровопийца была сравнительно небольшого роста, однако обладала чудовищной толщиной. Ширина «мадамы» в точности соответствовала её высоте. Гардеробчик Тираньи представлял собою сернисто‑жёлтое вечернее платье с поперечными чёрными полосками. Вся она с головы до ног, вдоль и поперёк, была обвешана драгоценностями. Голову ведьмы венчала шляпа размером с колесо грузовика. С полей шляпы свисали сотни золотых монет. Вместо сумочки она держала под мышкой небольшой несгораемый пуленепробиваемый сейф с цифровым замком.
Тиранья выбралась из камина и огляделась по сторонам.
– Эге‑ге‑гей! – крикнула она. – Кто‑нибудь до‑о‑ома‑а? Эй‑эй! Буби!
Ответа не последовало.
Тиранья бросилась к столу и принялась рыться среди бумаг. Но как следует разойтись не успела, поскольку услышала шаги. Это вернулся Шуткозлобер. С распростёртыми объятиями тётушка устремилась к племяннику.
– Бельзебублик! – засюсюкала она. – Дай мне поглядеть на тебя! О, ты ли это?
– Я это, я, тётя Тити, – отозвался он и скривил физиономию.
Тиранья сделала попытку заключить его в объятия.
– Да, это ты, мой дорогой, мой очень дорогой племянник, – кудахтала она. – Кем же ты можешь быть, как не самим собой, не так ли? Ты ужасно постарел, мой бедный мальчик.
– Вот как? – отозвался он. – Вынужден сказать тебе, что ты страшно разжирела, старая ведьма.
Мгновение оба глядели друг на друга неподвижно, с лютой злобой во взоре, а затем Шуткозлобер примирительно произнёс:
– Это просто превосходно, что мы с тобой оба остались прежними.
– Стопроцентно! – кивнула Тиранья. – Между нами, как в старые добрые времена, царят полное согласие и понимание.
– Итак, к делу, – произнесла Тиранья.
Лицо Шуткозлобера приняло непроницаемое выражение.
– А я‑то уж было подумал, что ты просто явилась хлебнуть в моём обществе глоточек‑другой чего‑нибудь горячего в холодный денёк накануне праздника.