Эдем
Роман «Эдем», рядом с «Солярисом» и рассказами о пилоте Пирксе, является одним из модельных произведений научной фантастики, которой, что в целом характерно для Лема, вступает в полемику с традициями жанра. Писатель обращается для популярного в научной фантастике мотива контакта с иными разумными существами, мотиву космического путешествия, других планет, но его ироничная дистанцированность от описываемого и проявляется в постоянных "напоминаниях" читателю тех способов представления инопланетных миров в произведениях других авторов. Герои «Эдема» отлично знают популярные произведения научной фантастики и, сравнивая их с собственным опытом на планете Эдем, часто смеются над ними.
Ограниченный опыт человека и та разница в восприятии одной и той же внеземной реалии разными людьми создает в «Эдеме» еще один проблемный круг: а вообще, способен ли человек понять, ко всему остальному, окружающий мир, если подходит ко всему с совей меркой и пытается свести все к узкими рамках существующих понятий? Разговоры с «дубельтами», Розмови з "дубельтами", туземными обитателями Эдема, даже с помощью специального электронного переводчика, ничего не проясняют героям-землянам, взаимопонимание двух разных типов интеллекта возможно лишь в сфере домыслов. К тому же в романе отчетливо чувствуется ирония что до упрощенных и идеализированных побед человека в межгалактическом пространстве, на чем так уперто стояла научная фантастика на первых этапах своего развития.
Кроме того что «Эдем» является романом о невозможности поддержания контакта и беспомощности человека в космическом пространстве — это так же произведение о земных проблемах, показанных на примере эдемского общества с небольшим гротескным. Население Эдема страдает от тоталитарного режима планетарного масштаба, лицемерной власти, которая провозглашает теорию собственного не существования, антагонистического разделения общества, лжи, насилия и морального уродства. Уже в «Эдеме» заметны попытки Лема лишить фабульные события самостоятельной ценности, сделать их слугами философии и подчинить концептуальному авторскому замыслу.
Солярис
Эта тенденция еще полнее проявляет себя в «Солярисе» — самом известном и самом классическом романе польского фантаста. Плазменный мозг в виде мыслящего океана, который окутывает всю планету, является вместе с тем наиболее оригинальным образом всей научно-фантастической литературы. Темой «Соляриса», как и «Эдема», является попытка контакта с внеземными фор 
мами космического разума, последствием которой является очередной убеждение в невозможности любого диалога — не смотря на желание обоих сторон. Люди пробуют воздействовать на океан излучением Рентгена, а планета в свою очередь «одаряет» землян бессмертными неутриновыми «произведениями F», беря их образы с самых отдаленных уголков памяти героев, которые скрывают часто не самые приятные воспоминания из прошлого. Таким образом, психическое и биологическое несоответствие человека и океана приводит к тому, что все начинания и пробы контакта становятся бесполезными из-за отсутствия какой либо общей плоскости понимания. Но в конце концов неизвестно даже, является ли этот океан мыслящим существом, как предполагают ученные-соляристы, является ли его деятельность осмысленной и какая настоящая причина возникновения тех неуничтожимых воплощений человеческих кошмаров.
Между прочим, этот последний психоаналитический мотив «Соляриса» создает роману дополнительные плюсы в глазах ценителей «серьезной» литературы. Так как «Солярис» оказывается не только романом о невозможности взаимопонимания с инопланетным разумом и бессилие науки — это также произведение о беспомощности человека как психичного существа, обремененного биографией, фобиям и подсознательными желаниями. В этом свете дело контакта с загадочным существом уступает место внутренним проблемам человека, который даже в далеком космосе не может избавиться сокрушительного голоса своей памяти и непрестанно продолжает переживать свою чисто человеческую драму. То есть, как можно понять иные создания, если человек не способен постичь даже самого себя, найти согласие с собственной совестью, имеет ли он право отправляться в космос, не развязав своих банальных земных проблем?
Следовательно, откинув экзотические декорации, может оказаться, что «Солярис» является романом о современном человеке и межличностных отношениях. Как сказал один из героев произведения, Снаут: «Мы не ищем никого, кроме людей. Нам не нужно других миров. Нам нужны зеркала. Мы не знаем, что делать с тебе другими мирами. Нам хватает одного, нашего, да и им уже давимся.» Действительно пытаемся ли мы понять другого человека, или же только заглядываем в него, как в зеркало, желая увидеть там свое отражение? Научно-фантастический жанр позволяет Лему проникнуть в тайны человеческой природы, в уголки ее подсознания еще эффективнее, чем это удается реалистично-психологичному роману.
Возращение с звезд
«Возращение с звезд» является одним из немногих произведений, которое показывает будущее земной цивилизации — в том ее варианте, в котором будущие земляне полностью отказываются от космических исследований и посвящают себя постройке выгодной и безопасной жизни на своей планете. Перед героями, которые после ста двадцати лет космических путешествий вернулись домой, возникает странное зрелище: материальная цивилизация выросла на Земле до абсурдного буйства роскоши, люди плавают в благосостоянии и развлечениях без малейшей работы и забот о будущем. Удалось уничтожить не только любые угрозы бездумной счастливой жизни на планете — при помощи так называемой «быстрезации» ликвидированы даже свойственные человеку агрессивные инстинкты.
Но у путешественников из «прошлого» мир материальных роскошей не вызывает восторга. «Я стремился написать роман о будущем, но не о таком, каким хотел бы его видеть, а о таком, которого следует опасаться», — признает автор. В «Возращении с звезд» перед читателем предстает образ самых распространенных представлений о потребительском обществе будущего. Но для Лема эта жизнь, совершенно лишена смысла, лишено всех своих ценностей — жизнь искалеченной бездумной личности в абсолютном комфорте и безопасности. «Там, где все можно получить без труда, любая ценность теряет свой смысл»э Писатель утверждает, что человек, единственным желанием которого является желание превращения в ангела, становится существом, которое освобождается в такой способ не только от страданий и трагедий, а и от надежды и желаний достичь более сложные цели.
Катар
Другую, хотя по сути своей очень подобную версию будущего, демонстрирует нам роман «Катар». Произведений является предупреждением перед цивилизацией, которая при помощи разнообразных «улучшений», которые внедрялись в повседневную человеческую жизнь, настолько усложнила мир, что решающим фактором во всем становится только слепой случай. В романе представлена в целом реальна ситуация, когда употребление большого количества химических препаратов с лечебной, косметической или гигиенической целью приводит к летальным последствиям. Сам по себе каждый из этих препаратов является безопасным и полезным, но в «лотерейно утрированном мире » они могут сложиться в композиции, которые могут представлять смертельную угрозу
Сказки роботов и Кибериада
Интересно, что сам Лем более ценит произведения, написанные в жанре фантастично-научного гротеска, хотя причисление их к научной фантастике считает недоразумением. Наилучшим своим произведением писатель считает «Кибериаду» — цикл рассказов, своеобразны «вступлением» для которого стали также «Сказки роботов». Лем, в свойственной для него аллегоричной форме, показывает мир, с первого взгляда, вполне не человеческий — мир умных машин, а человек тут появляется только как негативный герой фантастических рассказов. Но не случайно эти сказки написаны для взрослых «роботов»: не смотря на все отвращение роботов к людям, их машинный мир упорядочен в человеческий способ. Роботы так давно завладели этим миром, что многие из молодого поколения уже не верят, что человечество вообще когда-нибудь существовало — оно стало темой мифов, сказок и легенд.
В конце концов, и сам мир роботов описанный автором с обширным использованием вполне «человеческих» сказок и мифов: тут легко распознать добрых и злых, мудрых и глупых властителей, жестоких красавиц и героических юношей, добро тут побеждает зло, а подступы имеют оправдание только в служении добрым делам. В мире роботов остались все вечные человеческие проблемы и антагонизмы — тирания, насилие, преступность, глупость и отсутствие прав. То есть «Кибериаду» можно прочесть як очередную Лемову сатиру на современную действительность, человеческую мегаломанию и убеждения в силе своего ума.
Особенностью «Кибериады» является также остроумие и юмор, которые выражаются, в частности, в совмещении гетерогенных элементов, что традиционно и логично является несовместимым. Этот прием, который известный польский поет Станислав Бараньчак назвал «анархичной контаминацией», касается как узнаваемых для читателя жанровых особенностей, так и языка произведения и способа построения художественного мира. Комический эффект возникает в встрече в одном произведении жанров сказки и научной фантастики, эпосу, героическикомической поэмы и философской повести. Рассказ исполнен научными неологизмами, особенно с частицами «кибер» и «электро-» (электрицарь, кибертоника), на уровне стилистики и фразеологии остроумным кажется использование слов из машинного мира в типичных для сказок речевых формулах. В этом аспекте «Кибериада» просто граничит с поэзией, из-за этого даже наигениальнейшие примеры не выдерживают, к сожалению, большой части содержания оригинала.
Ийон Тихий
Рядом с роботами Трурлем и Кляпавцием из «Кибериады», есть у Лема еще один любимый герой — Ийон Тихий. В фиктивном предисловии к его «Звездным дневникам» автор устами профессора Тарантоги ставит своего героя рядом с Мюнхаузеном и Гуливером, что, с одной стороны, указывает на карнавальную, смешную традицию, а с другого — заставляет также задуматься, над сложной природой человека и парадоксами человеческой экзистенции. И тут разнообразные варианты жизни в космосе являются отражением земного положения вещей, сатирой на власть, обычаи, религию, философию современного человека — но не только лишь сатирой, а и размышлениями о сложности мира, многозначительность философских истин, парадоксальность и не сочетание разных общественно-политических и моральных доктрин.
Один из наилучших рассказов цикла «Из воспоминаний Ийона Тихого», «Конгресс футурологов» — это тонкая аллегория на управление мыслями, представление и убеждение общества при помощи средств, которые фальсифицируют реальный образ действительности. Это произведение является просто свидетельством некомпетентности советской системы, которая позволила перевести его и издать в Советском Союзе. Вообще, «Конгресс футурологов» предупреждает социальное течение в польской научной фантастике, которая занималась разоблачением настоящей сути советской системы и механизмов «порабощения разума».
Заключение.
Хотя большинство произведений Лема имеют пессимистичный характер, писатель твердо отметает «обвинения» и заявляет, что он оптимист. Однако от чего бы он не смог откреститься, так это от своего скептицизма — что до человеческих возможностей, верований, самого человека, который может оказаться совсем не совершенным созданием в космосе. «В биологическом смысле мы, несомненно, являемся очень уродливыми произведениями эволюции.». Лем не верил в жизнь после смерти, не верил и в существование космитов, призраков, телепатии и парапсихичных явлений. Писатель был убежденным почитателем смертной казни, когда освобождение или побег преступника приводят к последующим убийствам. Про своих соплеменников Станислав Лем был однозначной мысли: «Люди в общем глупы». И это не обвинение, не жалоба, а реалистичная констатация, утверждение ученного и врача — в прямом и переносном смыслах. Все человеческие беды, все мировое зло происходят от глупости. А поскольку зло всегда было сильнее, чем добро, то и глупость человеческая стала одной из наиглавнейших философских тем писателя.
Послесловие.
Научно-техническая революция вторгаясь во все области человеческой жизни, несет нам и множество благ, и ставит перед нами новые непредвиденные сложные проблемы, которые предстоит решать и в национальных масштабах, и во всемирных. Но приписывать всем нам всеобщую растерянность, пугать нас засилием научного рационализма ведущего к опасности, бездушного логизирования, а может быть и эмоционального оскуднения и т.п. можно только из любви к искусству громких слов. Все это понадобилось для того, что бы со всей страстью показать важную роль искусства признанного компенсировать в нашей мыслительной жизни резко возросшее значение абстракции, сохранить человеку научному целостность своего существа, драгоценное соответствие разума и чувства. Конечно же, эта идея компенсации не возвышает, а принижает искусство, его значение в общественной жизни.
В искусстве, как и в науке, самая животворящая традиция - вечные поиски, эксперименты, тяга к анализу и синтезу. Наука учит по новому, гораздо тоньше смотреть не только на строение вещества но и на само искусство. И, наконец, самое главное: средства, назначения науки и искусства различны, но связь между ними есть. Как две параллели они координируются друг с другом и устремляются к будущему, как бы дополняя друг друга, помогая совершенствовать метод художественный и научный. По меткому выражению атомная физика, новая математика, кибернетика, космогония, информатика и интернет нуждается в большей смелости фантазии и мечте. Искусству же нужны знания, глубокая мысль. Станислав Лем в отдаленной грядущей высокой цивилизации тоже предвидит неизбежность возрастания “деиндивидуализирующей роли” технологий и преобладания максимально реалистического типа человека и культуры.
Мира Станислава Лема не стало... Но для мира каждого из нас остались его произведения, его эссе и фейлетоны, а еще «путешествия» на Солярис и другие планеты, в другой мир и возможность понять лучше современное и будущее нашей планеты и нашего мира.