Проблема мотивации: культурно-исторический подход




 

Г.Г.Кравцов
РГГУ, Москва

 

Понятие мотива является фундаментальным в психологии. В самом общем виде мотив можно определить как основание действий и поступков человека, как движущую силу поведения. Поэтому вопросы мотивации оказываются в центре внимания психологической науки. Изучению мотивов и мотивации посвящено множество работ. Понятие мотива занимает видное место в общей психологии и психологии личности. Оно является основополагающим во многих психологических теориях и подходах, широко используется в исследованиях и практике. Поэтому нет возможности охватить в отдельной работе весь объем этого проблемного поля. А о том, что понятие мотива содержит в себе проблему, свидетельствует неоднозначность его трактовок, вплоть до сомнений в существовании той психологической реальности, которая обозначается данным понятием. Так, один из основоположников когнитивной психологии Дж.Келли высказывал радикальное сомнение в необходимости обращения как к мотивационно-потребностной, так и к телеологической детерминации поведения человека. Согласно Дж.Келли у человека есть имманентное свойство быть субъектом и источником собственной активности, а значит нет нужды постулировать какие-то внешние причины его поведения. Однако весь багаж накопленных в психологии знаний свидетельствует, что отмахнуться от проблемы мотивации и не принимать ее во внимание не получается.

Революционным шагом в психологии стал психоанализ, убедительно показавший, что движущие силы человеческого поведения в значительной мере лежат в области бессознательного. Открытия З.Фрейда в психологии сопоставимы с открытиями Г.Галилея, стоявшего у истоков научного метода познания и науки как формы общественного сознания. Наука предполагает различение явления и сущности. Как указывал К.Маркс, если бы явление и сущность совпадали, то не нужна была бы никакая наука. Галилей на материале физики убеждал современников, что не следует доверять житейскому опыту и здравому смыслу. Точно так же З.Фрейд обращал внимание на недостоверность данных нашего самосознания. Мы убеждены, что действуем разумно и произвольно, а на самом деле наше поведение обусловлено импульсами из глубин бессознательного. З.Фрейд показал, что обыденное представление человека о самом себе не выдерживает научной критики. То, что человек думает о себе и своем поведении, это умозаключения на основе данных сознания и самосознания, т.е. явлений, а не сущности психики.

Несомненной заслугой психоанализа является открытие того факта, что побудительные силы нашего поведения скрыты от нас самих. В учении З.Фрейда такими побудителями являются врожденные инстинктоподобные влечения биологической природы. А вот здесь возникает проблема, связанная с тем, что человек это не только биологическое существо. Многочисленные критики фрейдовского учения в этой связи подчеркивали социальность человека. Однако социальность тоже не будет исчерпывающей характеристикой феномена человека. Не являются удовлетворительными и теории конвергенции двух факторов, трактующие человека как биосоциальное существо, поскольку компромисс между двумя ошибочными подходами – биологизаторством и социологизаторством, не ведет к верному решению проблемы.

Биологизаторский подход в психологии это не просто утверждение того факта, что человек принадлежит миру природы. С этим никто не спорит. У нас есть тело, подчиняющееся законам биологии и физиологии. У нас есть чувствования, обусловленные состояниями нашего организма, нужды которого представлены в психике, в переживаниях и состояниях сознания. Мы чувствуем боль, голод, жажду, холод или жару, испытываем переживания, связанные с сексуальностью, ощущаем недостаток свежего воздуха и т.п. Таких виталических потребностных состояний сравнительно немного. Но даже эти, казалось бы, природные потребности, на самом деле, не являются чисто натуральными. Есть довольно сложные прижизненно формирующиеся психологические механизмы, обеспечивающие презентацию состояний и нужд организма в нашем сознании. Органические состояния могут не иметь связи с соответствующими психологическими реалиями. Так, под влиянием гипнотического воздействия человек не чувствует боли, а голодающий не подвержен сексуальным искушениям. Люди, страдающие анарексией, могут погибать от недостатка питательных веществ, но не испытывать чувство голода, т.к. у них блокированы импульсы, идущие от того, что физиологи называют «голодная кровь». Однако и адекватно представленные в психике состояния организма отличает первичная абстрактность и неопределенность. Эти потребностные состояния имеют определенную эмоционально-смысловую окраску, но они являются беспредметными отражениями в психике организмических напряжений. Они не несут в себе характеристик предмета и способа их удовлетворения. То же самое относится и к имеющимся у человека врожденным рефлексам. Как известно, какие-то рефлексы у человека отмирают еще в младенческом возрасте, а какие-то сохраняются на всю жизнь. Однако ни рефлекторный кашель, ни чихание, ни зрачковый рефлекс нельзя назвать поведением. Это физиологические реакции и отправления организма, обеспечивающие нормальное функционирование нашего тела. Сказанное позволяет утверждать, что у человека, в отличие от животных, нет инстинктов, т.е. нет биологически заданных программ поведения, как нет и генетически обусловленных предрасположенностей к определенным видам активности. Биологическая основа нашей жизни это только материал для самостроительства человека. С этих позиций весь пафос фрейдовского учения теряется.

Социологизаторский подход в психологии ничуть не лучше биологизаторского. Это точно такой же тупик исследовательской мысли. Только здесь следует сделать одно пояснение, связанное с необходимостью различения понятий «социальное» и «общественное». На различие этих понятий указывает А.С.Арсеньев (2001). Социум это совокупность индивидов, объединенных по какому-то признаку, тогда как общество это все человечество в целом – все поколения людей, живших до нас, все ныне живущие люди и все, кто будут жить после нас. Социум, каким бы большим он ни был, конечен и ограничен, а слово «социальный» означает соответствующий требованиям наличного социума. Эти требования могут быть условными и преходящими, какими бывают предписания действующей в том или ином сообществе морали. А вот понятие нравственности оказывается надвременным и соотносимым не с социумом, а с обществом. Конкретный человек является социальным и, одновременно, общественным существом, живущим в определенных социально-исторических условиях. У него как личности возникают конфликты и противоречия с социумом. Однако в определение личности входит признание общественной, а не социальной сущности человека. Это значит, что у личности с обществом в принципе не может быть противоречий, поскольку личность это единство обособленной индивидуальности и человечества, единство индивида и рода. В этой связи можно сослаться на замечание К.Маркса о том, что давно пора перестать противопоставлять индивида и абстрактно понятое общество, поскольку индивид есть непосредственно общественное существо. Абстрактно понятое общество это и есть социум. Утверждая и подчеркивая социальность человека, мы всего лишь настаиваем на адаптивных возможностях психики. Определяя личность в социальном ключе мы в итоге получаем социального функционера и приспособленца, но никак не действительную личность. Социологизаторство в психологии оборачивается утратой сущностного ядра личности.

Проблема мотивации в психологии рассматривалась и изучалась в гештальт-психологии. Остроумные эксперименты К.Левина позволили взглянуть на проблему движущих сил поведения человека иначе, чем это было в глубинной психологии. Его эксперименты показали, что вещи могут обладать такой притягательной силой, что вполне обоснованно можно говорить об их особом статусе – именно окружающие ребенка предметы являются побудителями его поведения, т.е. мотивами и потребностями, а вовсе не глубинные инстинктивные влечения. Предметный характер потребностей дал основания для построения К.Левиным «Теории поля». Экспериментальное изучение феномена «полевого поведения» позволило распространить принцип предметности потребностей как на детей, так и на поведение взрослых. К.Левин ввел в психологию понятие «квазипотребностей». За этими психологическими образованиями нет обуславливающей силы виталических нужд организма. В то же время, подавляющее количество потребностей человека является именно квазипотребностями. Квазипотребности это искусственные психологические образования, навязанные нам цивилизацией и наличным социумом. Индустрия рекламы подтверждает мысль К.Левина, что потребности могут искусственно и целенаправленно создаваться, хотя бы для того, чтобы обеспечить потребительский спрос. Вещи, преподносимые рекламой, могут обладать такой же притягательной силой, что и привлекательная игрушка для ребенка.

Идея предметности потребностей получила признание в российской психологии, в частности, в теории деятельности А.Н.Леонтьева. Согласно этой теории мотив является непосредственным основанием и критерием различения осуществляемых человеком деятельностей. Мотив это тот предмет, на достижение которого направлена деятельность. У всякой конкретной деятельности есть свой единственный мотив. Поведение и действия могут и, как правило, бывают полимотивированными. Деятельность же, по определению, имеет только один предмет, являющийся ее мотивом. За мотивами лежит еще более глубокий пласт психологической реальности – потребности. С этой стороны мотив является потребностью, нашедшей свой предмет удовлетворения, т.е. мотив в этом аспекте может быть определен как опредмеченная потребность. Мотивы и потребности, согласно этой теории, являются ядром личности. Мотивы и потребности обычно не осознаются, но проявляются в эмоциональных реакциях человека. У мотива, согласно А.Н.Леонтьеву, есть две основные функции – побуждения деятельности и смыслообразования. Поэтому выявить мотив – значит установить, чем движим человек в своей деятельности, или обнаружить, каков смысл осуществляемой человеческой активности.

Логическая стройность теории деятельности А.Н.Леонтьева и проработанность ее понятий, по-видимому, стали одной из причин ее популярности. На протяжении десятилетий деятельностный подход был доминирующим в советской психологии, да и в настоящее время у него много сторонников. Однако уже в 60-70e годы высказывались критические замечания в его адрес, причем, что особенно ценно, нередко это была критики «изнутри». Так, видный представитель деятельностного подхода Л.И.Божович (1968, 1972) высказывала сомнения по поводу предметности мотивов. Разделяя точку зрения А.Н.Леонтьева на мотивационно-потребностную сферу как ядро личности она не соглашалась с тем, что мотив это предмет деятельности и, вообще, что это предмет. Действительно, предмет, в самом общем его определении, это то, что противостоит субъекту. Предмет самотождественен и неизменен, иначе это будет уже другой предмет. Предметом может быть и реальная вещь, и умопостигаемая, например, предмет представления. В любом случае предмет находиться на противоположном субъекту полюсе субъект-субъектного отношения. В связи с этим возникают трудности теоретического осмысления как понятия личности, так и процесса психического развития. Ни предмет, ни система предметов развиваться не могут, тогда как в теории деятельности А.Н.Леонтьева ядром личности является иерархически соподчиненная система предметов, являющихся мотивами деятельностей. А ведь личность развивается и, более того, развитие является способом существования личности, причем развитие, как подчеркивал Л.С. Выготский, всегда есть саморазвитие, характеризующееся появлением нового качества более высокого уровня. Ядро личности с необходимостью является внутренним образованием, тогда как предметная сфера будет внешней по отношению к субъекту.

Разделяя принципы деятельностного подхода Л.И.Божович, тем не менее, разрабатывала автономную теорию воли, по терминологии Л.С.Выготского, тогда как А.Н.Леонтьев создал типично гетерономную теорию. В автономных теориях, согласно Л.С.Выготскому, признается существование воли как особой функции психики, тогда как в гетерономных теориях воля сводится к каким-то иным психическим процессам. В теории А.Н.Леонтьева воля это чисто субъективное отражение в сознании борьбы мотивов и установления их соподчинения. Иными словами, воли нет, а есть борьба мотивов и ее представленность в самосознании индивида. Это редукционизм, сводящий волю к аффективно-потребностной сфере. Альтернативным вариантом тоже редукционистического решения будет сведение воли к интеллектуальной, когнитивной сфере психике. Нередко в теориях этого типа воля понимается как выбор из альтернатив и принятие решения. Критикуя гетерономные теории воли Л.С.Выготский отмечает: «Трудности упомянутых нами теорий заключались в том, что они не могли объяснить в воле самого существенного, а именно волевой характер актов, произвольность как таковую, а также внутреннюю свободу, которую испытывает человек, принимая то или иное решение, и внешнее структурное многообразие действия, которым волевое действие отличается от неволевого» (Л.С.Выготский, 1982, с.457). Однако существовавшие автономные теории воли также не устраивали Л.С.Выготского, поскольку они были волюнтаристическими, с тенденциями либо к спиритуализму, либо к агностицизму. В то же время, по мысли Л.С.Выготского «…волюнтаристские теории имели все-таки тот положительный момент, что они все время фиксировали внимание психологов на своеобразных явлениях воли, они все время противопоставляли свое учение тем концепциям, которые вообще пытались ставить крест на волевых процессах». (там же, с.460). Проблема воли и произвольности, проблема свободного действия, его условий и психологических механизмов является острой и актуальной и в наши дни. «Иначе говоря, проблема переживания свободного волевого процесса – то, что отличает волевое действие от других, - это есть основная загадка, над которой бьются исследователи самых различных направлений» (Там же, с.461).

Без автономной теории воли невозможна верная постановка проблемы личности и проблемы мотивации. Вопрос о психологической природе и сущности той реальности, которая обозначается словом «мотив» имеет первостепенное значение и для общей психологии. Исходным пунктом анализа при рассмотрении этого вопроса должно быть общее представление о том, что такое человек. Биологизаторские и социологизаторские трактовки, как и био-социальный кентавр, являются ошибочными, поскольку базируются на частичном и одностороннем определении человека. Предельно абстрактным, но универсальным определением будет представление о человеке как духовно-телесном существе. Духовность человека, в данном случае, является не призывом к спиритуализму, а констатацией того факта, что человек наделен сознанием и у него есть свободная воля. Духовное не выводимо из телесного и не сводимо к нему, но в человеке эти два начала органично слиты, образуя вместе с опосредствующими структурными образованиями сложное единство. Опосредствующим звеном духовного и телесного в человеке является мотивационно-потребностная сфера психики.

Идея опосредовования в культурно-исторической концепции является центральной методологической гипотезой. Развитие в этом подходе понимается как трансформация натуральной психики в высшую, а механизм этой трансформации связан с применением психологических орудий – средств. Как орудия труда позволяют человеку овладевать внешним миром, так и психологические средства делают возможным овладение собственным поведением и психическими процессами. В качестве основного психологического средства Л.С.Выготский называет знак, а из всех знаков особо важное место он отводит слову. Всякий знак обладает значением, а значение это обобщение. Только человек живет в мире общего. Наше сознание и восприятие действительности опосредствованы общими «схемами апперцепции», «сенсорными эталонами», «личностными конструктами» и т.п, иными словами, значениями. При постановке проблемы опосредствования Л.С.Выготский противопоставлял орудие и знак, что было вполне оправдано на этом этапе анализа. Однако А.Н.Леонтьев справедливо обращает внимание на то, что «топор тоже обобщает». А.Н.Леонтьев подчеркивает значимость того факта, что и орудие, и знак в момент их употребления как средства осознаются нами только частично. Он описывает «эффект щупа», когда сознание зондирующего пулевую рану хирурга выносится на кончик этого щупа. Этот эффект прослеживается на каждом шагу нашей жизни. Так, пишущий авторучкой человек осознает кончик пера и то, что он пишет, а не саму авторучку и уж там более не сложнейшие движения собственных пальцев и сокращения мышц руки. Точно так же не осознаются или частично осознаются психологические средства. А.Н.Леонтьев указывает как на фундаментальный психологический факт на то, что мы сразу и непосредственно видим вещи в их предметном значении, однако сами значения, делающие возможным такое восприятие, нами не осознаются. Иными словами, и орудия труда, и психологические средства «вращиваются», согласно Л.С.Выготскому, в психику, становятся внутрисубъектными структурными образованиями и, в этом качестве, перестают осознаваться. Так, уже самые первые слова маленького ребенка, активно используемые им в качестве средства, вполне осознаются малышом в их непосредственном значении. Но кроме значения у этих слов есть и субъективный смысловой контекст, переживаемый, но не сознаваемый ребенком. Как у любого орудия труда есть рабочая часть, воздействующая на предмет преобразования, а также есть рукоятка, обеспечивающая нужные характеристики движения и слитая с рукой мастера, так и у слова как средства есть объективное значение, обращенное к тому, кому это слово говориться, и есть внутренний субъективный смысл, слитый с самим говорящим.

Проблема смысла и значения, поставленная в психологии Л.С.Выготским, трактуется по-разному. А.Н.Леонтьев категорически не соглашался с точкой зрения Л.С.Выготского по этому вопросу, называя ее величайшим недоразумением, идущим из филологии. Значения изначально объективны и просто усваиваются человеком, тогда как смыслы глубоко личностны и согласно А.Н.Леонтьеву, порождаются мотивами деятельности. Иными словами, в концепции А.Н.Леонтьева смысл и значение являются разнокачественными реальностями, имеющими разное происхождение. С точки зрения Л.С.Выготского значение и смысл это два аспекта одной и той же реальности, а именно, слова как психологического средства. Значение, по Л.С.Выготскому, это общепринятая часть многомерного личностного смысла. Проблема смысла и значения является принципиально важной для понимания внутреннего строения сознания. С нашей точки зрения предложенное А.Н.Леонтьевым решение ведет к биологизаторству в психологии. Так, если смысл действия порождается мотивом деятельности, а мотивы обусловлены потребностями, то основанием потребности будет нужда организма, а вот за нуждами организма в качестве предельного объяснительного принципа стоит понятие Природы и мы получаем в итоге тот самый натурализм, с которым пытался бороться деятельностный подход.

Функция смыслообразования, приписываемая мотиву в теории деятельности, делает его центральным моментом при определении понятия личности. А.Н.Леонтьев жёстко критиковал «ролевые» теории личности, называя их чудовищными. Эти теории утверждают в качестве личности нечто ей прямо противоположное, выдавая за личность социального функционера. Однако деятельностные теории личности ничуть не лучше ролевых. Глубоко прав был Д.Б.Эльконин, когда в известной статье по периодизации психического развития ребенка предостерегал от неправомерного сведения личности к мотивационно-потребностной сфере (Д.Б.Эльконин, 1971, с.9). Свойственное деятельностному подходу понимание ядра личности означает, что, чем больше у человека потребностей и чем сложнее они соподчинены и взаимосвязаны, тем более развитой личностью он является. Это будет теоретическим узакониванием рабства человка от своих потребностей.

Идея опосредствования и подразделение психики на элементарную и высшую были для Л.С.Выготского чем-то подобным рычагу и точке опоры для Архимеда. При рассмотрении проблемы психологических средств важно иметь в виду, что любое средство служебно и является составной частью способа действия. Способ это то, что ведет к достижению цели. А.Н.Леонтьев сводит способ к системе операций, но в его же работах подчеркивается роль средств – орудий или знаков в составе действия. Есть основания считать, что способ это органичное единство операций и средств. Интериоризируется или «вращивается» именно способ, а в его составе уходят в глубины субъективности операции и средства, превращаясь в неосознаваемую программу возможного действия. Иногда эти программы могут обнаруживать себя в чистом виде, отделившись по каким-то причинам от цели действия. Например, человек заходит в комнату, в недоумении останавливается и спрашивает окружающих и самого себя: «А зачем я сюда пришел? Ведь что-то мне здесь надо было…».Или лектор перебивает самого себя: «А почему я об этом начал говорить?». Цель и смысл действий потерялись, но ранее созданная программа сработала.

С этих позиций природа бессознательного видится совсем иначе, чем это имеет место в учении З.Фрейда. Бессознательное, а, вернее, неосознаваемое в психике несомненно есть и имеет исключительно большое значение, но это не мифологизированное «Оно», а интериоризированные способы действия и поведения человека. Неосознаваемость способа это условие и механизм расширения сознания, обеспечивающий возможность выхода на новый уровень предметного содержания сознания. То, что первично было предметом сознания, «вращивается», благодаря чему сознание освобождается для нового предметного содержания и произвольного действия. Это можно пояснить на примере овладения сложными двигательными навыками. Так, чтобы научиться кататься на коньках или велосипеде, овладеть горными лыжами или ездой на автомобиле, первоначально нужно приложить немалые волевые усилия. Для того, чтобы на автомобиле тронуться с места, оказывается нужно совершить около пятнадцати довольно сложных и высококоординированных операций. Опытный автомобилист просто трогается и моментально встраивается в поток движущихся машин, а во время езды он может спокойно беседовать с пассажирами и одновременно следить за быстро меняющейся дорожной ситуацией. Его руки и ноги, как бы, сами выполняют сложнейшую систему операций по управлению автомобилем. Однако все водители хорошо помнят то время, когда они под руководством инструктора учились вождению, и когда каждая операция была предметом сознательного действия. Легкость и свобода вождения пришли далеко не сразу. Подобным сложным умениям и навыкам невозможно научиться в один прием и в течение одного дня. Чтобы навыки закрепились и ушли во внутренние слои сознания должна совершиться таинственная работа психики, происходящая во сне. По образному выражению П.Я.Гальперина, «с навыком нужно переспать». Во сне сознательные предметные действия преобразуются во внутренние средства и программы, делающие возможным более совершенный уровень умения.

Законы вращивания способов распространяются не только на двигательные умения, но и на все поведение человека, на его поступки и образ жизни. В повседневной жизни и поведении многие вещи мы делаем почти автоматически. Но ведь в детстве все мы гордились, что теперь можем сами завязывать шнурки на ботинках и застегивать пуговицы на рубашке. Законопослушный гражданин, воспитанный как порядочный человек, никогда не украдет. Это противно его «природе» и складу личности. Он сам предостережет зазевавшуюся даму, что у нее расстегнута сумочка, из которой высовывается кошелек. В то же время И.Ильфом и Е.Петровым описан очень жизненный случай с Шурой Балагановым, попавшимся на краже кошелька с мелочью, при том, что он имел при себе более чем приличную сумму, подаренную ему Остапом Бендером. В криминологии хорошо известно, что преступники, отбывшие наказание и давшие зарок больше не воровать, нередко снова оказываются в местах заключения по той же самой статье уголовного кодекса. Как говорится, привычка стала второй натурой. Можно сказать, что мотивы и потребности мало чем отличаются от привычек. Это внутренние программы, задающие установки сознания и направленность поведения. В то же время мотивы и потребности это не ядро и сущность личности, а служебные образования, обеспечивающие возможность сознательных деяний. Они являются психологической основой и программой возможных действий и поступков, но не самодовлеющей силой. Однако нередко случается так, что слуга отвоевывает себе место господина и начинает подменять его. Материалист К.Маркс отмечал, что там, где человек движим своими потребностями, он раб своих потребностей. Это как раз тот случай, когда хвост начинает вертеть собакой.

С позиций культурно-исторического подхода можно предположить, чем потребности отличаются от мотивов. Во-первых, следует заметить, что они суть одно и то же по их происхождению. Первично и те, и другие являются способами сознательного и целенаправленного действия или акта общения. Во-вторых, они существенно различаются тем местом, которое занимают в составе личности и в структуре сознания. Мотивы являются психологической основой действий и поступков, субъектным компонентом деятельности и общения. Мотивы относятся к уровню субъекта деятельности, субъекта общения, субъекта способностей. А вот потребности отличает то, что они укоренены в личности. Человек, осуществляющий себя как личность, действует целостно, он весь вовлечен в такое действие. Психологическим инструментом личностного действия является воля, а потребности будут опосредствующим звеном. Воля делегирует потребностям и мотивам функции побуждения и смыслообразования, но изначально обе эти функции являются прерогативой воли. Волю можно определять как осмысленную инициативу и как инструмент свободного действия, как проводник сознания и исходно высшую психическую функцию, без которой невозможно развитие.Жизнь показывает, что делегированные волей функции и полномочия могут узурпироваться потребностями. Этому способствует то, что даже искусственные потребности могут обрести подпитку в физиологии организма. Человек, пристрастившийся к алкоголю, табаку или наркотикам испытывает физические муки, когда соответствующая потребность не удовлетворяется. Однако и с более невинными нехимическими зависимостями дело обстоит похожим образом. Так, родители, обеспокоенные компьютерной зависимостью у своего ребенка подросткового возраста, запрещают ему играть на компьютере больше какого-то строго ограниченного времени. Но практика и исследования показывают, что подросток с зависимостью будет маяться весь день и думать только о том, когда он снова окажется перед экраном монитора. У него наблюдаются почти физиологические страдания по этому поводу.

В подтверждение наших заключениях о сущности мотивов и потребностей можно сослаться на практику и теорию уголовного права, где основополагающую роль имеет принцип «свободы воли», часто берущийся юристами в кавычки, но, тем не менее, являющийся краеугольным камнем института вменения вины. Если у человека не было свободы выбора, то он и не виновен. Таинственная и загадочная свобода оказывается самым главным аргументом при решении сугубо практического вопроса о виновности и подсудности человека. Если психиатрическая экспертиза говорит о невменяемости человека или следствие доказало, что у него не было выбора, то он и не виновен в содеянном. А.Н.Леонтьев тоже аппелировал к юридической практике, подчеркивая роль мотивов в субъективной стороне противоправного деяния. Однако мотивы это «второй эшелон» в работе следствия и судопроизводства, связанный с рассмотрением всех обстоятельств дела. На первом месте оказываются, все-таки, свобода и воля как сущностное ядро личности и высшая функция психики.

Видный русский подвижник 15-начала 16 века преподобный Нил Сорский, с именем которого связано монашеское движение «нестяжателей», в написанном им «Уставе» излагает самое первое в России психологическое учение о страстях (М.В.Соколов,1963, с.205-222). Страсть как неодолимая потребность, согласно этому учению, проходит в своем возникновении пять этапов. Накалом страсти является «прилог». Это непосредственное впечатление, произведенное тем или иным предметом, первичная мысль, возникшая в момент действия предмета на наши органы чувств.Следующая структура это «сочетание», на которой к первоначально возникшим образам и мыслям присоединяются чувство и воля. Именно на этом этапе происходит принятие помысла, человек по собственной воле делает его объектом своего внимания и размышления. Но пока на этой стадии человек обладает всей полнотой свободы воли и может отвергнуть этот помысел. Надо сказать, что Нил Сорский много раньше высказывал мысль В.Джемса о том, что человек сам своей волей позволяет вещам увлечь и соблазнить его, он сам наделяет вещи притягательной силой.

Третий этап – «сложение», где человек внутренне склоняется осуществить появившийся у него помысел. Он уже движим вспыхнувшим чувством. Это начало страстного увлечения.Четвертый этап – «пленение», означающее прекращение сопротивления помыслу и чувству, отсутствие серьезной внутренней борьбы и бессилие человека перед овладевавшей им мыслью. При этом человек или сознательно отдается во власть страстной мысли, или увлекается ею даже против собственного желания и сознательного намерения. Последняя, пятая ступень это «страсть» в собственном смысле этого слова. Человек становится рабом своей страсти. Она превращается в доминирующую черту характера и накладывает отпечаток на личность и весь образ жизни человека.Следует заметить, что всякая страсть пагубна по определению, так как она лишает человека высшего дара и сущностного стержня личности – свободы воли. В современной психологии эта область знаний развивается в работах, посвященных зависимостям и аддикциям. В учении Нила Сорского есть классификация страстей, с описанием их отличительных признаков, указаны пути и способы борьбы со страстями. Современные данные значительно обширнее учения 15 века, однако идеи и логика мысли преподобного Нила Сорского актуальны и в наши дни.

 

Литература:

  • А.С.Арсеньев. Философские основания понимания личности: Цикл популярных лекций-очерков с приложениями: Учеб.пособие для студентов высш.учеб.заведений.
    - М.:Изд.центр «Академия», 2001. – 592 с.
  • Л.И.Божович.Личность и ее формирование в детском возрасте. – М.,1968.
  • Л.И.Божович. Проблема развития мотивационной сферы ребенка//Изучение мотивации поведения детей и подростков. – М.,1972.
  • Л.С.Выготский. Собрание сочинений: В 6-ти т. Т.2. Проблемы общей психологии /под ред. В.В.Давыдова. – М.: Педагогика, 1982. – 504 с.
  • А.Н.Леонтьев. Деятельность. Сознание. Личность. М.:Политиздат, 1975. – 304 с.
  • М.В.Соколов. Рчерки истории психологических воззрений в России в 11 – 18 веках. – М.:Изд-во АПН РСФСР, 1963. – 419 с.
  • Д.Б.Эльконин. К вопросу о периодизации психического развития ребенка. – Вопросы психологии. 1971. №4. с.6-20

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-02-12 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: