Блеск и нищета западэнца
Богдан Водолазский
Есть у Украинской революции начало, нет конца
«Я з Мариною уже дітину чекаєм, роблю на заводі, в августі свадьба. Iзжу в Польшу робити. Вже потроху хату почав строїти. Ты же это ожидал услышать от «западэнца»?
Честно сказать, именно это я и ожидал услышать. Это будет история, рассказанная мне добрым приятелем, с которым мы знаем друг друга уже более 5 лет. Мы познакомились на нашей Родине, но в его краях. Нас тогда человек 30 приехало летнюю школу. Учились мало, пили много. Все школьники, золотые умы страны, как нам говорили, победители региональных этапов олимпиады от Малой академии наук Украины. Горное Закарпатье, недалеко от с. Мукачево. Красивейшие виды, горный воздух, скалы и водопады. Оттуда родом Святослав Вокарчук, фронтмен группы «Океан Эльзи». Россияне очень любят эти песни, особенно, когда не понимают, о чём они.
Я перескажу вам наш с ним разговор по душам, если это морально корректно. Хотя когда там журналистов волновали эти проблемы? Шутки в сторону, он дал на это добро, только попросил не разглашать имя. В Украине мы все перестраховываемся. Это нормально. Солому кладём куда ни попадя.
В 2013 году, на момент начала периода политической нестабильности в Украине, тяжело пришлось ученикам 11 класса. Мой друг на тот момент жил в маленьком провинциальном городке в Закарпатской области и жизнь его была легка и беззаботна. Делали закарпатское вино, разливали его в бутылки из-под минералки и горя не знали.
Далее с его слов: «Ещё за несколько месяцев до начала протестных движений в Украине участвовал в гражданском диалоге касательно будущего политического вектора Украины. В выборе между ассоциацией с ЕС и интеграцией в, на тот момент Таможенный Союз, предпочитал позицию нейтралитета Украины, но, отмечал бОльшую экономическую выгоду в экономическом сотрудничестве Украины с ТС, что было закономерным выводом, учитывая тогдашние объёмы торговли. Позволю себе заметить, что национализмом переболел лет в 13, и на тот момент подходил к вопросам о будущем Украины исключительно ища выгодную для государства позицию».
|
|
Здесь вклинивается автор материала и хочет заметить, что еще летом 2013-го в той самой летней школе для «золотых голов» Украины, ребята с западэнщины научили меня кричалке «Слава Украине! Героям слава» и так далее. Эта фраза вообще не носила никакого националистического характера и для нас имела не больше смысла, чем сейчас имеют фанатские разгоны на «Зенит Арене».
Продолжаем цитату: «На ассоциацию больших надежд не полагал, а людям, которые считали ассоциацию тождественной членству, не считал стыдным высказать об их глупости в лицо. Загадкой в 2013 году за 3-4 месяца до событий в Киеве для меня стало то, почему Украина оказалась в позиции безальтернативного выбора между двумя направлениями. В среднем, общество тогда было разделено на тех, кто поддерживал бывших оранжевых, которые были представлены тремя партиями и сидевшей Юлькой, и на синих - сторонников Януковича. По государству установился паритет, но по регионам уровень поддержки, конечно, отличался. Переходя ближе к сути, скажу, что Януковича на тот момент воспринимал довольно скептически, и на то были свои причины. Во-первых, авторитарный стиль правления, с чем я, заядлый левак и просто сын гор, естественно, не соглашался».
|
|
Здесь опять бесцеремонно врывается автор и замечает, что мой друг, принадлежит к русинам. Это такой народ, парни у которого в 16 лет выглядят так, будто Родину раза три защитили и вернулись. Глаза синие, как небо над Карпатами, а волосы русые и густые. Мне кажется, им на моральном уровне нельзя лысеть. Автор удаляется.
«Во-вторых, банальный стыд за безграмотность и туманное прошлое президента. В-третьих, экономика Украины оказалась в стагнации, что на тот момент казалось катастрофой, а сейчас лёгким дружеским подтруниванием. Из личных причин негативного отношения к бывшему президенту - невыполнение обещаний касательно региональной политики. (Это он о том, что Президенту не будет наплевать на западную Украину., - примечание редакции) Но, очень важно заметить, я его не демонизировал, как было принято не в Закарпатье, но на Западе Украины в общем. Я просто считал его посредственным, заурядным президентом. Нельзя сказать, что вот вчера это был бунт, а сегодня революция. Всё происходило, как это обычно бывает, постепенно. Есть у Украинской революции начало, нет конца. Тут я немножко по хронологии пробегусь. К началу протестов 23 ноября я отнёсся скептически - обычные марши оппозиции, которые я не особо поддерживал. Но вот утро 30 ноября было довольно необычным. Осознание того, что этой ночью была разогнана наибрутальнейшим методом демонстрация студентов, с утра ударило в голову. А мы, русины, не привыкли, что утром нам что-то бьёт в голову. Тогда у меня в голове прорезалась только одна мысль: так нельзя. Первую действительно серьёзную акцию протеста (она состоялась 1 декабря) я поддержал душой, мозгом и сердцем. Да чего уж там говорить, если бы с моим сегодняшним опытом довелось ответить на вопрос по поводу моего отношения к акциям начала декабря 2013 года в Украине, то я бы без замедления указал, что оно остаётся сугубо положительным. Даже когда процесс перешёл в фазу открытого противостояния что-то подсказывало, что революция такой и должна быть. В тот момент я не разделял позицию сторонников евроинтеграции, но разделял позицию людей, которые вышли за новое демократическое общество. Я принял революцию, стал её шестернёй, хоть я и не со всем соглашался, но пульс того, что больше так продолжаться не может, не покидали мою голову аж до лета 2014 года. На киевском майдане был только туристом».
|
|
Он здесь стесняется сказать, что мама не пустила. Это нормально.
«Всю жизнь будучи регионалистом я старался действовать исключительно там, где живу либо пребываю. Ну ведь не столицей же единой. Как я уже раньше отметил, жил я в провинции. Когда 2 декабря спустя 16 часов усиленного мониторинга новостей ты идёшь спать в 4 утра и то исключительно потому что интересно, но отдых нужен, ты не знаешь чего ожидать от абстрактного завтра. По состоянию на утро 2 декабря, когда ты снова возвращаешься в общество, укрываясь капюшоном от погоды, тебе кажется, что вот-вот будет взрыв, ты сейчас воссоединишься с коллективом и вы вместе станете частью целого, которое преобразовывается. Я считал себя политически активным в тот момент, не то шо эти. »
Это про восточную Украину. На западе «эти», значит - восточные, на востоке «эти», значит - западные. Центр определяется течением реки Днепр. А ещё мы суп насыпаем, а они - наливают. Непреодолимые разногласия.
«Не помню точно, спустя день или два, но я стал одним из организаторов местного, провинциального, майдана, надеясь на глубокое гражданское улюлю. Не постыжусь заметить, что я был единственным выступающим на городской площади. Тогда-то и появился первый тревожный звонок. Журналисты всё переврали. Я выступал с очень своякой и двойственной речью, в первой части которой взывал общество к пониманию глубины всего происходящего, во второй же, с критикой субпассионарности собравшегося конгломерата.
Я всё же дам краткое, но необходимое описание ситуации. Акция происходила в 2 часа дня, и 95% присутствующих были школьниками либо учащимися в колледжах. Заметил я данный факт только с импровизированной трибуны. Логичным замечанием было: мы ведь здесь не чтобы прогулять уроки, ведь так?! Из 6 минут моей речи 4,5 были омрачены непониманием происходящего внезапного школьного отгула и иронией по этому поводу. На региональных СМИ я же оказался активистом-пионером и вообще молодцом-удальцом. Но в Киеве всё не так, в Киеве всё серьёзно, сказал я и вернулся в режим наблюдения.
Покуда майдан существовал, (ну пускай 23.11.13 - 20.02.14), я, в принципе, верил и поддерживал. Разочароваться же в поведении Украинского государства я успел поздней весной и летом 2014 года. Я ездил на Донбасс, чтобы разобраться что происходит, и тогда понимание того, что нет в жизни ничего однозначно белого и чёрного, пришло окончательно. Когда в Одессе погибли сограждане, нет, соотечественники, я понял, что всё вышло за грань революции. Я считаю, что был потерян контроль всеми сторонами, к тому же, возможно, безвозвратно, либо же на долгий период времени. Бунтарская романтика во мне - всё ещё жива, но сейчас уже не в дыме покрышек в Киеве, а в океанском прибое, забегая наперёд. Но, давая ожидаемый ответ, скажу, что меня хватило ненадолго. Уже в августе 2014 года моей реакцией было только Кы'c-cы ке?»
Это непереводимый закарпатский диалект.
«Что происходит? Ничего, давайте наблюдать. Обвал экономики уже тогда был очевидным, так что не могу сказать, что меня разочаровало падение ВВП.
Я, как и ты, эгоист, и учитывая специфику моего родного региона, сложно представить ситуацию, в которой я бы остался в Украине».
Он опять стесняется сказать, что там можно только пить вино и гулять по горам.
«Если бы даже всего этого шухера не было, я бы вряд ли остался в Украине. Да и вообще, если бы ты хотел услышать типичную позицию западенца - ты бы спросил у Оли Зэйлык. Это та женщина с Луцка, которая на тебя запала тогда в МАНе».
Здесь мой друг делает мне комплимент, что помнит мою небольшую школьную интрижку. Романтика наших с ней отношений заключалась в том, что я говорил исключительно по-русски, а она, конечно же, только по-украински. Более того, она ещё и стихи писала… так, я не об этом. Она важна не тем, что как и любая западэнка, была чертовски хороша собой, но и тем, что она вообще не понимала, как мы там на востоке страны живём. Она не понимала, как можно ездить в Россию работать, как можно изучать русскую литературу и восхищаться Есениным, когда есть Сергiй Жадан.
Далее автор материала делает ремарку, в которой объясняет, что каждый уважающий себя хохол должен жить не в Украине. Это важно. А когда ты уезжаешь, еще важнее, что ты не бежишь. Никто из нас не беженец. Мы не Усейн Болт, чтобы бегать. Я видел как люди, уезжающие от войны, оставляющие дома, стены которых испещрены осколками, плакали, потому что любят свои города и посёлки. Да, было страшно, но никто не бежал. Я лично открывал шампанское во дворе, когда надо мной летали снаряды. Туда летят, обратно… а я считаю пузырьки в бутылке. Потерянное поколение. Слово коллеге:
«Стоит отметить, что я не колбасный мигрант. Я уехал не потому что мне нечем кормить детей, не затем чтобы привозить твёрдую валюту каждые n-месяцев и не потому что не смог себя реализовать в условиях падающей ниц Украины. Я уехал потому что космополит. Также, стоит отметить, что накал ура-патриотизма и пропаганды мне порядком поднадоел. НО, многие люди уезжают именно потому что надо. НО, я себя таким не считаю. Прожжённый космополит уезжает в заморские порты искать приключений, так бывает. Я бы уехал, полагаю, даже если бы в Украине ничего и не произошло. Просто потому что так бывает.
Нахожусь в Республике Португалия, а конкретнее, в Лиссабоне - стольном граде. Порто-франко. Город на семи холмах. Привлекают мандарины, которые в лучах океанского солнца ты срываешь просто гуляя по улице при температуре +20 в декабре, любуясь каменными джунглями арабизированной романской культуры. Нравился и нравится этот отправной в вопросах новых географических открытий пункт. Несмотря на значительное отставание Португалии от остальных стран Западной Европы, глупо будет отрицать значительное превосходство уровня жизни здесь, над суровыми украинскими декабрьскими 18-го года реалиями».
Напоследок скажу, что он в Лиссабоне нелегально. Дозволенные украинским безвизом 90 дней истекли. Карета превратилась в тыкву. Благодаря знаниям языков и природной украинской хитрости, он, конечно же, выкрутился и нашёл работу. Снимает квартиру. Отправляет семье деньги и болеет за свою страну. Как и я. Обычно мы заканчиваем разговоры надеждой на то, что когда-нибудь мы сможем спокойно приехать домой, собраться по ту или другую сторону Карпат и выпить вина из бутылки для минералки.
МЯУ
Александр Ефимкин
имена героев изменены
***
«Да бл…ь, с…би вправо!» – Глеб вплотную прижимается к заднему бамперу очередной малолитражки, нервно мигая дальним светом. Анемичного вида женщина средних лет покорно меняет полосу, и наш баварский седан стремительно набирает скорость. Со временем Глебу надоедает дожидаться обывательской услужливости. Резким движением руля он бросает автомобиль в сторону правого отбойника, затем, обойдя несколько машин, возвращается в левый ряд. Мельком смотрю на спидометр: стрелка, разменяв первые полторы сотни, уверенно движется дальше. «Тебе не страшно?» – снова не без едва заметного удовольствия спрашивает он меня. Впрочем, мы почти не разговариваем: дорогая аудиосистема захлёстывает салон вгрызаниями Оксимирона в хитросплетения иронично-бунтарского текста. Знали бы немецкие маркетологи, какой ещё бывает их пресловутая Freude am Fahren.
В таком безумном темпе мы едем уже минут двадцать. На часах половина десятого, пятничный вечер флегматично укутывает город пушистым снегом. Там, куда мы так торопимся, нас никто не ждёт. Но Глеб хочет быть на месте как можно раньше.
За окном – архитектурное многообразие современного Петербурга: холодный металл Западного Скоростного Диаметра сначала сменяется чопорностью сталинского ампира, а потом и вовсе безликими окраинными панельками. Значит, скоро приедем.
***
Глеб убавляет громкость и всматривается в однотонный массив. Где-то здесь. Наконец, мы съезжаем с дороги во двор, освещённый несколькими тусклыми фонарями. «Дальше пешком проидём», – Глеб глушит мотор, и какое-то время мы молча сидим с выключенными фарами. «Дай мне нож, – Глеб протягивает руку, – он в кармане твоей двери». Достав нож, какое-то время рассматриваю его. Раскладной, швейцарская сталь, выглядит так, будто куплен совсем недавно, а ведь подарен ещё десять лет назад. Глеб говорит, что нож всегда должен быть чистым.
Мы выходим на улицу. Кажется, будто само Время, остановившись, вмёрзло в её туманый воздух. Тишина такая, что даже стеснённое дыхание непривыкших к морозу лёгких начинает казаться шумным. Глеб напряжённо вглядывается в закоулки безжизненного двора: «Только бы не было мусоров». Cмотрим на фотографию. На ней можно разобрать лишь мутно-серую стену, глухую железную дверь чёрного входа и мятую, облупившуюся водосточную трубу. Оглядываемся. Двору типовой хрущёвки чуждо разнообразие, подобных мест здесь можно найти с десяток. Снова утыкаемся в изображение: «Вот, смотри, – я судорожно тянусь к экрану смартфона, – здесь ещё балкон деревянный, видишь? И облицовка сбита в углу». Наши взгляды выхватывают ту самую дверь. «Я пойду один. Если увидишь кого-нибудь, немедленно звони», – после этих слов Глеб скрывается за гаражом и оставляет меня наедине с безмятежной мглой. Теперь – только ждать.
Я стою на морозе уже несколько минут, когда Глеб быстрым шагом выходит с другой стороны гаража, словно из ниоткуда.
– Как всё прошло?
– Нормально. Поехали.
Мы спешно идём в сторону автомобиля. Глеб достаёт нож, вытирает его влажной салфеткой и снова прячет в карман. Опрятность с ним повсюду. Даже сейчас он одет так, будто собрался в престижный ресторан: из-под приталенного полупальто виднеется бадлон, а на ногах – шерстяные брюки, которые Глеб то и дело отряхивает. Садясь в машину, мы дышим в сложенные ладони. Самое трудное позади.
***
«Ну-ка, что у нас тут?» – Глеб держит свёрток чёрной изоленты размером с грецкий орех. Быстро, но аккуратно начинает разматывать. Через пару слоёв в его руках оказывается небольшой магнит, похожий на батарейку для наручных часов. Вскоре ему удаётся полностью избавиться от изоленты. Небрежно скомкав, он выбрасывает её в окно.
Глеб внимательно рассматривает прозрачный зиплок. В нём – белый неоднородный порошок, совсем маленькие гранулы которого, почти пыль, перемешаны с кристаллами, переливающимися холодным светом.
– Два?
– Да.
Впереди привычная процедура. Глеб кладёт телефон на центральный подлокотник и осторожно высыпает часть содержимого пакетика на экран. Весы ни к чему: он точно знает, сколько надо. Достаёт потрёпанную пластиковую карту. В полумраке я успеваю прочитать: «BMW Tracking System». Говорю же, знали бы…
Глеб с силой вдавливает карту в экран. Потом ещё раз, стараясь растереть порошок как можно мельче. Слышится сухой хруст. По салону распространяется химозный, концентрированный запах, напоминающий мускатный орех.
Выверенными движениями Глеб превращает хаотично распластанную массу в три аккуратных дорожки. Достаёт заранее скрученную купюру: сторублёвая – видно, дела не очень. Но скоро это не будет иметь никакого значения.
Приложившись к импровизированной трубке, Глеб медленно ведёт ей по экрану. Разделавшись с первой дорожкой, сразу же меняет ноздрю и повторяет манёвр. Поднимает голову, пытаясь осмотреться. Лучи одинокого фонаря высвечивают его впалые щёки, натянутые на побагровевшие скулы. В зеркале заднего вида ему мерещатся полицейские мигалки. Готовый сорваться с места, он испуганно щурится. Я поворачиваю голову и вижу яркую вывеску цветочного магазина, наполовину заслонённую припаркованными машинами. Убеждённый в эфемерности угрозы, Глеб на выдохе опускается в кресло.
***
«Зай, ты как? – освоив последнюю дорожку, Глеб снова может пользоваться телефоном по назначению, – Тебе удалось поспать? Мы задержались на окраине, где-то через час приедем. Постарайся заснуть всё-таки». Наш автомобиль вальяжно пробирается через заснеженный город. Мы больше никуда не торопимся, да и зачем? Лучше будет, если Надя сможет хоть ненадолго побороть бессонницу.
В парадной консьерж смеряет нас взглядом. Статус дома обязывает её быть нарочито бдительной. Через светлый холл мы проходим к бесшумному лифту, который поднимает нас на тринадцатый этаж.
«Пожалуйста, не включайте свет!» – с порога нас встречает субтильная светловолосая девушка в чёрном халате. Она говорит с надрывом, не поднимая глаз: «Глеб, не трогай выключатель, разденьтесь так, я тебя очень прошу». На ощупь повесив куртки, мы рассаживаемся в полутьме гостиной на просторном диване. Надя рассказывает, что последние три дня её мучает конъюктивит.
«Я всё тебе сделаю, подожди десять минут», – Глеб показывается из дверей спальни, держа в руке выключенный планшет. В этом доме никто не помнит, когда его заряжали в последний раз. «Глеб, давай я лучше сама, – Надя привстаёт с дивана, – где? ».
Над безжизненным дисплеем планшета высится белая сопка. Надя задумчиво водит по ней кредиткой. Ещё пару месяцев назад она не могла бы и предположить, как сильно изменится её жизнь. Стесняясь, она делает два шага вправо от единственного включённого светильника и, отвернувшись, приникает к каменной столешнице.
«Неужели ты так и не смогла заснуть?» – Глеб не унимается. В последнее время в его отношениях с Надей что-то переменилось. Он будто заново обнаружил в себе потребность заботиться об этой хрупкой девушке, теперь, когда последняя преграда между ними исчезла. И Надя, в свою очередь, тоже смогла его понять. «Я весь день ждала, когда ты приедешь», – больными глазами она старается поймать взгляд Глеба, подперев голову руками.
***
– Ты вообще адекватная?! – конфликт вспыхивает внезапно, безо всякой причины.
– На себя посмотри!
– Я сейчас санитаров вызову! Успокойся, я тебе говорю!
– Глеб, ты как со мной разговариваешь? Всё, просто оставь меня, мне ничего от тебя не надо.
– Надя!
– Я уеду к себе, – Надя берёт в руки телефон, – Отпусти!
Диалог продолжается в спальне. Какое-то время из-за стены до меня ещё доносятся их крики и взаимные оскорбления. Потом голоса стихают. На несколько минут квартира погружается в приятную тишину. Я начинаю думать, что, утомлённые спором, ребята уснули. За последние трое суток на двоих им выпало собрать лишь десять часов драгоценного сна.
Шум заоконного ветра перебивают ритмичные стоны и вздохи. Вначале едва уловимые, они разрастаются в амплитуде, проникая сквозь поры бетонных стен, и теперь уже словно сами эти стены и всё ими разделённое бьются в унисон с парким союзом изнемождённых тел.
Проходит полтора часа, прежде чем Глеб выходит из комнаты и направляется в душ. На нём – вывернутый наизнанку чёрный халат. С утра он вызовет Наде такси, чтобы она не опоздала в офис. Только бы ей уснуть сейчас.
Последний день Олимпийских игр
Христина Филиппова
25 февраля 2018 года. Завершающий день Зимних Олимпийских игр. В Пхенчане сильный ветер, но уже не такой свирепый, как в последние несколько дней. Однако, утро рассказчика начинается не в Пхенчане, а в Сокчо. Именно здесь в маленьком городке на севере Южной Кореи разместились волонтеры, работающие в объектах, расположенных в горном кластере: главный пресс-центр, биатлонный центр «Альпенсия», лыжный центр «Альпенсия», санно-бобслейный центр «Альпенсия», комплекс для прыжков с трамплина «Альпенсия», горнолыжный центр Ёнпхён.
Сегодня утренняя смена. Работаю я волонтером в главном пресс-центре, расположенном в Пхенчане. Для того чтобы добраться из Сокчо в Пхенчан необходимо ехать на шаттле полтора час. Да, многих поначалу это повергло в легкий шок и негодование, но спустя почти 20 дней это время в пути уже не кажется таким уж и долгим. Тем более, когда рядом интересные попутчики, а их здесь в Корее, поверьте, много.
У соседок разные смены. Кто-то и вовсе отдыхает после вечернего «дежурства». Соседки-кореянки собираются на гала-концерт по фигурному катанию, они работают в Ледовой арене Каннына, в прибрежном кластере. Их функционал – работа со зрителями. Помню, как несколько дней назад они пришли очень поздно со смены, но с довольными лицами. Оно и понятно, был финал по шорт-треку, где в женской эстафете на 3000 метров команда Республики Корея завоевала золото. Корейские болельщики умеют поддержать, и в этом я убедилась сама на соревнованиях по конькобежному спорту. Да Он и Е Рим, к слову, из Чеджу – знаменитого курортного острова Южной Кореи. Хоть девушки и из юга страны, холод провинции Ганвон им не страшен.
Еще одна моя соседка – Женя из Екатеринбурга. Она тоже работает в главном пресс-центре, как и я, но наши функциональные позиции различаются. Она работает переводчиком в пропускном пункте MPC (Main Press Centre), помогает ребятам из охраны при досмотре всех входящих в здание. Смены у нее тоже вразброс – как утренние, так и вечерние. Однако как настоящая поклонница биатлона для соревнований у нее всегда найдется время.
Кореянки уже уехали, у Жени выходной, я сажусь в автобус прямиком до пресс-центра. Шаттлы, в которых мы ездим – отдельная история, про которую нельзя не упомянуть. В начале нашей работы в качестве волонтеров (до начала самих игр) расписание автобусов и их количество было несопоставимо с потребностями в быстрой и комфортабельной транспортировке. Коллапс с логистикой был камнем преткновения вплоть до середины игр. Жертвами непредусмотрительности оргкомитета стали не только волонтеры, но и журналисты, а также оплачиваемый персонал игр. Однако, сами автобусы – действительно уютные, вместительные, и что важнее всего, водители всегда отзывчивы и спокойны, по крайней мере, те, которые возили нас.
Выезжая из Сокчо, сразу открывается невероятный вид на национальный парк Сораксан – место, где вы можете насладиться величием гор и красотой местных храмов. А еще в Сокчо можно насладиться неописуемым видом на море, которое зимой кажется еще прекраснее.
Уже в автобусе я встретила коллегу – 68-летнего Майкла Шелдона из Великобритании. Майкл, как все мы его зовем, участвует на Олимпийских играх в качестве волонтера не впервые, но в первый раз именно на белой олимпиаде. Он был волонтером в Лондоне в 2012 году, тогда также работал в пресс-центре, но на самом объекте проведения игр. В его обязанности входило следить за работой фотографов на теннисном корте, чтобы во время работы они не заступали за территорию, обозначенную для журналистов. Майкл говорит, что летняя олимпиада куда более интереснее, потому что представлено больше дисциплин, да и погодные условия благоприятнее. С этим точно не поспоришь, ведь в Пхенчане из-за сильного ветра были перенесены соревнования по биг-эйру.
Вот мы и прибыли в главный пресс-центр. Моя функциональная позиция – волонтер офиса по проведению пресс-конференций Главного пресс-центра. В мои задачи входят подготовка и техническая поддержка проводимых пресс-конференций. После завтрака начинается последний день работы на олимпийских играх.
Первым делом, стоит рассмотреть график предстоящих пресс-конференций. Сегодня их всего лишь пять, в то время как за время олимпиады мы насчитали более ста. Я иду подготавливать конференц-зал PyeongChang для необычного спикера. Эту чешскую спортсменку по праву можно назвать выдающейся, ведь Эстер Ледецка выиграла золото в горнолыжном спорте и сноуборде. Такого в истории Зимних Олимпийских игр еще не было. Проверка микрофона, именных табличек. Все готово к проведению пресс-конференции. Спикеры выходят на сцену, журналисты настраивают объективы, подготавливают ноутбуки – все готовы к диалогу. Модератор представляет спортсменку и ее команду: тренера по сноуборду, тренера по лыжным гонкам, личного врача. Сколько радости и позитива излучает чемпионка, делится планами и надеждами на следующие игры.
После проведенной пресс-конференции настает время обеда – но расслабляться еще рано. Ведь с двух часов после обеда по плану итоговая пресс-конференция президента МОК Томаса Баха. А пока мы с коллегами идем набираться жизненных сил. К слову, корейская еда – хоть и вкусная, но до жути острая, поэтому при возможности, советую избегать еды с преобладанием в ней красного цвета. Еду волонтерам предоставляют три раза в день – два из них на объекте в день смены, а оставшийся прием пищи на месте проживания.
После обедненного перерыва начинается крупная конференция. Журналистов интересует множество вопросов, начиная от объединенной команды Северной и Южной Кореи, затрагивая также вопрос о восстановлении статуса российских атлетов. Ответы для российской сборной не так оптимистичны, в сравнении с благодарностями организационному комитету по подготовке и проведению игр. Особые слова благодарности выражает президент МОК и нам, волонтерам, за добросовестный и безвозмездный труд. После завершения почти двухчасового диалога Томаса Баха со СМИ, мой последний рабочий день волонтерской смены подходит к концу.
Я прихожу в офис, прощаюсь с нашими менеджерами, которые все еще остаются на посту, получаю слова благодарности и неожиданный подарок, наверное, самый непредсказуемый за всю мою жизнь.
Адам Кифер, наш менеджер, парень из Индианы, спрашивает какие планы на оставшийся вечер. Я отвечаю, что особо никаких, на что следует ответ: «Тогда держи и прихвати с собой хат пэки (нагреватели для рук)». Он протягивает мне билет с маркировкой олимпиады, на котором написано: Closing Ceremony Ticket. В это момент я понимаю, что хотя мой последний рабочий день в Пхенчане закончился, последний день Олимпийских игр для меня только начинается…