Литвинова Ольга
Под Воркуту на Рождество.
Верхняя полка в вагоне поезда Петербург - Воркута. Петербург готовился встретить, как часто это бывает, Рождество без снега. А я уезжала. За окном уныло и утро не перешло в день, а сменилось вечером. Но всё изменилось - лежал снег! На одной маленькой станции сидели охотники с собаками совсем как на картине Перова. Они были единственными людьми, которых увидела за несколько часов из окна поезда. Даже жутковато стало. Волховстрой 1 - большая узловая станция, но людей вообще не было. Попутчики спали, задремала и я. Проснувшись, опять удивилась отсутствию людей, ни одного дымочка из труб деревянных домиков, поломанные заборы, какие-то развалины. Проснувшиеся попутчики сказали, что половина России в таком виде... Стало жутко. Третий час. Ещё сутки и я буду в Микуни. Ударение на первый слог. Все меня поправляют, когда произношу неправильно. А снегу уже много! Ели удивительно красивы, напоминают открытку.
"Заборье" - ровные расчищенные от снега дорожки, женщина разговаривает по мобильнику, всё очень чисто и красиво. Поезд идёт дальше и опять безлюдье, дома с заколоченными окнами. Шестой час. Бока отлежала. С верхней полки лишний раз не слезешь - трудно забираться. Череповец. Минут десять, если не больше, проезжали мимо заводских корпусов, труб. Из одной трубы вырывались языки пламени! Красивое здание вокзала, напоминающее игрушку, яркие огни, пассажиры ходят по перрону.
Я еду в гости к замечательной женщине – Ирине Коростелёвой, которую называю Марусей, как привыкла за несколько лет дружбы. Удивитесь, но познакомил нас Интернет. Пожалуй, не все поймут, что можно серьёзно относиться к отношениям в социальных сетях, но именно группа «ВКонтакте» стала для многих моих знакомых поддержкой. Несколько тысяч человек вступили в группу «Возраст – это состояние души» и нашли себе занятие по душе, товарищей по общению, попутчиков по поездкам и путешествиям. Ирин в группе оказалось несколько, вот и стали они выбирать себе несколько отличное от других имя. Появилась Ирусик, Ирина, а Марусей назвала себя Ирина Коростелёва, вспомнив, что так обращался к ней маленький племянник. Маруся приезжала ко мне и видела парализованную старенькую маму, ещё более старенькую тётушку. А потом она каждый вечер писала слова поддержки. И вот теперь я собралась её навестить. И еду!
Следующий день. Сугробы! Проехали Котлас, где вышла супружеская пара, перебралась вниз. Сижу за столиком и смотрю на занесённый снегом лес, посёлки, где люди, проходят по расчищенным белым дорожкам, яркие огни и разноцветными огоньками сверкают ёлочки в домах и во дворах. Понравилась станция Низовка. В 2 часа дня прибыла в Микунь. Вышла в город, побродила по улицам. Заинтересовали названия улиц на двух языках. Даже не сразу сообразила, что мы уже в Коми. Привокзальный буфет очень понравился - весь в новогодней мишуре, гирляндах и шикарная ёлочка! Да ещё и буфетчица - двойник мамы моего ученика Петрова, приветливая и какая-то уютная, продала мне два яйца вкрутую очень дёшево по нынешним временам. Пью кофе из термоса, тяну время - до отъезда ещё четыре часа. Поезд на Усву приходит за полчаса до отправления, что очень удачно. Разместилась по-царски! Нижняя полка в купе. Разбудила попутчицу и уже не дала спать. Оказалось, что мы товарищи по... счастью. Работаем в школе. Следующие четыре часа прошли мгновенно! Попутчица Ирина волновалась, встретят ли меня. Проводила в тамбур и не ушла, пока не увидела бегущую ко мне Марусю с поднятыми руками. Я приехала!
Перед поездкой волнений было много - мой диабет, слабое сердце, да и верхние полки поездов, на которые только смогла взять билеты. Благословение архимандрита Нектария позволило не думать об этом. Я должна была ехать! Две цели, две задачи должна была выполнить. Первая - записать рассказ о блокадной юности Марусиной мамы Марии Васильевны Нефуковой. Вторая - навестить Марусю, возможно, что-нибудь посоветовать, вернув, таким образом, долг за всё, что сделали для меня друзья. Никогда не забуду, сколько сочувствия, поддержки испытала за три года, когда моя мама болела, а сколько белья отдали после просьбы на его нехватку. Семья Лахно, Аллочка Рощина, Наташа Егорова, Верочка Романова, у которой была для меня приготовлена посылка, но не понадобилась, столько всего получилось. Все находили время, что так дорого стоит, и принимали меня у себя, встречались со мной... Этот долг надо было вернуть.
Маруся очень тщательно подготовилась к моему приезду. Сделала ремонт в одной из комнат своей уютной, чудесной, сверкающей чистотой квартире. А в самой большой комнате была ёлка, у которой пришлось слегка отрезать верхушку, чтобы она влезла. Как Маруся тащила её из леса? Пробиралась через снега, сугробы, потом по лестнице на свой этаж... А как украсила! Хотя приехала я в первом часу ночи, Мария Васильевна не спала. Оказалось, она никогда не ложится, пока Маруся не придёт домой. Четырёхкомнатная квартира вся оформлена золотыми руками хозяйки. Вышивки-картины, сувениры, красивые салфетки и всякие замечательные безделушки, которые создают неповторимый уют, передавали характер и хозяйственность Маруси. А чудесные красавцы котик и барбосик были настолько очаровательны, что описать невозможно. Представляете, как рада я была, что приехала в такую даль!
Утром отправились осматривать окрестности. После бесснежного Питера заснеженный Междуреченск показался сказочно красивым! Представьте себе, мини-городок пятиэтажек, причём кирпичных, с фасадами, украшенными национальным узором. Эти дома были построены для болгар, которые по договору работали на обработке древесины, оказавшейся ненужной нашей стране. Сохранилась вся инфраструктура - детский сад, школа, поликлиника, спортивный комплекс, магазины, дом культуры, бар, кафе, хлебопекарня.
Все встречные здоровались, неторопливо прогуливаясь с детьми, санками, собаками, колясками, нарядные и красивые. Поразило, что люди именно нарядные, одеты тщательно, модно, добротно и дорого. На катке местные школьники развлекались, пользуясь зимними каникулами. Никаких посыпанных солью и песком дорог! Прямо Финляндия! Нет, чище. Белоснежный снег, более белый, чем видела в жизни. Марусю многие знали, останавливали, заговаривали. Ещё по пути со станции мы увидели расцвеченную огоньками искусственную ёлку, которая здесь, среди огромного количества настоящих ёлок, выглядела забавно. Жители гордились приобретением атрибута праздника. В Новый год был даже устроено гуляние, на котором наша Маруся исполняла роль Деда Мороза. С мужчинами в Междуреченске напряжённо - работы для них нет, вынуждены отправляться на работу в другие места. Хлеб весь раскупили, что позже стало вполне понятно - необыкновенно вкусный, даже мужу привезла попробовать целый каравайчик. Обошли все места, где мог оставаться хлеб. Маруся успокоила меня, что испечём пироги и булочки и так обойдёмся. Дома сразу поставила опару, накормила необыкновенным борщом, в котором все компоненты она вырастила сама, замесила тесто, одновременно поставив вариться рис и яйца для начинки. Мария Васильевна показала мне свои записки о блокаде, о войне. Марусе не показывала, явно не желая подвергать её душевной травме, жалея той самой материнской жалостью, по которой мы все тоскуем. Я переписала их полностью, но возможны неточности - знаки препинания в подлиннике отсутствовали, а толковать можно по-разному.
Рассказ Марусиной мамы, за которым и ездила в Коми в Междуреченск.
«Корягин Александр Васильевич, 1929 г. р. Место проживания: ст. Горская, Большая Горская ул., д. 42. Дата смерти: январь 1942. Место захоронения: Горское кладб. (Блокада, т. 15)
Корягин Михаил Васильевич, 1927 г. р. Место проживания: ст. Лисий Нос, Большой пр., д. 4. Дата смерти: январь 1942. Место захоронения: Горское кладб. (Блокада, т. 15)»
Это родные братья Марусиной мамы - Нефуковой Марии Васильевны. Нашла только их в списках захороненных в братской могиле на кладбище в Горской.
"1941 г. июль. Моя семья - мама, четыре брата и сестра, уезжали с Репино (Куоккала) в Ленинград на лошади с соседом (отец уже был на фронте). Я несла годовалую сестру Раю, мама Вову, Миша, Шура шли рядом. Юрик сидел на телеге, иногда и Вова. При нас была овца, потом её продали. Пришли в Ленинград на эвакопункт у Тучкова моста. Нас поселили в подвале. Мама сообщила отцу. Он ещё был под Ленинградом. Накормили чечевицей. И два дня жили там. Потом нас погрузили в эшелон и поставили на путях за Московским вокзалом. Мама меня отправила на вокзал купить булочек в коммерческом магазине (уже были карточки). Я купила с Раей на руках сетку полную. Приехала к поезду на трамвае, а поезда уже нет. Рядом стоял такой же состав с эвакуированными и нам сказали, что тоже приедет туда же что и наш. Мы сели в проходе и ехали часа четыре. Стали бомбить враги, но поезд прошёл наш до станции Лебяжье или Мельничий ручей, это в пригороде. Там я своих не нашла. Ночевала с Раей на вокзале, плакала. Мне было неполных пятнадцать лет. Люди жалели, кто чего давал. Приехала в Ленинград на Московский вокзал. Там был эвакопункт. Жила там два дня. Узнавала, где наш эшелон. Ездила ещё в три места в течении шести дней и нигде не могла найти. Потом вспомнила знакомых на улице Рубинштейна и пошла с Раей к ним. Было холодно. Посидела у подъезда. Женщина нам дала одеяльце, кофту и кое-чего из продуктов. Пришла к знакомым и узнала, что мать с братьями уже живут на станции Лисий Нос. Она нас ищет везде. Мы поехали с Финляндского вокзала. Итак, мы с Раей на руках пробыли 10-12 дней. Видела, как бомбили эшелон, какой был крик, и как наши люди помогали друг другу.
1941 август. Когда я нашла свою семью, была радость матери и братьев. Нас поселили в финском домике. Дали карточки на хлеб по 250 г на человека. Мы с мамой пошли пилить лес на дрова. Там отравилась лошадь и она подыхала. Её зарезали и дали нам полтуши. Мы привезли её домой и ели конские котлеты, а потом супы варили. В сентябре хлеб урезали до 125 г на человека. Приезжал отец, привозил кое-что, но мы уже были слабы. В октябре я стала менять мамины платья на продукты. То стакан пшена дадут, то манки. За мои серёжки серебряные дали две мисочки холодца. Умер брат Юра. В ноябре умер брат Вова. Отец был на Ленинградском фронте. Привозил буханку хлеба, папирос, дуранды. Я ходила а часть. Меняла на хлеб. Помню, пошла на вокзал с противогазной сумкой. Разгружали овёс. Я под вагоном набрала сумку со снегом овса. Принесла, мать растопила овёс и варила суп. Отец привозил сухую горчицу, и мы пекли блины. Есть невозможно, но жевали. Я еле ходила за хлебом (он был сырой, чёрный как земля тяжёлый). Помню, колола дрова топить печь и упала без сознания. Мать пришла, позвала медсестру, и меня отходили, а то бы умерла. Я была уже дистрофиком, весила мало. Худая, но на ногах держалась. Братья лежали. Сестра просила есть постоянно. Вошёл к нам мужчина - приехал к соседке. Её не было дома. Попросил кипятку. Стал есть хлеб с водой и сказал, что завтра в январе дадут хлеб по 250 г. Миша с Шуриком обрадовались, много будет. Я пошла и выкупила. Правда, 4 января прибавили. А они умерли, утром не проснулись. Мать говорит, - "Буди ребят". Я стала будить Мишу, а у него руки холодные, а до Шуры я боялась дотронуться. Так они и не дождались прибавки. Вечером приехал отец. Они лежали на полу. Я посветила. Он встал на колени и смотрел на своих сынов (волосы были чёрные, а утром уже и седые были). Он их сам отвёз на кладбище. Мы не могли. Не было сил. Он уехал, а мать пошла в Лисийносовский Совет. Там эвакуировали. Наташа, сестра (?) брата с Валерой пришла к нам жить. Я нянчила его и Раю. Мать меня оставила с Наташей, сама села в эшелон (с Раей)) и сказала, что напишу, как приеду. Но я так и не дождалась. Прислала письмо соседка. Тринадцать машин на Ладоге пошло под лёд. 1942 г. В марте я пошла в Ленинград, где отец лежал в госпитале на Красноармейской улице. Он меня накормил и уложил спать на свою койку. Утром сходил к начальнику госпиталя. Просил меня устроить работать, но мне не было шестнадцати лет и нельзя. Тогда пошли в трудовое управление и меня приняли в ФЗО. Отец меня отвёл на улицу Некрасова, дом 40. Сам попрощался и сказал: "Окончится война, поедем в Крым. У меня будет грудь в крестах или голова в кустах". В 1943 году я стала его разыскивать через Военкомат. Мне дали похоронку и 150 рублей, ордер на платье и туфли и сообщили, что похоронен в Тосненском районе под Ленинградом. В школе ФЗО в общежитии нас была группа 25 человек девочек. Стали учить на штукатура - маляра, где и закончила с Похвальной грамотой. Мастер был Пётр Ипполитович Марьин. Послали работать в строительное управление на всякие объекты. Учила учеников, получала 100 рублей за ученика. Не хватало рабочих рук. Питались в столовой. Жили в общежитии на Гороховой 60. Потом на Желябова д.10. Сняли блокаду, ходили на Дворцовую площадь. Потом сообщили, что победа. Столько сил было за эти годы потрачено в работе и во всём."
Родители Марии Васильевны Нефуковой, родившейся 2 февраля 1926 года в деревне Покровка Ленинградской области: отец - Корягин Василий Николаевич. Погиб в 1944 году при защите Ижорского завода. Деревня Колпино. Перезахоронение в Колпинском районе. Мать - Корягина Анастасия Васильевна (Дёмина).
Мария Васильевна много рассказывала о своей жизни, о многих испытания. О том, как она оказалась в Коми. Замечательные люди живут в Коми, но очень больную, передвигающуюся на ходунках, 88-летнюю блокадницу не считают инвалидом. Невозможно оформить инвалидность, никаких сил не хватит.