ПРОБЛЕМА БОЕСПОСОБНОСТИ
Проблема боеспособности Красной армии в предвоенный период имеет еще много нераскрытых сторон. Особый интерес в данном отношении вызывает конец 1930-х гг., когда при подготовке к борьбе с внешним противником был осуществлен переход к боевым действиям не только у границ СССР, но и за его пределами. Без всестороннего рассмотрения существовавшего тогда реального положения дел в советских войсках невозможен глубокий анализ причин их поражений в начальный период Великой Отечественной войны, остающихся одной из актуальных проблем отечественной историографии.
Внимание историков, как правило, было приковано, с одной стороны, к реорганизации армии на основе кадровой системы комплектования, завершившейся к 1939 г., быстрому росту ее численности, вооружений, ассигнований на содержание, а с другой -к проведению беспрецедентной репрессивной кампании, достигшей своей кульминации в 1937-1938 гг. В соответствии с этим изучение проблемы боеспособности РККА концентрируется хотя и на чрезвычайно важном, однако весьма ограниченном круге вопросов: количественные и качественные показатели боевой техники, организационная структура и численность войск, тактико-стратегические установки, некоторые характеристики командного состава. Отечественная историография Красной армии предвоенного периода продолжает оставаться в традиционных рамках «политической» истории, которые существенно сужают сам диапазон исследований и, следовательно, возможности введения в научный оборот новых источников. Это вынуждает ученых при обсуждении даже дискуссионных проблем оперировать сравнительно ограниченным кругом фактов. Любопытно, что сторонники принципиально различных концепций по вопросу о военно-политической стратегии сталинского руководства, по сути, мало отличаются друг от друга в своих представлениях о реальном состоянии Красной армии. Например, представитель концепции «наступательной войны» М.И. Мельтюхов, указывая на то, что перед Великой Отечественной войной «Красная армия была крупнейшей армией мира... значительно превосходящей армию фашистской Германии по количеству вооружения и боевой техники»1, возводит ее в ранг первоклассной армии. А защищающий «оборонительные позиции» историк А.С. Орлов, критикуя Мельтюхова за недооценку качественных характеристик боеспособности армии, имевшихся в ней недостатков, тем не менее уверенно утверждает, что она была хотя и не первоклассной, но все-таки «классной» армией2.
|
Современная историография, даже обогатившись известной долей новых фактов, но, вращаясь в прежнем круге вопросов, не смогла совершить прорыв в осмыслении проблемы. Взгляд на нее лишь «сверху» не в состоянии во всей полноте охватить степень боеготовности РККА. Главное, что осталось скрытым при таком взгляде, и, соответственно, при традиционном подходе к изучению проблемы - картина того, что происходило «внизу» армейской организационной структуры. Сам человек и прежде всего рядовой боец (его деятельность, учеба, быт, настроение, а следовательно, жизнь армии во всех ее проявлениях и многообразии) оказался за рамками исследований. Ведь количество и качество оружия - лишь одна сторона проблемы. Другая - овладение различными его видами, отношение к ним военнослужащих. К тому же не только техника определяла уровень боевой силы армии. Огромное значение в ее формировании имели
|
жизненные условия красноармейцев, включая качество довольствия, обустроенность казарм, столовых, санчастей. Кроме того, важнейшие факторы, влиявшие на боеготовность войск: физическая подготовка личного состава, его моральное состояние, организация и качество обучения, соблюдение установленного распорядка дня и дисциплины зависели не только от уставов, спускаемых сверху приказов и распоряжений, но и от слаженности работы всех звеньев военного механизма, ежедневно отражавшейся на каждом человеке.
Анализ многочисленных проблем, ярко высвечивающихся при взгляде на положение дел «снизу», представляется наиболее эффективным с позиции истории повседневности3. Разнообразные «человеческие» проблемы в армии мало привлекали к себе внимание ученых. Лишь в последнее время наметился определенный сдвиг в изучении социальных аспектов армейской проблематики, в том числе материально-бытового положения военнослужащих, благодаря освещению их с позиций взаимосвязи армии и общества4. Такой подход имеет важное значение для выявления обусловленности ряда войсковых проблем общественными факторами и отражения их статистическими показателями. Однако даже значительное продвижение в данном направлении не способно раскрыть всей полноты картины жизни армии, поскольку в ней отсутствует живой человек.
Восполнить образовавшийся в историографии пробел призвано изучение повседневности РККА, которую не только «получали» в готовом виде, но и создавали конкретные люди — от наркома обороны до рядового бойца. Последнее обстоятельство было обусловлено зависимостью происходивших в армии многообразных процессов, с одной стороны, от состояния общества, с другой - от «человеческого фактора». Поэтому вполне правомерно рассматривать повседневную жизнь РККА в рамках как социальной истории, так и в повседневной истории человека.
|
Во многом это стало возможным благодаря появлению новой источниковой базы. Целый пласт ранее засекреченных документов стал доступен ученым. Среди них - материалы проверок наркомом обороны боевой готовности воинских частей и соединений, доклады наркому начальника группы контроля при НКО СССР, доклады и шифровки начальника Политуправления РККА Л.З. Мехлиса Ворошилову и Сталину о результатах поездок по военным округам и положении дел в укрепленных районах, его выступления на Военном совете. Кроме того, большой круг источников составляют документы, направлявшиеся начальнику ПУ РККА по различным каналам: материалы проверок на местах, проведенных представителями ПУ РККА; донесения и телеграммы начальников политотделов и военкомов о положении дел в частях и соединениях; докладные записки, политдонесения, отчеты и сведения о политико-моральном состоянии личного состава, подготовленные работниками ПУ РККА и начальниками политуправлений военных округов; переписка по данному вопросу с НКВД. В них содержится интересная информация о боеготовности частей, их бытовом обслуживании и настроениях военнослужащих, особенно в случаях неожиданных проверок и чрезвычайных происшествий. Но вместе с тем указанные источники страдают определенным недостатком освещения проблем: либо набором отдельных, особенно бросающихся в глаза фактов, либо схематизированной отчетностью с заранее обусловленным соотношением данных положительного и отрицательного характера. Поэтому наиболее предпочтительными являются материалы, в основе которых лежат письма бойцов и командиров - непосредственных участников событий и главных свидетелей повседневных реалий.
С этой точки зрения конец 1930-х гг. представляет собой особо примечательный период, характеризующийся стимулированием со стороны руководства «писательской» инициативности своих граждан. Письма «во власть», в том числе в редакции газет, вообще были значительным явлением советского общества. К 1930 г. количество рабочих и крестьянских корреспондентов в различные печатные органы, по официальным данным, достигло полумиллиона5, а по заявлению Сталина в январе 1934 г. - уже свыше 3 млн человек6. Аналогичные процессы происходили и в армии. Развитие красноармейских изданий, когда наряду с окружными выходили газеты полков, рот, батарей, эскадронов и в 1936 г. выпуск печатной продукции был обеспечен «почти в каждой час-
ти»7, а также широкая сеть военных корреспондентов, в число которых были вовлечены рядовые красноармейцы, являлись отличительными чертами Рабоче-Крестьянской Красной армии по сравнению со всеми армиями мира.
В 1936 г. в связи с подготовкой и принятием новой Конституции политическое руководство официально провозгласило курс на дальнейшее развертывание советской демократии, укрепление связи с массами, усиление критики с их стороны различных органов власти - как формы общественного контроля над государственным аппаратом и непременного условия дальнейшей борьбы за достижение новых побед социализма8. 20 марта 1936 г. было принято постановление ЦК ВКП(б) «О работе газет "Северокавказский большевик" и "Звезда" (Пермь) с письмами трудящихся», обязывавшее редакторов покончить с проявлениями бюрократизма в отношении приходившей корреспонденции и создать все условия для активизации граждан в раскрытии имевшихся недостатков через советскую прессу. В этих целях газетам указывалось на их долг «так организовать работу с письмами, чтобы, во-первых, ни одно письмо, поступающее в редакцию, не оставалось без ответа его автору; во-вторых, письма, в особенности критикующие различные недостатки, немедленно направлялись на расследование, причем газета обязана добиваться от учреждений своевременных ответов по устранению недостатков»9. Вслед за этим последовала директива начальника Политуправления РККА Я.Б. Гамарника, в которой отмечалась настоятельная необходимость всем красноармейским изданиям незамедлительно откликаться на вопросы, поднимавшиеся военкорами. И в редакционной статье «Красной звезды» прозвучало требование к окружным газетам отводить основное место отделу «Письма читателей», работой которого обязаны лично руководить их редакторы10. А вскоре было принято новое решение ЦК ВКП(б) об авторском активе газет «Правда Севера» и «Горьковская коммуна», в котором вновь поднимался вопрос о необходимости изменения отношения редакций к письмам граждан11. Но данными установками вопрос подъема народного «творчества» вовсе не был исчерпан. На февральско-мартовском (1937 г.) Пленуме ЦК ВКП(б) «вождь» открыто обратился за помощью к «маленьким людям», рядовым труженикам в улучшении проверки работы исполнительного аппарата путем не только критики его ошибок, но и разоблачения сознательного вредительства и шпионажа. Очевидно, что ярко выраженная политическая окраска, приданная различным недостаткам, являлась дополнительным стимулом к усилению общественной активности граждан. Действительно, Сталин всячески демонстрировал свою заинтересованность в ее повсеместном развитии. Выразив озабоченность состоянием дел в государственных органах власти, он сослался на невозможность осуществления правильного руководства без учета опыта масс и чуткого отношения к мнению народа12.
Осознавая недостаточность имевшейся в верхах информации и апеллируя к «низам», Сталин инициировал усиление рабселькоровского и военкоровского движения. Однако мотивация предпринятых им действий отнюдь не ограничивалась необходимостью решения внутригосударственных проблем, а в наибольшей степени определялась внешнеполитическими устремлениями13. Вследствие этого создалась особая, драматически насыщенная обстановка конца 1930-х гг. Но именно благодаря поощрявшейся тогда инициативе масс, современные историки обладают солидной документальной базой, позволяющей раскрыть тогдашнее положение дел.
Значительная часть ее, в силу указанных обстоятельств, содержится в источнике, фактически выпавшем из поля зрения ученых, — красноармейских газетах и, прежде всего в центральном органе Наркомата обороны «Красной звезде». С 1936 г. по сравнению с 1935 г. на ее страницах заметно усилилось выделение редакцией поступавших к ней писем. Они публиковались либо выборочно по тематической подборке с редакционными комментариями под новыми рубриками «По письмам в редакцию», «По военкоровским письмам», «По материалам, поступившим в редакцию», «Обзор писем военкоров» и т.п., причем даже передовые статьи стали приводить цитаты из приходившей почты (как правило, указывались те или иные данные о воинских частях, в том числе фамилии командиров и комиссаров, но крайне редко - фамилии авторов); либо
в более или менее полном виде от конкретных лиц, помещаемые часто под заголовком «Письма в редакцию». По своей сути к ним примыкали «Короткие сигналы» и «Тревожные сигналы», которые ранее шли в явно обработанном редакцией виде, а в 1937 г. подавались в основном уже от имени военкоров. 1937 г. отмечен значительным возрастанием такого рода публикаций, во многом связанным с тем, что «за последнее время, - как подчеркивал в мае заведующий отделом печати и издательств ЦК ВКП(б) Б.М. Таль, -резко увеличивается количество поступающих в газеты писем»14.
Данное заявление явно указывает на то, что обращение Сталина за содействием к «простым» людям встретило с их стороны положительную реакцию. Круг авторов, писавших в «Красную звезду», был достаточно широк. Это красноармейцы, в том числе бойцы молодого пополнения, курсанты полковых школ воинских частей, а также курсов младших лейтенантов, заместителей политруков, младшие командиры, отделенные командиры, лейтенанты, старшие лейтенанты, капитаны, заместители политруков и старшие политруки, техники-интенданты, военные инженеры, военные врачи, преподаватели и др. В 1938 г. количество получаемых редакцией писем, по неполным данным, составляло порядка 1000 в месяц, т.е. несколько десятков в день15.
В 1937 г. впервые на страницах газеты появились прямые запросы к высоким должностным лицам, вплоть до начальников центральных управлений РККА, которые были вынуждены публично отвечать на них.
Постоянные призывы к повсеместному развертыванию критики и самокритики, усиление борьбы за действенность поступающих в газету материалов чередовались в «Красной звезде» с указаниями на проведение расследований комиссиями и инспекторами по изложенным в заметках фактам. И если в 1937 г. сообщалось о таких оргвыводах в отношении виновных лиц, как выговор и снятие с работы, то в 1938 г. периодически проходила информация о рассмотрении дел в военной прокуратуре, предании суду Военного трибунала и вынесенных приговорах16.
Вместе с тем факты свидетельствовали о том, что письма военкоров не всегда оказывали влияние на положение дел на местах. Сообщалось, например, о случаях, когда даже после публикаций в полковой многотиражке, газете военного округа и «Красной звезде» ни командир, ни комиссар части мер к исправлению недостатков по-прежнему не принимали.
Нередко позиция командования той или иной воинской части сводилась только к противодействию критике его деятельности17 или выражалась в игнорировании писем многими красноармейскими газетами, находившимися под контролем военных комиссаров и начальников политотделов (многотиражки частей, дивизионные, бригадные газеты), а также политуправлений округов (окружные газеты)18.
Вместе с тем 1938 г. внес существенные коррективы в установки по дальнейшему развитию военкоровского движения и взаимодействию его с властными органами. Прежнее требование к редакциям газет работать с авторами, отбирать среди них лучших и создавать их активы в частях показалось недостаточным. И уже комиссарам, начальникам политотделов вменялось в обязанность «руководить военкорами», создать «вокруг каждой газеты военкоровский актив», а политуправлениям всех военных округов провести его «армейские совещания»19. Все это создавало условия для устремления военкоровской инициативы не в сторону контроля за работой военного аппарата, а по пути формирования заорганизованного, руководимого и, следовательно, направляемого в нужное русло тем же аппаратом движения.
При этом официальный подход к военкоровскому движению приобретал максимально демократический характер. В передовых статьях ЦО НКО появились призывы к редакциям многотиражек и окружных газет сделать красноармейца и младшего командира «центральной фигурой в авторском активе», ибо в «красноармейскую газету должны писать красноармейцы»20. И если раньше среди публиковавшихся на страницах «Красной звезды» военкоров преобладали командиры и содержание писем напрямую было связано с их многочисленными проблемами, то в 1938 г. резко усилилось внимание к рядовому составу РККА. Это проявилось в постановке вопросов о его обу-
чении самими командирами, более остром реагировании передовиц на различные стороны деятельности и быта бойцов, а также появлении огромного числа статей на эти темы. Но любопытная деталь: основное место для подачи такого рода материала предоставлялось не красноармейским письмам, а заметкам собственных, в том числе и специальных по военным округам, корреспондентов газеты. В этом отношении 1938 г. разительным образом отличался от предыдущего: не стало прежних рубрик с обзором военкоровской почты, различными «сигналами» с мест и даже раздел «Письма в редакцию» появлялся теперь крайне редко. Несмотря на широкий круг авторов, писавших в «Красную звезду», включая бойцов, предпочтение редакции, отдаваемое ранее командирам, теперь перешло к ее штатным сотрудникам. Письма рядового и младшего командного составов, за немногим исключением, так и не увидели свет.
Почему же ЦО НКО действовал вопреки руководящим указаниям, которые он сам усиленно пропагандировал? Не потому ли, что был поставлен в двусмысленное положение противоречивостью спускаемых сверху установок? В самом деле, органы официальной пропаганды, даже усиливая критический настрой определенной части своего материала, не могли выйти за рамки общей политической концепции, согласно которой страна социализма по своему развитию превосходила капиталистические государства, а Красная армия являлась лучшей в мире. Последнее, как подчеркивалось, было достигнуто благодаря огромной заботе о вооруженных силах партии и правительства, которые предоставили «все условия, обеспечивающие высокий уровень жизни и быта всех бойцов и командиров». Однако не только обстоятельствами внутриполитического характера объяснялась сила РККА, но и ее особой ролью в решении внешнеполитических задач. По словам Сталина, она была армией мировой революции, армией рабочих всех стран21. И потому в ЦО НКО упорно внушалась мысль: «Боец Красной армии, знающий, за что он борется, чувствующий любовь и заботу своей родины, не может не быть самым лучшим, самым дисциплинированным бойцом в мире». Соответственно, и в отношении РККА широкое распространение получили эпитеты: «самая сплоченная», «самая дисциплинированная», «самая организованная», «самая культурная» и физически здоровая22.
Армия изображалась в радужном свете и о достигнутых показателях, в том числе жизненных условиях, говорилось лишь в превосходной степени. Сообщалось, например, об образцовых казармах и столовых, прекрасной подготовке лагерей, лучших подразделениях, снайперских сборах, конференциях метких стрелков, красноармейцах-отличниках, замечательно организованных занятиях, успешных учениях частей военных округов. Чего, например, стоит сообщение в газете «Красная звезда» о посещении членами Политбюро во главе со Сталиным хамовнических казарм в Москве, чтобы «посмотреть боевую подготовку бойцов», где «дорогих гостей» эти самые бойцы встречали в белых перчатках!23 Вместе с тем совсем иная картина представала при выявлении недостатков, которые высвечивались тем чаще и ярче, чем быстрее набирала обороты кампания по критике. Ее особый всплеск последовал сразу после февральско-мартовского (1937 г.) Пленума ЦК ВКП(б). В передовой «Красной звезды» от 16 марта впервые ставился вопрос о негативных процессах, как характерных для всей армии: «У нас не мало недочетов в каждом управлении, в каждом штабе, в каждой части» (выделено мною. - К.Н.), и там же подчеркивалось: «Многие и многие командиры, многие и многие армейские аппараты не овладели культурой работы»24.
Однако такая демонстрация армейской действительности грозила подорвать благоприятное впечатление о положении дел в целом. Помимо этого, она противоречила возведенному в пропагандистский принцип утверждению о невозможности широкого распространения в РККА признаков неблагополучия. И выход был найден: даже при реализации установок на развертывание критики, реагировании на письма, вплоть до передовиц, факты отрицательного характера, как и прежде, стали представляться нетипичным и незначительным явлением. Наличие их относили лишь к некоторым воинским частям, подразделениям и связывали с теми или иными должностными лицами. В соответствии с этим само указание на недостатки, о которых сообщали военкоры,
стало сопровождаться своеобразной, мало понятной по своей противоречивости формулой: «многочисленные факты свидетельствуют, что в ряде частей...»25 (выделено мною. — К.Н.), чем явно выражалось стремление ограничить действие широко распространенной проблемы весьма узкими рамками. И не случайно выбор редакции был сделан в пользу статей ее сотрудников, а не красноармейских писем. Раскрываемая в них реальная действительность неизбежно внесла бы резкий диссонанс в представляемую картину. Для поддержания ее даже публикуемые на страницах «Красной звезды» военкоровские письма нередко содержали положительную информацию. А в целом освещение в газете боеспособности армии шло в русле заявления Ворошилова от 15 сентября 1937 г. в связи с тактическими учениями частей Московского военного округа (МВО) о достижении немалых успехов и необходимости устранения недочетов, имевшихся в отдельных частях (выделено мною. — К.Н.).На этом фоне центральным органом НКО был растиражирован оптимистический тезис: «Красная армия сильна, как никогда»26.
Между тем заметки корреспондентов, занимавшие видное место в газете в 1938 г., весьма критически отражали жизнь и быт красноармейцев. При этом они охватывали широкий круг проблем, содержали конкретные факты, некоторые статистические данные. И что характерно: обращалось внимание на развитие тех же тенденций и явлений, о которых сообщалось в их статьях, а также в письмах военкоров предыдущих лет. Постоянная периодичность выхода аналогичного материала в разные годы, охват большого числа военных округов и частей, количество публикацией, подтверждавших наличие серьезных недостатков в учебе и быту военнослужащих, входили в противоречие с официальными утверждениями и указывали на повсеместный характер распространения «недостатков». Любопытно, что об этом свидетельствовала и оценка боеспособности РККА, данная Ворошиловым на Военном совете в конце 1938 г. Подводя итоги работы за прошедший год, он, в противоположность своим публичным выступлениям, заявил: «Наши успехи в этом году весьма скромны, а недостатки весьма велики, их много»27.
Безусловно, такая осведомленность наркома не в последнюю очередь стала возможной благодаря военкоровским письмам. И в этом нет ничего парадоксального. В то время как на страницах «Красной звезды» им отводилось крайне незначительное место, их содержание анализировалось редакцией и находило отражение в специально составляемых ею информационных сводках неопубликованных писем. Они оформлялись за каждую декаду весьма оперативно, в течение нескольких дней, и направлялись в отдел печати и издательств ЦК ВКП(б), а также начальнику ПУ РККА. Для ЦО НКО подобная практика возникла, видимо, давно, поскольку в 1920-1930-е гг. этим занимались редакции всех популярных газетных изданий, в том числе «Правды» и «Известий»28. Но для окружных газет она была введена после директивы начальника отдела информации и печати ПУ РККА № 29 от 25 апреля 1938 г.29 По сути, она была направлена на прекращение своеволия редакций в обращении с письмами военкоров и предотвращение потери заключавшейся в них информации.
Сводки «Красной звезды» представляли собой перечень характерных для ряда корреспонденции проблем и «острых сигналов». Редакция сортировала письма по определенной тематике и либо кратко излагала их основную суть, либо цитировала особенно важные для понимания вопроса отрывки. Она поясняла, что это «наиболее яркие, заслуживающие особого внимания примеры», «показательные случаи»30, которые проходили по аналогичным письмам из разных военных округов. Таким образом, осуществлялась подборка по конкретной проблеме, позволявшая сделать выводы о степени распространенности в армии тех или иных явлений. И что особенно важно: в сводках были представлены в основном письма рядового и младшего командного составов. Это был круг как раз требуемых высшим руководством «демократичных» авторов. Примечательно, что в директиве № 29с, требовавшей составления такой документации, указывалось: «По письмам красноармейцев»31. Для редакций газет независимо от их уровня подобная практика являлась своего рода «конспиративной» деятельностью, поскольку все сводки выходили под грифом «секретно». Вследствие ее значительного
расширения за счет вовлечения изданий военных округов у «верхов» была возможность услышать голос красноармейских масс, несмотря на его слабость в открытой печати. И если в то время сводки неопубликованных писем служили руководству важным информативным материалом о положении дел на местах, то в современных условиях они являются неоценимым источником для исследования проблем жизнедеятельности рядовых и младших командиров. Задача ученых состоит в том, чтобы выявить их из бывших секретных дел как можно в более полном объеме.
На сегодняшний день мне удалось обнаружить информационные сводки неопубликованных писем газеты «Красная звезда» за период с 1 июля 1938 г. по 25 января 1939 г.; сводки-обзоры военкоровских писем, полученных редакцией ежедневной красноармейской газеты Харьковского военного округа (ХВО) «Ворошиловец» за период с 1 мая 1938 г. (т.е. сразу после выхода директивы № 29с) по 31 декабря 1938 г., а также сводки отрицательных настроений, составленные по военкоровским письмам в редакцию красноармейской газеты Закавказского военного округа (ЗакВО) «Боец РККА» за период с 1 по 15 января 1939 г. Все они создавались на основе общих подходов и между ними имелись незначительные отличия.
Кроме того, большую информацию содержат материалы сотрудников центральной газеты, не попавшие на ее страницы. Мне удалось обнаружить еще один чрезвычайно ценный источник - неопубликованные письма специальных и постоянных по определенным военным округам корреспондентов «Красной звезды». В них откровенно говорилось о болезненных явлениях в воинских частях и соединениях конкретного округа, и порой описываемые в них подробности затмевали вопиющие безобразия, о которых сообщалось в сводках. Таким письмам присваивался гриф не только «секретно», но и «совершенно секретно». Они направлялись заместителю ответственного редактора ЦО НКО, который, в свою очередь, адресовал их заместителю начальника ПУ РККА. Таким образом, представленный источник вполне позволяет применить новый подход к изучению проблемы боеспособности РККА предвоенного периода.
Во второй половине 1930-х гг. усиление мер по повышению боеготовности вооруженных сил вполне логично обосновывалось постоянными заявлениями политического руководства об угрозе войны против СССР и неизбежности ее в ближайшем будущем32. Впрочем, Сталин всегда придавал огромное значение увеличению военной мощи советского государства: индустриализация страны с самого начала проходила под лозунгом укрепления ее обороноспособности. Недаром на XVIII съезде ВКП(б) (март 1939 г.) К.Е. Ворошилов не преминул заметить, что «Красная армия была и является предметом особых забот Центрального Комитета нашей партии, Рабоче-Крестьянского правительства и лично товарища Сталина»33. И следует сказать, что проводимая политика по распределению имевшихся в стране материальных ресурсов ставила армию в особо благоприятное положение. Несмотря на общие продовольственные трудности, связанные с проведением насильственной коллективизации, военнослужащие были одной из немногих групп населения, нормы снабжения которых в 1930-х гг. оставались относительно стабильными и высокими, включая период карточного распределения34. По своей калорийности красноармейский паек превосходил паек рабочего, более того, его энергетическая ценность постоянно возрастала: если в 1922 г. она составляла 3205 калорий, в 1923 г. - 3221, то в 1930 г. - 3609, в 1931 г. - 3691, в 1934 г. - 371835.
К тому же в середине 1930-х гг. была усовершенствована система обеспечения войск. На основе постановления СНК и ЦК ВКП(б) «О состоянии обозно-вещевого и продовольственного снабжения Красной Армии и Флота» от 9 августа 1935 г. прежнее сочетание централизации и децентрализации, позволявшее частям самостоятельно проводить заготовки основных продуктов и отдельных предметов обозно-вещевого имущества, отменялось. Была установлена централизованная система обеспечения войск, в связи с чем усилилась тенденция сосредоточения в руках командующих (командиров) и их штабов вопросов управления тылом и организации его деятельности по всем видам снабжения. В центре вместо Военно-хозяйственного управления были созданы Управление продовольственного снабжения и Управление обозно-вещевого снабже-
ния, подчиненные наркому обороны, а в округах, дивизиях - отделы (отделения) этих служб, подчиненные командующему (командиру). Таким образом, на командующего (командира) было возложено личное руководство тылом через начальника штаба, начальников родов войск и служб36. В связи с проведенной реорганизацией СНК СССР и ЦК ВКП(б) обязали весь начальствующий состав «добиться в кратчайший срок приведения снабжения РККА в образцовое состояние с тем, чтобы оно как в мирное, так и в военное время работало точно и аккуратно, как хороший часовой механизм»37 (слова Сталина).
В этих целях в том же 1935 г. перед политработниками РККА, фактически отошедшими от контроля за строевой, административной и хозяйственной деятельностью в частях в период единоначалия, было выдвинуто требование усилить руководство хозяйственной работой и повысить внимание вопросам снабжения войск38. Но на «законную» основу оно было поставлено с введением в мае 1937 г. института военных комиссаров, наделенных огромными полномочиями. По Положению о военных комиссарах в их обязанность, помимо партийно-политической работы, наравне с командирами входила ответственность за боевую готовность, состояние вооружения, воинской дисциплины и политико-морального климата в частях. Они должны были отвечать за состояние войскового хозяйства и знать настроения, нужды и запросы красноармейцев39.
Одновременно с проведением организационных мероприятий в 1936 г. был расширен ассортимент основного красноармейского пайка. С 1936 г. до июня 1941 г. каждому красноармейцу в сутки полагалось 600 г ржаного и 400 г пшеничного хлеба (ранее -1 кг только ржаного хлеба), 150 г крупы, 10 г макарон (введены в рацион впервые), 175 г мяса, 75 г рыбы, 20 г животного жира, 30 г растительного масла (прежде не предусматривалось), 35 г сахара, 30 г соли, 735 г картофеля и овощей (количество увеличено с 256 г), 1.6 г чая40. Пропаганда постоянно подчеркивала достоинства данного рациона по количеству и калорийности пищи. Со ссылками на статистику в ней утверждалось, что «почти все молодые бойцы во время пребывания в рядах РККА прибавляют в весе и объему груди»41. В подтверждение на страницах «Красной звезды» приводились результаты работы ряда образцовых столовых42.
Неоднократно подчеркивалось, что забота о питании красноармейцев была необходима для формирования их «богатырских» качеств, способности вынести большое физическое и психическое напряжение современного боя. Ведь только весовая нагрузка на рядового с учетом полного боевого снаряжения и обмундирования в зимних условиях составляла 33.3 кг, а летом - 30.6 кг, что превышало показатели не только дореволюционной русской, но и многих зарубежных армий43.
Однако образцовыми становились немногие подразделения, они потому и назывались так, что служили своеобразными маяками, на которые должны были равняться остальные. А каково же было состояние пищеблоков огромного числа воинских частей? Что сообщалось в многочисленных письмах самих военнослужащих, вошедших в сводки редакций центральной и окружных газет за период 1938 - начала 1939 гг.? Приходится констатировать, что на их основе складывалась менее радужная картина работы красноармейских столовых и продовольственного обеспечения рядового состава.
Прежде всего, поражала резкая разница между положенным и реальным ассортиментом продуктов, получаемым многими военнослужащими. Например, в Белорусском особом военном округе (БОВО) бойцы жаловались на большие перебои в выдаче пайка: масло, которое они «должны получать ежедневно, выдали сразу за 23 дня», а на курсах заместителей политруков на обед, ужин и завтрак курсанты неизменно получали картофельное пюре. Такое же постоянство, правда, в другой продовольственной вариации, практиковалось и в 1-й Отдельной Краснознаменной армии (1-я ОКА), расположенной на дальневосточных границах страны. Там утром и вечером 10-15 дней подряд давали гречневую кашу, затем подряд дней 10 - соленую рыбу. «Суп из этой рыбы варят утром и вечером, соленый и очень жидкий, если обнаружишь в супе 3 куска от картошки - это счастье. Одним словом - писание скверное». Об отсутствии в блюдах лука, моркови, томата и недостатке картофеля сообщали из Приволжского военного округа (ПриВО). Констатировалось, что бойцы недовольны таким питанием, но
«на все... сигналы никто никаких мер не принимает». Из Киевского особого военного округа (КОВО) красноармейцы также обращали внимание на то, что пища готовится невкусная и однообразная. «Очень мало жиров. Борщ жидкий, совершенно ничего в нем нет, за исключением соленых огурцов»44.
Однако одним бедным рационом страдания бойцов не ограничивались. Отсутствие в блюдах самых необходимых продуктов частенько «компенсировалось» присутствием в них инородных тел, причем весьма разнообразных по своему качеству. Показательно в данном отношении сообщение из Московского военного округа (МВО): «...10 июня (1938 г. - К.Н.) к обеду вторым блюдом была подана тухлая колбаса. Ни командир, ни комиссар на этот факт не обратили внимания. 11 июня подали к обеду картофель в керосине, несмотря на то, что за день до этого дежурный по столовой запретил выдавать к обеду картофель такого же "качества". Но и этот факт не нарушил благодушия командования. 15 июня в картофеле, поданном вторым блюдом, было обнаружено стекло. Через несколько дней после этого в хлебе, поданном к обеду, был обнаружен гвоздь. 17 июня санитарной комиссией было установлено, что мясо, доставленное для столовой, было в антисанитарном состоянии (вымазано в навоз)». Такое же положение было характерно для частей Калининского военного округа (КалВО): там систематически находили в пище куски колючей проволоки, щепки, тряпки и т.п. «Например, 3.1.39 г. найден кусок колючей проволоки, щепы почти ежедневно». Подобные «излишества» обнаруживали и в ЛВО: «Хлеб привозится за 4 дня раньше, в столовую дается в мерзлом виде... с этим можно еще мириться. Но когда в хлебе бойцы находят стекло, конские зубы, то это уже становится нетерпимо»45.
Причину столь распространенного в армии явления многие были склонны объяснять вредительством. Однако сами корреспонденты отмечали антисанитарное состояние столовых, в которых котлы накрывались грязными мешками из-под картошки, свеклы и т.п., отсутствие чистой посуды, из-за чего вполне закономерным выглядело появление в пище любого мусора, грязи, насекомых. Так, красноармеец Н.Н. Черновол (ЛВО) писал: «Такую столовую приходилось представлять, когда прочитывал книгу о бурлаках, - грязная, неопрятная. Там, где хранятся продукты, появился мох. А отсюда появляются насекомые, как, например, тараканы, которые очень часто плавают в пище (борще, супе и т.д.)». В многочисленных корреспонденциях из разных военных округов сообщалось об одном и том же: «На