Разъясняя первый пункт об удалении от тщегласий и указывая, как они опасны для верующих, святой Павел привел и опыт такой зловредности: вот, говорит, Именей и Филит уклонились от истины и, толкуя, будто воскресение уже было, расстроивают веру некоторых. Это показание могло обеспокоить любящих веру, порождая вопросы: как же так? Ведь этак расстроится вся Церковь, когда одни сами будут погрешать о истине, а другие ими будут увлекаемы к таким погрешностям; и притом — зачем эти погрешающие, увлекающие и увлекаемые? Для прогнания таких смутительных помышлений святой Павел предлагает два успокоительных положения о деле веры и Церкви, с выводом из того уроков и для всех, и особо для святого Тимофея. Таким образом, сие небольшое отделение (см.: 2, 14 — 22) — имеет две части: α) сначала говорит об удалении от тщегласий (см.: 2, 14 — 18); β) потом предлагает некоторые успокоительные положения, в отвращение смущений, которые могли быть порождены предыдущими показаниями (см.: 2, 19 — 22).
α) Об удалении от тщегласий (2, 14—18)
Глава 2, стих 14. Сия воспоминай, засвидетелъствуя пред Господем не словопретися, ни на куюже потребу, на разорение слышащих.
Поелику споры вредны, то неразумно вдаваться в них. Почему как для верующих дело благоразумия есть не вдаваться в них, так для пастырей дело благоразумного пастырства есть не разжигать, а всячески подавлять спорливость. Спорить некако свойственно душе. Поблажь этой немощи,— тогда только и дела будет, что споры и споры, а от главного внимание отклонится. Спор между тем добра не приносит, а приносит вред; спорящие же всегда думают, что они важное дело делают. И выходит из сего нечто уродливое и бессмысленное. Почему Апостол и внушает отклонять от сего верующих с такою настойчивостию, не только указанием на вредные последствия спора, но и заклинанием их именем Господним.
|
Слова: сия воспоминай — стоят вместо перехода к следующему главному предмету — об отклонении от спорливости, не без отношения, однако ж, к нему и предыдущего. Сия — непосредственно предшествующее слово о верности обетования славы с намеком на опасение потерять ее, не по неверности Божией, а по своей слабости и оплошности. Одна из таких оплошностей и указывается вслед за сим, — именно: пагубная спорливость.
Поелику есть падкость на споры, а они пагубны; то и средство к удержанию от них предлагается сильное. Святой Златоуст говорит: «что значит: засвидетельствуй пред Господем? То есть призывая Бога во свидетели своих слов и действий. Если после сего слушатели будут пренебрегать сим внушением, то Бог им судья. Апостол знал, что это дело обыкновенное и что человеческая душа всегда склонна к состязанию и словопрению. Почему, дабы этого не было, не просто говорит: не словопретися (но и именем Божиим обязует исполнять это). Страшно говорить, приводя во свидетели Бога; ибо если никто не решится изменить, призвав во свидетели человека, то тем более — Бога».
Ни на куюже потребу — не то, что без всякой нужды, а: επ’ ουδεν χρησιμον — ни к чему полезному. Заклинай их именем Господним не словопретися уже по тому одному, что споры ни к чему полезному не приводят. Ибо, получив бытие, а теперь сподобясь еще веры и благодати, мы должны все часы и минуты жизни обращать на полезное,— во славу Божию, в свое спасение и на благо ближним; спор есть тщегласие,— расположение пустых слов, таких, однако ж, которые могут вредить. И в этом последнем второе побуждение к воздержанию от споров. «Ибо отсюда не только никакой не бывает пользы, но и великий вред: разорение слышащих » (святой Златоуст). Спорящий противник истины не щадит никого и, словами бросая зря, может набросать в умы слышащих множество помышлений и представлений, кои колебать станут веру, не по силе своей, а по немощи слышащих, не умеющих еще видеть под красными фразами скрывающейся лжи. Амвросиаст пишет: «спор может порождать сомнения в не совсем еще утвержденных; ибо в споре обыкновенно противополагают истине многое такое, что может поражать души начинающих изощренным мечом злоумия и злословия». Так спорами «низвращается вера слышащих, как бы столп некий, стенобитными машинами словопрений» (блаженный Феофилакт). Нам же «должно веровать только, а не обращать разглагольствия о сем в повод к хуле и спором своим не делать вреда слышащим» (блаженный Феодорит).
|
Стих 15. Потщися себе искусна поставити пред Богом, делателя непостыдна, право правяща слово истины.
Выражается общее наставление, которое, однако ж, в настоящем месте надо понимать по его отношению к течению речи. Потщися искусна себе поставити — в сем отношении, то есть настой, чтоб не вдавались в споры; а между тем сам еще напряженнее раздавай слово истины,—слово одной истины, чтобы верующие, быв ею преисполнены, и позыва никакого не имели открывать ухо свое для споров, как насыщенные чистым хлебом истины и чувствующие отвращение от замеси из плевел лжи,— не человекам свойственного корма.
|
Потщися представить себя искусна, δοκιμον, — докою, мастером своего дела мудрым, притом не по видимости только, но по внутреннему достоинству действования: пред Богом,— все видящим, как оно есть по существу, а не по видимости. Или пред Богом — подает мысль: который тебя избрал и поручил служение слову благовестил; яви же себя мудрым исполнителем воли Божией, оправдай Его избрание и надежду на тебя.
Делателя непостыдна, ανεπαισχυντον, — что означает и безукоризненного, и нестыдящегося. Об искусных делателях и в обычной речи говорят: на руку свою не положат охулы. Так, говорит, веди дело, чтоб тебе за него не было повода стыдиться ни пред Богом, ни пред людьми, ни пред своею совестию. Действуй в благовестии и пастырстве по всей широте сознания как следует действовать, нисколько не уклоняясь от требований сего сознания, не умаляя их и не сокращая подставкою иного чего. Это иное, в настоящем месте, есть вдаваться в споры, вместо изложения чистой истины. Апостол говорит как бы: не срами себя этими спорами,— «называя вдающихся в споры срамниками» (Амвросиаст). Непостыдный — означает еще: не стыдящийся того дела, за которое взялся и которое делает. И это значение приложимо в настоящем месте. Проповедь была смиренна о Христе Иисусе,— распятом. Было не мало инако учащих, которые, стыдясь сего, измышляли блестящие соображения, но вместо придания величия и светлости благовестию, только искажали его и отнимали всю силу его. По сему поводу могло приходить искушение вступить с ними в спор, чтобы снять мнимый стыд крайней простоты с лица благовестил. Апостол говорит: не стыдись, что бы они там ни говорили, свое дело делай как должно, а их не слушай. Как делатель (земледелец, знающий свое дело) трудится, не стыдясь ничего (пашет и пашет, сеет и сеет), так должен поступать и делатель Евангелия. Нисколько не стыдись делать все, что относится к благовестию, хотя бы тебе за это надлежало подвергнуться (не только пристыжению, но и) рабству или потерпеть что-либо другое» (святой Златоуст).
Право правяща слово истины, ορθοτομουντα, — право режуща и отсекающа — и право разрезывающа, чтобы раздавать, например, хлеб. Все эти значения уместны здесь. Праворежуща; как и в обычной у нас речи говорится про иного: режет правду, так и ты, говорит, режь правду, говори одно слово истины, чистой и беспримесной, не вдаваясь в побочные свои соображения, не придающие твердости истине, а только ее расслабляющие, — равно не соблазнись умалить силу ее из-за того, что она, может быть, в чистом виде окажется невместимою для ума какого-либо уважаемого лица. Режь: так и так сказал и повелел Бог, и о большем не суетись. «Хвалим земледельцев, нарезывающих прямые борозды; так достоин похвалы и учитель, следующий правилу Божественных словес» (блаженный Феодорит).— Можно понимать право правяща — и в смысле: правоотсекающа, отсекающа всякую произвольную примесь к истине; чем? тем же рублением правды. Святой Златоуст говорит: «не сказал Апостол: απευθυνοντα — право направляюща, но: ορθοτομουντα — правоотсекающа. И хорошо сказал это; ибо многие злоупотребляют и искажают слово истины, прибавляя к нему много неправого. Он внушает сим: отделяй неправое и все тому подобное отражай и отсекай с великою силою; как бы по натянутой нити отсекай мечом духовным все излишнее и чуждое благовестию». «Как мечом, отсекай излишние и лживые учения («как излишние на коже наросты» [блаженный Феофилакт]) и веди (умы) правым путем, или на правое, благодатию Духа Святаго» (Экумений). И это без споров, а тем же решительным резанием правды: так сказано, так повелено — и толковать более нечего. Идет и последнее значение: право разрезывающего хлеб слова истины, чтоб вдоволь раздавать его верным для насыщения их истиною и поселения в них отвращения ко всему чуждому ей и излишнему. Как управитель в доме поставляется, чтоб всем раздавать правою мерою жито и прочее потребное: так пастырь Церкви поставлен, чтоб всем раздавать чистый хлеб слова истины Божией. Поставлен ты на это, говорит Апостол, и раздавай правою мерою и правое слово Божие, и, раздавая его, питай души верных. Насытясь им, они уже естественно будут иметь отвращение ко всему стороннему, излишнему и тем паче неправому, как и наши предки говорили: никто, вкусив сладкого, не захочет горького.
Стих 16. Скверных же тщегласий отметайся: наипаче 6о преспеют в нечестие.
Скверных, βεβηλους, — нечистых, оскверняющих, таких, которые не только сами нечисты и скверны, но делают нечистым и оскверненным и все к ним прикасающееся, как, например, в иудействе мертвечина оскверняет все прикасающееся к ней. Тщегласий, κενοφωνιας, — не пусторечий только, но пустых звуков, смысла не содержащих, по просторечию — пустозвонства. В отношении к вере истинной, Богом Самим засвидетельствованной, все несогласное с нею воистину есть пустозвонство. Заметим, что святой Златоуст читал не: κενοφωνιας; — пустогласий, a: καινοφωνιας; — новогласий, новых речений, новых выражений, конечно, по поводу новых и учений. Ему последует Экумений; и Вульгата читает: vocum novitates. — Отметайся, περιιστασο, — оставляй о страну себя, устраняйся или около стой, окружай, ограждай и тесни, не давая ходу. Таким образом, в словах сих две подаются мысли: устраняйся от пустогласий, то есть от споров, в которых шуму, гласов и возглашений много, а толку нет; и — ограждай новогласия, то есть новые учения огради, чтоб они не распространялись, как ограждают местность, где внедрилась заразительная болезнь, и не огради только, но и тесни, чтоб подавить их. Святой Златоуст говорит: «этим (то есть испущением только новых гласов) дело не ограничивается; но когда привнесено что-либо новое, то оно постоянно порождает καινοτομιας — новые сечения (в учении и в последующих ему); без конца блуждает тот, кто вышел из тихой пристани (учения, содержимого Церковию) и нигде не остановится». Почему «гони все, что нововводится в проповедь из новых примышлений, как заразительное и сквернительное,— тесни то, чтоб не распространялось и престало»,— прибавляет Экумений. Последняя мысль более сообразна с тем, что говорится тотчас вслед за сим.
Наипаче бо преспеют в нечестие, επι πλειον γαρ προκοψουσιν ασεβειας,— ибо они преуспеют — подвинутся, вдадутся — в большую меру нечестия, если, разумеется, не пресечешь их, не оградишь и не стеснишь. С одной стороны, новизна привлекает внимание и расширяет круг слышащих и внимающих; с другой — порождение одной новизны раздражает позыв и потребность в порождении новых новшеств, и новосечения — новые учения — естественно множатся, как множатся полипы от рассечения их. «Если введется что прелюбодейное — подложное (в область веры); то оно шагает все дальше и дальше от нелепости к нелепости и каждодневно принимает большее приращение» (Экумений). Если б так распространялась истина, чрез это распространялось бы благочестие; но как распространяется новизна в и есть потому ложь, а ложь всегда есть от диавола, первого богоборца и первого учителя богоборству; то чрез распространение новшеств будет распространяться только нечестие. Новшества повреждают веру, привлекая же своею новизною внимание верующих, и их повреждают и ввергают в нечестие, поставляя их не в должное отношение к Богу, вместо благочестия, то есть должного отношения к Богу, в каком содержит их вера. Самое новшество есть нечестие; потому что свое измышление ставит выше Божеского определения в Его слове. Оно есть повторение дела прародителей, которые, приплетши, со слов отца лжи, новое толкование к заповеди, впали в крайнее нечестие и ввергли в него весь род человеческий. Будучи же таково по природе новшество в вере, оно и плод всегда и всюду производит по роду своему,—то есть ввергает в нечестие и распространяет его, по мере своего распространения.
Стих 17. И слово их, яко гангрена жир обрящет: от нихже есть Именей и Филипп.
Их — указывает на лица, именно на тщегласников, или изобретателей и распространителей новшеств в вере. Почему и выше при слове: преспеют — их же надо иметь в мысли, хотя там можно помышлять и о тщегласиях и новизнах, потому что и о них уместно говорить: преспеют. — Гангрена — рак, болезнь, которая, зародившись в одном месте, начинает повреждать соседние части и не стоит уже на одном, а все более и более съедает тело, пока все его не съест. Жир — νομην,— пажить, пастбище. Гангрена уподобляется жадной скотине, которая, нашедши поляну с сочною травою, жадно начинает пожирать ее и не отходит, пока всего не пожрет. Так и рак будто пажитию своею имеет мягкие части тела и пасется на них, поядая их, пока все тело не объест. Обрящет, εξει,—иметь будет. Так что есть этот рак для тела нашего, в которое внедрился, то есть и слово новшеское для тела Церкви или для корпуса учения истинного, для совокупности истин Божиих, когда оно допускается в среду их: один член Церкви за другим будет повреждать и одну истину за другою извращать, пока всех не повредит и все истины не извратит. Члены Церкви и самые истины Божий будут для новшеского слова будто пажить, которую оно жадно будет пожирать, пока всей не пожрет. Блаженный Феодорит пишет: «гангрена есть болезнь, непрестанно распространяющаяся и повреждающая здоровые части в теле. Ей уподобил Апостол предприемлющих учить тому, что противно истине; потому что растлевают нередко и свободных от болезни». Достаточно этого сравнения для пастыря, чтоб возгореться ревностию противостоять всякому новому учению. Святой Златоуст говорит: «это — неудержимое зло, которое не может быть остановлено врачеванием, но заражает все. Апостол внушает, что καινοφωνια,— новогласие, новые учения, есть болезнь, и даже хуже болезни; выражает также неисправимость подобных людей; они заблуждаются не случайно, а произвольно (не отвне зараза, и из них самих) и потому совершенно неисправимы».
От нихже есть Именей и Филит. О Филите ничего не известно. Об Именее поминается в Первом Послании (см.: 1 Тим. 1, 20), что он вместе с Александром предан сатане, да научится не хулити. Они были, конечно, известны святому Тимофею; потому не настояло нужды много говорить об их личности, и Апостол, выставив их имена, поспешает указать их главное заблуждение, — что для нас драгоценно.
Стих 18. Иже о истине погрешиста, глаголюще, яко воскресение уже бысть, и возмущают некоторых веру.
О истине погрешиста, ηστοχησαν. — Αστοχειν,— не попадать в цель. Метили в истину, но на истину не попали; полет ума их принял недолжное направление и, миновав истину, остановился на лжи. Вина их в том, что совсем не следовало им браться долететь до истины на крыльях ума. Носители богооткровенной истины были налицо; следовало к ним обратиться за разрешением вопросов, а они сами стали решать их своим умом и напутали. Таково общее происхождение ересей. Ныне следует за решением вопросов обращаться к Церкви; ибо Апостолы всю истину в нее вложили,—она и стала вместо них носительницею истины. Кто к ней обратится за познанием истины, не погрешит; кто же сам своим умом вздумает попасть на истину, тот в большой находится опасности, вместо истины, попасть на ложь.
В чем же состояло заблуждение этих инако учащих? В том, что говорили, будто воскресение мертвых уже бысть. По истине Божией, Господом Спасителем изреченной и святыми Апостолами проповеданной, христиане чают воскресения мертвых, — когда тела их, разлучаемые ныне с душами действием смерти, снова соединятся с ними действием беспредельного всемогущества Божия и восстанут в светлости, подобной светлости тела воскресшего Господа. Настоящий период бытия рода человеческого и мира есть переходный. Он кончится в свое время, и настанет иной период бытия, в коем будет новое небо, и новая земля, и новый образ существования человеческого рода, когда люди не будут ни жениться, ни посягать, но жить, как живут Ангелы Божий, бессмертною и вечно-славною жизнию. В Евангелиях и в Писаниях Апостольских непрестанно поминается о сем возустроении всяческих. Напитанные сим учением, христиане взор ума и чаяние сердца держат вперенными в него и упованием сим воодушевляются в притрудностях, неизбежных с истинным христианством. Отъять сие упование значит отъять самую существенную опору христианства. Ее и разоряли означенные суемудренники, говорившие, что воскресение уже было. Ибо говорить так значило говорить: не жди лучшего,—что теперь видишь, то и есть лучшее. А отсюда сколько выходило разорительных для истины Божией заключений: следовательно, второго пришествия Христова не будет, не будет суда и воздаяния.—Ты, добродетель, страждешь, это и есть тебе награда. Ты, порок, утешаешься; это и есть тебе наказание. Что можно придумать более разорительное для веры и добродетели?! Но, кроме того, если воскресения не будет, то ни Христос воста. А если Христос не воста, тща вера наша (ср.: 1 Кор. 15, 13—14). Выходит, — все разоряется этим небольшим положением: воскресение уже бысть. Как потому верно выше сравнил Апостол тщегласие или новогласие инакоучащих с раком, который, зародившись в одной части тела, потом все его растлевает и съедает!
Святой Златоуст говорит: «хорошо сказал выше Апостол: наипаче преспеют. По-видимому это есть зло только само по себе; но смотри, какие отсюда происходят последствия. Если воскресение уже было, то отсюда для нас не тот только вред, что мы лишились великой славы («лишаемся второго пришествия Христова, — чего что может быть горестнее? Лживым поставляется и Христос, возвестивший о сем; не воссядет Он на престоле, яко Судия живых и мертвых» [Экумений]), но уничтожаются и суд, и воздаяние; добрые не получили вознаграждения за скорби и страдания; а злые не наказаны». «Добрые насладились печалями и скорбями, а злые наказаны утопанием в удовольствиях. Какая же нужда держаться добродетели, если таковы воздаяния?» (блаженный Феофилакт). Но когда говорят, что воскресение уже было; то этим самым говорят, что того воскресения, которого чают христиане, светлого с переустроением всяческих, не будет, нет ему места. Но аще мертвии не востают, то ни Христос воста: аще же Христос не воста, суетна вера наша (ср.: 1 Кор. 15, 16-17). Мало этого; но «если (опять слова святого Златоуста) Христос не востал, то и не рождался и не восходил на небеса. Видишь ли, как противление по-видимому одному только учению о воскресении влечет за собою много дурных последствий?»
Но как же понимали эти учители свое воскресение, когда так очевидна нелепость утверждения, будто мы уже воскресли, и когда так ясно Господь возвестил об имеющем быть воскресении? Апостол об том не говорит, но во II веке явились еретики, понимавшие под воскресением воскресение духовное, то есть просвещение души истиною и стяжание ею святой жизни. Они учили, что душа, исходя из тьмы неведения и лжи и вступая в свет истины, оставляя порок и начиная жить свято, воскресает к новой жизни. Об них пишут святой Ириней (см.: Священномученик Ириней Лионский. Против ересей. 2, 31), Тертуллиан (см.: Тертуллиан. О воскресении. 19; Против Маркиона. 5, 10) и святой Епифаний (см.: Святитель Епифаний Кипрский. Ереси. 42, 3). Очень недивно, что родоначальниками этих еретиков были ефесские тщегласники и новогласники; потому можно полагать, что эти последние под воскресением разумели воскресение духовное и думали, что Христос Спаситель говорит об этом именно воскресении, в духе благодатию совершающемся.— Но если и так они понимали воскресение, лживость их учения этим не скрашивается. Ибо и Господь, и святые Апостолы говорят о воскресении духовном; но при этом возвещают и имеющее быть воскресение тел, в конце веков, за коим последует суд и общее всем воздаяние по делам, одним — рай, другим — ад. Следовательно, у них два воскресения, и сбивать их в одно несправедливо и погрешительно.
Блаженный Феодорит утверждает, что эти еретики воскресением называли преемство родов или рождание детей, в коих будто снова появляются на свет родители. «Сии злосчастные,— пишет он,— преемство родов вследствие чадородия называли воскресением и обольстили некоторых отступить от Апостольского учения». Амвросиаст, говоря также, что эти еретики видели воскресение в детях, прибавляет, что об этом он узнал из каких-то книг. Очень недивно, что и так было. Потому что к какому другому учению приличнее название — тщегласия и бабьих басней? Трактовавшие о духовном воскресении, гностики, были идеалисты, не благоволившие к веществу; а эти — чувственники и материалисты. Можно гадать, что по-ихнему и бессмертия нет, как и нынешние материалисты под бессмертием разумеют память в потомстве за дела, почитаемые благотворными.
Несмотря, однако ж, на нелепость, учение это не оставалось бездейственным, но возмущало некоторых веру. «И возмущают, говорит, некоторых веру,— не всех, а: некоторых » (святой Златоуст), «простейших и слабейших» (Экумений, блаженный Феофилакт). Возмущают, ανατρεπουσιν, — превращают, низвращают. Не сомнение только и колебание вселяют, но совсем расстроивают и уничтожают веру. «Нельзя сказать, чтоб не было таких, которые изъявляли согласие на их превратное учение в противность вере, которой первоначально последовали» (Амвросиаст). Непостижимо, как самые нелепые учения прилипают к уму и держатся им крепко.
β) Некоторые успокоительные положения (2, 19—22)
Сказав о возмущении или низвращении веры некоторых, вследствие соблазна от других, погрешивших о истине, Апостол, справедливо предполагая, что искренно верные могли смутиться такими случайностями, спешит предотвратить такое смущение, выясняя приточно закон бытия веры и Церкви. Два смутительных вопроса могли породить предыдущие показания о погрешивших в истине и о поколебании ими веры других,— именно: как так отступают от веры и колеблются в вере? Уж не всколебались бы все и не расстроилась бы посему и вся Церковь? и второе: зачем есть те и другие, и погрешающие, и увлекающиеся ими, и притом так близко к нам? Ибо зарождаются в Церкви и трутся среди верных. Апостол отвечает на первое,— что вера, Богом в сердце основанная, не поколеблется, не поколеблется и Церковь, на сей вере назданная; а на второе,— что как в доме есть сосуды в честь и не в честь, так и в Церкви есть члены гожие и негожие,— внося в сии разъяснения и сильно внушительные нравственные уроки.
Глава 2, стих 19. Твердое убо основание Божие стоит, имущее печать сию: позна Господь сущия Своя, и да отступит от неправды всяк именуяй имя Господне.
Убо, μεντοι, — впрочем, при всем том. При всем том, однако ж, твердое основание Божие стоит, εστηκεν,—установилось или установлено твердо. Не беспокойтесь; оно не поколеблется. Или так: что касается до уклонения и колебаний, то ведайте, что Богом основанное твердо стоит и будет стоять.
Слова: основание Божие — сами по себе определенной мысли не дают. Они говорят только, что вообще Богом положенное твердое основание стоит или твердо Богом основанное стойко. Что же именно такое? Вера, Богом в сердце верующего водруженная, и на такой вере назданная святая Церковь. Вера так образуется: Бог, устроив воплощенное домостроительство спасения, призывает к получению спасения по сему домостроительству чрез благовестив, в коем со словом проходит чрез слух уха к сердцу и благодатная сила Духа Святаго, правящего благовестием, и возбуждает спящие там духовные, оставшиеся по падении, элементы жизни по Богу. Если внявший благовестию склонится на него и восхощет последовать ему, то Бог благодатию Святаго Духа пособствует ему восприять веру, по мере преданности его Богу. Кто вседушно предает себя водительству Божию, в том вера водворяется во всей силе, не столько догматически полная, сколько уверенностию в Боге крепкая. Когда это созиждется в сердце, тогда вера благодатию Божиею все перестроивает внутри, составляя источник и основу жизни по Богу. Вот это и есть Богом основанная в сердце вера, служащая основанием и жизни по Богу. Не все веры суть веры Богом основываемые; но и Богом основываемые веры в сердце не все одинаково сильны и тверды. Степень твердости и силы веры каждого зависит от степени и силы его преданности Богу. Кто всецело себя предает Богу, в том Бог, не встречая препон со стороны свободы человека, скоро созидает веру и строй жизни по вере и установляет ее глубоко и прочно. Но кто не всецело предает себя Богу, а оставляет часть действования и для себя, независимо от Бога, тот в какой мере большую часть оставляет для себя, в такой же мере лишается содействия Божия, ибо Бог не вмешивается в область самодеятельности и свободы. Но в какой мере лишается он такого содействия, в такой же мере замедляется образование веры и в такой же мере она является слабою и непрочною. Иные из таких, опытами жизни убедившись, сколь ненадежна свободная самодеятельность в деле веры, предают себя наконец всецело Богу.— Тогда Бог скоро довершает в них, что недоставало, — и вера является в них во всей силе, яко вполне Богом основанная и водворенная. А другие на всю жизнь остаются с примесью к вере своей самодельщины. И такие всегда нетверды в вере, каждый в своей мере. Есть и такие, которые держатся веры внешно, как писания или программы, всю же жизнь свою по вере строят сами. В таких ничего нет Божеского: всё самодельщина; и они не принадлежат к Божиим.—Апостол в настоящем месте разумеет твердо Богом основанную веру в сердце тех, кои всецело предают себя Ему. Такая вера твердо стоит и никогда не падает. К ней приложимо то же, что сказано святым Павлом о любви: кто ны разлучит? Никто и ничто (см.: Рим. 8, 35 — 39). Она-то и есть тот камень, на коем Господь обещал создать Церковь Свою и создал (см.: Мф. 16, 18).
Амвросиаст пишет: «основание Божие есть вера, которая твердо содержит, что обетовал Бог. Такая вера не может быть сокрушена лживыми мудрованиями вероломных еретиков». Как она слаба была у некоторых, то они поколебались и увлеклись вслед погрешивших о истине. Святой Златоуст говорит об них: «здесь (словами: основание стоит) показывается, что они не были тверды еще прежде, нежели поколебались; иначе не поколебались бы от первого же нападения. Твердые не только не терпят от обольстителей, но еще заслуживают удивление. — Так надлежит быть преданными вере». Прилагает к сему нечто и блаженный Феофилакт: «не все совратились, но нетвердые. Ибо если б не были они таковы, то и не отпали бы. Совершенно водруженные в вере стоят твердо и неподвижно. И смотри — твердое, говорит, и: основание. Так надлежит нам ятися за веру».
Имущее печать сию: позна Бог сущия Своя. — Основание Божие — есть основанная и водруженная Богом в сердце, всецело Ему преданном, вера во всей ее силе. Сие Божеское внутри человека действие все там перестроивает и всему дает свой характер и свой лик; так что если б у кого из сторонних открылись очи и он узрел бы внутренний лик верующего сим образом; то он не мог бы удержаться, чтоб не воскликнуть: этот человек Божий есть. Так ярко блестит Божия на нем печать. Поелику он всецело себя Богу предает, то тем присвояет себя Богу; а кто Богу себя присвояет, того и Бог Себе присвояет. Ибо это и было Его намерением в творении разумно-свободных тварей, чтобы все их Себе присвоенными иметь, под условием их свободного Ему присвоения себя. Почему, как только всецелою преданностию в вере совершается в человеке сие Богу себя присвоение,—и Бог тотчас присвояет его Себе. И бывает общение — живое крепкое. Оно печатлеется на внутреннем лике верующего, — и все умные твари видят то. В словах Апостола: сущия Своя — указывается на лица, кои всецело предают себя Богу в вере; ибо, как только они предадут себя Богу, тотчас существенно соделываются Божиими,— настоящими Своими Богу. А слова: позна Господь — означают, что Господь тотчас, как только произойдет в душе верующего такая Ему преданность, узнает это. Не требуется, чтобы кто со стороны сказал Ему об этом; Сам видит. Ведомы Ему сии паче, нежели кому другому. И как только узревает сие, тотчас присвояет их Себе, Своими делает и попечение об них, как о Своих, особое начинает иметь.
Многим думается, что когда уверовал вполне, то этим уже все сделано, и спасение соделано, и рай завладей. На деле же верою, даже в той степени ее силы, как изображено пред сим, только начало спасению полагается или основание ему углубляется; самое же содевание спасения идет вслед за сим, среди трудов доброделания и подвигов самоотвержения, — что прилагает тотчас Апостол: и да отступит от неправды всяк именуяй имя Господне. Такова задача жизни верующего, и ради веры и преданности Богу восприявшего печать принадлежания Богу. Печать сия одна не делает всего дела и не к покою располагает приявшего ее, а к труду отступления от неправды и ступания путем правды. Ступание путем правды совершается не воздаянием только всякому должного, но и деланием ему всякого возможного добра; а отступление от неправды совершается не удалением только от неправых Дел и слов, но и подавлением всяких неправых мыслей и чувств,—что исполняется подвигом самопротивления и самопринуждения с прибавлением и внешних самостеснений. Все сие требуется от того, кто приял печать принадлежания Господу.
Святой Златоуст говорит: «твердые души стоят твердо и непоколебимо. На их делах начертаны такие слова, что Бог знает их; подобно тому как на камне делается надпись, чтоб она была признаком его,— эта надпись у них выражается на делах. Признак этой печати — не делать неправды. Итак, не будем лишать себя этой царской печати и знака, дабы нам не остаться незапечатленными и непрочными, но стоять на основаниях,— на основаниях твердых и не увлекаться. Вот признак людей, принадлежащих Богу,— удаляться от неправды! Ибо как Богу, Который праведен, может принадлежать тот, кто делает неправду, противится Ему делами своими и оскорбляет Его своими поступками?»
Две половины этого стиха указывают на моменты духовной жизни, кои относятся между собою как причина и действие и состоят в неразрывной связи. Основание — вера богопреданная, приемлющая надпись в духе принадлежания Богу, имеет в себе решимость ревнивую стоять в правде Божией и, приняв силы благодати, делом является содетельницею всякой правды, с удалением от всякой неправды. Но помнить надлежит, что как в духе все совершается по законам свободного произволения, то последнее не есть последствие первого механическое, помимо свободы, а напротив, что свободное произволение, почерпая из веры побуждения ко всякой правде и обязательство к исполнению ее и чрез нее же получая благодатную на то силу, свободным решением определяет себя на делание всякой правды и делает ее в чувстве силы о Господе. В ком сочетано то и другое, тот никогда не поколеблется. И се — твердое основание Церкви!
Апостол говорит в сем месте словами Пророков. Первое изречение: позна Бог сущия Своя — взято из книги Чисел, где по случаю возмущения Корея, Дафана и Авирона, говоривших к Моисею и Аарону: что вы властвуете над нами, мы — сонм Божий, все святы, святой Моисей сказал им: мы не сами собою так поступаем, но Бог позна сущих Своих и приблизил их к Себе,— то есть Бог нас избрал, зная, что верны Ему пребудем (см.: Чис. 16, 5). Второе взято или из слов святого Моисея, по тому же обстоятельству сказанных к народу, когда кара Божия готова была пасть на означенных возмутителей со всем родом их: отступите от кущ человек жестокосердых сих (Чис. 16, 26), или из слов святого Исайи, где, предсказывая пришествие Господне, избавление людей от рабства греховного и проповедь Евангелия,— он издали обращает речь к хотящим уверовать, чтоб мужественно отступали от упорствующих в неверии: отступите, изыдите от среды их, и нечистот их не прикасайтеся (ср.: Ис. 52, 11). Как применимо все сие к речи Апостола, очевидно само собою.
Стих 20. В велицем же дому не точию сосуды злати и сребряни суть, но и древяни и глиняни, и ови убо в честь, ови же не в честь.
Решается второе недоумение: зачем есть слабые в вере и в жизни по вере? Ответ в настоящем стихе такой: так необходимо по течению дел настоящего периода бытия мира и людей. Объясняется он сравнением положения дел в Церкви с порядками по домоправлению. Как в большом доме бывают вещи золотые и серебряные, бывают и деревянные и глиняные,— и одни из них обращаются на почетное употребление, а другие на непочетное: так и в Церкви — сем доме Божием, великом и славном, есть лица, отвечающие достоинством своим золоту и серебру, и есть лица, отвечающие дереву и глине, — и бывают из них одни досточтимы, а другие никакой не имеют цены. Последняя половина сравнения Апостолом умолчана. Ее надлежит дополнить нам самим,— и дополняем, как показано. И самая причина, почему так бывает, не обозначена, а только дано разуметь, что как в доме бывает и хорошее и нехорошее, так и в Церкви или среде верующих. Намекается будто: будьте довольны и этим показанием, а далечайшего и глубочайшего не ищите. Не ваше дело, как и святому Антонию Великому сказано было свыше на пытливое его искание, почему есть добрые и злые. И Спаситель, говоря о Царстве Своем,— притчами о земле, засеянной добрыми семенами, на которой, однако ж, показались потом и плевелы, и о неводе, захватившем добрых и худых рыб,—показал только, что и в Церкви Его так будет, до судной жатвы и до окончательного разбора дел; а почему так будет, не сказал. Конечно и Он так поступил, внушая, чтоб мы не брались не за свое дело, а веровали, что Господь все устрояет к наилучшему.
Думается, что слова: золотые и серебряные, деревянные и глиняные, также в честь и не в честь,— Апостол употребил только для яснейшего показания разности в вещах, бывающих в доме, а не имел в мысли иносказательно указать этим на такие и такие именно разные лица, бывающие среди верующих в Церкви. Почему можно оставить их без иносказательного истолкования. Впрочем, блаженный Феодорит не счел излишним дать им истолкование, но пишет: «Апостол уподобил сосудам золотым — сияющих благочестием и добродетелию (от всего отрешившихся и Богу всю жизнь посвятивших), серебряным же — при вере и праведности возлюбивших жизнь гражданскую (благочестивых мирян), деревянным и глиняным — живущих в злочестии и лукавстве».
Под домом наши восточные толковники — святой Златоуст, Феодорит, Экумений и Феофилакт — разумеют мир, а западные — Амвросиаст и, говорят, Киприан и блаженный Августин — разумеют Церковь. Хотя, по течению речи, более к делу подходит последнее разумение; но не следует устранять и первого. Потому что вопрос о смешении добрых и злых порождается и положением всего мира; почему при решении его нельзя не брать и этого во внимание. К тому же и мир есть дом Божий.
Стих 21. Аще убо кто очистит себе от сих, будет сосуд в честь, освящен и благопотребен Владыце, на всякое дело благое уготован.