Ж.-Ж. РУССО
Глава VIII О НАРОДЕ
Подобно архитектору, который, прежде чем воздвигнуть большое здание, обследует и изучает почву, чтобы узнать, сможет ли она выдержать его тяжесть, мудрый законодатель не начинает с сочинения законов, самых благих самих по себе, но испытует предварительно, способен ли народ, которому он их предназначает, их выдержать. Вот почему Платон отказался дать законы жителям Аркадии и Киренаики, зная, что оба эти народа богаты и не потерпят равенства. Вот почему на Крите были хорошие законы и дурные люди, ибо Минос взялся устанавливать порядок в народе, исполненном пороков. Блистали на земле тысячи таких народов, которые никогда не вынесли бы благих законов, народы же, которые способны были к этому, имели на то лишь весьма краткий период времени во всей своей истории. Большинство народов, как и людей, восприимчивы лишь в молодости, старея, они становятся неисправимыми. Когда обычаи уже установились и предрассудки укоренились, опасно и бесполезно было бы пытаться их преобразовать, народ даже не терпит, когда касаются его недугов, желая их излечить, подобно тем глупым и малодушным больным, которые дрожат при виде врача. Это не значит, что подобно некоторым болезням, которые все переворачивают в головах людей и отнимают у них память о прошлом, и в истории Государств не бывает бурных времен, когда перевороты действуют на народы так же, как некоторые кризисы на индивидуумов, когда на смену забвению приходит ужас перед прошлым и когда Государство, пожираемое пламенем гражданских войн, так сказать, возрождается из пепла и вновь оказывается в расцвете молодости, освобождаясь из рук смерти. Так было со Спартой во времена Ликурга, с Римом после Тарквиниев, так было в наши времена в Голландии и в Швейцарии после изгнания тиранов.
Но такие события редки: это - исключения, причина которых всегда лежит в особой природе такого Государства. Они даже не могли бы повториться дважды в жизни одного и того же народа ибо он может сделаться свободным тогда, когда находится в состоянии варварства, но более на это неспособен, когда движитель гражданский износился. Тогда смуты могут такой народ уничтожить, переворотам же более его не возродить и как только разбиты его оковы, он и сам распадается и уже больше не существует как народ. Отныне ему требуется уже повелитель, а никак не освободитель. Свободные народы, помните правило: "Можно завоевать свободу, но нельзя обрести ее вновь". Юность - не детство. У народов, как и людей, существует пора юности или, если хотите, зрелости, которой следует дождаться, прежде чем подчинять их законам. Но наступление зрелости у народа не всегда легко распознать, если же ввести законы преждевременно, то весь труд пропал. Один народ восприимчив уже от рождения, другой не становится таковым и по прошествии десяти веков. Русские никогда не станут истинно цивилизованными, так как они подверглись цивилизации чересчур рано. Петр обладал талантами подражательными, у него не было подлинного гения, того, что творит и создает все из ничего. Кое-что из сделанного им было хорошо, большая часть была не к месту. Он понимал, что его народ был диким, но совершенно не понял, что он еще не созрел для уставов гражданского общества. Он хотел сразу просветить и благоустроить свой народ, в то время как его надо было еще приучать к трудностям этого. Он хотел сначала создать немцев, англичан, когда надо было начать с того, чтобы создавать русских. Он помешал своим подданным стать когда-нибудь тем, чем они могли бы стать, убедив их, что они были тем, чем они не являются. Так наставник-француз воспитывает своего питомца, чтобы тот блистал в детстве, а затем навсегда остался ничтожеством. Российская империя пожелает покорить Европу - и сама будет покорена. Татары, ее подданные или ее соседи, станут ее, как и нашими повелителями. Переворот этот кажется мне неизбежным. Все короли Европы сообща способствуют его приближению.
Кн.3, Глава IX О ПРИЗНАКАХ ХОРОШЕГО ПРАВЛЕНИЯ
Когда, стало быть, спрашивают в общей форме, которое из Правлений наилучшее, то задают вопрос неразрешимый, ибо сие есть вопрос неопределенный, или, если угодно, он имеет столько же верных решений, сколько есть возможных комбинаций в абсолютных и относительных положениях народов. Но если бы спросили, по какому признаку можно узнать, хорошо или дурно управляется данный народ, то это было бы другое дело, и такой вопрос действительно может быть разрешен. Однако его вовсе не разрешают, потому что каждый хочет сделать это на свой лад. Подданные превозносят покой в обществе, граждане - свободу частных лиц; один предпочитает безопасность владений, а другой - безопасность личности, один считает, что наилучшее Правление должно быть самым суровым, другой утверждает, что таким может быть только самое мягкое; этот хочет, чтобы преступления карались, а тот - чтобы они предупреждались, один считает, что хорошо держать соседей в страхе, другой предпочитает оставаться им неизвестным; один доволен, когда деньги обращаются, другой требует чтобы народ имел хлеб. Даже если бы мы и пришли к соглашению в этих и в других подобных пунктах, то разве подвинулись бы далеко? Раз нет точной меры для духовных свойств, то даже и придя к соглашению относительно признаков - как этого достичь в оценке? Что до меня, то я всегда удивляюсь тому, что не обращают внимания на следующий столь простой признак или по недобросовестности не хотят его признавать. Какова цель политической ассоциации? Бережение и благоденствие ее членов. А каков наиболее верный признак, что они убережены и благоденствуют? Это их численность и ее рост. Не ищите же окрест сей признак - предмет столь многих споров. При прочих равных условиях такое Правление, когда без сторонних средств, без предоставления права гражданства, без колоний граждане плодятся и множатся, есть, несомненно, лучшее. Правление, при котором народ уменьшается в числе и оскудевает, есть худшее. Счетчики, теперь дело за вами: считайте, измеряйте, сравнивайте*.
* На основании того же принципа должно судить о веках, заслуживающих предпочтения с точки зрения благоденствия человеческого рода. Слишком много восхищались теми веками, когда наблюдался расцвет литературы и искусства, не проникая в сокрытые цели культуры этих веков, не принимая в соображение ее пагубные результаты. Idque aud imerito humaita vocaatur, quum ar ervituti eet. ("Глупцы именуют образованностью то, что уже было началом порабощения" (лат.) - Тацит. Агрикола (130), XXI.). Неужели мы никогда не научимся видеть в принципах, которые находим мы в книгах, грубую корысть, говорящую устами их авторов. Нет, что бы о том они ни говорили, если, несмотря на внешний блеск, страна теряет население, неправда что все идет в ней хорошо, и еще недостаточно, если у одного поэта (131) сто тысяч ливров ренты, чтобы считать его век лучшим из всех. Нужно меньше обращать внимания на кажущееся спокойствие и на успокоенность правителей, чем на благосостояние подданных и в особенности наиболее многочисленных сословий. Град разоряет несколько кантонов, но он редко приводит к голоду. Мятежи, гражданские воины весьма тревожат правителей, но они не составляют настоящих бедствий для подданных, которые могут даже получить передышку, пока идет спор о том, кому их тиранить. В действительности процветание или бедствия порождаются постоянным их состоянием, в котором обычно они находятся, когда все подавлено под игом - вот тогда все приходит в упадок, вот тогда правители, безвозбранно разоряя подданных, ui olitudiem faiut, acem aellat. (Они превращают все в пустыни и называют это миром" (лат.) - Тацит. Агрикола, XXX.). Когда распри вельмож волновали французское королевство и когда парижский коадъютор (132) ходил в Парламент с кинжалом в кармане, это не мешало тому, чтобы французский народ жил, счастливый и многочисленный, в изрядном и свободном довольстве. Некогда Греция процветала в разгар самых жестоких войн: кровь лилась там потоками, а вся страна была заселена людьми. Казалось, говорит Макиавелли (133), что среди убийств, изгнании, гражданских войн, наша Республика стала в результате еще более могущественной, доблесть ее граждан, их нравы, их независимость более способствовали ее укреплению, чем все раздоры - ее ослаблению. Небольшое волнение возбуждает души, и процветание роду человеческому приносит не столько мир, сколько свобода.
Глава XV
О ДЕПУТАТАХ ИЛИ ПРЕДСТАВИТЕЛЯХ
Как только служение обществу перестает быть главным делом граждан и они предпочитают служить ему своими кошельками, а не самолично, - Государство уже близко к разрушению. Нужно идти в бой? - они нанимают войска, а сами остаются дома. Нужно идти в Совет? - они избирают Депутатов и остаются дома.
Наконец, так как граждан одолевает лень и у них в избытке деньги, то у них, в конце концов, появляются солдаты, чтобы служить отечеству, и представители, чтобы его продавать.
Хлопоты, связанные с торговлей и ремеслами, алчность в погоне за наживою, изнеженность и любовь к удобствам - вот что приводит к замене личного служения денежными взносами. Уступают часть своей прибыли, чтобы легче было ее потом увеличивать. Давайте деньги - и скоро на вас будут цепи. Слово финансы - это слово рабов, оно неизвестно в гражданской общине. В стране, действительно свободной, граждане все делают своими руками - и ничего - при помощи денег; они не только не платят, чтобы освободиться от своих обязанностей, но они платили бы зато, чтобы исполнять их самим. Я весьма далек от общепринятых представлений; я полагаю, что натуральные повинности менее противны свободе, чем денежные подати.
Чем лучше устроено Государство, тем больше в умах граждан заботы общественные дают ему перевес над заботами личными. Там даже гораздо меньше личных забот, ибо, поскольку сумма общего блага составляет более значительную часть блага каждого индивидуума, то последнему приходится меньше добиваться его путем собственных усилий. В хорошо управляемой Гражданской общине каждый летит на собрания; при дурном Правлении никому не хочется и шагу сделать, чтобы туда отправиться, так как никого не интересует то, что там делается, ибо заранее известно, что общая воля в них не возобладает, и еще потому, наконец, что домашние заботы поглощают все. Хорошие законы побуждают создавать еще лучшие, дурные - влекут за собою еще худшие. Как только кто-либо говорит о делах Государства: "что мне до этого?", следует считать, что Государство погибло.
Охлаждение любви к отечеству, непрерывное действие частных интересов, огромность Государств, завоевания, злоупотребление Властью натолкнули на мысль о Депутатах или Представителях народа в собраниях нации. Это то, что в некоторых странах смеют называть Третьим сословием. Таким образом, частные интересы двух сословий поставлены на первое и второе места; интересы всего общества лишь на третьем.
Суверенитет не может быть представляем по той же причине, по которой он не может быть отчуждаем. Он заключается, в сущности, в общей воле, а воля никак не может быть представляема; или это она, или это другая воля, среднего не бывает. Депутаты народа, следовательно, не являются и не могут являться его представителями; они лишь его уполномоченные; они ничего не могут постановлять окончательно. Всякий закон, если народ не утвердил его непосредственно сам, недействителен; это вообще не закон. Английский народ считает себя свободным: он жестоко ошибается. Он свободен только во время выборов членов Парламента: как только они избраны - он раб, он ничто. Судя по тому применению, которое он дает своей свободе в краткие мгновенья обладания ею, он вполне заслуживает того, чтобы он ее лишился.
Понятие о Представителях принадлежит новым временам; оно досталось нам от феодального Правления, от этого вида Правления несправедливого и нелепого, при котором род человеческий пришел в упадок, а звание человека было опозорено. В древних Республиках и даже в монархиях народ никогда не имел Представителей; само это слово было неизвестно. Весьма странно, что в Риме, где Трибуны были столь свято чтимы, никто даже не представлял себе, что они могли бы присвоить себе права народа, и что при столь огромной численности населения они никогда не пытались провести собственной властью хотя бы один плебисцит. Пусть судят, однако, о затруднениях, которые иногда вызывает наличие такой массы народа, по тому, что случилось во времена Гракхов (151), когда часть граждан подавала голоса с крыш.
Там, где право и свобода - все, затруднения ничего не значат. У этого мудрого народа все было поставлено на соответствующее место; он предоставил своим ликторам (152) делать то, что не осмелились бы сделать Трибуны; он не опасался, что ликторы могут захотеть его представлять.
Чтобы все же объяснить, каким образом Трибуны иногда представляли народ, достаточно постигнуть, как Правительство представляет суверен. Поскольку Закон - это провозглашение общей воли, то ясно, что в том, что относится до власти законодателей, народ не может быть представляем; но он может и должен быть представляем в том, что относится к власти исполнительной, которая есть сила, приложенная к Закону. Отсюда видно, что если рассматривать вещи как следует, мы обнаружим, что законы существуют лишь у очень немногих народов. Как бы то ни было, несомненно, что Трибуны, не обладая никакою частью исполнительной власти, никогда не могли представлять римский народ по праву своей должности, но лишь узурпируя права Сената.
У греков все, что народу надлежало делать, он делал сам; беспрерывно происходили его собрания на площади. Он жил в мягком климате; он вовсе не был алчен: рабы выполняли его работу (153), главной заботой его была собственная свобода. Не имея более тех же преимуществ, как сохранить те же права? Ваш более суровый климат порождает у вас больше потребностей: шесть месяцев в году общественной площадью нельзя пользоваться; вашу глухую речь не расслышать на открытом воздухе; вы больше делаете для вашего барыша, нежели для свободы вашей, и гораздо меньше страшитесь рабства, нежели нищеты.
Как! Свобода держится лишь с помощью рабства? Возможно. Эти две крайности соприкасаются. Все, чего нет в природе, связано с затруднениями, а гражданское общество более, чем все остальное. Бывают такие бедственные положения, когда можно сохранить свою свободу только за счет свободы другого человека и когда гражданин может быть совершенно свободен лишь тогда, когда раб будет до последней степени рабом. Таково было положение Спарты. Вы же, народы новых времен, у вас вообще нет рабов, но вы рабы сами; вы платите за их свободу своею. Напрасно вы похваляетесь этим преимуществом, я вижу здесь больше трусости, чем человечности.
Всем этим я вовсе не хочу сказать, что следует иметь рабов и что право рабовладения законно, поскольку я уже доказал противное. Я только указываю причины того, почему народы новых времен, мнящие себя свободными, имеют Представителей и почему древние народы их не имели. Что бы там ни было, но как только народ дает себе Представителей, он более не свободен; его более нет (154).
Рассмотрев все основательно, я считаю, что суверен отныне может осуществлять среди нас свои права лишь в том случае, если Гражданская община очень мала. Но если она очень мала, то она будет покорена? Нет. Я покажу ниже*, как можно соединить внешнее могущество многочисленного народа с легко осуществляемым управлением и добрым порядком малого Государства.
__________
* Именно это я и намеревался сделать на протяжении этого произведения,
когда, рассматривая внешние сношения, я добрался бы до конфедераций. Предмет этот совершенно нов, здесь должны быть еще установлены первоначальные принципы.
ВОПРОСЫ:
1. Как Руссо оценивает роль Петра I в истории Руси?
2. Что является критерием наилучшей для того или иного народа формы правления?
3. За что Руссо критикует представительную демократию?
4. Придумайте свой вопрос к тексту.