Сказ про то, как Василиса Микулична обманула князя Владимира
Нитка оборвалась - третий раз за день - и упало веретено. Поднимая, Василиса уколола палец и сдавленно охнула - плохая примета. Все валилось у нее сегодня из рук - да какое там сегодня, с того дня, как Ставр собрался в Киев, сердце было не на месте.
Вчера вечером он должен был уже вернуться, но опаздывал, вот Василиса с утра не столько готовила, сколько проливала мимо, не столько писала счета, сколько зачеркивала, не столько пряла, сколько обрывала нить. Прям хоть бросай все дела и сиди сиднем, чтоб не наделать большей беды. Только и сидеть ведь будет как на иголках.
- Перебрал у князя вина, вот и забыл, что пора домой возвращаться, - постаралась успокоить себя Василиса. - Ну я уж ему все выскажу, когда обьявится...
Ее ворчание прервал громкий стук в ворота.
- Эй, открывайте! - послышался крик ставрового слуги, Бояна.
Василиса слетела из своей горницы и взялась за запоры быстрее стражника. В четыре руки они мигом открыли ворота, распахнули створки - на улице стоял одинокий спешившийся всадник, Боян.
- Где ж твой хозяин? - закричала Василиса, даже не здороваясь.
- В темнице у киевского князя.
Вот и сбылись все дурные предчувствия.
***
Василисина ругань разносилась по всему дому, где притихшие слуги боялись лишний раз шевельнуться.
- Да чтоб его выше крыши подняло, три раза перевернуло и об землю бросило! Да чтоб его всякая пролетающая мимо птица обосрала! Да чтоб его каждый дождь мочил, ветер пыль в глаза пускал, а земля из-под ног уходила! Да чтоб у него отсох его поганый язык! Зачем человеку язык, коли ума нету!
- Но хозяйка... - попробовал встрять Боян.
- А чего он ждал, когда с князем решил задираться? Что тот его по головке погладит и наградит за складные речи? Это надо было удумать - у князя на пиру, перед всеми гостями, говорить, что казна не считана, что платья раз надевает и скидывает, а после князь носит его обноски! Что он еще наговорил? - потребовала ответа Василиса.
|
|
- Что если чем и хвастать, так своей молодой женой. Что у тебя, матушка, косы русые до самого пола, а под волосами ясный месяц горит... - Боян так увлекся, повторяя речи хозяина, что стал даже говорить медленно и величаво, будто и правда складывал на пиру хвалебную песню. Остановил его грозный взгляд хозяйки, заметив который, он быстро свернулся и последние слова уже сказал по делу: - Много хорошего хозяин говорил, а в конце прибавил: надо будет, Василиса Микулишна всех бояр перехитрит, а самого князя с ума сведет.
- И что князь на это ответил? - тихо-тихо спросила Василиса.
У Бояна от этого тихого голоса все нутро замерло от ужаса. Он вздохнул, зажмурился и одним духом выпалил страшное:
- Князь велел заковать Ставра Годиныча в цепи, а сюда послал бояр опечатать его богатства, а тебя, Василиса Микулишна, привезти ко двору. Князь желает посмотреть, правда ли ты такая умница, как Ставр Годинович сказывал.
Наступила зловещая тишина. Боян робко приоткрыл правый глаз - Василиса уже не метала громы и молнии, а просто сидела и грустно молчала.
- И ведь говорила я ему - сиди дома, не надо тебе ехать, - устало заговорила Василиса, - так нет, все рассуждал, что князь обидится, что надо хорошо в его глазах показаться. Вот и показался... Ступай уже, - махнула она в сторону слуги, - поешь с дороги и попарься в баньке, пока княжьи посланники все добро не отобрали.
|
|
Василиса всхлипнула, а через минуту заревела в голос, выплескивая свое горе. В светлицу вбежала Марфушка, увернувшись от рук няньки. Не умея еще толком спросить, дочка забралась на колени к матери и заголосила вместе с ней.
Отрыдавшись, Василиса вытерла слезы дочке, умылась и села думать.
- Деньгами мне его не выкупить - деньги князь и так отберет. Силой на Киев не пойдешь. Значит, только хитростью действовать остается. Что ж, батюшка ты наш, князь Владимир Святославович, хотел ты на Ставрову жену посмотреть - посмотришь! Эй, Заряна! - кликнула Василиса служанку, - ты помнишь, вчера кравец платье для ханского наместника принес? Тащи его сюда. А вообще погоди, сначала мне сбегать надо по делу.
Василиса повязала платок, привычным движением забросила тяжелые косы за спину и пошла в Татарскую слободу, к лошадиному барышнику, татарину Бишбуляку.
***
- Здоров будь, Бишбуляк Касымович!
- И тебе здоровья, Ставрова жена. Пошто опять без мужа по чужим домам бегаешь, с чужими мужиками разговариваешь? Была б ты татаркой, побили бы тебя камнями за такой разврат!
Василиса не помнила, чтобы в этом доме ее встречали иначе. Не одобрял честный татарин Бишбуляк ушлой жены купца, которая лезла в дела мужа. Не одобрял до того, что каждый раз при встрече грозил камнями. И торговаться с ним Василисе приходилось не на жизнь, а на смерть. Василиса и рада была бы не дразнить татарского гостя, сидеть дома, ждать мужа, да вот беда - Ставру Годиновичу не удавалось и вполовину так хорошо сторговаться с татарином, как его жене, терпения не хватало. Вот и получилось, что все дела с Бишбуляком вела Василиса. А к традиционному приветствию она привыкла и даже не сердилась - на месте Бишбуляка она бы тоже всеми правдами и неправдами постаралась отвадить прижимистую торговку. Однако сегодня Василиса честно могла оправдаться (хоть и не собиралась без нужды открывать всей правды):
|
|
- Муж мой в Киеве, а дело срочное.
- Мало того, что в дом к чужим мужикам бегает, так еще с порога о делах говорит. Никуда это не годится. Садись, чай пить будем.
- Чай - это дело хорошее, - Василисе не терпелось перейти к сути, но она знала, что возражать бесполезно. - Вот, я тебе к чаю пирожков принесла.
- Порядочная женщина своей стряпней мужа кормит и гостей, а не весь город. С чем пирожки-то?
- Так ты и есть гость у нас, в Чернигове, - привычно поддела Василиса в ответ на привычный упрек. - А пирожки-то с яблоками.
- Ну давай сюда свои пирожки.
И ведь каждый раз так. Обычно Василису веселили их игрища, но сегодня тревога не давала не то что шутить - кусок в горло не лез.
Бишбуляк заметил это и сжалился, чаю они попили быстро, после чего хозяин повел гостью в светелку, где он вел дела.
- Ну, что за нетерплячка? Лошадь какая особая нужна?
- Лошадь нужна. Тут слух пошел, что тебе арабского жеребца привезли?
- Эка ты хватила, женщина! На арабского скакуна у меня покупатель есть - сам черниговский князь. Вот вернется князь домой, заберет коня, сделает сыну богатый подарок. А у твоего мужа на такого коня денег до скончания века не соберется.
- Ну, про Ставра ты не клянись, да и не нужен мне твой конь насовсем, только на время. Князь вернется через месяц, конь все равно в стойле стоит, только портится. А я бы его прогуляла.
- Да ты в своем уме, женщина? Слыханное ли дело - княжеского коня взять на время, покататься? Может, мне еще и дом свой тебе на время отдать, чтобы ты тут пожила? Или сына своего в услужение отдать?
Бишбуляк сказал в шутку, но Василиса всерьез задумалась над его словами.
- Дом твой мне пока не нужен, а вот сына отдай в услужение. И слуг своих, человек пять. Прогуляют лошадь вместе со мной. Я им щедро заплачу, больше твоего.
- Ты мне слуг не порть! - прикрикнул Бишбуляк. - Василиса, а ну выкладывай все начистоту, а не то уйдешь отсюда, несолоно хлебавши.
Василиса снова заплакала:
- Ставра киевский князь в темницу бросил, надо мне мужа выручать! Если не схитрю - пропадет Ставр, и мы пропадем! Христом богом... - Василиса вспомнила, с кем она говорила, - и твоими богами погаными заклинаю - дай мне богатого коня, да отпусти со мной Заду Бишбуляковича, и слуг с ним! Я мигом обернусь, глазом моргнуть не успеешь, верну тебе и коня, и сына в целости и сохранности!
Бишбуляк покачал головой:
- Не темни, женщина, выкладывай, что задумала.
- Не хочу, чтобы князь меня узнал, хочу хитростью Ставра отобрать.
- Не темни, говорю.
- Хочу выдать себя за татарского воина. Ну посмотри на меня - русским богатырем мне не прикинуться, а за татарина как-нибудь сойду, если усы приклею. Вы все тонкие-звонкие и росту с аршин.
Бишбуляк хмыкнул в усы.
- Так уж и быть, дам я тебе коня и слуг. Но потом три года буду вести дела с твоим мужем, чтоб духу твоего возле моего дома и близко не было.
Василиса повеселела.
- Как только мужа домой добуду - так сразу к тебе с поклоном отправлю! Только погоди, Бишбуляк Касымович, а сына своего ты со мной отпускаешь?
- Нет, сына не отпускаю.
- Да что ж ты делаешь, ты же без ножа меня режешь! Твои слуги по-русски ни слова не говорят, как же я им приказывать стану?
- Нет, сына не отпускаю. Слуг - бери. Коня - бери. Я тебе верю, ты его в целости вернешь, а не вернешь - так сама за море съездишь, чтобы нового добыть. Но сына не отпущу. Не дай бог кто прознает, что он в таких делах участвовал - я не могу старшим сыном рисковать, он мой наследник.
- Бишбуляк Касымович, ну отпусти его со мной хоть до Киева, пусть он меня в дороге подучит говорить по-вашему.
- Не отпущу, женщина, не зуди. Мне сын нужен, чтобы дела здесь вести, пока меня не будет.
- Бишбуляк Касымович, ну отпусти хоть на два дня... Постой, как это тебя не будет, а ты куда собрался?
- Как куда, в Киев. Из тебя сейчас такой татарин, как из меня - резвый скакун. Даже с пьяных глаз не перепутаешь. Надо, чтоб за тобой кто-то присматривал, кто-то старший.
- Бишбуляк Касымович, ангел ты мой чумазый! В ножки тебе кланяюсь, не знаю, как благодарить...
- Да что там благодарить, сведет меня Ставр с киевскими купцами...
- Ай, Бишбуляк Касымович, хитрый ты лис! Тебе пальца в рот не клади - по локоть откусишь! Ты же только в Чернигове можешь торговать, с князем уговор!
- А я так и буду в Чернигове торговать. А ежели какой киевский гость будет знать, где купить хорошую лошадь напрямик - так это и мне, и ему выгода. Невыгода только тем, кто киевских гостей у себя дома словно в темнице держит, на улицу не выпускает, ходит вместо них торгуется, да разницу себе в карман кладет.
- Всякий торговец разницу себе в карман кладет, - желчно возразила Василиса, - в этом вся суть торговли. Что-то я не помню, чтоб ты, Бишбуляк Касымович, своих коневодов по здешним купцам водил. А хоть и увидишь у тебя татарского гостя - ты так растолмачишь, что цена лошади на татарском языке была одна, а на русском вдруг вдвое станет.
- Что я там своим соплеменникам говорю, тебя не касается, - в свою очередь огрызнулся Бишбуляк. - Твоя забота - мужа обратно добыть, и это ты у меня помощи просишь, а не я у тебя.
- Прости меня, дуру, за дерзкие речи, - признала Василиса справедливость упрека. - Ну что ж, коли сговорились, так по рукам. Ты едешь со мной в Киев, а когда мы выручим Ставра Годиныча, он будет сам с тобой торговаться, а в Киеве сведет тебя с одним-двумя тамошними купцами.
- С одним-двумя - маловато будет. С пятью.
- Пятерых гостей там мы и сами коротко не знаем. С тремя.
- Трех маловато будет...
- С тремя - мое последнее слово. Ты не забывай, Бишбуляк Касымовмч, что ты татарин, князь на твои торговые дела косо смотреть будет, да и сами купцы поостерегутся. Трех таких знакомцев, чтобы захотели дело иметь с татарским барышником, да еще через опального купца, который только из темницы выбрался, и так трудно добыть. Ты, Бишбуляк Касымович, меру знай, а то ведь я решу, что выдать себя за русского богатыря все одно легче будет.
- Из тебя такой богатырь, как из меня резвый скакун... Татарина и вправду легче сделать. Ладно, с тремя, так с тремя. Когда ехать думаешь? Мне неделю надо собраться, да хорошо бы тебя подучить...
- Завтра поутру выдвигаемся. Один день на сборы, так и быть, я тебе дам.
- Ох, вижу я, почему ты за Ставра так жилы рвешь - никакой другой мужик с такой ведьмой не уживется.
- Ты, Бишбуляк Касымович, ругайся, да знай, когда смолчать нужно. Завтра поутру постучу к тебе в ворота, и поедем. Низкий поклон тебе за доброту, спаситель ты мой. За мной не заржавеет.
***
Дома ждали перепуганные слуги.
Боян успел разболтать всем, кто еще не расслышал василисиной ругани, что киевский князь держит в темнице их хозяина, а скоро отберет и хозяйку, и хозяйство.
- Ой, матушка, на кого ж нас Ставр Годинович покинул, что ж с нами горемычными будет теперь... - причитала, судя по всему, в сотый раз старуха-ключница Пелагея Дубовна.
- Ты чего каркаешь, как над мертвым! - прикрикнула на нее Василиса. - А ну уймись! Вернется твой хозяин в добром здравии, и ключи при тебе останутся. За платьем татарским сходила, или как?
- Ох, платье, матушка, - всполошилась и заметалась ключница, - платье-то! Так еще с час назад платье принесли в светелку, лежит, в холщовый узел увязано!
- Насчет узла я никакого приказа не давала, - строго сказала Василиса. - Развязывайте, примерять буду. Где Заряна? Будет мне прислуживать.
- Здесь я, матушка, - подала голос горничная.
Глаза зареванные, голос тихий-тихий - сорвала уже, пока рыдала. Василиса в сердцах чуть не напустилась на нее, но вспомнила, как сама давеча мокроту разводила, и прикусила язык.
- А ты, Пелагея Дубовна, ножницы мне неси, - велела Василиса ключнице.
- Ножницы? Это мы мигом, ножницы-то. А зачем тебе ножницы, матушка?
- Надо, раз спрашиваю. А еще золы чуток, и сажи. И тряпицу помягче.
- Сажи? Это можно, сажи, чего ж нельзя, полно ее. А зачем, матушка? - попробовала еще раз спросить Пелагея Дубовна, но Василиса только зыркнула на нее и поспешила в свою горницу.
Наверху Заряна уже развязала узел с татарским платьем и разложила чужеродные портки по лавке. Василиса глянула на штаны, отметила в уме, где что должно завязываться, но решила пока не раздеваться. Прежде чем лезть в мужское платье, следовало избавиться от главной бабьей приметы. При одной мысли об этом сердце у Василисы холодело, но она понимала, что по-другому никак не выкрутиться.
По лестнице с кряхтением поднялась Пелагея Дубовна с полными руками. Василиса приняла у нее горшочек с сажей, отставила пока на стол, а ножницы отдала Заряне. У нее самой рука не поднимется.
- Ну, Заряна, режь мне косы, - выдохнула Василиса.
Девка обмерла.
- Режь, кому говорю!
- Матушка, но как же? - пролепетала Зоряна, у которой глаза были полны слез.
- Надо, Заряна, - Василиса тоже едва не плакала, - чтобы Ставра Годиновича выручить, надо.
Заряна зашла хозяйке за спину и потянула за правую косу. Василиса ждала-ждала, а потом почувствовала прикосновение острия к шее. Она с визгом отскочила, с болью вырывая косу из рук служанки.
- Ты что, дура, убить меня вздумала? Чуть насквозь не проткнула!
- Матушка! - заревела в полный голос Заряна. - Не видела, что творила, сил не было смотреть на такой страх, вот я и зажмурмлась. Прости меня, матушка!
- Дай сюда ножницы, сама все сделаю! - прорычала Василиса, хватая Заряну за руку.
- Нет-нет, матушка, не позорь меня! Я сейчас сделаю, честное слово, сделаю!
Заряна и правда собралась с духом, глубоко вздохнула и выпрямилась, не переставая при этом хлюпать носом, и клацнула ножницами.
Толстая коса не далась, разве что несколько волосков перерезало. Заряна принялась пилить косу дальше, пыхтя от усердия. Василиса, которую все время дергали за волосы где-то за спиной, терпела-терпела, но как только дернанье прекратилось, сразу обернулась. И увидела Заряну с собственной косой в руках. Глаза горничной опять наполнялись слезами.
- Такая красота была... - прошептала Заряна.
Василиса поднесла руку к шее. Чуть ниже шеи ее щекотно укололи концы волос. Она забралась пальцами в эти волосы, нащупала правый крючок подвески-месяца - она всегда цепляла крючок за косы, и тот намертво держался за тугие переплетения. А сейчас просто выскользнул, расчесывая короткие концы, будто только того и ждал. Левый конец месяца пришлось, как обычно, осторожно выпутывать из неотрезанной пока косы.
- Ты же не сможешь теперь месяц носить... - догадалась Заряна.
- Ничего, переделаю крючки, буду за уши цеплять, - беспечно отозвалась Василиса. - Давай, пили вторую.
Заряна положила отрезанную правую косу на лавку и покорно вернулась к своему жуткому делу. Скоро на лавке лежали уже обе косы, до ужаса неправильно выглядевшие отдельно от хозяйки. Василиса с замиранием сердца посмотрела на свою утерянную красоту, проглотила комок в горле и решительно схватила гребень, расчесать свои несчастные вихры. Без привычной тяжести волос голова словно зазвенела от легкости. А еще стала проходить головная боль - такая привычная, что Василиса ее даже не замечала.
Они с Заряной еще повозились с ножницами - надо было как-то выровнять отрезанные концы. После этого Василиса всплакнула в последний раз, хорошенько умылась и достала серебряное зеркальце и свои женские притирания.
- Глаза-то как опухли, щелочки остались, и впрям будто татарка. Жаль, что ненадолго.
Она принялась смешивать дорогие белила и румяна с золой, из-за чего услышала неизбежный горестный вздох Заряны. Со смесями пришлось повозиться - пока подобрался оттенок белил, которые превращали русского человека в татарина, а не испачканное сажей чучело, она успела перемазать и себя, и Заряну по пять раз. Но в конце концов смесь была готова и тщательно собрана в дорожный горшочек. Василиса в последний раз намазала лицо, подвела брови и глаза угольком и спрятала короткие русые волосы под татарский шлем с отворотами. Потом состроила надменную рожу и глянула в зеркало. Оттуда на нее смотрел молодой татарский парень, важный не по годам и явно злющий и вредный. То что надо.
Мужское платье подошло по размеру. Василиса порадовалась, что уже бросила кормить дочку, и сейчас ее грудь вернулась к прежнему небольшому размеру, за который Ставр ее частенько дразнил, приговаривая, что жена у него не взрослая баба, а маленькая девочка. "Это ты у меня глупый мальчишка, а не взрослый мужик", - в сердцах подумала она, опять вспомнив глупость мужа.
Уже вечерело, а оставался еще ворох дел - надо было отдать распоряжения по хозяйству, собрать вещи в дорогу, наказать няньке, чтобы следила за Марфушкой во все глаза.
Но даже закончив с делами и валясь с ног от усталости, Василиса не сразу уснула. Она еще долго лежала в постели, обнимая дочку, и со страхом думала, что же ей готовит завтрашний день. Но сопение маленького носика постепенно убаюкало, и Василиса забылась.
***
На заре следующего дня в ворота черниговского конного барышника, татарина Бишбуляка, постучался молодой воин. Слуги открыли ворота и сразу признали в воине соотечественника, а потому по-татарски спросили, чего ему надо. Парень выдавил из себя "салям", но дальше почему-то по-русски потребовал хозяина. Слуги позвали старшего сына хозяина, молодого Заду Бишбуляковича.
Тот был не в духе - вчера отец внезапно засобирался в Киев, оставляя хозяйство на него, Заду. Сын хорошо знал своего отца и поэтому не радовался предстоящей свободе, а готовился к тяжелой неделе, после которой с него спросят за каждую мелочь.
Поэтому неизвестный хмырь у ворот, который говорил по-русски и требовал хозяина, Заду ничуть не обрадовал.
- Ты кто такой, чего тебе здесь надо? - спросил он по-татарски. - Говори по-нашему, не бойся.
- Зада Бишбулякович, кликни своего батюшку, - на чистом русском и каким-то знакомым голосом ответил хмырь. - Ты, смотрю, не признал меня. Хорошо!
- Да что ж тут хорошего, - так же по-русски отозвался подошедший отец. - Вот так придет какой-нибудь вор, выдаст себя за нашего, а ты его в дом пустишь! Это ж Ставрова жена, из нее такой татарин, как из меня резвый скакун!
- Ну ты-то меня признал, потому что знал. А вот кто не знал, так видит татарского воина. И князь с боярами тоже обманутся. И на парня напрасно не кричи - никто меня в дом не пустил. Видно, это у вас, татар, такое правило - гостей на пороге держать, - не полез за словом в карман молодой татарин, в котором Зада и правда с большим трудом сумел разглядеть Василису.
- Ты татарские обычаи не ругай, а запоминай правильно, раз сама решила татарином заделаться, - проворчал отец. - И если вы русские, такие гостеприимные, чего запоры на воротах делаете? А татарин из тебя все равно... Где ты видела пешего татарского воина, а? Зада, веди сюда Сполоха!
От сегодняшних чудес у Зады голова пошла кругом. Мало того, что незнакомый татарин оказался настырной русской купчихой, так отец собирался посадить ее на лучшего коня в их конюшне - коня, предназначенного для черниговского князя. Зада не удержался и выразил свое удивление вслух:
- Это зачем же Сполоха?
- Не твоего ума дело! - хором ответили отец с Василисой, отчего отец тут же развернулся в сторону Василисы и напустился на нее: - А ты, женщина, попридержи язык, моему сыну не приказывай!
- Не пришлось бы приказывать, если б он свое место знал и глупых вопросов не задавал!
- Да ты б сама их задала, если б увидела такое, как он сегодня! Пристала бы клещом к мужу с вопросами, прямо на дворе!
- А вот и нет! Я бы подождала, пока муж в сторонку отшел - и сыну твоему хорошо бы эту хитрость уразуметь. Что ж за торгаш из него выйдет, если он язык придержать не умеет?
- Что за торговец - не твоя печаль!.. Ты сама на свой язык укорота найти не можешь - уже вырядилась мужиком, так стояла бы молчала, а то на всю улицу светишь, что ты прежняя вздорная баба! Из тебя такой татарин, как из меня резвый скакун...
Тут Зада вспомнил, зачем его посылали и, оставив отца с Василисой ругаться дальше, пошел за конем.
***
После многочисленных препирательств, за которыми никто не заметил короткие толковые сборы, Василиса, Бишбуляк и двое слуг выехали в путь. Бишбуляк не только коня дал, он еще и усы Василисе сообразил - приклеил медом полоску кожи с какими-то жесткими черными волосками. Василиса подозревала, что ее от лошадиной шкуры отрезали - чего еще ждать от лошадиного барышника?
Как только Василиса села на коня, Бишбуляк в пух и прах разругал ее посадку и заставил одновременно наклониться и вперед, и назад, все выпрямить, все втянуть - Василиса застыла в неудобной позе, боясь дышать, за что тут же получила нагоняй - ей велели расслабиться и чуть ссутулиться, чтобы легко было ехать.
- Батюшка, давай я поеду, как умею, а по дороге к тебе пригляжусь, авось и сумею сесть по-вашему!
- Чтобы молодой батыр сидел в седле мешком? Да не бывать такому позору! А ну быстро выпрямись! И не сиди колом - будешь так сидеть, в дороге все яйца себе отобьешь, ты мужик или кто?
- Или кто, - напомнила Василиса.
- Или кто ты будешь, когда мужа домой вернешь. А сейчас ты молодой батыр, и будешь слушать меня, своего наставника. У нас старшим не перечят. Да сядь же ты нормально!
Бишбуляк огрел Василису по спине нагайкой. Боль заставила подскочить - и, удивительное дело, Василиса тут же уселась как нужно, сама почувствовав, что ей удобно.
- Господи, я думала, твой батюшка с женщинами суров - это я не знала, каков он с парнями! - тихо проговорила Василиса Заде, который держал Сполоха под уздцы.
Зада молча усмехнулся в усы.
Бишбуляк тем временем сам сел на коня - смирного доброго Ворона, и все честное общество выехало со двора.
***
Ехали налегке, то и дело обгоняя пеших путников и крестьянские подводы. Народу по тракту шло порядочно - как никак, тракт пролегал между двумя большими торговыми городами, а вдоль было немало больших и малых деревень, и в каждой у какого-нибудь мужика могло найтись торговое или родственное дело в городе или соседнем селе. Василиса по привычке хотела было поздороваться с каждым путником, но натолкнулась на такой неприязненный взгляд у встречного крестьянина, что обмерла. Она растерянно оглянулась на Бишбуляка. Тот недобро усмехнулся.
- Видать, ты плохо подумала, когда решила, что татарином тебе легче будет. Вот и хлебни теперь вашей русской приязни к нам, татарам.
"После того, как вы нас мучили, оно и неудивительно", - вертелось на языке у Василисы, но она промолчала. Во-первых, Бишбуляк был кругом прав - силком в татары ее никто не загонял, сама так решила. А во-вторых, сам Бишбуляк если чем и обидел русских, так не больше, чем любой другой торгаш самых родных кровей. Василиса поехала дальше, глядя поверх голов русских путников и понимая теперь, что чванливый вид, с которым татары всегда разъезжали, мог быть от невольной обиды.
Однако поговорить с кем-нибудь из встечных путников Василисе хотелось не из праздного любопытства - еще прежде, чем ехать в Киев, ей следовало как-то отвести угрозу от родного дома, перехватить княжеских посланников.
Поэтому, углядев впереди идущего навстречу молодого паренька, Василиса собралась с духом и, стараясь говорить басом, как можно надменнее сказала:
- А ну стой! Мне знать надо - не встречал ли ты в дороге княжеского посольства из Киева?
- Ничего такого не видел, - пролепетал испуганный парень. - Я тут это... Только из Выжней в Малиновку, тут семь верст ходу всего...
Но татарин уже не слушал, ехал. "Вот ведь черт, - подумал про себя парень. - Росту маленького, а какой грозный."
Целый день, пока ехали, Василиса спрашивала про посольство, но встретиться с ним довелось только под вечер, когда на полпути они заехали для ночевки на постоялый двор.
В корчме за главным столом сидели важные дядьки в соболиных шубах. Дядьки, как ни странно, были с похмелья, но уже трезвые.
- Убери, - тоскливо сказал главный боярин целовальнику, сунувшемуся к ним со жбаном вина, - видеть не могу, тошнит. Нет ничего хуже, когда посреди пира тебя куда посылают ехать. Хмель выветривается, а похмелье остается.
- И куда ж это вам наказали ехать? - с выученным за день высокомерием спросила Василиса.
- В Чернигов, в дом купца Ставра Годиновича. А ты здоров будь, молодой татарин. Только отчего сам не здороваешься? - неприязненно спросил сидевший рядом с главным боярином второй посол - не такой похмельный и, видно, толковый мужик.
- Здоров, коль не шутишь, - неохотно ответила Василиса. - А что ж это Ставр Годинович и вам тоже понадобился?
- И нам тоже? А кому ж это он понадобился окромя нас?
- Хану моему. Я посланник татарского хана, наказали мне в Киев ехать по великому делу, а по дороге в Чернигове сделать дело малое, наказать ханского обидчика, купца Ставра Годиновича.
- Так он и хана успел обидить? - поразился старший боярин. - Ну, шельмец! И чем же он хану насолил? Да вы присаживайтесь, присаживайтесь к столу!
То ли боярину было так любопытно услышать рассказ ханского посла, то ли само звание посла вызывало уважение, а только вся неприязнь мигом сошла с его лица. Василиса не стала перечить и быстренько присела.
Бишбуляк быстро наклонился к ней и сказал что-то по-татарски. Василиса глянула ему в лицо и обмерла - оно было серым, словно годовалая пыль в позабытом углу чулана. Бишбуляк, наверное, сказал что-то страшное, но что?
- Русские пригласили нас к себе за стол, говори по-ихнему, - выкрутилась Василиса.
- Я отойду по нужде, хозяин, - сказал Бишбуляк.
- Ступай. А Ставр этот, - продолжила Василиса, поворачиваясь в сторону боярина, - побился с ханом об заклад, что у него дома лежит ненужный меч, который лучше всякого меча, сработанного любимым кузнецом хана, и пообещал меч прислать.
- И что? - жадно спросил боярин.
- И прислал. Меч и вправду оказался лучше. Хан велел казнить своего кузнеца. Теперь некому делать оружие, а сам хан ходит с мечом, который ему, как подачку, бросил русский купец. Это позор.
- Да уж, - протянул толковый боярин, - вот так оно, перед правителями хвастаться: и соврешь - плохо, и правду скажешь - еще хуже.
- А вашему князю Ставр соврал или правду сказал?
- Экий ты сметливый, - усмехнулся толковый боярин, - сразу понял, что перед князем Ставр тоже обидно похвастался. Что касаемо нашего дела - мы еще не знаем, правда ли. Ставр хвастался несметными богтствами и умной молодой женой. Вот мы и едем в Чернигов проверить, так ли оно, опечатать богатства, а саму жену его, Василису Микулишну, в Киев привезти.
- Опоздали вы. Богатства я уже в Орду отослал, а жену Ставра, Василису Микулишну, хану в наложницы отправил. Жалко только самого Ставра не застал, а то бы навсегда отучил не по делу хвастаться! - последние слова Василиса сказала с искренней злостью на бестолкового мужа.
- Ах ты ж, господи, да как же так - все отослал? А мы теперь что делать будем? - охнул старший боярин.
- Нам теперь, выходит, делать в Чернигове нечего. Посидим тут денек, передохнем, и обратно поедем, - неожиданно подал голос третий посол, который до того всю дорогу молчал.
- Все бы тебе отдыхать да сидеть, не двигаясь, - недобро покосился на лентяя толковый боярин. - Кабы не ты со своими вечными остановками, может, мы б успели в Чернигов вовремя и сами бы богатства забрали.
Тут боярин с опаской посмотрел на ханского посланника - не обиделся ли тот. Нельзя сказать, чтобы обиделся, но и хорошего в лице молодого татарина было мало - Василиса постаралась так презрительно усмехнуться, чтобы без слов было ясно, что она думает о княжеских послах, которые из-за своей лени проворонили порученное дело. В душе-то она, конечно, только радовалась посольской неторопливости - не будь ее, стоял бы ее дом сейчас разоренный, и не было бы надежды выручить мужа.
- Ладно, бояре русские, спасибо за стол и беседу, пойду я дальше по своим делам, - Василиса, сказав, что нужно, решила убраться подобру-поздорову. Да и надо было узнать, от чего Бишбуляк так побледнел.
- Будь здоров, ханский посланник! - попрощался с Василисой толковый. - А сам-то ты куда, в Киев? Говорил, дело у тебя к князю Владимиру?
- А это уже дело у моего хана к вашему князю, а не мое к тебе. Тебя оно никак не касается, - отрубила Василиса.
- Ну скажи, жалко тебе, что ли? - стал уговаривать ее главный.
Василиса подумала.
- Ладно, так уж и быть, скажу. Еду я в Киев долг с князя Владимира сыскивать. Задолженную дань собирать, за каждый год по три тысячи.
После чего развернулась и ушла. Уходя, она услышала, как толковый вполголоса говорит своим спутникам:
- Быстро собираемся и в Киев! Князя предупредить надо.
Василиса усмехнулась. Если князь будет ее ждать и бояться, это пойдет только на пользу.
***
Она нашла Бишбуляка во дворе, рядом с лошадьми и слугами. Слуги уже принесли охапки свежего сена - и на корм лошадям, и на постель людям. Однако Бишбуляк пока не ложился, а сидел на земле с каменным лицом.
- Пойдем поговорим, - бросил он Василисе, когда та подошла.
Она уже догадалась, в чем дело, и ждала заслуженной выволочки. Бишбуляк не стал церемониться - как только они отошли в закуток, где их никто не мог видеть, отвесил ей такую оплеуху, что у Василисы из глаз искры посыпались.
- Ты чем думала, глупая баба, когда ханским послом назвалась? Ты смерти своей и моей хочешь? Если хан прознает, если наместник прознает - зальют нам кипящего сала в глотку, чтобы не врали, а после четвертуют!
- Прости меня, дуру глупую, но мне надо было беду от дома отвести! И князя если не обману, не видать мне мужа!
- Да знаю я, что ты обманом выручать мужа собралась! Но я-то думал - назовешься богатым татарином, сыном именитого торговца, ну хотя бы ханского воеводы - но не послом же! Али ты не знаешь, что делают за самозваное посольство?
- Не прознает ничего твой хан. Не могу я сказаться просто богатым сынком - чтобы князь мне Ставра отдал, мне не уговаривать его надо, а припугнуть, чтобы он за радость считал такой малостью, как провинившийся гость, откупиться. Потому и надо назваться послом, да еще дань стребовать. А князю я после, как мужа выручу, сама повинюсь.
- У хана везде глаза и уши. Ты-то, может, от князя отбрехаешься, он тебя не тронет, и хан тебя не тронет - побрезгует. А мне не жить.
Василиса молчала. Бишбуляк, пожалуй, был прав - хан не станет разбираться, кто соврал, он или она, просто казнит ее товарища за то, что помогал ей.
- Поворачивай тогда домой, а я уже сама как-нибудь. Негоже мне тебя под топор подводить.
- Нет, Ставрова жена, так дела не делаются. Я обещал помочь - я помогу. Только прежний наш уговор отменяется, договоримся по-новому. Не надо мне знакомства с киевскими купцами, не надо мне, чтоб хоть одна живая душа знала, что я тебе помогал. То, что княжеские бояре мою рожу видели - это ничего. Мы для вас, русских, все на одно лицо. Но имени моего ты никому не назовешь. А доедем до Киева, станем шатром в чистом поле поблизи от города. Мы в шатрах останемся, а ты пойдешь дела делать, а к нам на ночь возвращаться и советоваться.
- Уговорились, - согласилась Василиса. - Но чем я тогда за твою помощь отплачу?
- Будешь мне должна. Настанет у меня великая беда - не пожалеешь всего своего живота, а меня выручишь.
- Быть по сему.
Хоть они со старым татарином и помирились, спать Василиса ложилась с тяжелым сердцем. Выходит, против воли она втянула в беду другого человека. А страшнее всего было, что она об этом заранее не задумалась. Что ж за хитрица из нее, если о самых важных опасностях в деле не думает? Василиса крепко-накрепко пообещала себе, что все сделает как надо - выручит Ставра, и Бишбуляку не навредит, и отблагодарит потом доброго татарина.
***
К вечеру следующего дня они уже подъезжали к Киеву. Измученные долгой дорогой, путники раскинули шатры в версте от города и улеглись спать, оставив все дела на утро.
А утром, еще до зари, Бишбуляк поднял Василису и принялся учить.
- Войдешь к князю, поклонись легонько, а не в пояс. Он тебе не хозяин, не государь. На образа ваши, христианские, не вздумай даже взглянуть, не то что креститься. Смотри поверх голов, но если захочется, разглядывай князя и гостей без стеснения. Сильно не щурься, быстро устанешь, но чуть-чуть надо. Брови у тебя черные, лицо уже загорелое, а вот глаза больно уж серые, спрячь их немного. Будет тебя князь спрашивать - отвечай без робости, но быстро и почтительно. А будет кто другой спрашивать - отвечай, если сам того захочешь, сквозь зубы. А если баба какая тебя спросит - лучше вообще не замечай, а если что ей и ответишь - поругай.
- Ну, как татарин обращается с женщиной, я тобой уже давнехонько ученая. Но неужели вы, татары, промеж себя и среди мужиков все такие неприветливые, невежливые?
- Что татары промеж себя делают, то не твоего ума дело. Твое дело - чтобы князь поверил, что ты посол Орды. А посол - должность гордая, такой мало кого удостоят. Так что веди себя так, будто в тебе ума палата.
"Когда на самом деле ума палата, этого обычно не показывают", - могла бы возразить Василиса, но не стала, ибо Бишбуляк правду говорил. Так что она поклонилась Бишбуляку в пояс за его помощь и науку, перекрестилась на виднеющиеся над городской стеной золотые маковки соборов, села на одолженного горячего коня и поехала в стольный город Киев, во дворец к великому князю Владимиру.
***
То ли лихой конь, назначенный черниговскому князю, то ли богатое платье, назначенное татарскому наместнику, то ли румяна пополам с углем, а пуще всего, наверное, наставления Бишбуляка Касымовича сделали свое дело - никто и не усомнился, что Василиса есть татарский посланник.
Войдя в светлую залу, где князь принимал гостей и жалобщиков, и коротко, с достоинством, поклонившись, Василиса поняла, что ее уже ждут - неудачные послы в Чернигов успели вернуться и рассказать, какие беды надвигаются на Киев. Василиса подтвердила княжеские страхи:
- Ай же ты, князь Киевский Владимир Красно Солнышко! Я, грозный посол Вакиль Вазирович, прибыл я из дальней земли, из Золотой Орды, от злого царя Етмануила Ет