ГЛАВА 2
Конвой в форт Рили
Я ПОМНЮ ВРЕМЕНА, КОГДА Я БЫЛ ОЧЕНЬ МОЛОД И ЧУВСТВОВАЛ такую силу, что в мире не было ничего, чего бы я боялся. Я победил страх в Северной Африке. В армии генерала Паттона я стоял лицом к лицу с артиллерией Бронетанковых войск Роммеля и надавал им больше, чем они нам. Мы были армией юнцов из страны, которая эту войну не начинала, но оказалась в самой ее гуще, не успели мы выйти в воскресенье из церкви, как Перл-Харбор был атакован. А следующее, что мы узнали - Гитлер объявил нам войну и мы пошли воевать в Европу. К 1942 году, мы выгнали немцев из Африки и подошли через море к Сицилии. Затем пока Муссолини оправлялся от ударов, мы вторглись в Италию и прошли боевой путь от полуострова до Рима. Со времен Средневековья, мы были первой армией иноземцев, которая завоевала Рим и очевидно первой армией из Нового Света, которая завоевала даже Рим.
Но мы туда попали в начале 1944 года и сидя в Риме после побега Муссолини, наблюдали, как немецкий фронт разрушал все вокруг нас. И как очень молодому капитану Военной разведки, мне приказали наблюдать за формированием гражданского правительства под управлением Союзнических войск в волшебном городе моих предков, о котором я только читал о в исторических книгах.
Сам Папа Римский предложил мне аудиенцию, чтобы обсудить наши планы относительно правительства города. Вы не можете в жизни даже и мечтать об этом и пото м Вы щиплете себя, чтобы проверить не проснетесь ли Вы в своей постели где-нибудь в питтсбургской глубинке зимним утром.
Я пробыл в Риме три года до последнего месяца перед высадкой в Нормандии в 1944 году, когда линия фронта с немцами была еще только в нескольких милях к югу от Рима и наши мальчики с тяжелыми боями проложили себе дорогу в казино Монте-Карло к началу 1947 года, а когда меня отправили домой, мы с женой побросали свои пожитки в багажник нашего кабриолета Шеви и проехали по полям всех штатов мирной Америки от Пенсильвании до Канзаса. Меня не было пять лет. Но теперь я был дома! Проехав вниз по течению Миссури, я поступил в место, которое было конфеткой для любого молодого офицера на пути по армейской карьерной лестнице: Школа Военной Разведки, остается только один шаг до Стратегической Разведки, военной версии армии Лиги Плюща; я преуспел. И кем я был? Просто призывником из Пенсильвании, которого выбрали для Школы Офицеров, а теперь, подкрепленный работой в военной разведке в занятой Союзниками Европе и готовый начать новую карьеру в Военной разведке.
Пробыв в Африке и Европе столько времени, я стремился снова увидеть Америку. К тому моменту люди уже не жили под давлением депрессии ни на фабриках, ни на службе. Это была победа Америки, и Вы могли увидеть ее, когда проезжали небольшие городки южного Огайо и Иллинойса, а потом и через Миссисипи. Мы не остановились на ночь, чтобы посмотреть на Сент-Луис и даже не задержались на реке со стороны Каназаса. Я был так взволнован мыслями о карьере офицера, что мы не прекращали вести машину, пока не долетели до форта Рили и сняли квартиру в соседнем Джанкшен-Сити, где мы поживем, пока на базе не приготовят нам дом.
В течение последующих нескольких недель я и моя жена снова привыкали к жизни в Америке в мирное время на военной базе.
После войны мы жили в Риме, я тогда все еще пытался помочь сделать город мирным и унять попытки коммунистов возглавить правительство. Это было похоже на продолжение войны, потому что каждый день появлялись новые проблемы либо от коммунистов, либо от преступных кланов, которые пытались проделать свои тропинки в гражданское правительство. Моя жизнь все также была ежедневно полна опасности, исходящей от различных террористических выходок в городе, каждой группы, действующей по своему собственному распорядку. Таким образом в отличие от Италии, форт Рили больше походил на начало отпуска.
И вот я снова в школе. Однако в этот раз я учился делать карьеру. Я знал, что значит быть офицером разведки и фактически был обучен британским МИ 19, самой главной военной разведывательной сетью в мире. Мое обучение было настолько полным, что даже при том, что мы противостояли работающему в Риме первоклассному советскому подразделению НКВД, мы смогли переиграть и практически разрушить их. До войны у Соединенных Штатов не было разведывательной службы действующей в мирное время, поэтому, когда вспыхнула война, они быстро сформировали УСС. Но подразделения Военной Разведки и УСС не работали вместе на протяжении большей части войны из-за недостатков линий связи и мы никогда по настоящему не верили в задачи УСС. Теперь, когда война закончилась и Военная Разведка добилась признания, я был частью совершенно новых кадров профессиональных офицеров разведки, которые будут наблюдать за советской активностью. Советы стали нашими новыми старыми врагами.
В первые месяцы в школе разведки мы изучали не только элементарные принципы сбора хорошей развединформации - допрос пленников, анализ исходных разведданных и т.д. - но мы изучали и основы управления, как в военное время управлять подразделениями разведки, так называемыми силами агрессора. В течение первых лет никто из нас не знал, насколько быстро будут проверены наши недавно приобретенные навыки на полях сражений с врагами. Но это были дни уверенности, так как погода на равнинах стала лучше и с приходом лета дни стали длиннее.
Перед началом войны, когда я учился в средней школе в Калифорнии, Пенсильвании, в своем родном городе я был кем-то вроде игрока в боулинг. Это был спорт, к которому я хотел вернуться после войны, поэтому когда я добрался до форта Рили, одним из первых мест, которые я хотел найти, был кегельбан на базе, который был оборудован в одной из бывших конюшен. Форт Рили был бывшей конной базой, домом 7-й Кавалерии и после войны там все еще оставалось поле для поло. Я снова стал практиковаться в боулинг и скоро закатывал столько страйков, что подающие шары солдаты стали хвалить мою игру. И не прошло нескольких месяцев, как мастер-сержант Билл Браун - его называли, "Брауни" - остановил меня, когда я переодевал ботинки для боулинга и сказал, что хотел бы поговорить.
"Майор, сэр", - начал он более чем смущенным тоном, обращаясь к офицеру без униформы, а не во время службы. Возможно, он не понял, что я когда-то был точно таким же призывником, и также, как он провел несколько месяцев на службе, слушаясь приказов капралов в учебном лагере.
"Сержант?" - ответил я.
"Люди наверху хотят создать лигу боулинга, сэр, что была команда игроков с нашей базы и возможно организовать команду, чтобы представлять базу", - начал он. "Поэтому мы наблюдали, как Вы катаете шары по субботам".
"А что я делаю не так?" - спросил я. Я поначалу предположил, что этот сержант собирался дать мне пару советов и показать некоторый авторитет. Хорошо, я готов выслушать совет. Но он заговорил о другом.
"Нет, сэр. Ерунда", - запинался он. "Я говорю о другом. Мы с парнями, задались вопросом, Вы раньше катали шары - Возможно вы захотите присоединиться к команде?" Он стал увереннее, когда задал свой вопрос.
"Вы хотите взять меня в команду?" - спросил я. Я был довольно сильно удивлен, потому что в то время предполагалось, что офицеры не общались по-братски с военнослужащими. Теперь все по-другому, но тогда, пятьдесят лет назад, это были разные миры, тем более для большого корпуса офицеров, которые начинали от призывника и дошли до офицера.
"Мы знаем, это необычно, сэр, но кто это осудит". Я взглянул на него очень удивленно. "Мы проверили", - сказал он. Это был явно не случайный вопрос.
"Вы думаете, что я еще в форме?" - спросил я. "Прошло много времени, с тех пор как я катал шары на соревнованиях".
"Мы наблюдали, Сэр. Мы думаем, что Вы действительно поможете нам. Кроме того," - продолжил он, "команде нужен офицер".
То ли из скромности, то ли потому, что он не хотел упускать меня, он полностью понимал природу команды игроков в боулинг. Эти парни были чемпионами у себя дома и несколько лет спустя, вы возможно увидели бы их на шоу «Боулинг за Доллары». В мире не было ни одной причины, по которой я должен был играть в этой команде, за исключением того, что им нужен был офицер, который придаст им престижа.
Я сказал, что я вернусь к этой теме, потому что любому оказавшемуся на моем месте захотелось бы изучить правила. Фактически офицерам и военнослужащим разрешили соревноваться именно в таких спортивных командах и я быстро присоединился к команде вместе с Дэйвом Бендером, Джоном Миллером, Брауни и Сэлом Федерико. Мы стали вполне отличной командой, выиграв большинство соревнований, собрав большинство наград и у нас было множество захватывающих моментов, когда мы делали невозможные броски и проложили себе путь к финалу штата. В конечном счете мы выиграли Армейский Чемпионат по Боулингу и награда до сих пор стоит на моем столе, напоминая о том дне. Казалось, что по волшебству, барьер между офицером и военнослужащим рухнул. Это основной смысл этой истории.
В течение нескольких месяцев, которые я провел в команде, я подружился с Бендером, Миллером, Федерико и Брауном. Кроме боулинга, мы нигде много не общались, но мы не настаивали на соблюдении формальностей при общении друг с другом и мне это понравилось. Я обнаружил, что большей части профессиональных офицеров разведки, также нравилось общение без барьеров, потому что иногда люди говорят с Вами честнее и откровеннее, если Вы не машете пред ними своими нашивками. Я подружился с этими парнями и это стало причиной моего появления в ветлечебнице вечером 6 июля 1947 года.
Я помню какими жаркими были выходные во время торжества и фейреверка в честь 4 июля. Это было еще до того, как все обзавелись кондиционерами воздуха, поэтому на базе мы просто изнемогали от жары в кабинетах и лупили жирных и ленивых мух, которые гудели вокруг нас в поиске крошек от хот-дога или садились на капли острого соуса. К воскресенью торжества закончились и чтобы парней, которые перебрали с пивом не забрали MP, собутыльники отнесли их в бараки, и база снова окунулась в свои рабочие дела. Казалось, что никто не обратил внимания на двух с грузовики и платформу с тягачом, которые в тот день зашли на базу с грузом, по пути из Форта Блисс в Техасе в Материальную часть Воздушных Войск в Райт Филд в Огайо. Если бы Вы посмотрели в их сопроводительные документы, то Вы бы увидели, что там указаны стойки шасси для "B29", топливные баки для древних "P51", поршневые кольца для радиальных авиационных двигателей, десяток коробок с портативными радиостанциями Моторолла и Вы бы даже не задумались об этом грузе, если бы не тот факт, что он шел по неправильному пути. Обычно, эти запчасти отправлялись из Райт Филд на базу в Форт Блисс, а не наоборот и конечно, я пока еще не знал, что спустя несколько лет, настоящий груз этих грузовиков, буквально, свалится на меня, как с неба.
Тем вечером, с приходом темноты на базу опустилась тишина и я помню, что было очень влажно. Вдалеке сверкали молнии и я думал, достигнут ли они нас к утру. Той ночью я был дежурным офицером - подобно главному дежурному офицеру на вахте на военном корабле - и надеялся, даже горячо надеялся, что приближающийся шторм подождет до утра и избавит меня от хождения между постами по грязи под летним ливнем. Я просмотрел списокнарядовна ту ночь и увидел, что Брауни стоял на посту в одном из старых ветеринарных зданий вблизи центра комплекса.
Дежурный офицер на посту проводит ночь в штабе базы, где он принимает звонки по телефонам и является посредником при действиях в чрезвычайных ситуациях и бедствиях. Делать нечего, если только не начнется война или не подерутся рабочие в местном баре. И с наступлением ночи, база становится образцовой. Часовые стоят на своих постах, закрываются различные административные офисы и все дежурящие ночью следят за системами связи - которые в 1947 году состояли прежде всего из телефона и телекса. Я должен был делать обходы, проверять различные здания и сторожевые посты, чтобы удостовериться, что все были на дежурстве. Я также должен был закрывать социальные клубы. После того, как я сделал обязательные остановки в клубах для военнослужащих и офицеров, закрыв бары и вытолкав, со всем своим уважением к высокопоставленным офицерам, пьяниц домой, я потопал к старому ветеринарному зданию, где дежурил Браун. Но когда я туда пришел, его не было на месте. Что-то было не так.
"Майор Корсо", - прошипел голос из темноты. В нем были нотки волнения и испуга.
"Какого черта ты там делаешь, Брауни?" - стал я ругаться на фигуру, выглядывавшую в темноте из-за двери. "Ты ушел с поста?" Ему полагалось находиться снаружи здания, а не прятаться за дверью. Это было неисполнением обязанностей.
"Вы не понимаете, Майор", - он снова зашептал. "Вам надо это увидеть".
"Могло быть и хуже," - сказал я пока шел к нему и встал у двери снаружи. "Ну, теперь выходи, чтобы я тебя видел", - приказал я.
Браун высунул голову из-за двери.
"Вы знаете то, что здесь находится?" – спросил он.
Что бы ни происходило, мне не хотелось играть в игры. В перечне обязанностей постового на эту ночь было написано, что входить в ветеринарное здание было запрещено. Даже часовым не разрешили находиться внутри, потому что независимо от того, что там находилось, уровень доступа был классифицирован как "Нет доступа". Что Браун делал внутри здания?
"Брауни, ты знаешь, что тебе не положено там быть", - сказал я. "Выходи сюда и расскажи, что происходит".
Он вышел из-за двери и даже в темноте я увидел, что его лицо было мертвенно бледным, как будто он увидел призрака. "Вы этому не поверите", - сказал он. "Не могу поверить, я только что видел это".
"О чем ты говоришь?" – спросил я.
"Парни, которые разгружали грузовики", - сказал он. "Они сказали нам, что привезли эти ящики из Форта Блисс, после какого-то несчастного случая в Нью-Мексико."
"Да, ну и что?" – мне это стало надоедать.
"Они сказали нам, что это все совершенно секретно, но они так или иначе посмотрели, что внутри. Всех уложили, когда они загружали грузовики. MP ходили вокруг с оружием и даже офицеры стояли в охранении," – сказал Браун. "Но парни, которые загрузили грузовики, сказали, что смотрели в ящики и не поверили тому, что они увидели. У Вас есть допуск, Майор. Вы можете зайти сюда".
Я был дежурным офицером на посту и мог зайти во время дежурства куда угодно. Поэтому я зашел в старое ветеринарное здание, медицинскую амбулаторию для кавалерийских лошадей перед Первой мировой войной и увидел, где был сложен груз из конвоя. В здании никого не было кроме Билла Брауна и меня.
"Что это, вообще?" – спросил я.
"Вот именно, Майор, никто не знает", - сказал он. "Водители сказали нам, что это собрали в пустыне после авиакатастрофы где-то около 509-го. Но когда они посмотрели внутрь, они увидели нечто такое, чего они не видели прежде. Это не с нашей планеты".
Это была самая глупая вещь, которую я когда-либо слышал, небылицы военнослужащих, переплывающие с базы на базу и раздувавшиеся сильнее с каждым следующим разом. Возможно я не был самым умным парнем в мире, но у меня было достаточно инженерного и разведывательного образования, чтобы разобраться в обломках крушения и сложить два плюс два. Мы обошли укрытые брезентом коробки и я откинул край брезента.
"Тебе нельзя сюда заходить", - сказал я Брауни. "Лучше тебе уйти".
"Япосторожуснаружи, Майор".
Я даже хотел сказать ему, что он это должен был делать изначально, вместо того, чтобы играть в шпионов, но я сделал то, что умел лучше всего делать и держал рот на замке. Прежде чем рыться в ящиках, я подождал пока он встанет у входной двери.
Там было около тридцати с лишним заколоченных гвоздями деревянных ящиков, которые были сложенный вместе у дальней стены здания. Выключатели света в здании были кнопочными и я не знал для чего каждый выключатель предназначен, поэтому я включил свой фонарь и спотыкался, пока мои глаза не привыкли к темноте. Я не хотел выдергивать гвозди, поэтому я поставил фонарь на сторону, откуда он лучше всего освещал пространство и стал искать ящик, который было бы легко открыть. Затем я нашел длинный ящик с широким стыком под крышкой, было похоже, что его уже открывали. Он был похож или на самый странный ящик для оружия, который Вы когда-либо видели, или на самый маленький контейнер для перевозки гроба. Возможно этот ящик и видел Брауни. Я принес фонарь и поставил его повыше, чтобы он освещал максимально больше пространства. Затем я начал работать с ящиком.
Крышка уже болталась. Я был прав, один раз его открывали. Я подвигал крышку вперед и назад, понемногу ослабляя гвозди, которые были выдернуты гвоздодером, пока не почувствовал, что они вышли из досок. Затем я прошел вдоль примерно пятифутовых сторон ящика, пока крышка полностью не отделилась.
Не зная, какая из сторон у ящика была передней, я поднял крышку и сдвинул ее к краю. Затем я опустил фонарь, посмотрел внутрь и мой желудок подскочил прямо к горлу, мне чуть не стало плохо прямо там.
Чтобы там ни было спрятано, но это был гроб, правда, не такой же, как и любой другой гроб, которые я видел раньше. Содержимое, заключенное в массивный стеклянный контейнер, плавало в густой голубой жидкости, почти такой же плотности, как и замерзшее гелеобразное дизельное топливо. Но объект плавал в жидкости, не опускаясь на дно, он выглядел мягким и блестящим как брюшко у рыбы. Сначала я подумал, что это был мертвый ребенок, которого они куда-то перевозят. Но оно не было похоже на ребенка. Это было четырехфутовое, похожее на человека, тело с причудливыми четырехпалыми руками - я не видел большого пальца - тонкими ногами и ступнями, а также с огромной головой в форме лампочки, которая плавала на поверхности сосуда как пузырь, погрузившись до подбородка. Я знаю, поначалу я съежился, но затем у меня возникло желание снять крышку контейнера с жидкостью и коснуться бледно-серой кожи. Но я не мог сказать, было ли это кожей, потому что она также была похожа на очень тонкую ткань, покрывающую плоть существа целиком с головы до ног.
Его глаза, должно быть, были закатились вверх, поэ тому я не смог разглядеть, ни зрачков, ни радужной оболочки, ни чего-либо другого, что напоминало бы человеческий глаз. Но сами глазницы были чрезмерно большими, миндалевидными, направленные уголками в сторону крошечного носа, который даже не выступал из черепа. Он больше походил на носик ребенка, когда ребенок уже вырос, а носик еще нет и выглядит по большому счету, как ноздря.
Череп существа был чрезмерно переросшим и его лицо – какое уж оно было – занимало небольшую площадь в нижней части головы, а остальное место занимал лоб. Выступающих, как у человека ушей не было, нельзя было определить, где у него щеки, и также на лице не было ни бровей, ни каких-либо признаков волос. У существа был только крошечный плоский разрез для рта, который был полностью закрыт, напоминая больше складку или углубление между носом и основанием черепа с покатым подбородком, чем полностью функциональное отверстие. Спустя некоторое время я узнал, как оно общалось с другими, но в этот момент в Канзасе, я только стоял в шоке от очевидно нечеловеческого лица, плавающего передо мной в полужидком консерванте.
Я не увидел повреждений на теле существа и никаких признаков того, что с ним случилась какая-либо авария. Не было крови, его конечности казались неповрежденными, и я не смог найти ни одной царапины на его на коже или на серой ткани.
Я поискал в ящике, в котором находился контейнер с жидкостью, какие-нибудь документы, транспортную накладную или что-либо еще, что описывало природу или происхождение этой штуки. То, что я обнаружил, было заинтриговавшим меня документом Военной разведки, описывающим существо как жителя корабля, который потерпел катастрофу в Розуэлле, Нью-Мексико в начале этой недели и направлявшим его специальному офицеру в Материальной Части в Райт Филд и далее, в группу патологии морга армейской Больницы Уолтера Рида, где, как я предположил, существо будет вскрыто и будет храниться. Это был документ, который мне нельзя было читать, поэтому я положил его обратно в конверт во внутренней стенке ящика.
Я позволил бы себе потратить больше времени на осмотр существа, если бы оно у меня было, потому что этой ночью я пропустил время проверки остальных постов и должен был придумать довольно хорошее объяснение моей задержки. Но то, что я осматривал, стоило любых проблем, которые могли появиться у меня на следующий день. Эта штука была действительно захватывающей и одновременно совершенно ужасной. Она бросала вызов любой моей концепции и я очень сильно надеялся, что я увидел некую форму мутации человека после воздействия радиоактивности Я знал, что мне об этом некого спросить и поэтому, надеясь, что никогда больше этого не увижу, я придумал объяснение его существования, не обращая внимания на написанное в сопроводительном документе: Оно было отправлено сюда из Хиросимы, оно было результатом генетических опытов нацистов, оно было мертвым цирковым уродом, оно могло быть всем чем угодно, но чем бы я его не называл, все равно это был: инопланетянин.
Я поставил крышку ящика на место, заколотил гвозди в сделанные ими отверстия торцом фонаря и положил брезент, как он лежал раньше. Затем я вышел из здания с надеждой, что навсегда закрыл эту дверь и то, что я там увидел. Надо просто забыть это, сказал я себе. Может ты и не видел ничего и может быть ты проживешь всю оставшуюся жизнь без надобности думать об этом. Может быть.
Покинув здание я встретил дежурившего на посту Брауни.
"Ты никогда этого не видел", - сказал я. "И никому не рассказывай".
"Не видел что, Майор?" - сказал Брауни, и я пошел обратно к штабу, представляя это существо плавающего в жидкости и исчезающего с каждым моим шагом. К моменту, когда я был за свои столом, это все было мечтой. Нет, не мечтой, в кошмаром - но все было закончено и я надеялся, что оно никогда не вернется.
ГЛАВА 3
Розуэлльские артефакты
КОШМАРНОЕ СУЩЕСТВО, КОТОРОЕ Я УВИДЕЛ В ФОРТЕ РИЛИ, НИКОГДА не исчезало из моей памяти, хотя я смог похоронить его на период своего командования управляемыми ракетами в Европе. И за всю оставшуюся жизнь я больше никогда не видел это тело, за исключением фотографий вскрытия и эскизов судебно-медицинского эксперта, которые найдут меня вместе с остальной частью того, что случилось в Розуэлле, когда я вернусь в Вашингтон из Германии для нового поста в Пентагоне в 1961 году. Я помню первый день своего возвращения, когда я ждал своего босса у двери, чтобы он провел меня внутрь святилища. И я нервничал, как мальчишка. Помню, что в последний раз в Вашингтоне, я не был таким возбужденным, я находился в небольшой приемной Овального кабинета в Белом доме, ожидая, когда президент Эйзенхауэр закончит говорить по телефону. У меня была большая просьба и я хотел сказать это без участия специальных или обычных помощников или же ждать специального помощника К. Д. Джексона, чтобы сделать все хорошо. Я был почти постоянным посетителем Овального кабинета в те дни, в 1950-х, передавал президенту документы штаба Совета Национальной Безопасности, делал доклады и иногда на всякий случай ждал, пока он прочитает их и даст ответ. Но это было другое время. Я должен был с ним сам поговорить, наедине. Но Айк говорил дольше, чем обычно требовалось на разговор по телефону и я ходил кругами и бросал взгляды на горящие лампы коммутатора в приемной.
Стол Лерера сбоку. Вы могли видеть нижнюю часть панели переключателей, куда приходят вызовы, было видно, что телефон все еще занят. Я хотел передать президенту Эйзенхауэру личную просьбу: освободить меня, на моем пятом году работы в Штабе Национальной Безопасности в Белом доме, чтобы я смог возглавить зенитный батальон управляемых ракет, сформированный в Красном Каньоне, Нью-Мексико. Айк когда-то обещал мне собственную команду, когда меня после Кореи направляли в Белый дом. И в 1957 году появилась такая возможность, красивый пост на базе с высшей степенью секретности с желанными зелеными купюрами и всеми сопутствующими атрибутами: тренировать и командовать, применять в зенитном батальоне новую, самую секретную военную ракету земля-воздух и затем взять ее в Германию, чтобы попрактиковаться в учебных стрельбах близи границы, где русские нас увидят. В случае Третьей мировой войны, отдавать боевые приказы, прежде всего отправлять страшным огнем со своих позиций в ад советские ударные бомбардировщики, после чего восточногерманские танки приедут прямо у нам в руки. Мы стоим и боремся, применяем любую ракету, чтобы каждой ракетой сбить по одному вражескому самолету и отправить их в ад. Я почти чувствовал вкус радости, когда ждал, пока Айк закончит телефонный разговор.
Это были мои воспоминания от том дне, когда я стоял за дверью офиса генерала Трюдо на третьем этаже внешнего кольца Пентагона. Это был 1961 год, прошло четыре года после того, как я покинул Белый дом и снова надел форму, чтобы стоять на страже с помощью электронных радаров и фото датчиков, всего в нескольких километрах к западу от Железного занавеса. Айк удалился на свою ферму в Пенсильвании и моим новым боссом стал генерал Артур Трюдо, один из последних боевых генералов Корейской войны. Трюдо стал для меня настоящим героем, когда я услышал о том, как его людей прижали на изрытых воронками от дождя вражеских мин склонах Порк Чоп Хилл. Там Вы не могли никому приказать, потому что ад заставлял этих мальчиков отступать; там было просто чертовски много взрывов. Таким образом Трюдо получил свои звезды, он надел сержантский шлем и бился, возглавляя группу добровольцев, а затем бился на обратном пути вниз. Именно так он все своими руками и сделал, а теперь я буду работать непосредственно с ним в Военном подразделении Управления исследований и развития.
В 1961 году, когда я приехал в Пентагон, я был в чине подполковника и все, что я с собой привез, было призами за игру в боулинг в форте Рили и настольная табличка с моей фамилией из хвостовой части ракеты Найк из Германии. Ее сделали и подарили мне с пожеланиями удачи. После того, как я добрался до Пентагона - за несколько дней до моего фактического назначения - я понял, что мне понадобится очень много удачи. И когда я открыл дверь и прошел прямо во внутренний кабинет генерала, я в тот же день узнал, сколько мне этой удачи понадобится.
"Ну и в чем же состоит большой секрет, Генерал?" - спросил я своего нового босса. Это выглядело странно, говорить так с генералом, но мы подружились пока я работал в штабе Эйзенхауэра. "Почему бы не начать с главного?"
"Потому, что они уже следят за Вами, Фил", - сказал он, точно зная, каким холодом меня пробьет. "И я бы хотел сохранить этот разговор в тайне, прежде чем Вас официально представят".
Он подвел меня к картотеке. "Здесь все не так сильно изменилось, с тех пор, как Вы уехали в Германию", - сказал он. "Мы еще не знаем, кто наши друзья и кому мы можем доверять".
Я знал его правила. Холодная война была на самом пике и нас окружали враги: в правительстве, в разведывательных службах и в самом Белом доме. Те из нас в военной разведке, кто знал правду о масштабах опасности в которой находилась страна, были очень осмотрительны в высказываниях не только между собой, но и в местах где мы это говорили. Оглядываясь назад с дистанции в сорок лет, трудно поверить, что даже когда большие американские автомобили с восьми цилиндровыми двигателями съезжали с конвейера и катились по дорогам, а телевизионные антенны разрастались на крышах совсем новых домов в тысячах городов нашей страны, мы находились в самом центре предательской войны нервов.
В глубине наших разведывательных служб и даже в кабинете самого Президента, существовали отдельные профессиональные государственные служащие, которые работали - некоторые сознательно, некоторые неосознанно - на Советский Союз, проводя в жизнь созданную в КГБ политику. Некоторые меморандумы, которые вышли из этих кабинетов, не имели никакого другого смысла. Мы также знали, что в ЦРУ проникли кроты из КГБ, наряду с тем, что мы знали, как некоторые наши влиятельные политики защищали идеи, которые только ослабляют Соединенные Штаты и ведут нас к падению в интересах наших врагов.