Итак, традиционно под социальными проблемами понимались и понимаются некоторые «объективные» социальные условия – нежелательные, опасные, угрожающие, противоположные природе «социально здорового», «нормально» функционирующего общества. На социологическом языке они описываются как проявления социальной патологии, социальной дезорганизации, дисфункции, социальные противоречия, структурные напряжения и т. д. Задачи социологов с традиционной точки зрения заключаются в том, чтобы выявлять эти вредные условия, анализировать их, устанавливать те социальные силы, которые способствовали их возникновению, и, возможно, предлагать определенные меры по исправлению данных ситуаций.
Традиционные подходы, таким образом, являются объективистскими, трактующими социальные проблемы как социальные условия. Такое отношение настолько сильно укоренилось в сознании обществоведов, что без определенного мысленного усилия представлять социальные проблемы, например, преступность, безработицу, употребление наркотиков, ВИЧ/СПИД, загрязнение окружающей среды, иначе как социальные условия, характеризующиеся такими показателями, как уровень преступности, темпы ее роста, численность безработных, людей, употребляющих наркотические вещества, ВИЧ-позитивных и т. д., подчас бывает довольно трудно. Подобное понимание социальных проблем соответствует здравому смыслу.
Объективистские подходы к социальным проблемам были подвергнуты в последней трети XX века критике, лейтмотив которой заключался в том, что объективистская трактовка не способствует пониманию некоторых процессов, связанных с возникновением и существованием социальных проблем, и развитию такой области исследования, как социология социальных проблем.
Суть критических замечаний сводится к следующему. Во-первых, социологи, как указывает Герберт Блумер, сами по себе не способны выявить, идентифицировать социальную проблему. «Социологи распознают социальные проблемы только после их признания в качестве таковых обществом. Социологическое признание социальных проблем идет в кильватере социетального признания, меняя направление вместе с ветром общественной идентификации социальных проблем» [Блумер. С. 150–151]. Действительно, если мы обратимся к научным журналам, монографиям и сборникам, то заметим, что социологи, выбирая предмет исследования, чаще всего руководствуются определенной конъюнктурой. Предметом изучения, как правило, становятся ситуации, уже имеющие статус серьезных социальных проблем в обществе (преступность, бедность, безработица, употребление наркотиков, терроризм). При этом опубликовано очень немного российских социологических работ, например, о социальных аспектах алкоголизации населения или распространения ВИЧ/СПИДа. Очевидно, что определенное влияние на выбор предмета исследования оказывают научные фонды, обозначающие приоритетные для них темы.
Во-вторых, объективистская теория, считающая социальные проблемы простыми отражениями объективных условий, «не может объяснить, почему одни условия определяются как проблемы, приковывая к себе самое серьезное общественное внимание, тогда как другие, одинаково пагубные или опасные, остаются без подобного определения» [Хилгартнер, Боск. С. 18]. Почему, например, несмотря на существующие данные о распространенности и крайне серьезных последствиях таких явлений, как алкоголизация населения или насилие в семье, они в отличие от употребления наркотиков и преступности не вызывают общественного внимания и беспокойства?
В-третьих, объективистские подходы препятствуют созданию такой области анализа, как социология социальных проблем, определению ее предмета, развитию общей теории социальных проблем, поскольку ведут к анализу социальных условий, связанных друг с другом лишь тем, что они оцениваются как нежелательные. Сами по себе эти условия имеют между собой мало общего, поэтому понимание какого-либо одного условия не способствует пониманию других [Полач. С. 9]. Для того чтобы убедиться в обоснованности последнего замечания, зададимся вопросом: что общего, например, между такими социальными условиями в России, как преступность, бедственное положение людей с ограниченными физическими возможностями, безработица, загрязнение окружающей среды, употребление наркотиков, распространение туберкулеза и ВИЧ, коррупция, бездомность?
Очевидно, что знание преступности ничем не поможет нам при анализе ситуации с загрязнением окружающей среды или распространением ВИЧ. Таким образом, использование объективистских подходов ведет к тому, что социология социальных проблем «рассыпается» на ряд отдельных направлений: исследование социальной проблемы бедности, исследование проблемы преступности, изучение бездомности и т. д.
Начиная с 1960–1970 -х годов возникает и развивается иное направление в социологии социальных проблем, подчеркивающее приоритетное значение определений проблем. Такого рода подход получил название конструкционистского.
Первые очертания конструкционистской трактовки можно обнаружить в работах Ричарда Фуллера и Ричарда Майерса, опубликованных в конце 1930-х – начале 1940-х годов [Fuller, Myers, 1941а; 1941b]. «Каждая социальная проблема, – отмечают Фуллер и Майерс, – состоит из объективного условия и субъективного определения... Социальные проблемы – это то, что люди считают социальными проблемами» [Фуллер, Майерс, 2001. С. 139]. Эти исследователи первыми столь ясно показали значение субъективного элемента социальных проблем, признавая все же, что другим важным элементом являются объективные условия. Фуллер и Майерс утверждают, что ценности, конфликт между ними – основная причина любой социальной проблемы. Они разработали также концепцию стадий социальной проблемы, согласно которой социальные проблемы не возникают сразу как нечто окончательное, созревшее, пользующееся вниманием общественности и вызывающее адекватную политику их решения. Напротив, проблемы постоянно находятся в процессе развития, в котором могут быть выделены различные фазы или стадии, такие, как: 1) осознание, 2) определение политики, 3) реформа.
Следующим шагом в развитии конструкционистского подхода стала теория «наклеивания ярлыков», разработанная Говардом Беккером и Эдвином Лемертом в 1950 –1960-е годах [Lemеrt; Becker; Social Problems, 1966]. Ее главной чертой является сосредоточенность на дефинициональных аспектах девиантности, субъективных оценках поведения, предположительно нарушающего правила, и последствиях таких оценок, то есть в сущности рассмотрение девиантности как социальной конструкции (как ярлыка или стигмы). Следует указать также на то, что ведущий теоретик конструкционистского подхода к социальным проблемам – Джон Китсьюз – в ранний период своей научной работы занимался развитием данной теории.
с Основанием теории «наклеивания ярлыков» является идея определения ситуации, предложенная Уильямом и Дороти Томас в 1928 году (теорема Томаса): «если люди определяют ситуации как реальные, то эти ситуации реальны по своим последствиям» [Thomas, Thomas. P. 572]. С этой точки зрения, если некоторое меньшинство считается «угрозой обществу», это ведет к значительным объективным последствиям – исключению, угрозам, остракизму, даже когда данная группа людей не представляет угрозы социальному порядку [Аберкромби, Хилл, Тернер. С. 305]. Примером может быть ситуация, которая сложилась на Северном Кавказе в последние годы. Если Чеченская Республика Ичкерия определяется как «очаг терроризма и преступности», то последствия такого определения ситуации реальны – в регионе ведутся боевые действия, проводятся «спецоперации», гибнет, подвергается насилию и испытывает лишения и невероятные страдания мирное население, и мы имеем в итоге террористические акты в России, совершаемые людьми, потерявшими своих близких.
Социальные проблемы в рамках теории «наклеивания ярлыков» рассматриваются как следствия общественной реакции на некоторые действия индивидов или групп, в частности, как следствия осуществления по отношению к ним жесткого социального контроля. Г. Беккер формулирует это положение, отмечая, что понятие «девиантность» в том виде, в каком оно используется в данном контексте, имеет много общего с понятием «социальная проблема»: «Девиантность создается обществом... Социальные группы создают девиантность, создавая правила, нарушение которых составляет отклонение, применяя эти правила к отдельным индивидам и наклеивая на них ярлык аутсайдеров. С этой точки зрения, девиантность – это не свойство акта индивида, а скорее следствие применения другими индивидами правил и санкций к «нарушителю». Девиант – это тот, на кого удалось наклеить этот ярлык; девиантное поведение – это поведение, на которое люди наклеили ярлык девиантного... Девиантность – результат взаимодействия между некоторой социальной группой и тем, кого группа считает нарушителем правила» [Бeккeр. С. 145–146]. В качестве примера, иллюстрирующего данное положение, Беккер указывает на проблему употребления наркотиков. Он утверждает, что данная проблема создана скорее реакцией на людей, употребляющих наркотики, со стороны правоохранительных органов, нежели специфическим действием наркотических веществ. По мнению ряда экспертов, наркозависимые совершают кражи и включаются в другие виды преступной деятельности главным образом потому, что найти необходимые им наркотики они могут только на «черном рынке», по цене, которая гораздо выше той, что была бы, если бы наркотики продавались легально (например, по рецепту врача) [Social Problems: A Modern Approach, 1966. P.10].
Основное положение теории «наклеивания ярлыков» состоит в том, что определение тех или иных индивидов в качестве девиантов, то есть наклеивание на них ярлыка девианта, порождает или усиливает отклонение. «Клеймение индивида в качестве девианта имеет важные следствия в отношении дальнейшего социального участия и представления этого индивида о самом себе. Наиболее важным следствием является радикальное изменение его публичной идентичности. Совершение осуждаемого действия, о чем стало известно окружающим, придает этому индивиду новый статус. Выясняется, что он является не тем, за кого его принимали. На него наклеивается ярлык «гомосексуал», «наркоман», «псих» или «сумасшедший», и с ним начинают обращаться соответствующим образом» [Бeккeр. С. 148]. После того как на индивида наклеен ярлык «преступник» или «наркоман», «алкоголик» и т. д., окружающие часто ожидают от него продолжения нарушения норм общепринятого поведения. Это ограничивает жизненные шансы индивида и ведет его к принятию и развитию девиантной роли. Иными словами, ответ индивида на такую общественную реакцию часто заключается во вторичном отклонении (термин, предложенный Э. Лемертом [Лемерт. С. 142–145]). Таким образом, общество своей жесткой реакцией на первичное отклонение – первичное нарушение правила поведения – реакцией, которая заключается в наклеивании ярлыка девианта и соответствующих стереотипных ролевых ожиданиях, способствует усилению девиантности.
Применение теории «наклеивания ярлыков» к анализу ситуации в российском обществе позволяет сделать на первый взгляд парадоксальный вывод: причиной определенной части преступности в России является репрессивная система уголовного правосудия. Значительная часть преступлений в России представляет собой вторичные отклонения, то есть совершается бывшими заключенными, которые сталкиваются с огромными трудностями по возвращении из мест лишения свободы: при устройстве на работу, получении жилья, поддержании отношений с близкими, обеспечении минимумом средств к существованию.
О масштабах наклеивания таких ярлыков, как «преступник», «уголовник», «отсидевший», свидетельствуют данные о численности заключенных в России на 100 тысяч населения. В России к 1 марта 2006 года вместах лишения свободы находилось 839 тысяч человек, что составляет 588 заключенных на 100 тысяч населения1. Между тем, в подавляющем большинстве западноевропейских стран это число не превышает 100 (за исключением Испании, Великобритании и Португалии, где число заключенных на 100 тысяч населения больше 100, но меньше 150 [Кристи. С. 24–26]). Иная ситуация в странах Восточной Европы, но и здесь Россия лидирует вместе с Белоруссией. Наряду с этими странами к числу «тюремных сверхдержав», в которых число заключенных на 100 тысяч населения превышает 500, относятся и США, где в 2003 году этот показатель равнялся 710 (первое место в мире). По оценкам правозащитников, в результате такой численности заключенных в настоящее время и еще более высокой в прошлом каждый четвертый взрослый мужчина в России – бывший заключенный2.
Причиной столь большого числа заключенных в России является традиционно репрессивная практика правосудия по уголовным делам. Об этом свидетельствует тот факт, что доля оправдательных приговоров российских судов по уголовным делам составила в 2002 году всего 0,8% от общего числа приговоров, в предыдущие годы этот показатель был еще меньше – менее 0,5%. По словам Дидерика Лохмана, «не только в законодательстве – в головах людей презумпции невиновности нет. Раз «попал», значит уже виноват... В России господствует такое отношение: преступника надо наказать и отправить в заключение, а о его будущем можно и не думать. Преступник наказан, и человека больше нет. Конечно, это общество себя обманывает. Большинство осужденных людей через некоторое время снова будут частью свободного общества» [Лохман. С. 19].
Судьба людей после освобождения усугубляется крайне тяжелыми условиями содержания в местах лишения свободы, способствующими распро странению туберкулеза, ВИЧ и других заболеваний. По данным на 1 января 2003 года, туберкулез обнаружен у 86,1 тысячи, то есть у 10% российских заключенных3. К концу 2004 г. ВИЧ был выявлен у 4% заключенных (30 904 человека из 763 100). Таким образом, распространенность туберкулеза и ВИЧ в СИЗО и колониях значительно выше, чем среди населения в целом.
Общепризнанным является отсутствие в России действенной системы социальной и психологической реабилитации людей, освобождающихся по окончании срока. Они оказываются на свободе без денег и жилья, часто будучи больными туберкулезом и другими заболеваниями, они утратили трудовые навыки и квалификацию, постоянно сталкиваются с подозрительностью и жестоким отношением со стороны окружающих, включая сотрудников правоохранительных органов. По данным социологов, в середине 1990-х годов 60–70% бездомных составляли бывшие заключенные, которые не смогли после освобождения найти жилье [Сидоренко. С. 46].
С позиций теории «наклеивания ярлыков» очевидно, что «борьба с преступностью», основанная на жестких наказаниях, длительных сроках лишения свободы, ведет не к снижению уровня преступности, а к ее росту. При использовании репрессивных мер социального контроля значительное число людей оказываются в ситуации стигматизации, наклеивания ярлыка «преступник», в результате чего растет число «криминальных карьер» и соответственно количество преступлений, представляющих собой вторичные отклонения. Как отмечает Нильс Кристи, «в современном обществе главная опасность преступности состоит не в преступлениях, а в том, что борьба с преступностью может столкнуть общество на тоталитарный путь развития» [Кристи. С. 16].
Конструкционистский подход к социальным проблемам предполагает исследование процессов определения людьми тех или иных ситуаций как нежелательных, пагубных, опасных, угрожающих и т. д. В настоящее время термины «конструкционизм», или «конструктивизм», стали настолько распространенными в различных областях социальной науки, что значение их уже является крайне расплывчатым. Нередко их использование вызывает раздражение у части социологов именно в силу этой неопределенности и некоторой «модности». Как указывает Дж. Бест, противники конструкционизма часто приравнивают его к нигилистической критике науки и другого знания. «Важно понять, – добавляет Бест, – что социологи социальных проблем имеют в виду нечто совсем другое, когда они используют данный термин» [Best. P. 23].
Основные идеи конструкционистского подхода были сформулированы Малькольмом Спектором и Джоном Китсьюзом в 1970-е годы [Sресtоr, Кitsuse]. Они определяют социальные проблемы как риторику, а именно – как деятельность индивидов или групп, выражающих недовольство и выдвигающих утверждения требовательного характера относительно некоторых предполагаемых условий [Спектор, Китсьюз. С. 161]. С данной точки зрения, социальные проблемы – это конструкции, создаваемые индивидами или группами, которые привлекают внимание общественности к тем или иным предполагаемым условиям и выступают с требованиями их изменить.
Ключевыми в определении социальных проблем являются понятия «выдвижение утверждений требовательного характера» (claims-making) и «предполагаемые условия». Английское слово «claim» используется в данном контексте не просто в значении «утверждение», а в значении «утверждение требовательного характера» или «утверждениетребование»: конструируя социальные проблемы, члены общества утверждают, что существует вредное социальное условие, и требуют его устраненияили изменения. Выдвижение утверждений-требований, то есть риторика требовательного характера, включает в себя, согласно Спектору и Китсьюзу, ответы на вопросы анкет или интервьюеров при обследованиях общественного мнения, обращения с жалобами и письмами протеста, предъявления судебных исков, выступления в парламенте, проведение пресс-конференций, распространение «проблематизирующих» сообщений посредством массовой коммуникации, организацию митингов, пикетов, демонстраций, маршей протеста, забастовок и т. д. [Спектор, Китсьюз. С. 162].
Слово «предполагаемый» используется конструкционистами для того, чтобы подчеркнуть, что любое утверждение требовательного характера выдвигается относительно условия, предположительно существующего. Сосредоточиваясь на анализе риторики требовательного характера, Спектор и Китсьюз оставляют в стороне вопрос о том, являются выдвигаемые утверждения-требования верными или ошибочными, существует в действительности условие, относительно которого они выдвигаются, или нет: «Мы не касаемся того, существует или нет предполагаемое условие» [Спектор, Китсьюз. С. 162]. Такую теоретическую позицию называют строгим конструкционизмом, или феноменологической версией конструкционизма.
Между тем большая часть конструкционистов занимают умеренную конструкционистскую позицию, которую вслед за Джоелом Бестом принято называть контекстуальным конструкционизмом. Это мягкая версия конструкционизма, допускающая возможность рассмотрения социальных условий и ситуаций, относительно которых выдвигаются требования изменения, то есть возможность обращения к социальному контексту конструирования социальных проблем. «Контекстуальные конструкционисты исследуют выдвижение утверждений-требований в контексте культуры и социальной структуры. На практике это означает, что аналитик может подвергнуть сомнению утверждения, что сатанисты приносят в жертву 60 тысяч человек ежегодно (на том основании, что индивиды и группы, выдвигающие антисатанистские утверждения-требования, не в состоянии привести весомые данные в поддержку своих обвинений), и в целом может использовать официальные данные о числе людей со СПИДом (на том основании, что степень, в которой организационные практики искажают сбор официальной статистики, ограничена). Отметим, что в фокусе внимания аналити ка остается конструирование социальных проблем. Для конструкциониста вопрос вряд ли будет заключаться в точном числе жертв сатанизма или людей со СПИДом. Аналитик скорее будет интересоваться способами сбора статистики, ролью, которую играют статистические данные в риторике требовательного характера, реакцией, которую они вызывают со стороны средств массовой коммуникации, должностных лиц и общественности и т. д. Однако контекстуальные конструкционисты предполагают, что выдвижение утверждений-требований происходит в некотором контексте. Так, социолог, изучающий сатанизм, может быть изумлен тем, что оценки числа людей, принесенных в жертву, настолько слабо подкреплены какими-либо эмпирическими данными, и задаваться вопросом о том, почему антисатанистские утверждениятребования относительно успешны. А социолог, изучающий СПИД, может удивляться, почему, несмотря на накапливающиеся данные о серьезности ситуации, потребовалось так много времени для того, чтобы должностные лица и пресса обратили внимание на СПИД» [Best. P. 61].
Предложенное Спектором и Китсьюзом определение социальных проблем положило начало целой традиции конструкционистских кейсстади – исследований конкретных случаев конструирования социальных проблем. В настоящее время число таких работ в англо-американской и японской социологии равняется нескольким сотням. Конструкционисты изучали проблематизирующую риторику в отношении самых различных ситуаций, например, жестокого обращения с детьми, курения, избиения жен, подростковой делинквентности, употребления наркотиков, абортов, сатанистских групп, распространения ВИЧ/СПИДа, использования маргарина, ожирения, загрязнения окружающей среды, глобального потепления, бездомности, транспортных «пробок» и т. д. Некоторые исследования при этом имели исторический характер, например, работы о конструировании «еврейской проблемы» в нацистской Германии [Berger] или моральных паниках.
Конструкционизм предполагает иной набор вопросов для исследователя социальных проблем. Например, как указывает Бест, с позиций традиционного объективистского подхода к бездомности важными являются вопросы о численности бездомных, о том, почему люди становятся бездомными, и т. д. Конструкциониста же интересует, представляет ли бездомность социальную проблему, то есть является ли она предметом беспокойства и обсуждения со стороны общественности, чьи утверждения-требования делают бездомность предметом общественного внимания, как эти утверждения представляют бездомных, что делается для того, чтобы эти утверждения выглядели убедительными, как общественность и политики реагируют на эти утверждения-требования, как изменяются с течением времени эти утверждения, какова их судьба, а следовательно, и судьба социальной проблемы бездомности [Бест. С. 166]. Такое исследование социальной проблемы бездомности в России предполагает, в частности, анализ деятельности организаций «Врачи без границ», «Ночлежка» и некоторых других, своими действиями прямо или косвенно привлекающих внимание общественности к положению бездомных в России и, таким образом, конструирующих данную проблему.
Важное место в рамках конструкционистского подхода занимает модель стадий социальной проблемы Спектора и Китсьюза.
«Стадия 1. Группа (или группы) пытается утверждать, что некоторое условие существует, определяет его как оскорбительное, вредное, нежелательное, предает эти утверждения гласности, инициирует обсуждение, делает это условие предметом общественного и политического внимания.
Стадия 2. Признание легитимности этой группы некоторой официальной организацией или институтом. Это может привести к официальному расследованию, предложениям реформ, созданию организации с целью отреагировать на эти утверждения-требования.
Стадия 3. Повторное выдвижение утверждений-требований первоначальной группой (или другими группами), выражающее неудовлетворенность установленным порядком ведения дел относительно данногоусловия, бюрократическим обращением с утверждениями-требованиями, неспособностью создать условия сотрудничества и доверия в рамках этого порядка и бездушным отношением к утверждениям-требованиям. Стадия 4. Отказ группы, выдвигающей утверждения-требования, от деятельности официальной организации или института или отсутствие официальной реакции и разворачивание деятельности по созданию альтернативных, параллельных или противодействующих институтов» [Спектор, Китсьюз. С. 163].
Поясняя эту схему, Ник Мэннинг указывает, что официальные органы часто реагируют на выдвижение утверждений-требований рутинным или неэффективным образом (стадия 2). В политической практике этой стадии соответствует создание специальных государственных комиссий. Последние, как правило, состоят из представителей правящей элиты и занимаются тем, что рассматривают факты, выслушивают мнения заинтересованных сторон и дают некоторые рекомендации. Эта процедура может продолжаться длительное время, в течение которого начальное условие или событие может измениться само собой. Правительство может отреагировать позитивно на эти рекомендации, но обычно, не будучи связано ими, не предпринимает каких-либо действий. Третья стадия предполагает два возможных варианта развития событий: либо происходит возврат ко второй стадии, при этом требование группы может завязнуть в этой «петле» и исчезнуть, либо происходит переход к четвертой стадии, когда группа решает, что необходимо создать альтернативу стадии второй. Группа может решиться на самостоятельные действия с целью исправления ситуации или сосредоточиться на неспособности официальных структур удовлетворить их интересы и попытаться изменить их более или менее решительным образом [Mannin. P. 10–11].
Действенность этой модели для объяснения происходящего более очевидна в случае с социальными проблемами, возникшими относительно недавно. Если рассматривать с данной точки зрения такую проблему, как нарушение прав человека в советской/российской армии, конструирование которой началось во второй половине 1980-х годов, то создание независимых организаций солдатских матерей – новых структур, неподконтрольных военкоматам и другим армейским структурам, – представляет собой четвертую стадию данной социальной проблемы.
Лидер санкт-петербургской правозащитной организации «Солдатские матери» Э. Полякова в интервью в рамках исследования Елены Здравомысловой утверждает: «Если сама армия не может справиться с данными задачами (задачами ее реформирования) и до определенной степени провоцирует правонарушения, то общество должно взять на себя эту задачу путем создания соответствующих добровольных организаций» [Здравомыслова. С. 59]. Е. Здравомыслова указывает на следующие формы деятельности этого движения в защиту прав военнослужащих: «пикетирование зданий, занимаемых армейскими структурами, обращение с требованиями в СМИ, органы власти, консультации и совместные конференции с общероссийскими и международными организациями по защите прав человека, работа в общественной палате, участие в избирательных кампаниях, судебные разбирательства с органами военной прокуратуры и представителями военного округа, марши мира и демонстрации» [Здравомыслова. С. 61].
Следует отметить, что модель Спектора и Китсьюза не предполагает строгой последовательности указанных стадий. Более верным, по мнению конструкционистов, является взгляд на процесс социальной проблемы как на пересекающиеся, накладывающиеся друг на друга, одновременные взаимодействия.
Вклад конструкционистского подхода в изучение социальных проблем заключается в следующем. Во-первых, он предлагает четкое и последовательное определение социальных проблем как риторики, деятельности по выдвижению утверждений требовательного характера относительно некоторых предполагаемых условий. Конструкционистское определение положило начало эмпирически плодотворной традиции изучения социальных проблем, при этом данная традиция уже не является исключительно американской [см.: Ленуар; Lagerspetz].
Во-вторых, конструкционизм позволяет проникнуть в природу крайне изменчивого общественного признания тех или иных ситуаций социальными проблемами. Один из основных вопросов для контекстуальных конструкционистов – почему какие-то ситуации вызывают беспокойство, определяются как проблемы и находятся в центре внимания политиков, журналистов, общественности в целом, а какие-то, не менее опасные и угрожающие, не проблематизируются? В современном обществе существует бесконечное множество ситуаций, которые потенциально могут иметь статус социальных проблем, однако лишь немногие в действительности обретают этот статус. Конструкционисты утверждают, что ситуация приобретает статус социальной проблемы только тогда, когда ктото преуспел в выдвижении утверждений требовательного характера.
В-третьих, конструкционистский подход является основой для развития новых теорий – об утверждениях-требованиях, о тех, кто их выдвигает, процессе выдвижения утверждений-требований, конкуренции между утверждениями-требованиями, об их аудитории. Как отмечает Джозеф Гасфилд, конструкционистский подход ставит перед нами новые вопросы о возникновении (или упадке) явлений и/или определений этих явлений. «<Данный подход> поднимает вопросы о природе «фактичности», которые до сего времени социологи обычно не поднимали. Это очень полезно, особенно в обществе, находящемся в сильнейшей зависимости от информации и интерпретации, поставляемых средствами массовой коммуникации, правительственными организациями и профессиональными структурами» [Gusfield. P. 17].
Одной из наиболее важных концепций, разработанных в рамках конструкционистского подхода, является концепция публичных арен Стивена Хилгартнера и Чарльза Боска [Хилгартнер, Боск]. Эти исследователи в дополнение к основным конструкционистским положениям выдвинули идею конкуренции между социальными проблемами за обладание такими ограниченными ресурсами, как общественное внимание и пропускная способность средств массовой коммуникации и других арен публичного дискурса. В силу ограниченности этих ресурсов рост одной социальной проблемы, как правило, сопровождается упадком одной или нескольких других.
Одна из сильных сторон конструкционизма заключается также в том, что данный подход, отказываясь от понимания социальных проблем как статичных условий, предлагает рассматривать их в качестве последовательности определенных стадий выдвижения утверждений-требований. Такая трактовка в гораздо большей степени соответствует процессуальной природе социальной реальности. Так, с контекстуально-конструкционистской точки зрения социальные проблемы в российском обществе последних двух десятилетий возникли в результате определенных трансформационных сдвигов, таких, как открытие каналов, посредством которых возможно выдвижение утверждений-требований относительно тех или иных условий. Имеется в виду либерализация средств массовой коммуникации в период позднесоветских реформ и в 1990-е годы, появление конституционных гарантий права на свободный поиск, получение, передачу, производство и распространение информации любым законным способом, а также свободы деятельности общественных объединений и права на мирные собрания, митинги и демонстрации; развитие служб изучения общественного мнения и др.
В последнее десятилетие конструкционистский подход все чаще используется российскими социологами. Одними из первых данный подход стали использовать в середине 1990-х годов Галина Еремичева и Юсси Симпура, изучавшие конструирование социальных проблем респондентами в ходе интервью [Еремичева, Симпура, 1995; Симпура, Еремичева, 1997]. Петр Мейлахс в своем контекстуально-конструкционистском исследовании демонстрирует разрыв между конструкциями проблемы наркотиков, создаваемыми прессой, и происходящими процессами [Мейлахс], Елена Богданова исследует конструирование проблемы защиты прав потребителей [Богданова], Иван Климов – проблематизацию реформы системы социальных льгот [Климов]. В то же время применимость конструкционистского подхода вызывает ожесточенные споры среди российских социологов. Нередко конструкционистские идеи подвергаются жесткой критике, которую не всегда можно признать обоснованной. В целом же большинство российских социологов по-прежнему осознанно или неосознанно используют традиционные (функционалистский или марксистский) подходы к социальным проблемам или пытаются совместить объективистские и конструкционистские идеи.
Все сказанное в отношении конструкционистского подхода не означает, что ему нет альтернативы. Современные теоретики конструкционизма открыто заявляют о том, что они не призывают отказаться от проведения объективистских исследований, то есть от изучения преступности, бездомности, безработицы и т. д. как объективных социальных условий. Как указывает Донилин Лазик, это можно представить как академическое разделение труда: «Различные подходы просто задаются вопросами о различных аспектах жизни, и отрицать важность каких-либо теоретических рамок означает ограничивать наше понимание... Кто-то может изучать объективный мир. Конструкционисты же сосредоточиваются на смыслах, которые люди создают в нашем мире» [Loseke. P. X, 14]. Таким образом, можно и нужно изучать преступность, коррупцию, наркоманию, психические заболевания, бедность, безработицу, бездомность, беспризорность, положение людей с ограниченными физическими возможностями, загрязнение окружающей среды как социальные условия. Однако если исследуется проблематизирующая риторика, процессы определения социальных условий как проблематичных, то здесь приоритет, несомненно, за конструкционистским подходом. По крайней мере, с ним уже нельзя не считаться – начиная со второй половины 1980-х годов именно конструкционизм определяет то направление, в котором развивается сейчас социология социальных проблем.
Литература
Аберкромби Н., Хилл С., Тернер Б.С. Социологический словарь. М.: Экономика, 2004.
Бeккeр Г. Девиантность как следствие «наклеивания ярлыков» / Контексты современности–II: Хрестоматия. Сост. и общ. ред. С.А. Ерофеева. Казань: Изд-во Каз. ун-та, 2001.
Бест Дж. Конструкционистский подход к исследованию социальных проблем / Контексты современности–II: Хрестоматия. Сост. и общ. ред. С.А. Ерофеева. Казань: Изд-во Каз. ун-та, 2001.
Блумер Г. Социальные проблемы как коллективное поведение / Контексты современности–II: Хрестоматия. Сост. и общ. ред. С.А. Ерофеева. Казань: Изд-во Каз. унта, 2001.
Богданова Е.А. Конструирование проблемы защиты прав потребителей // Рубеж. 2003. №18. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь. СПб., 1896.
Гидденс Э. Социология. М.: Эдиториал УРСС, 1999. Дюркгейм Э. Самоубийство: социологический этюд. СПб., 1998.
Еремичева Г.В., Симпура Ю. Грязь: символические и практические измерения социальных проблем в Санкт-Петербурге // Мир России. 1995. № 2.
Здравомыслова Е.А. От социальной проблемы к коллективному действию: правозащитная организация «Солдатские матери» / Общественные движения в современной России: от социальной проблемы к коллективному действию. М.: Ин-т социологии РАН, 1999. Климов И.А. Деньги вместо льгот: о социальной предыстории одной реформы // Социальная реальность. 2006. № 2.
Коэн А. Исследование проблем социальнойдезорганизации и отклоняющегося поведения / Социология сегодня: проблемы и перспективы. М.: Прогресс, 1965.
Кристи Н. Борьба с преступностью как индустрия. Вперед, к Гулагу западного образца. / Пер. с англ. А. Петрова, В. Пророковой. Предисл. Я. Гилинского. 2-е изд. – М.: РОО «Центр содействия реформе уголовного правосудия», 2001.
Лемерт Э. Первичное и вторичное отклонения / Контексты современности–II: Хрестоматия. Сост. и общ. ред. С.А. Ерофеева. Казань: Изд-во Каз. ун-та, 2001.
Ленуар Р. Предмет социологии и социальная проблема / Ленуар Р., Мерлье Д., Пэнто Л., Шампань П. Начала практической социологии. СПб.: Алетейя, 2001.
Лохман Д. В головах людей нет презумпции невиновности // Досье на цензуру. 1999. № 7–8.
Мартиндейл Д. Социальная дезорганизация: конфликт между нормативным и эмпирическим подходом // Беккер Г., Босков А. Современная социологи