Минут тридцать заливается вверху дятел скального молотка. На стене Коля Бердюгин, тонкая ниточка веревки одинокой паутинкой прочерчивает желтые скалы. Долго, но песчаники - не известняки, будем надеяться, что в пещере пойдет лучше. Вот Коля забил крюк, теперь раздумывает, как прикрепить к нему веревку.
- Шеф! - раздается сверху его голос. - Я что-то забыл, как эта штука называется?
- Корем! Ко-рем!
Провис веревки у промежуточного крюка мы назвали по-болгарски. "Корем" в переводе звучит, как "живот", "пузо", по-нашему - провис веревки у промежуточного крюка.
Сижу на соседней скале и наблюдаю за его действиями, наслаждаясь теплом весеннего солнышка и радостным ощущением, что мы - пробуем SRT. Кончились кабинетные бдения!
Наверху этого 40-метрового отвеса Коля сделал все правильно: закрепил конец веревки за дублирующий крюк, вывел на край отвеса, закрепил на основном крюке. Между крючьями оставил ровно столько веревки, чтобы и натянута была в меру - не болталась, и усилие, если начнешь спускаться, приходилось только на основной крюк. Основной крюк держит рабочие нагрузки, дублирующий - охраняет нашу жизнь на случай поломки основного. А чтобы рывок еще более снизить, между основным и дублирующим закреплениями завязан хитрый узел - амортизирующий. "Бабочка" называется, или "пчелка", насекомое, короче. Такой амортизирующий узел, затягиваясь и проскальзывая при рывке, может значительно ослабить динамический удар.
И вот - спуск. Подкладку на основной крюк, чтобы узел не терся о скалу, и потихоньку вниз. Веревка идет в спусковое устройство прямо из мешка, висящего у Коли на трансрепе чуть ниже его каблуков. Удобно! Не спутается, и камнями, что всегда летят из-под ног прокладывающего трассу, не повредишь. Спускается Никола классически: чуть согнутые в коленях ноги перпендикулярны стене, и веревка над ним - стрункой вдоль скалы. Все нормально, не касается.
- Эва-а! Ты на коленки припадай!
- Зачем?
- Подниматься-то ближе к скале будем - вдруг веревка ляжет?
Точно! Припал лидер навески к стене, и веревка коварно легла на скальное ребро метрах в двух выше.
- Видишь?
- Вижу. Вроде, гладкое ребро... Может, так пройдем?
Ну, нет. С этого все и начинается. Приустали, пока колотили верхние крючья, а тут еще промежуточный крюк туго пошел в скалу. Усталость или плохое настроение, стремление поскорее добежать или другие подобные мотивы - это все из прошлого.
Перефразируя Визбора, можно сказать: "Если ты идешь в пещеру, как на подвиг, значит, ты к пещере не готов".
Дашь себе поблажку раз - дашь и второй. А веревка всего одна... И впереди Киевская.
Ки-ев-ска-я! После того, как мы с Молоковым на золотых приисках Курчума сговаривались идти на Кырк-Тау, прошло 8 лет. Тогда, в памятную осень 78-го, я, помнится, написал одному из своих уфимских друзей, уже побывавшему в пропасти, попросил информацию. Ответ меня поразил! Мой друг писал мне в том прекрасном стиле, что украшал наши отношения в своем кругу, и смысл ответа сводился к следующему: "Лучше иметь живых врагов, чем мертвых друзей!" Посему он мне ничего не скажет о местоположении пещеры. А то я еще, и правда, вздумаю идти в эту ужасную пропасть!
Хорошенькое дело! А ведь КиЛСИ, Киевская, считается теперь чуть ли не самым легким из евроазиатских тысячников.
Многое изменилось в нашем восприятии за эти восемь лет. Но тысячник, каким бы он ни был - не место для увеселительных прогулок. Именно по этим двум соображениям мы и выбрали Киевскую в качестве оселка, на котором предстояло отточить нашу новую технику: с одной стороны - самый приятный из сложнейших, с другой - в случае удачи, никто не смог бы сказать, что пещера слишком мала, чтобы делать выводы.
Готовились серьезно. Негоже было сломать шею на первой же пробе.
* * *
Усть-Каменогорску повезло в отношении скал. Полчаса на городском автобусе - и ты на скалодроме. Меняемся. Коля спускается, а я поднимаюсь на его место новым для нас способом "Дэд".
- Уй-я! - Этого следовало ожидать. Самое уязвимое место при подъеме - колени.
Мало сказать, что меня всегда влекло попробовать что-нибудь новенькое в технике. Помню, как в 84 году в известной всему казахстанскому кейвингу пещере Агалатас под Бишкеком посетила меня блажь испробовать способ подъема "лягушка". Тот самый, что очень рекламировался еще в 76 году одной илюхинской методичкой по спелеотуризму (*159). И дернул же меня черт начать испытания нового для меня способа в узком щелевидном отвесе на самом дне пещеры - с диким скрежетом вонзились мои коленки в немягкие стены Третьего колодца Агалатаса.
Если сказать, что мне было паршиво, значит, здорово приукрасить. На мой визг со всей пещеры немедленно сбежались репортеры. После кто-то божился, что "весь процесс моего подъема из этого колодца слышал собственными ушами"! В коротком интервью после выхода из пещеры я гневно заклеймил всех лягушек на свете и удалился, гордо хромая сразу на обе ноги. Мы уже говорили, что способ подъема "Дэд" во многих зарубежных публикациях носит название "Фрог", что можно перевести именно как "Лягушка". Если это и так, то все-таки это не та "лягушка", что оставила мне незабываемые воспоминания об Агалатасе.
Нынче нас на мякине не проведешь. Наши с Колей колени надежно защищены пластиковыми наколенниками от скейтбординга - прекрасная, надо признаться, штука для пещеры!
Рядом на стене работает вторая наша двойка - Валера Королихин из шахтерского поселка Белоусовка и лениногорец Володя Кочетов. Вместе со мной и Колей Бердюгиным - это штурмовая четверка грядущей экспедиции на Кырк-Тау. Грядущей? Ох, и летит время! Вроде, только еще обвешивали одинарной веревкой усть-каменогорские скалы, и вот...
Сквозь дымку зноя путь лежит,
Тропа змеей скользит к отрогам,
Тропа бежит, как наша жизнь,
Что нами брошена в дорогу.
Бери рюкзак, пора и нам -
Нас ждет нелегкая игра,
И улыбается горам
Наш добрый друг Камангаран! (*160)
Кто сказал: "Азия была так себе - средняя..."? Он был явно не прав.
Ах, Ташкент! Ах, Самарканд! Липкий от жары асфальт, жаркий воздух, роскошный азиатский базар. Поезда, мешки, темные от загара и пыли лица. И пески Азии, что неожиданно выступают по сторонам дороги, будто из самой сути желто-зеленой гаммы окружающих пейзажей.
Мы не одни на пути к Зеравшану - в те же сроки проводит экспедицию узбекская экспедиция Володи Долгого из Ташкента. И это прекрасно - потому что помимо встречи с друзьями, в нашем распоряжении ГАЗ-66 Самаркандского совета по туризму, который где-то впереди ввинчивается сейчас в желтую трещину раскаленного ущелья, увозя нашу увесистую поклажу.
Горы вокруг, и мы среди гор. Хорошо идти вот так, налегке, слушая, как шумит в бетонном лотке акведука вода ручья Камангаран. Радуются встрече с солнышком карстовые воды Кырк-Тау. В этом выжженном солнцем мире начинаешь серьезно относиться к древнейшей мудрости, гласящей, что: "Вода - это жизнь". Там, куда мы идем, в глубине пещеры, часто все наоборот: вода - это угроза переохлаждения, смерть.
Пока идешь налегке, как-то не верится, что через пару-тройку часов начнется серьезная работа, имя которой - Ее Пыхтейшество Заброска. В фонограмме к одному из послеэкспедиционных слайдфильмов мой сын, в возрасте шести лет побывавший на Кавказе, глубокомысленно изрекает: "Заброска - это когда все ходят с рюкзаками туда-сюда, туда-сюда и страшно завидуют вертолетам!"
Вот и поляна с одинокой арчей у ручья. Куча наших мешков говорит о том, что дальше колесная техника бессильна. Дальше - тропа. Нам предстоит перетащить сотни килограммов снаряжения и продуктов на полторы тысячи метров вверх по сумасшедшему серпантину.
Не-ет! Днем это невозможно. В Азии заброску начинают на закате.
Так много мыслей на тропе,
Под каждый шаг, под вдох и выдох.
Как рассказать о них тебе?
...Скрипит станок, видавший виды.
Кырк-Тау - жаркий горный рай.
Нас ждет прекрасная игра!
Укрыла тень ущелья шрам,
И канул в ночь Камангаран.
Рюкзак - пара прикрученных к станине из стальных трубок транспортных мешков с довеском в виде гитары, поскрипывает в ритме ходьбы. В голову лезет надоедливая ритмичная песенка. Перевирая мотив и слова, бормочу что-то вроде: "Пускай твердят, что в технике кишки тонки, зато мы тренированы таскать мешки!".
Тропа поднимает меня вверх по остывающему после дневного зноя ущелью. Жарко, черт! Хоть и солнце садится. Постепенно способность абстрактно мыслить куда-то улетучивается. Тропа бесконечна, сердце, как мотор, легкие - меха. Мысли обрывочны. Главное - не сбить ритм, не задохнуться, не споткнуться на щебенке тропы с двухпудовым рюкзаком.
Шаг за шагом выше и выше. Сумерки. Они пролетают, не успев начаться. На горы по-азиатски стремительно падает ночь. Теперь только фонари наших проводников-ташкентцев указывают путь по едва видимой тропе.
После шести часов подъема мы на плато. Здесь свищет ледяной ветер. Неужели это мы умирали сегодня внизу от жары? Холод пробирает до костей. Оставляем груз на месте будущего базового лагеря и, несмотря на свинец в ногах, спешим оставить негостеприимные вершины. Скорее вниз, в ласковую духоту ущелий.
Благодатна ты, июльская ночь долины! На спуске три часа. Теперь быстрее спать: вылезет утром из-за хребта Огненный Дракон, опалит своим дыханием склоны - не до сна будет.
* * *
По плато в районе лагеря, сколько хватает глаз, растянуты веревки. Уложить их в ранцы - по 130 метров в мешок - непростая задача. Делаем это так. Берешь конец веревки, вяжешь узел (из-за отсутствия такого узла я чуть было не разбился в Сумгане) и метр за метром опускаешь веревку в мешок. Опустишь десяток раз, утопчешь ногой. Укладываем аккуратно, чтобы не запуталась на отвесе, и не начались скрутки - проклятье подземных вертикалей. Кончился один кусок веревки, подвязываем к концу другой. С новой техникой нам не надо выгадывать веревки по длине - хватит ли на колодец? Не хватило до дна - нарастим следующую. Лучше всего сращивать веревки на крюке промежуточного закрепления. Но можно и прямо в отвесе. Узел на рапели никогда не доставляет особо приятных ощущений, но теперь мы можем преодолевать его без особых задержек.
И вот сидим на бугорке недалеко от нашей газовой кухни, принюхиваемся к волшебным запахам съестного и, в который раз уже, прикидываем планы будущей работы. Завтра мы идем на рекорд. Два дня назад, в первом выходе в Киевскую, нам удалось спуститься на глубину около -400 метров. Дошли до конца самого длинного меандра пещеры под названием "Дивный ход". Тем самым мы почти на 300 метров превзошли наше весеннее достижение.
Тогда в пещере Алтайская на Горном Алтае экспедиция под руководством Анатолия Капустяна и Володи Кочетова предприняла первую попытку пройти вертикальную часть пещеры в соответствии с правилами SRT. Парни отступили с глубины -100: сказалось отсутствие опыта борьбы с трением и идейного лидера - за три дня до отъезда мне "повезло" угодить в больницу и лишиться аппендикса. Экспедиция не пошла дальше к легко достижимому, в общем-то, дну Алтайской, и мы посчитали это самом большим ее достижением. Отступление вопреки возможности "сделать дно" абы как, на авось - дело очень уважаемое. Так мы начинали постигать культуру работы на вертикалях.
Теперь мы спустились на -400 в Киевской, установив для себя новый SRT-рекорд. Но абсолютно высшего достижения казахстанцев превзойти пока не смогли. В феврале этого же, 1986 года, его установила усть-каменогорская экспедиция под руководством Олега Шишенко. Парни прошли Осеннюю на хребте Алек - все 460 метров ее денивеляции от входа до дна. Дело, конечно, не в рекордах, но спортивное начало живет в нас: где-то глубоко спрятанное, но живет.
Итак, завтра мы идем на рекорд. В основу тактики этой экспедиции мы заложили непривычные с точки зрения всей нашей предыдущей спелеопрактики положения. Вот они:
- в период рабочих выходов каждый член группы должен двигаться по пещере с одним, максимум (на отдельных участках) с двумя транспортировочными ранцами (Долой "вещизм" в кейвинге!);
- количество подземных ночевок должно быть минимальным - отдыхать лучше на земле (Долой засонь из ПБЛ!);
- необходимо максимально снизить непроизводительные затраты времени под землей: перекуры, сборы, болтовню и "питье чая" в подземных лагерях и пунктах питания (Минздрав СССР предупреждает - курение опасно для вашего здоровья!);
- отказ от транспортировки мешков путем вытаскивания и спуска их в колодцы на веревке, передачи с рук на руки цепочкой, переноски челноками - переносить груз исключительно "на себе" во время естественного движения по пещере (Долой спелеогрузчиков!);
- исключить потери времени из-за поломок и неполадок в индивидуальном снаряжении участников штурма - снаряжение должно быть унифицировано и надежно (Долой троглодитов-самоделкиных!);
- индивидуальная техника каждого из членов группы должна быть достаточно высока для того, чтобы избежать неоправданных потерь времени при работе с веревкой и маневрировании на промежуточных закреплениях, а также для того, чтобы каждый мог идти по пещере автономно, без помощи товарищей - только параллельное движение всех участников обеспечивает высокую суммарную скорость всей группы (Долой очереди под колодцами!);
- график рабочих выходов в пещеру должен иметь суточный ритм, исключающий противоестественную обычному образу жизни работу по ночам. С соблюдением ритмичного режима питания и сна - прием пищи через 6 часов, сон в ПБЛ не более 8-10 часов, непосредственная работа на маршруте 12-14 часов в сутки (Долой голодных спелеолунатиков, пораженных дистрофией!).
Вот, собственно, и все. С точки зрения всей предыдущей техники спелеотуризма оставалось только мечтательно вздохнуть. Но мы были полны решимости.
------------------------------------------------------------------
*159 В.А.Кучин, А.П.Ефремов, Р.Н.Сайфи "Методические рекомендации по организации и проведению учебных мероприятий по спелеотуризму", ЦРИБ "Турист", Москва, 1976г.
*160 К.Б.Серафимов "Каманагаран", Кырк-Тау, 1986г.
НАПЕРЕГОНКИ С СОБОЙ
Есть что-то завораживающее в больших колодцах. Вздыбленный мир. Гулкое эхо. Мы с Кочетовым стоим на узеньком уступчике, пристегнутые к крючьям. Стена вверх, стена вниз, грохот молотка. Володя бьет очередной крюк.
- Помнишь, как у Джека Лондона? - говорю ему в паузе между сериями ударов. - Вот он - "вкус мяса"!
- Мне тут вообще нравится!
Вовка выдувает пыль из отверстия в скале, вставляет шлямбурный крюк. Несколько мощных ударов молотка, крюк расклинен в отверстии, можно навинчивать ушко, вставлять карабин, навешивать веревку. Пинаю угловатую глыбу на краю полки. Если что-то может упасть, то лучше, если упадет перед нами.
Гляжу на высокий раструб резиновой перчатки - тут на куске лейкопластыря написана вся вереница предстоящих нам колодцев. Спуск в зал Академии Наук Украинской ССР - изюминка КиЛСИ - самый большой отвес пропасти. Если верить топоматериалам: 90 метров вертикали. Гостиницу "Казахстан" в Алма-Ате без труда можно "вставить" в эту гигантскую каменную трубу! Черная бездна и мы - на скальной полочке в ее середине.
Навеска готова. Кочетов аккуратно пробует крюк, нагружает, поправляет под собой мешок, из которого паутинкой выползает веревка.
- Ну, я пошел?
- Давай.
* * *
...Мы уже устали. Пусть улыбаются ветераны, за чьими плечами опыт 20-30-часовых рабочих выходов. Здесь нечему радоваться. Всех возможностей человека не знает даже сам человек. Но чего ради терпеть перегрузки?
В альпинизме, где сильно развиты спортивное начало и культ физической подготовки, многие спортсмены поддерживают круглогодичный цикл тренировок, бегают по склонам гор, лазают по деревьям, прыгают по камням, занимаются скалолазанием и регулярно совершают другие полезные физические и технические упражнения. Я не смогу назвать и десятка кейверов, придерживающихся подобного образа жизни.
Кейвинг - это не спорт в полном смысле этого слова. Скорее - это определенный круг интересов, образ отношения к жизни, некая система жизненных ценностей, среди которых обязательным считается поддержание себя в форме, прежде всего, технической. А физически - обычная гиподинамия, повседневная жизнь с невозможностью отрывать от работы, семьи и других неотложных дел часы для систематических тренировок. Многие из нас могут похвастать двумя-тремя детьми, интересной работой. Но - гиподинамия! Повседневная беготня в газу промышленного города - сомнительное и малополезное удовольствие. Увы, нам чаще приходится бегать по магазинам, чем по кроссовым тропинкам.
Неверно представление о покорителях подземных глубин, как о играющих тугой ртутью мускулов суперменах, способных пробежать без одышки десятки километров и проделывающих это постоянно. Спору нет, есть и такие. Но большинству из нас и поработать-то физически на всю, что называется, катушку удается только в экспедициях. Хвастать, конечно, нечем. Но надо это знать и учитывать.
Во времена лестнично-веревочной техники мускулы решали, если не все, то очень многое.
С приходом самохватной техники на пещерных маршрутах началось, по словам "аксакалов" - "засилие слабых". Подъем на зажимах требует определенной техничности: то есть отработанно экономных движений, хорошей координации, но никак не выдающихся физических возможностей.
С ростом подземных глубин на первый план выдвигается психологическая устойчивость - способность приспособиться к агрессивным природным условиям, противостоять сильным стрессовым нагрузкам. А также коммуникабельность и терпимость, особенно важные в обстановке ограниченного общения в малочисленных группах подземных экспедиций.
И вот, после "суеты городов", вырываемся мы на простор экспедиций и начинаем в корне ломать устоявшийся ритм повседневной жизни. Резко взвинчивая физические нагрузки, начинаем работать по 20 часов без передышки, столько же спать, таскать на плечах по 40-50 килограммов, питаться с жуткой аритмичностью, переохлаждаться. В общем, пребывая в эйфории любимого занятия, исподволь получаем всю гамму нежелательных и весьма неблагоприятных воздействий на организм.
И самое обидное, что добрая половина наших усилий тратится непроизводительно, впустую. Коэффициент полезного действия большего числа спелеоэкспедиций крайне мал. Хорошо, если основной целью ставится бесхитростное проведение времени в интенсивном потоотжимающем режиме. Но если цель - достижение неизвестного...
Возвращаешься, сбросив добрый десяток килограммов веса, и думаешь - и этого не сделали, и туда не заглянули, и того не успели...
Да... Толстых в кейвинге практически нет. Исключения, вроде лидера пермских спелеологов первопокорителя дна Киевской Сергея Евдокимова, странны и редки. Толстым в спелеологии грустно. Да и поджарым нелегко. Сверхнагрузки аукаются потом. Послеэкспедиционную депрессию по возвращении из серьезной пропасти испытал каждый. Приезжаешь почерневший от солнца и пещеры, магнитическое действие гастрономов и кондитерских ощущаешь за три квартала, валит с ног вялость и неудержимый сон. И мысль - вот сейчас бы с недельку просто поваляться! А доброжелательные сослуживцы: "Ну, как на Кавказе отдохнул?"
Во время корделеттного штурма Напры родились эти строчки:
На угольях чернеет нагар,
Завтра нам уходить наверх.
Если скажут, что здесь юга,
Что субтропики - ты не верь.
Здесь туманов белые шали,
Здесь воронок черные пасти,
Здесь, в горах, заблудилось наше
Беспокойное спелеосчастье.
А вернемся, наверно, спросят:
Как там море, магнолий листья?
Ну, а мы - мы уходим в осень,
И октябрь нам дышит в лица... (*161)
* * *
...Мы уже устали, хотя работаем, в принципе, недолго. Всего за час и сорок минут скатились на -400: прошли первые 27 колодцев, на навеску которых позавчера потратили два с половиной часа.
Почему-то энтузиазм в кейвинге как-то иссякает с глубиной. Замечали? Этим, кстати, тоже поверяется класс, уровень подготовленности команды. Способность делать на глубине то же и так же, как неподалеку от входа, получила в последние годы не вполне точное наукообразное название - глубинная психологическая адаптация.
У многих групп, особенно спелеотуристской направленности, способность производить полезную работу, включая тривиальное передвижение и перетаскивание по пещере необходимых грузов, обратно пропорциональна глубине, на которую удалось спуститься. Видимо, это и является причиной загадочного и стремительного убывания числа забитых в устьях колодцев крючьев по мере продвижения ко дну любой пропасти. Киевская, понятно, не являлась исключением.
И вот, после увлекательного нисхождения по нами же оборудованным колодцам, уже 7 часов стучим молотками, устраняя зловредное трение в соответствии с правилами навешивания одинарной веревки. Двое стучат, двое мерзнут. Вторая двойка, в задачу которой входила транспортировка штурмового снаряжения, вышла специально с задержкой по времени. Но догнала-таки нас и теперь мается бездействием. Кто ж думал, что мы будем так стремительно передвигаться по готовым навескам?
Забиваем только самые необходимые крючья и все равно движемся страшно медленно. Мерзнем. Настроение падает. Вопреки своим же планам, перекурить вовремя мы не удосужились. А теперь, вроде, жалко время терять: близок зал "АН УССР" - наша цель в этом выходе, наша рекордная глубина.
* * *
Через 10 часов после начала спуска лидирующая двойка Кочетов-Серафимов впервые в истории Казахстанского кейвинга переступила отметку -600 метров...
Фанфар не было. Феерическое эхо грохотало по колодцу. Это руководитель экспедиции выражал свой восторг по поводу состояния прибывшей со второй двойкой подземной базы...
База оказалась изрядно подмоченной - теперь ее предстояло установить и, мало того, провести в этой луже ночь перед подъемом на поверхность.
Что такое подземный лагерь образца середины 80-х? В простоте - это палатка, спальный мешок на четверых и термоводоизолирующая подстилка. Все надлежащим образом упаковано и снабжено необходимым количеством полиэтиленовой пленки для защищающего от капели тента и "короба" снизу. "Короб" -полиэтиленовый лист с поднятыми краями (иначе в палатку может затечь вода) необходим: ставить лагерь зачастую приходится в такое, для чего и слова-то приличного не подберешь. Тем более, в Киевской, где очень мало подходящих для этой цели мест.
Лагерь - это святое. Это обещание отдыха в относительном подземном комфорте. И вот - подмочили! И где? В пещере, где и воды-то по настоящему нет! Когда первый приступ "радости" утих, мы с Валерой, изрыгая сквозь зубы трудно переводимые сочетания звуков (которые, тем не менее, почему-то хорошо понятны всему многоязычному миру), выжимаем спальный мешок и принимаемся за надувание коврика.
Мы же не можем без экспериментов! Коврик у нас особенный - из воздушных шариков. Нам предстоит вставить их в специальные ячейки и надуть один за одним - все 64 штуки! Занятие, прямо сказать, не для слабонервных, а тут еще мокрый парашютный шелк оболочки мерзко липнет к лицу и рукам. Плакал наш комфорт!
* * *
Главное в пещере - оптимизм. Что наша база! В 87 году на Арабике группа из шести человек тащила груз к сухому дну пропасти Перовская (система им. В.В.Илюхина). Там, на глубине -900, должен был находиться установленный предыдущей группой подземный базовый лагерь (ПБЛ). ПБЛ - это значит тепло, относительно сухо и достаточно сытно.
Нет простых километровок. Тем более не проста Перовская-Илюхинская. Можно идти, терпя бесконечное перетаскивание мешков, воду каскадов, холодный ветер колодцев. Можно выложиться, если впереди ждет суровый, но приют. Кажется, что уже нет сил, но ведь и надо-то еще совсем немного. Еще чуточку! Дотянуть до лагеря и - все. Зашумят примусы, забулькают котелки и - спать, спать! - во влажное тепло спального мешка.
Первый из группы вышагнул за поворот галереи. И не поверил глазам. В голове еще шумел водопад, под которым в ледяном вихре 25-метровой струи сейчас перетаскивают мешки товарищи. Первый протер глаза - лагеря не было. Лагеря не было!
Что значит - на пределе сил оказаться без ночлега, без приюта, без шансов сразу же выйти на поверхность? С -900 на землю не выпрыгнешь! Кто пережил - знает.
Оказалось, что базу смыло паводком. Единственная на этой глубине пригодная для установки палатки площадка расположена у самого ручья. Стоит немного подняться воде и - спасайся, кто может!
Базу смыло до прихода группы. Аквалангисты потом выуживали ее остатки из предсифонного озера метров за 100 от площадки. Единственное, что смогла сделать обессиленная группа, это собрать весь уцелевший от потопа полиэтилен и устроиться на мокрую холодную ночевку. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не подошедшая через некоторое время ленинградская команда со своим лагерем.
* * *
Плохо, когда все идет на пределе, без запаса на непредвиденные случайности, просто без резерва. Работа на износ и измор лишает удовольствия от пропасти, от самой подземной работы, притупляет осторожность. И тогда кейвинг превращается из развлечения, из наслаждения, из творчества - в тяжелую, опасную и нуднейшую из работ. Так что подмоченная нами база - это далеко не венец возможных поводов для расстройства. Надо только это осознать.
Вода камень точит. Через три часа на месте слякотной лужи среди камней под прикрытием огромной глыбы выросла наша палатка под тентом. Внутри, в подсушенном на сухом спирте спальном мешке, на пухлых воздушных шариках, млела от удовольствия сытая и сонная команда "рекордсменов". После отдыха и сна нам предстояло вернуться на землю, чтобы через пару-тройку дней попробовать на зуб километровую глубину.
Благословенна будь Киевская!
* * *
Вечер перед решающим штурмом запомнился. И дело было вовсе не в пещере. И не в ожидании ее. Это был вечер Великой Хохмы! А началось с того, что дежурство по кухне возглавил Кочетов.
В который раз все переговорено. Как идти вниз: ночевать или нет на спуске? Или сразу - на дно? По силам, чувствуется, идти на дно прямиком. Но сдерживает необычность ситуации. Высок психологический барьер: до нас никто в стране еще не ходил с поверхности да сразу на -1000 метров! Во всяком случае, мне об этом не известно. От земли - и до дна... Заманчиво!
Собираюсь отойти к палатке, чтобы не обонять волшебных запахов кухни, как вдруг слышу голос Саши Тарана (одного из парней-школьников, участвовавших в экспедиции), так вот - слышу голос Саши:
-...Некогда мне. Я макароны продуваю!
Как охотничья собака, делаю стойку, обмирая от ощущения неслыханной удачи. Поворачиваюсь. О, поэзия Хохмы! Не простой, а Великой Хохмы!
Ну, кто из бродяг-туристов не слышал бородатой шутки-прибаутки о продувании макарон? А кому посчастливилось видеть процесс наяву? То-то!
Саша продувал макароны тщательно. Брал не продутые макаронины из пачки, набирал в рот воды из кружечки и продувал каждую макаронину водой. "Чистые" аккуратно складывал в кружку "сиротку".
- Владимир Константинович! У меня вода кончилась.
С водой у нас, как и всегда на карстовом плато, напряженка. Воду топим из снега в разложенной на солнце специальной полиэтиленовой трубе-бане. Снег берем в воронке, соседней входу в пропасть.
- Ну, что ж делать, - не сморгнув бесовским глазом, оборачивается Кочетов. - Придется воздухом продувать. А ты, Игорь, чего стоишь? Давай, помогай!
Школьник Игорь Анисимов чувствовал подвох. Наверняка знал и о хохме с макаронами. И... не смог устоять! Поддался бронебойной уверенности, напористости начпокухне. Робко потянулся к макаронине.
- Давай, давай! Налетай! Быстрее жор будет!
Медленно, чтобы не спугнуть восхитительного зрелища, едва сдерживая приступы истерического всхлипывания, приближаюсь к этому цирку. Мигаю Королихину. Валера - с круглыми от внутреннего хохота глазами, философски замечает:
- А у нас в армии с двух концов продували...
Это все, это последний аргумент! Королихин недавно демобилизовался из Афганистана. Его авторитет непререкаем. И вот, плотная кучка школьников окружает пачку макарон, и только слаженное фуканье оглашает бескрайний Кырк-Тау...
Что может быть прекраснее зрелища Новичка, продувающего свою Первую Макаронину у своей Первой Пещеры? Если бы не завтрашний километровый штурм, Кочетова, обессилевшего от смеха, прозревшие школьники убили бы пятью минутами позже описываемого здесь восторга. Увы, ничто прекрасное не вечно!
* * *
Между собой договорились - идти, как пойдется. И вот - Пропасть.
В Азии главное - успеть одеться до солнца. Огненный Дракон превращает процедуру натягивания спелеодоспехов в исключительное удовольствие. Знаете, как готовят курицу в фольге? Ну, тогда у вас есть кое-какое представление о процессе, так сказать, снаружи. Кейвер имеет возможность познакомиться с ним изнутри.
Нет уж, хватит с нас острых ощущений! Встаем в шесть утра, завтракаем, в сереющих сумерках рассвета одеваем шерсть, конденсатники, брызговики, защитные комбинезоны, затягиваем ремни, каски, свет, обвешиваемся железом и штурм начинаем до солнышка.
Покатили!
Есть чарующее упоение в строгой динамике движения по вертикали. Каждое действие отточено, каждый шаг оптимален. Движешься, будто не спеша, соразмеряя себя с предстоящими препятствиями. Сухие щелчки карабинов, шелест веревки, шум воды.
- Свободно!
- Понял!
Луч фонаря режет ночь пещеры. Колодец. Навеска. Самостраховка. Теперь пройти по перилам вправо до крюка. Веревка в решетку - и поплыл вверх колодец, навстречу вылетающим из темноты сверкающим каплям. Слева журчит, точит стену ручей. Неверный шаг... Недоглядел! У-у-ух! Сорвало маятником со стены, закачнуло под душ. Стегануло капелью по каске, по спине, и снова шорох веревки в рукавице. Дно колодца. Дошел.
- Свободно!
- Понял!
Меандр, как колея. Свернуть некуда. Только вперед и вниз. Корявые стены цепляются за комбинезон, за провод фонаря, за снаряжение. Не спеши, не торопись, не дергайся. Плавно - плечами, всем телом. Не рви мешок - он не виноват. Всему виной ты. Аккуратно, присядь, слева под рукой сталагмит, нет, выступ. Нагрузил, держит. Прошел под навесом. Дальше уступчик. Не прыгать! В основе скорости пластика, а не козлиный скок.
А это что? Колодец! А вот и навеска. Идут сзади? Идут. И я пошел.
Колодец распускается перед глазами черно-белой вертикалью. Так - ПЗ, промежуточное закрепление. Все, как учили: встегнул ус, завис на нем, переставил ниже крюка решетку, зафиксировал, переставил пуани, отстегнул ус... Песня!
Откуда-то всплывает в памяти: "А если вы, штатские, такие умные, отчего ж тогда строем не ходите?"
- Свободно.
- Понял!
"Гулом по колодцу,
Гулом по колодцу,
Камень просвистел, как по судьбе,
И на лбу оставил
Светлую полоску
Четкую, как память о тебе..."
Эта уже песенка-переделка белоусовских ребят-бессергеневцев, чью славную когорту представляет сейчас Королихин. Чего только не лезет в голову...
Еще колодец. Ух-ты, какое эхо! "Шестидесятка", что ли? Сейчас посмотрим. Точно. Это она. Таких монстров в Киевской не так много. Пошел. Узкий довольно пологий желоб с ручьем у ног заваливается все круче в отвес. Первая перестежка, ликвидирующая трение на перегибе колодца.
- Свободно!
Как красиво светится внизу подземный лагерь ташкентской команды. По телефону они пообещали, что будут встречать нас чаем к 10 утра. Что-то никого нет. Лагерь диковинной декорацией проплывает мимо-вверх - слышно, как лупит капель в тент над оранжевой палаткой, установленной на уступе метрах в 10 над дном колодца. И оттуда, сверху, заспанный голос Акиды:
- Это что, уже вы?
- Пора. Времени-то сколько?
- Так девяти еще нет.
- "Скока-скока?" - как у Жванецкого.
Отстегиваюсь от веревки, отхожу к стене, отыскиваю под резиновой перчаткой свою "Амфибию". На часах 8-50! Начали в восемь, пятьдесят минут на спуске, а над нами уже 350 метров? Глазам не верю. Сверху с шорохом планирует Бердюгин. Отстегивается. Толкаю его в мокрое плечо:
- Сколько идем, знаешь?
-?
- Полста минут!
- Иди ты?
- Точно!
- Ну, тогда вперед!
Какой тут чай, тем более не вскипевший. Ввинчиваемся в серпантин "Дивного хода". Отсюда до установленного нами накануне "ПБЛ-650" - 13 навесок с перепадом высот в 300 метров. Этот участок мы проходим за час. Итого идем час и пятьдесят минут! Нет и двух часов от начала штурма, а мы уже на -650. Ущипните меня кто-нибудь!
* * *
Итак, через час-пятьдесят мы в базе в зале Академии Наук УССР под 90-метровым колодцем. Чего тут размышлять? Все однозначно - надо идти на Дно. Сразу же и без колебаний. Позволяем себе короткий перекур у своей палатки и снова устремляемся вниз.
Через 30 минут мы в зале "Дружба" на глубине около -700. Сюда в прошлый выход заглянули Коля с Володей, пока мы с Королихиным маялись с установкой ПБЛ. Дальше для нас - неизвестность. Вот они, скупые цифры на раструбе перчатки. Кем-то когда-то пройденные и измеренные отвесы. Когда-то и кем-то, но не нами. Для нас впереди мрак.
Теперь постоянно лидирую. Старых крючьев на колодцах все меньше. Своих мы не бьем. Наша задача - проверить, как может идти группа, если крючья для навески уже забиты и остается только навешивать веревки. До этого момента в первых двух выходах мы били крючья сами, поправляли навеску, улучшали ее, устраняли трение - неочевидное сразу нашему неопытному глазу, оно проступало на спусках и подъемах и требовало оперативных действий. Мы учились. И успешно - ни одна веревка пока не была повреждена. Но это не все. Эксперимент продолжался.
* * *
Даже не верится, что это атака на Дно. Веревки вешаю без хитростей, без обвесок и промежуточных крючьев - прямо по стене, с трением на перегибах. Так мы ходили всю жизнь. Правда, рядом была иллюзорная нить второй самостраховочной веревки или троса. Но шли-то мы все-таки по одной! И эти изношенные многочисленными экспедициями, не стиранные годами, поросшие мхом веревки не рвались! Почти никогда...
И кое-кто ведь поверил, что никогда и не порвутся. (Мишаня, Мишаня!...) Наши веревки новые, усиленные - 10,5 миллиметров диаметром. Проверенные метр за метром. Четыре человека по ним спустятся, четыре поднимутся. Что с ними станет?
Таков расчет. Боишься - не делай, делаешь - не бойся.
Главное теперь - долго не раздумывать, не терять темп. Напряжение растет. Вяжу узлы, дублирую по всем правилам SRT опоры, оцениваю состояние точек навески: выступов, глыб, проушин в скале - выдержат, не выдержат? Ошибки быть не должно. Сам навесил, сам пошел вниз. Делаю навеску в буквальном смысле, "как для себя".
Спускаюсь, и веревка послушно выползает из подвешенного к беседке транспортного мешка. На часы не смотрю. Что толку? От этого быстрее не пойдешь. Но чувствую, что темп достаточно высок. Об этом можно судить по тому, как быстро пустеют транспортные ранцы с веревкой. От -650 у нас их три. В каждом по 130 метров. Пока получается примерно один ранец на час работы. Неплохо идем!
Дважды выясняются неточности в доставшейся нам от предшественников схеме отвесов.
Дважды веревка кончается в середине колодцев, и приходится ее наращивать навесу.
* * *
Когда час за часом работаешь в гулкой тишине пещеры, в голову постоянно стучатся какие-то мысли, мелодии, обрывки воспоминаний, часто ничего общего с пропастью не имеющие. Но сейчас пришло по делу - вспомнились Резванские "Легенды о Саакяне", посвященные Киевской строчки:
"...Так как мы пользовались крымской схемой навески, которую нам передал Г.С.Пантюхин, у нас постоянно то появлялись новые (не указанные на схеме), то исчезали обозначенные на карте колодцы. Поэтому к 100-метровому колодцу Антон подошел в полной уверенности, что это 40-метровый, якобы находящийся перед "соткой", колодец. И начал в него спуск по соответствующей 40-метровой веревке. О своих последующих