На солнце у древних развалин
сижу я, зажмурясь, как кошка.
Идет древнегреческий парень,
его бесподобна обложка.
Кончается улица морем,
на рейде качаются бриги...
Папирус в ручье за подворьем
так светится в солнечной книге!
Я странствую, я процветаю,
натуру пишу на продажу,
я людям на счастье гадаю,
сдувая отчаянья сажу.
Кочую, но всюду я - дома,
и мне улыбаются, словно
я каждой собаке знакома
и жителям всем поголовно.
Была я грешна, потакая
неблагодарности черной.
Теперь я совсем не такая,
судьба моя стала просторной,
она благодарна отрыву
от неблагодарного множества,
где хочет волшебную рыбу
иметь на посылках ничтожество.
На стоянке
Плыл кораблик вдоль канала,
Там на ужин били склянки,-
Тихо музыка играла
На Ордынке, на Полянке.
Так названивают льдинки
Возле елочного зала,-
На Полянке, на Ордынке
Тихо музыка играла.
Так бурликал на полянке
Тот ручей, где я играла,-
На Ордынке, на Полянке
Тихо музыка играла.
Я как раз посерединке
Жизни собственной стояла,-
На Полянке, на Ордынке
Тихо музыка играла.
Я снаружи и с изнанки
Ткань судьбы перебирала,-
На Ордынке, на Полянке
Тихо музыка играла.
Тихо музыка играла
На Полянке, на Ордынке.
Мама стекла вытирала,
Где в обнимку мы на снимке.
Бумазейкой вытирала,
Просветляла облик в рамке.
Тихо музыка играла
На Ордынке, на Полянке.
Это было на стоянке,
Душу ветром пробирало,-
На Ордынке, на Полянке
Тихо музыка играла.
Начало апреля
Три дня, три ночи таяло вокруг,
Счастливыми слезами обливалось...
Ничто не меркло и не забывалось.
Но начинался следующий круг.
|
|
И заводили чистую тетрадь
В священной, трижды искренней надежде,
Что лезвием и ластиком, как прежде,
Да не придется дыры протирать.
Среди иных берез, сиреней, лип
Еще не всё утешилось и смолкло.
Из-под земли, которая намокла,
Три дня, три ночи доносился всхлип.
Не знаю, кто во мраке холодов
Так всхлипывал три дня, три ночи кряду,
Но моему неопытному взгляду
Мерещились детеныши цветов.
А там, где собирали чистотел
И в прошлый год и в позапрошлый тоже,
Три дня, три ночи - аж мороз по коже -
Апрель на лютне людям шелестел.
Не бывает напрасным...
Не бывает напрасным прекрасное,
Не растут даже в черном году
Клен напрасный и верба напрасная,
И напрасный цветок на пруду.
Невзирая на нечто ужасное
Не текут даже в черной тени
Волны, пенье, сиянье напрасное
И напрасные слезы и дни.
Дело ясное, ясное, ясное,
Здесь и больше нигде, никогда
Не бывает напрасным прекрасное -
Ни с того ли нас тянет сюда?
Сила тайная, магия властная,
Звездный зов с берегов облаков
Не бывает напрасным прекрасное
Ныне пристно во веки веков.
Но моя-то память простиралась...
Но моя-то память простиралась
Дальше света в этих небесах.
Там прочла я правду и старалась
Проглотить ее холодный страх.
И теперь, когда тебе открыта
Голубая рана дней моих,
Ты-мой воин, ты-моя защита,
Но земля тесна для нас двоих.
Не воспеть ни перстня, ни колечка -
Ничего на память не брала,-
Только море. Море у крылечка.
Горсть камней и битого стекла.
Оттого я так теперь богата,
Оттого и ты теперь так щедр -
|
|
Медь рассвета, золото заката
Из твоих неистощимых недр.
Я не та, кто будет врать бесстыже,
Подмалевкой жребий свой марать.
Знаю, знаю, ты намного ближе,
Чем когда был волен выбирать.
Ты хранишь меня теперь чудесно -
Досветла хранишь-и дотемна.
Знаю, в небе нам с тобой не тесно,
А земля для нас двоих тесна.
Новогоднее
Было первое. Январь.
Над заснеженной поляной
Плавал уличный фонарь.
И румяный сторож пьяный
У дверей сидел, как царь
На египетской картинке.
Станы шумные гостей
Покидали вечеринки,
Обсуждая по старинке
Обилии ворох новостей
И народных анекдотов.
Новый Год из белых сотов
Выпускал рабочих пчел,-
И казалось, это шел
Снег. Но слышалось жужжанье,
А природа в подражанье
Не впадает никогда.
Были улицы нарядны,
Нить гречанки Ариадны
Продолжалась, как всегда.
Все пошло обычным ходом.
Но счастливая звезда
Овладела небосводом
Над моим тридцатым годом.
Одна старушка...
Одна старушка молодая
На голове вошла в метро,
Одна нога ее седая
Держала с яйцами ведро,
А на другой ноге висела
Коза от пятки до плеча,
И вся старушка в поезд села,
Ногами кверху хохоча.
Увидев это, пассажиры
К ней проявили интерес,
И ей холодный положили
Они на голову компресс,
Поставить на ноги чудачку
Они хотели сообща,
Но вся старушка впала в спячку,
Ногами кверху хохоча.
Потом коза ее будила,
Бодая с яйцами ведро,
И со старушкой выходила
Ногами кверху из метро.
А я стояла, их встречая,
В обнимку с дверью от ключа,
А также с пирогом от чая,
Ногами кверху хохоча!
|
|
Одуванчик
Как во сне, в тишине раскаленной,
Оглянувшись на землю родную,
Одуванчик из бездны зеленой
Полетел, не дыша, в голубую.
Подхватили его, укачали
Ветры ясные и дождевые.
Было жутко и дико вначале -
Ведь казалось, что это впервые!
Но душа, несомненно, крылата,-
И летел он все выше и выше,
Вспоминая, что где-то когда-то
Это все уже видел и слышал.
Он всегда это знал за собою,
Совершал этот путь многократно:
Из зеленого - в голубое,
И обратно, туда - и обратно!
Все он вспомнил душой окрыленной
И узнал голубую дорогу,-
Одуванчик из бездны зеленой,
Он летит к одуванчику-богу.
Тот спасет его душу отныне,
Воскресит его семя в пустыне,
В путь разбудит, в зеленый, обратный:
- Узнаешь ли,- он спросит,- мой сыне,
Переход этот в зелень из сини?
- Да, отец, да, мой бог благодатный,
Одуванчиков свет необъятный!