В данном названии заключена некоторая условность. Точнее, наше повествование необходимо придворить рядом уточнений. Дело в том, что к числу т.н. малых боспорских городов принято относить целый ряд античных поселений, предположительно отождествимых с теми или иными городками, упомянутыми в письменных источниках. Между тем, само понятие «малый город» требует пояснения. По-видимому, небольшой по своим размерам, но именно городской по своей сущности, совокупности внешних признаков и статусу населённый пункт в Греции или даже в каком - то из районов эллинской Ойкумены и аналогичный – на Боспоре Киммерийском - вовсе не одно и тоже. Думается, эта разница могла заключаться именно в содержании только что перечисленных показателях-признаках. Добавим это тем обстоятельством, что, во - первых, далеко не все из таких археологических памятников в древности являлись полисами. (Ибо, как известно, город и полис в античном мире – понятия очень близкие, но отнюдь не тождественные.) Во вторых, на протяжении своей истории они неизбежно менялись, меняли свой облик, размеры, демографические показатели и статус внутри хозяйственно-административной системы данного государства. Иными словами, некое достаточно большое греческое поселение в какой-то период действительно становилось центром городского типа, но затем, придя в упадок, превращалось на время или навсегда в маленький или просто небольшой посёлок совсем с другим статусом и образом жизни его населения. Имеющиеся в нашем распоряжении (правда, весьма немногочисленные) сообщения античных авторов (главным образом географов) как раз подчас и рисуют эту картину, называя одни и те же пункты то городами, то городками, а то и просто сельскими поселениями – посёлками (Krouglikova I.T., 1966, p. 22-26; idem, 1975, p. 146; Maslennikov A.A., 1998, p. 35-36). За этими терминологическими переменами, безусловно, стоят зафиксированные, по большей части случайно, историко-бытовые реалии. Надо сказать, что если ещё примерно пол - века назад наши знания почти обо всех таких памятниках ограничивались лишь их названиями, да предполагаемой локализацией, то в настоящее время заметен существенный прогресс в области их археологии. Правда, это касается лишь группы - наиболее крупных и известных, но и в отношении прочих – можно сделать некоторые уточнения. При этом, по боспорским масштабам такие «малые» города, как Тиритака, Мирмекий, Китей, Кепы оказались столь сложными в плане стратиграфии, планировки и уровня строительного дела, долговременными и насыщенными находками археологическими объектам, что их уместно выделить в особую группу «средних». Практически о всех из них уже было рассказано в предшествовавших томах данного издания. Нашли своё место в них и некоторые из действительно очень маленьких и слабо исследованных боспорских городков, как - то: Ахилий, Порфмий, Киммерий. Вместе с тем, целый ряд других – остался как бы вне поля нашего обзора, хотя в некоторых случаях, они достойны всяческого внимания. Именно им мы и посвящаем дальнейшее изложение.
Начнём с того, что практически все пункты, о которых ниже пойдёт речь, упоминаются в письменной традиции один, в редких случаях два-три раза и только в качестве топонимов, почти безо всяких, более или менее пространных комментарий. При этом сообщавшие о них авторы относятся к «римскому» и даже позднеантичному времени и за редчайшим исключением в лучшем случае использовали некую информацию ранее эллинистической эпохи. Никакими эпиграфическими подтверждениями того или иного названия мы пока не располагаем, что наряду с некоторыми спорными вопросами палеогеграфии рассматриваемого региона, (заметим, весьма и весьма сложной самой по себе) делает локализацию многих их этих городков по - прежнему проблематичной. (Из недавних исследований на эту тему назовём лишь несколько статей В.Г. Зубарева, Н.И. Сударева и Ю.В. Горлова.) В последние десятилетия отдельные из этих пунктов, наконец, обратили на себя внимание археологов и были подвергнуты весьма значительным и долговременным раскопкам. На других – были проведены разведочные изыскания. Кроме того, необходимо оговорить ещё один момент. Он заключается в том, что степень археологической изученности хоры, по крайней мере, европейской части Боспора уже такова, что в некоторых случаях размеры отдельных т.н. сельских поселений, некоторые особенности их фортификации, планировки, а равно и характер массовых находок позволяют задаться вопросом об их более высоком административном статусе. Это в первую очередь относится к целому ряду пунктов, упомянутых в Крыму, а, скорее всего, именно в его восточной части, Клавдием Птолемеем, и более ни у кого не встречавшихся. Быть может, вовсе не случайно он называет их городами, хотя и не вполне ясно, исходя из каких конкретных признаков или иной информации. (Вполне может быть, что античная, точнее - греческая письменная традиция просто не располагала соответствующими терминами для обозначения не совсем ясных им по статусу и происхождению населённых пунктов, тем более – вне собственно античной зоны обитания.) Отметим попутно, что значительная часть этих новых названий явно негреческого происхождения и вызывает немалые споры среди лингвистов относительно их конкретной этимологии и происхождения. Большинство специалистов связывает оные с иранскими языками местного древнего населения, но в последнее врямя высказываются мнения и об индоарийском и фракийском субстрате. Как будто бы, самые крупные из боспорских городищ именно этого времени (первые века н.э.) действительно соответствуют тем географическим координатам, которые приведены Отцом современной географии. Назовём такие известные и показательные примеры, как городище у села Ивановка – вероятный Илурат; городище у села Белинское – Тафр, городище у села Тасуново – Бион и т.п. (Zubarev V.G., 1998, p.115) В некоторых случаях, возможна своего рода корректировка нашей информации, полученной из нескольких (и разных) источников. Такова ситуация в отношении «городов» Гераклия и Зенонова Херсонеса. Вместе с тем, среди всех интересующих нас названий, а точнее упоминаний, есть такие, что пока вовсе не поддающиеся уверенной и даже приблизительной локализации. Тем не менее, сказать о них всё же нужно.
Итак, начнём наш экскурс по малым городам Боспора, следуя направлению всех периплов, т.е. с запада на восток, вначале по Черноморскому побережью Восточного Крыма, затем Крымского Приазовья и, наконец, Таманского п-ва. Такой именно маршрут в немалой степени объяснялся господствовавшими у северных берегов Чёрного моря течениями. С этим фактором неизбежно считались древнегреческие мореплаватели (кем бы они ни были по своим конкретным целям и профессиональной принадлежности), по крайней мере, до того, как ими были освоены кратчайшие пути непосредственно через Евксинский Понт и Меотиду. Последнее – кажется, имело место где-то в конце V в. до н.э. Впрочем, для местных, локальных маршрутов всегда важны были именно такие прибрежные «ориентиры».
Крайне западный пункт этого перечня, - вероятно, некий Афинион, упомянутый неизвестным автором Перипла Понта Евксинского, как опустевшая гавань, граница проживания скифов и, по - видимому, тавров, прибрежное укрепление или порт, где-то западнее Феодосии (Anon. peripl Pont. Eux., 76, 78). В настоящее время, благодаря успешным и многолетним раскопкам крымского археолога С.Б. Ланцова, с ним можно отождествить практически полностью исследованную, мощную боспорскую крепость рубежа эр близ современного села. Весёлое в восточной части Кутлакской бухты. (Lantsov S.B., 1999, p.121-136). Поскольку именно городская интерпретация этого памятника исключается, не будем подробно останавливаться на его характеристике.
Следуя от Феодосии к востоку, мы встречаем населённый пункт со странным, явно негреческим названием: Казека. (Fig. 1) Перипл Арриана сообщает, что от него до Пантикапея-столицы Боспора 240 стадий (Arr., Peripl., 30). Анонимный автор V в. н.э. уточнаяет, что от Казеки до следующего, уже гораздо более известного городка – Киммерика надо проплыть 180 стадий или 24 мили (Anon. рeripl Pont. Eux., 77). Поскольку Киммерик, несомненно, располагался у западного склона г. Опук, а указанное расстояние равняется примерно 36 км, то Казеку в случае каботажного плавания следовало бы искать несколько (приблизительно в 2-3км) северо-западнее мыса Чауда – крайне восточной оконечности Феодосийского залива. Никаких следов древних поселений здесь никогда не фиксировалось. Существует два варианта локализации этой, по словам автора анонимного перипла «деревеньки». Первый – в районе упомянутого мыса. Второй – близ мыса Таш-Качик, т.е. около небольшого солёного озера приблизительно в 8-9 км восточнее мыса Чауда. Озеро вполне могло в древности быть морским заливом, следовательно, служить гаванью (Gajdukevich V.F., 1949, p. 191-192). Кажется, именно здесь в XIX в. видели разрушаемые береговой абразией развалины какого-то античного городища и высеченные в скалах гробницы. Впоследствии, эти места не посещались специалистами. Зато мыс Чауда осматривался неоднократно, в том числе и автором этой работы. Тут тоже уцелели остатки некоего небольшого античного поселения, очень сильно разрушенного, как вследствии всё той же береговой абразии, так и в годы последней войны. Датировка подавляющего большинства происходящих отсюда находок: первые века н.э., но встречается и материал эллинистического периода. Нетрудно заметить в обоих случаях реальное несоответствие указанию периплов. Причём, во втором – оно особенно значительное (более 10 км.). Столь же заметной на практике является «ошибка» Псевдо-Арриана при определении дистанции между следующими пунктами Черноморского побережья: городами Киммериком и Китеем. Приводимая им цифра в 60 стадий (около 12 км) никак не соответствует действительному расстоянию между этими хорошо известными городищами, которое на несколько км больше. Из этого следует, что оба эти источника применительно к данному региону нельзя принимать на веру безоговорочно. Но вернёмся к археологической характеристике Казеки.
Впрочем, о ней самой больше сказать пока нечего. Совершенно не понятно: на каком основании было выдвинуто предположение, что здесь был один из пунктов дислокации римских войск, появившихся в Северном Причерноморье в эпоху императора Нерона (Katushin E.A., 1998, с.49). Зато в прибрежном районе: от мыса Чауда до мыса Таш-Качик на аэрофотоснимках, сделанных в начале 70-х годов, неожиданно выявилась весьма любопытная «деталь». Оказалось, что всё это пространство покрыто сеткой одинаковых квадратов, ориентированных сторонами строго по частям света. Площадь их, естественно, за исключением прибрежных участков, составляет около 10-11 га. Можно даже подсчитать и их примерное количество: не более семидесяти. Иными словами, перед нами, скорее всего, свидетельство регулярного размежевания неких земельных угодий - хоры какого-то населённого пункта. Причём сделано это было в лучших античных классических традициях, да и площади участков также вполне им соответствуют. Проверка на местности подтвердила наличие невысоких валообразных земляных насыпей-валиков, служивших границами, а также отсутствие всяких следов сельских усадеб. Итак, если наше предположение верно, то обрабатывавшее эти клеры население жило где-то по соседству, т.е. в Казеке, где бы последняя (кстати, непосредственно к востоку или к западу от размежёванной территории) не находилась. Вряд ли столь далеко ходили и ездили граждане Феодосии, если, конечно, Казека не являлась их общим «выселком» на дальней хоре, наподобие «Прекрасной гавани» херсонеситов. Как знать, не признак ли всё только что сказанное того, что Казека, хотя бы в какой то период своей истории, представляла собой крохотную гражданскую общину и теоретически могла претендовать на полисный статус. Но ко временам Аррина этот пункт пришёл в полный упадок, представ перед ним (или его информаторами) всего лишь деревенькой.
За Аккрой, как уже упоминалось, следуют городки: Киммерик и Китей. О первом – речь в данном томе пойдёт особо. Второй же пункт детально был рассмотрен Е.А. Молевым в одном из предшествовавших томов настоящего издания.
Следующим малым городком, по - видимому, следует считать Зефирий. (Fig.1) Он упомянут только Плинием Старшим между пунктом под названием Акра и городом Китеем (Plin., NH, IV, 86). При этом Плиний также называет их «бывшими городами». О локализации этого поселения, да и самом его существовании единого мнения нет. В своё время В.Ф. Гайдукевич полагал, что Плиний ошибся и порядок городов, следовавших за Китеем, обратный: вначале Акра, а затем – Зефирий (Gajdukevich V.F., 1949, p.180; idem., 1959, p.213). Вероятно, такое решение объяснялось тем, что само название Акра заставляло искать этот город на высоком, значительном мысу или скале. В таком случае – самое подходящее место: юго-восточный край Керченского п-ва, мыс Такиль, действительно весьма высокий и обрывистый участок побережья, к тому же важный географический ориентир. Вроде бы это более отвечало и соответствующему месту в описании Страбона (Strab., XI, 2, 8). Впрочем, ещё ранее там же помещал Акру и один из первых исследователей Боспора - И. Бларамберг, а за ним и некоторые другие специалисты (Dlaramberg I., 1848, p.8; Marti Yu.Yu., 1912, p.14). В.Д. Блаватский, оставляя этот вопрос открытым, всё же был склонен поддержать ту же локализацию: Акра - на мысе Такиль, а Зефирий – несколько севернее её, уже на берегу Керченского пролива (Blavatsky V.D., 1954, p. 24-25). Много позднее было предложено вернуться к версии Плиния и искать Зефирий в районе мыса Такиль, а Акру – севернее, у села Заветное (Maslennikov А.А., 1979, p.35-37). Должно сказать, что впоследствии это мнение утвердилось. Что же касается археологических остатков, то неоднократные обследования района указанного мыса показали, что здесь как будто бы нет следов сколь - либо значительного поселения, а главной «достопримечательностью» является небольшой зольник у берегового обрыва. Он содержавшал разнообразные находки, и, прежде всего, обломки амфор и иной посуды, датируемые периодом от начала VI до конца IV, может быть, начала III вв. до н. э. Среди чернолаковой керамики изредка попадались обломки черно и краснофигурных сосудов. Среди лепной – с характерным нарезным геометрическим орнаментом, явно варварского происхождения. Обращает на себя внимание отсутствие терракотовых статуэток (даже их фрагментов) и граффити. Тем не менее, по мнению производившего здесь небольшие раскопки археолога, это не была простая мусорная свалка. Скорее всего, на столь примечательном и живописном месте находилось нечто вроде сельского святилища типа зольника - эсхары. Какому божеству или кругу божеств оно было посвящено, остаётся неясным, равно как и его связь с каким-то близлежавшим поселением - городком (Moleva N.V., 2002, p. 9-16). Не исключено, что тут, на месте важного географического ориентира (поворот берега и вход в Керченский пролив) существовал некий локальный сакральный центр, но был ли это действительно Зефирий, сказать пока нельзя.
О следующем, гораздо более примечательном пункте - городка Акра в данном издании будет написано особо, мы же продолжим характеристику малых городов следующим названием: Гермисием. О нём, именно как о городе, упоминают два автора: Помпоний Мела (Mela, II,1) и Плиний Старший (Plin., NH, IV, 87). Первый -, перечисляя города на берегу Боспора Киммерийского, странным образом приводит и Феодосию (,вероятно, как входившую в Боспорское государство), а за ней, после Пантикапея и Мирмекия – некий Гермисий. Плиний, кажется, более точен. Этот пункт у него указан среди городов в проливе, наряду всё с тем же Мирмекием. Собственно, из этой чрезвычайно краткой информации вовсе не следует, как это полагалось рядом специалистов в области древней географии, что оба города находились по соседству. Керченский пролив достаточно протяжённая водная артерия. Помещали Гермисий и на южном берегу солёного Тобечикского озера, и даже на месте современной Керчи (Latyshev V.V., 1909, p. 61; Gaidukevich V.F., 1959, p. 213). Во всех случаях приводились и некоторые археологические доказательства в виде незначительных, сильно разрушенных и практически неисследованных античных поселений. До недавнего времени, наибольшим доверием пользовалась точка зрения, согласно которой Гермисий следует отождествлять с тем из них, что находится всего в нескольких километрах к северу от Мирмекия (т.н. Змеиный мыс). Отсюда даже происходит небольшой обломок надписи. Однако совсем недавно было высказано вполне аргументированное предположение, что искать этот городок следует юго-восточнее Керчи, в районе известного Ак-Бурунского мыса (Shestakov S.A., 1999, p. 103-112). (Fig.1) Здесь ещё в первой половине XIX в. были зафиксированы развалины солидных построек античного времени, включая валы, стены и башни. Родоначальник боспорской археологии П. Дюбрюкс ошибочно принимал их за остатки Нимфея (Du Brux P., 1848, p. 3-5). Впоследствии об этом городище как-то забыли, хотя поблизости исследовался курганный и грунтовой некрополи как эллинистического, так и раннесредневекового периодов и были открыты несколько поселений. Между тем, данный район действительно являлся весьма важным и благоприятным для возникновения достаточно крупного города, прежде всего, потому, что здесь, через упомянутый, глубоко вдающийся в пролив мыс и соседний мыс на Таманском п-ве в древности, скорее всего, проходила одна из двух-трёх переправ через Киммерийский Боспор. По мнению С.А. Шестакова, с искомым городом следует отождествлять городище Ак-Бурун II, расположенное в юго-западной части мыса, рядом с, безусловно, древним валом. Именно отсюда, а не из окрестностей Тиритаки, происходит одна из надписей времени боспорского царя Савромата II (конец II, начало III в. н.э.) (KBN, 1965, №902; Shestakov S.A., 1999, p.107; idem., 2000, p.123-125). В сущности – это постамент статуи, вероятно, поставленной в честь какого-то события от имени этого правителя. Сам текст сохранился далеко не полностью, труден для перевода и ничего не добавляет о местонахождения Гермисия.
К великому сожалению, проверить эту гипотезу, равно как и исследовать данный памятник (городище) практически невозможно, ввиду его почти полного уничтожения современной и относительно недавней застройкой. Впрочем, отчасти такая локализация Гермисия подтверждается многочисленными находками обломков античной, в том числе чёрнолаковой посуды в районе ныне оставленной русской крепости конца XVIII- начала XX вв. (Павловская Батарея). Да и цепочка упомянутых курганов, среди которых есть весьма большие и известные с захоронениями IV-III вв. до н.э., также приводит нас к указанной «точке» всё того же мыса.
Столь же противоречива и мало ясна ситуация в отношении двух городов-«двойников»: Парфения и Порфмия. Оба упоминаются по соседству. Но какое расстояние разделяло их реально, неизвестно, да и точная локализация всё ещё остаётся проблематичной. Порфмию посвящена одна из статей в первом томе настоящего издания. Заметим лишь, что отождествление его с относительно неплохо исследованным городищем VI-I вв. до н.э. близ современной паромной переправы не то, чтобы несомненно, но скорее, условно общепринято. Впрочем, совсем недавно была сделана попытка оспорить её (см. ниже). Итак, Парфений, как селение или деревня, впервые и дважды упомянут Страбоном (Strab., VII, 4, 5; XI, 2, 6), а затем и Клавдием Птолемеем (Ptol., III, 6, 4). Вот, что пишет о нём Страбон: «вдвое дальше от Мирмекия /который находился в 20 стадиях от Пантикапея - А.М. /отстоит деревня Парфений, у которой самая узкая часть пролива, всего 20 стадий; на азиатской стороне против него лежит деревня, называемая Ахиллием». Согласно изысканиям, проведённым ещё в начале 50-х годов прошлого века, этот пункт (Парфений) предположительно локализуется на северной окраине пос. Опасное (Veselov V.V., 1952, p. 227-231). (Fig.1) В рельефе, это небольшой и не очень высокий холм с обрывистым склоном на востоке и подступающими с юга и севера достаточно глубокими балками. С запада – он плавно переходит в окружающую низину. Площадь памятника невелика, приблизительно 150 х 85м, т.е. около 1,3 га, но какая-то часть его была полностью разрушена уже к тому времени. Археологические работы здесь велись в очень ограниченном масштабе (маленький стратиграфический шурф на обрыве размером: 2,5 х 2,5м) лишь в 1949г. Впоследствии городище неоднократно посещалось многими исследователями. Был собран некоторых подъёмный материал. Современное состояние памятника самое плачевное, хотя на отдельных небольших участках раскопки ещё возможны. Самая ранняя находка с территории городища: ножка клазоменской амфоры второй половины VI - первой четверти V вв. до н.э. Изученный участок культурного слоя оказался весьма насыщенным находками и достаточно мощным. Здесь было выделено пять разновременных напластований: от самого слабо представленного находками - V-IV вв. до н. э. до слоя, содержавшего материалы первых двух веков н.э. Основная масса находок: амфорные обломки, главным образом IV-III вв. до н. э. Слой позднеэллинистического периода вроде бы не выявлен. Вероятно, расцвет городища приходился именно на предшествовавшее время (Kastanayan E.G., 1958, p. 254-265). Было ли это место заселено, или только посещалось в VI в. до н. э.- неизвестно. Совершенно невозможно высказаться и относительно всех прочих аспектов характеристики данного поселения. Пожалуй, лишь его особое местоположение, да название позволяют сделать некоторые предположения. Так достойно внимания, что в самой узкой части пролива находились два пункта, в названиях которых явно присутствует сакральный мотив, а именно: Парфений и Ахиллий. О какой именно богине «деве» здесь идёт речь – мы не знаем. А вот святилище Ахилла напротив, через водную преграду, определённо существовало. Такая традиция в расположении эллинских святилищ была весьма характерна. (См. Herod., VII, 176). Вероятно, это объяснялось особой ролью некоторых морских путей и важностью их сакральной охраны. Быть может, оба этих города и святилища имели общегосударственное (общебоспорское) значение. Сделанная относительно недавно на соседнем памятнике (Порфмии) находка посвятительного граффито с упоминанием некой Девы («Парфенос»), позволяет предположить, что культ какой - то из богинь (Артемиды, Афины или Геры) в ипостасии Девы существовал здесь ещё в первой половине V в. до н. э. И не исключено, что городище, поименованное в её честь, располагалось именно тут, а не на вышерассмотренном месте (Tohtasiev S.R., 1993, p.74-75). В таком случае, где же находился Порфмий? Есть мнение, что им следует считать городище, располагавшееся в районе Еникальского маяка или мыса Фанарь (Du Brux P., 1858, p. 3-84; Grinevitch K., 1927, p. 44-46; Fedoseev N.F., 1999, p. 62-65). Но здешнее поселение практически полностью уничтожено, причём относительно недавно. Вообщем, ситуация с локализацией этих двух городов остаётся столь же неопределённой, как и более чем пол - века назад.
Напомним, что Клавдий Птолемей приводит название Парфения и ещё двух городов, как расположенных на Меотиде (Ptol., III, 6, 4), точнее на Крымском побережье Азовского моря, причём, ближайшем к проливу. Если следовать этому, то первым значительным археологическим памятником здесь является достаточно большое поселение близ мыса Варзовка (восточная окраина села Осовины).(Fig.1) Впервые значительные по площади и впечатляющие развалины здесь были описаны всё тем же П. Дюбрюксом и И Бларамбергом (Du Brux P., 1858, p. 75-78; Blaramberg I., 1848, с.8-10). Археологические изыскания на нём велись в течение нескольких лет на рубеже 80 и 90 -х годов только что закончившегося века. Городище расположено на двух естественных террасах и занимает весьма солидную площадь около 5 га. Культурный слой разрушается абразией и частично застроен. Раскопками была исследована площадь около 600 кв.м. При этом были сделаны находки в основном эллинистического времени и первых веков н.э., вплоть до ранневизантийской эпохи. Выявлены остатки жилищно-хозяйственных построек I-II вв. н. э., к северо-западу от которых располагался большой зольный холм с материалом III в. до – III в. н. э. На краю второй террасы помещается второй зольник с более узкой датировкой. Наличие мощных отложений культурного слоя и строительных остатков вполне приличной сохранности (Zin’ko V.N., 1992, p.153-158; idem., 1993, p. 124-129), наряду с происходящими отсюда эпиграфическими документами (KBN, 1965, №897) свидетельствуют, что тут мы имеем дело с весьма значительным археологическим объектом, вполне могущим оказаться небольшим городом. Вот только каким?
Существенно проще обстоит дело с определением местоположения двух других городков: Зенонова Херсонеса и Гераклия. Оба названия, как мы видим, вполне греческие и весьма распространённые, кроме, естественно, упоминания некоего Зенона, вероятно, ойкиста этого населённого пункта. Но Гераклий был известен уже Страбону и указан им где-то по соседству с Мирмекием, т.е. в проливе (Strab., VII, 4, 5). Напротив, Птолемей помещает его вслед за Зеноновым Херсонесом (западнее его). Что же касается последнего пункта, то в XIX в. были склонны размещать его на Казантипском п-ве (Muller., p. 416, 439). Затем Ю. Кулаковский предложил переместить Зенонов Херсонес на мыс Зюк, т.е. западнее по побережью Меотиды (Koulakovsky Yu., 1894, p.9). В.В. Латышев же указывал тут Гераклий (Latyshev V.V., 1894, p.37). И.Т. Кругликова разместила эти два «города» в следующем порядке: мыс Зюк - Зенонов Херсонес; мыс Казантип – Гераклий (Кrouglikova I.T., 1959, p. 233). Наконец, автор этих строк склоняется к тому, чтобы, согласившись с мнением относительно мыса Зюк и Зенонова Херсонеса. Под Гераклием же следует «понимать» одно из крупнейших городищ первых веков н.э. на Караларском побережье, в районе восточной оконечности т.н. Генеральской бухты, всё там же в Крымском Приазовье (Maslennikov F.F., Cheveliyov O.D., 1981, p. 84; Zubarev V.G., Maslennikov A.A.., 1987, p. 44-46). Что же касается Казантипа, то, быть может, там следует оставить «Новую Крепость», упомянутую у Клавдия Птолемея (Ptol., III, 5, 4; Maslennikov A.A., 1998, p. 249). Хотя, скорее всего, это был просто хорошо укреплённый пункт на далёком боспорском морском пограничье. (Fig.1)
Нарушив немного последовательность изложения, обратимся вначале к археологической характеристике предполагаемого Гераклия.
Основная, центральная часть этого городища располагается на вершине довольно большого скалистого прибрежного холма, занимая площадь немногим более 1га. (Fig.11) В сторону моря, с севера и северо-востока он заканчивается высоким обрывом. Южный и юго-западный склон холма в целом относительно крут. Более или менее удобный и пологий подъём к нему со стороны большой замкнутой почти со всех сторон скалистыми кряжами долины ведёт с юго-запада. Эту самой природой укреплённую часть – т.н. цитадель дополнительно усиливали, отделяя от долины, ров и вал. Ров - расширенная естественная ложбина у подножья холма, которой предшествовал невысокий и короткий вал. Длина их составляла около 70-80 м. Ширина рва: 5-6 м при глубине 1,5-2 м; ширина вала: 5-7 м при высоте до 1,5м. В верхней, восточной части линии этих укреплений имелся проезд шириной до 5 м. Почти сразу за ним находились ворота - въезд на цитадель, которые представляли собой проход шириной 4 м между торцом оборонительной стены (на западе) и монументальной, фланкировавшей эти ворота постройкой (на востоке). Последняя – являлась своего рода основанием некоего подобия бастиона, выступавшего к юго-западу от линии стены. Стены этого трапециевидного в плане сооружения снаружи были сложены в технике иррегулярной кладки из больших и очень больших необработанных глыб и камней местного известняка и сохранились местами в высоту до 3 м. Всё её внутреннее пространство было заполнено каменным бутом и землёй с находками рубежа н.э. По-видимому, над этой конструкцией стояли какие-то деревянные или каменные укрепления, может быть, даже башня. В итоге въезд на цитадель городища превращался в довольно длинный (до 10 м) и неширокий коридор, справа от которого, что было наиболее выгодно с точки зрения защитников поселения, и находились самые мощные оборонительные сооружения. Такой строительный преём (грубая «платформа» вместо качественной кладки стен) находит аналогии в местной варварской фортификации Крыма именно первых веков н. э.
Ширина собственно оборонительной стены цитадели этого поселения равнялась 2 м, при прослеженной длине (вдоль южного и юго-западного склона холма) 130-135 м. Её сохранившееся в высоту до 1,5 м основание было сложено из больших, необработанных известняковых камней и глыб в иррегулярной, двухрядной технике. Первоначальная высота стены могла достигать не менее 6,5 м. В стене с внешней стороны имелось два узких (не более 1 м) подпрямоугольных выступа-бастиона шириной до 2,5 м. Таким образом, вся эта линия обороны как бы делилась на три участка длиной примерно по 45 м. Эта дистанция несколько великовата, хотя и допустима для прицельной (и убойной) дальности при стрельбе из луков, пращ и дротиков. Толщина участков этой обводной стены у обрыва, на севере холма заметно меньше: 1,5 м. Прилегающий к нему склон упомянутой выше долины также был застроен, но, имел ли он свою укреплённую линию и каковы были её особенности и характеристики, остаётся невыясненным. Однако, близлежащие скалы и иные особенности местного рельефа, наряду с возможными остатками небольших укреплений на вершине соседних с долиной холмов создавали вполне реальные естественные препятствия для нападавших. Кроме того, необходимо отметить, что непосредственно к юго-западу от подножья холма с цитаделью, в прибрежной части небольшой укрытой от самых свирепых здесь северо-восточных ветров бухты, выявлены остатки двух обложенных камнем колодцев (Maslennikov A.A., Cheveliyov O.D., 1985, p. 50-51; Маslennikov А.А., 1998, p. 249-25). Их расчистка показала, что они были вырыты ещё в древности.
Археологические исследования этого очень значительного по местным понятиям памятника велись пока в ограниченных масштабах. Раскопом площадью немногим более 80 кв. м на северо-востоке «цитадели» были вскрыты культурные слои и строительные остатки «римского времени», главным образом: III-VI вв. н. э. Однако постоянно встречались следы обитаемости этого места и в предшествовавшие столетия, по крайней мере, с эпохи эллинизма. Мощность слоя составляла здесь не более 1,5 м. Строения же являлись частью жилой застройки на одной из естественных террас, на которые распадается вся достаточно пологая в восточном направлении поверхность вершины холма. Местами эти перепады высот были укреплены и оформлены специальными подпорными стенами, сложенными из больших камней. Ширина террасы в месте раскопа составляла не менее 10 м, длина – 40 м. Целиком было раскопано одно прямоугольное в плане помещение размером 5,4 х 8 м и частично – примыкавшие к нему: мощёный каменными плитами дворик с несколькими хозяйственными ямами и соседнее помещение. Относительно неширокие (до 0,86-1,2 м), но весьма аккуратно сложенные стены уцелели в высоту до 0,6-1,1м. Достаточно многочисленные находки представлены в основном обломками амфорной тары указанного времени и разнообразных лепных сосудов, впрочем, вполне приличной выделки. Вместе с тем, встречаются фрагменты краснолаковой и даже стеклянной посуды, лепные светильники разной формы, пряслица и бронзовые боспорские монеты от III в. до н. э. до первой четверти IV в. н. э. Причем четыре – последнего периода стояли столбиком в золе внутри печи, занимавшей угол помещения. Особо отметим ритуальное захоронение собаки в другом (юго-восточном) его углу. Оно было совершено в небольшой нише, устроенной у основания одной из стен, впоследствии заложенной плитой. «Пол» ниши был засыпан слоем морской ракушки, на котором и расчищен собачий скелет, перекрытый слоем золы толщиной до 0,3 м. В нём найдены: закрытый лепной светильник и лепные же, сероглиняные чашка и горшочек (Маslennikov А.А., Cheveliyov O.D., 1985, p. 52). Аналогичные жертвенники известны в настоящее время на многих Приазовских поселениях в слоях и комплексах III-VI вв. н. э. В целом же, открытые строительные остатки, интерьер помещений и массовый материал свидетельствуют о весьма скромном быте и достатке местного населения, по крайней мере, на закате античной эпохи. Пожалуй, за исключением относительно солидных фортификационных сооружений, ничто здесь не указывает на городской облик этого поселения. Впрочем, мы не знаем, как оно выглядело во времена Клавдия Птолемея или его более ранних информаторов.
Зато нам хорошо известны различные сопутствовавшие данному городищу объекты, т.е. те, что синхронны ему и расположены в непосредственной близости. Ведь всякому крупному античному населённому пункту соответствовали некрополи, святилища, дороги, усадьбы ближней хоры, свалки, колодцы и т.п. Должно сказать, что всему этому в силу ряда причин обычно уделяется немного внимания, даже если речь идёт о характеристике действительно больших и важных городских центров. Тем более, нужно учитывать всё это при анализе т.н. малых городков. И в данном случае нам действительно есть, что сказать.
Во-первых, большой интерес представляет некрополь, предположительно относящийся к Гераклию. Это целая серия (несколько десятков) особого рода погребальных сооружений – грунтовых склепов. Несмотря на некоторые различия в размерах и особенностях «интерьера» почти всё это примерно однотипные постройки, вырытые и высеченные в скальных породах на склоне протяжённой гряды скалистых холмов, тянущихся невдалеке от берега моря к западу, юго-западу от городища. Кроме довольно большого расстояния (до 1-1,5 км.) их разделяла маленькая степная речушка. Это обстоятельство, как нельзя лучше соответствовало привычным для эллинов представлениям о загробном мире, отделённом рекой от мира живых. Все склепы состоят их наклонного, ступенчатого узкого входа-дромоса глубиной до 4 м. Короткий арочный вход закрывался снаружи массивной каменной плитой, периодически отваливаемой в момент посещения склепа. Далее следовала камера обычно подпрямоугольная или трапециевидная площадью от 4 до 20 кв.м. Свод на высоте от 1,5 до 2,2 м. был прямым (горизонтальным или наклонным) либо, значительно реже, полуцилиндрическим. Вдоль всех или некоторых стен размещались особые ниши-лежанки, предназначенные для положения покойников. Когда ниши оказывались занятыми, умерших хоронили на полу камеры. Иногда стены украшались несложными рельефными деталями, но почти всегда в них имелись маленькие ниши для установки светильников. Все склепы были ограблены, по-видимому, ещё в древности. То немногое, что было обнаружено во время раскопок, позволяет датировать эти несомненно многократные (семейные?) погребальные комплексы позднеантичным временем (III-VI вв. н.э.) (Маslennikov А.А., 1997, p. 3-63). Должно сказать, что аналогичные грунтовые склепы были характерны в эту эпоху главным образом для некрополей городов европейского Боспора. Они известны в окрестностях Нимфея, Китея и особенно столичного Пантикапея. Хорошо известны подобные гробницы и в разных местах Восточного Средиземноморья, откуда традиция их сооружения, видимо, и попала на Боспор, в том числе и на берега Меотиды.
Второй достойный внимания «компонент» окрестностей предполагаемого Гераклия расположен ещё ближе. На относительно ровном плато на вершине господствующего скалистого холма всего в 250-300 м к югу, юго-востоку от городища был раскопан чрезвычайно примечательный, явно культовый комплекс. (Fig. 11) Он состоял из четырёх близкостоящих (в ряд) построек разной сохранности. Это прямоугольные строения максимальной площадью 62 кв.м вытянутые по оси: восток-запад и состоявшие из одного, двух и даже трёх помещений, скорее всего, соответствовавших пронаосу, наосу и опистодому классического храма. Вход в них вёл с востока. Особенностью почти всех основных помещений было наличие располагавшихся вдоль стен особых скамей-пристенков, подпрямоугольных отгороженных плоскими, поставленными на ребро камнями «ларей», заполненных золой, морскими раковинами и грунтом и таких же или круглых в плане подъалтарных возвышений в центре помещений. (Fig. 12) В одном случае на таком возвышении стояла плита с вотивным рельефным изображением четырёх фигур: двух женских и двух детских. Все персонажи (Деметра, Кора, Триптолем и Плутос?) представлены в фас, по пояс, в одинаковых позах и одеяниях. В ларях, вблизи них и на полу помещений найдено большое число целых и фрагментированных терракотовых статуэток, изображавших различные женские, а также мужские персонажи, реже фигурки животных, терракотовые маски. Довольно много обломков т.н. мегарских чаш, простых тонкостенных, в том числе краснолаковых сосудов (кувшины, чашки), фрагментов л<