Когда Аури проснулась на шестой день, ее имя развернулось в сердце, как цветок.
И Лисик тоже это почувствовал: стоило его увлажнить, он буквально полыхнул светом. Это был растущий день. День созидания.
От этого она рассмеялась, еще не успев встать с постели. Этот день наступил слишком поздно, но не все ли ей равно? Ее мыло вышло душистым, как никогда. К тому же есть особое достоинство в том, чтобы делать всякое дело в свое время.
Однако эта мысль несколько ее отрезвила. Ведь визит-то его ждать не будет! Он скоро придет. Уже завтра! А у нее так и нет ничего хорошего, чем можно было бы поделиться. Нет у нее идеального подарка.
Из Мантии можно выйти тремя путями… Но нет.
Она умыла лицо, и руки, и ноги. Расчесала волосы, пока они не окутали ее золотистым облаком. Попила, надела свое любимое платье. Рассиживаться некогда. День будет хлопотный.
Прежде всего — разложить по местам свое новое, идеальное мыло. У нее было семь кусочков. Один — у тазика, в Мантии, где безопасно. Одним она вчера мылась в Перезвонах. Четыре самых больших она отнесла в Пекарню, пусть допекаются. А самый маленький, самый душистый уложила на дно своего кедрового сундучка, чтобы ей больше никогда-никогда не пришлось обходиться без мыла. Уж этот-то урок она заучила твердо! Да-да!
Аури помедлила, не вынимая руки из кедрового сундучка. А может, его порадует кусочек поцелуйного мыла, а? Хорошее ведь мыло. Он небось такого и не видывал…
Ну уж нет! Аури покраснела, не успев даже додумать мысль до конца. Это уж чересчур, совсем неприлично. А потом, это мыло не для него. Тайны да, тайны ему годятся, но в нем слишком уж много дуба. И ивы тоже. А селас — совсем, совсем не его.
Аури закрыла крышку своего душистого кедрового сундучка, но, вставая на ноги, почувствовала, как комната сделалась слишком яркой и покачнулась. Пошатываясь, она сделала пару шагов и села на постель, чтобы не упасть. Она почувствовала, как в ней подымается страх. Глаза встревоженно заметались по комнате. Неужели это?..
Да нет. Все проще. Живот снова сделался как пустой барабан. Она забыла позаботиться о себе.
И потому, когда голова перестала кружиться, пришлось пойти в Клад. Однако Аури из прихоти, для компании, прихватила с собой дерзкое Средоточие. А то ведь оно Подсветья-то толком почти и не видело! Оно, конечно, было тяжелое, но, по правде сказать, это было самое меньшее, чем Аури могла отплатить ему за всю его помощь.
Особых сокровищ в Кладе не нашлось, кроме сковородок. Впрочем, было там и кое-что еще. Аури достала жестяной котелок, наполнила его свежей водой. Зажгла спиртовку своей предпоследней спичкой. Потом залезла на стойку и потянулась обеими руками, чтобы достать свою банку. Сухие горошины катались внутри, дурашливо побрякивая о стекло.
Аури откинула крышку с зажимом и высыпала горошины в свою крохотную ладошку так, что получилась горсть с верхом. Ладошка у нее была невелика. Горошин оказалось не так уж много, однако же это была половина того, что у нее имелось. Аури наклонила ладонь над котелком, и горошины поплюхались в греющуюся воду. Аури поколебалась, потом пожала плечами и ссыпала в котелок и вторую половину тоже.
Она поставила пустую банку на стойку и огляделась. В мерцесвете спиртовки и зеленовато-голубом сиянии Лисика пустота полок сделалась особенно очевидна. Аури вздохнула и выкинула это из головы. Сегодня у нее будет супчик. Завтра в гости придет он. Ну, а там…
Ну, а там она сделает все, что может. Это был единственный способ. Не хотеть ничего для себя. Тогда ты становишься маленькой. И тебе ничто не грозит. Это означало, что ты можешь ходить по миру неприметно, не опрокидывая всякую встречную тележку с яблоками. И если вести себя бережно, если стать неотъемлемой частью вещей, ты сможешь помогать. Чинить то, что треснуло. Выправлять то, что перекошено. И полагаться на то, что мир, в свою очередь, предоставит тебе возможность поесть. Это единственный способ двигаться изящно. Все прочее — тщеславие и гордыня.
Может, принести завтра медовые соты, чтобы разделить их с ним? Ах, как это было бы чудесно! А то жизнь-то у него совсем несладкая. Что правда, то правда.
Она размышляла над этим, пока пузыри бурлящей воды заставляли ее горошины плясать в котелке. Аури рассеянно поглаживала по щеке дерзкое Средоточие. Наконец, после долгих размышлений, она решила, что да, соты, пожалуй, сгодятся, если ничего другого не подвернется.
Она немного помешала супчик и добавила соли. Жалко все-таки, что масло полно ножей. Сюда бы чуток маслица, вот бы вкуснятина вышла! Да, чуток маслица был бы тут очень кстати.
* * *
Съев свой чудесный супчик, Аури вернулась в Мантию. Вдвоем со Средоточием через Прыги или Венерет идти было бы сложно. Поэтому она выбрала длинный кружной путь и пошла вместо этого через Сборник.
С теплым животом, да еще и с гостем, Аури не торопилась, идя через плотно подогнанные каменные тоннели. Она дошла уже почти до самого Сомненника, с тяжелым Средоточием в руках, как вдруг ощутила под ногами мягкое шурхотение и остановилась.
Посмотрев себе под ноги, Аури увидела на полу россыпь листьев. Нет, ну откуда тут взяться листьям, а? Ветра в Сборнике нет. Воды тоже. Аури огляделась, но не увидела ни единого пятнышка птичьего помета. Принюхалась — но мускусом и мочой тоже не пахло.
Однако ничего угрожающего тут не было. Ничего сбитого и спутанного. Никакой неровности, никакой неправильности. Но нельзя сказать, чтобы тут ничего не было. Тут была половинка чего. Тайна!
Исполнясь любопытства, Аури мягко положила Средоточие на пол и подняла листик. Листик выглядел знакомым. Она пошарила вокруг и нашла целую горсть таких листьев, рассеянную возле открытого дверного проема. Аури подобрала их, и, когда они перессорились у нее в руке, она все поняла.
Взбудораженная, она отнесла Средоточие обратно в Мантию. Перед уходом она поцеловала его в щечку и устроила его поудобнее на каменном выступе — дырой вниз, разумеется. Потом кинулась в Порт и схватила серебряную мисочку. И приложила принесенный с собой шурхотливый листик к переплетенным листьям, выгравированным вдоль края. Листик был тот же самый.
Аури покачала головой. Непонятно, что это сулит. Но, как бы то ни было, есть только один способ это проверить. Аури взяла серебряную мисочку, опрометью кинулась обратно в Сборник, а оттуда — в дверной проем, где она нашла россыпь листьев. Через каменный завал. Мимо упавшей балки.
Она не знала, бывала ли она прежде в этом месте Сборника. Однако искать путь все равно было проще простого. Там и сям один-два листика лежали на полу, точно хлебные крошки.
И вот наконец Аури очутилась на дне узкой шахты, ведущей вертикально вверх. Старинная печная труба давно минувших дней? Потайной ход? Колодец?
Тоннель был узкий и крутой, но Аури была совсем тоненькая. И даже с серебряной мисочкой в руках она вскарабкалась по нему проворно, как белка. Наверху обнаружилась доска, уже наполовину сдвинутая с места. Аури без труда отодвинула ее в сторону и выбралась в подвальное помещение.
Комната была пыльная и заброшенная, со множеством полок. По углам были свалены бочки. На полках громоздились узлы, бочонки и ящики. Сквозь запах пыли Аури уловила нотку улицы, пота и травы. Оглядевшись, она увидела под потолком окошко, а на полу под ним — битое стекло.
Место было опрятное, не считая россыпи листьев, занесенных сюда какой-то забытой бурей. Тут стояли мешки зерна и ячменной муки. Зимние яблоки. Провощенные тугие упаковки фиг и фиников.
Аури обошла комнату, держа руки за спиной. Она ступала легко, как танцовщица на барабане. Бочонки с патокой. Банки земляничного варенья. Несколько кабачков вывалились из своего мешка у самой двери. Аури шуганула их на место и потуже затянула мешок.
Наконец она наклонилась, чтобы получше рассмотреть нижнюю полку. Одинокий лист залетел и устроился на глиняном горшочке. Двигаясь аккуратно, Аури подняла листик, взяла горшочек и поставила на его место серебряную мисочку. И положила листик обратно в мисочку.
Она позволила себе окинуть комнату голодным взглядом, и не более того. Потом Аури направилась обратно, туда, откуда пришла. И, лишь вернувшись в знакомую тьму Сборника, она вздохнула свободно. И с нетерпением смахнула пыль со своего нового сокровища. Если верить картинке, в горшочке были оливки. Оливки чудесные!
* * *
Оливки отправились в Клад. Они выглядели немного одинокими у себя на полке. Однако одиночество все-таки гораздо лучше, чем ничего, кроме гулкой пустоты, соли и масла, полного ножей. Намного, намного лучше!
Потом Аури проверила, как дела в Порту. Льдисто-голубая бутылочка была немного не в своей тарелке. Она примостилась на самой нижней, самой левой полке у восточной стены. Аури мягко коснулась ее, изо всех сил стараясь подбодрить. А он любит бутылки. Может, это как раз подобающий дар?
Аури взяла бутылочку, покрутила в руках. Да нет. Не эта бутылочка. Суровая. Гравированная. Названная в честь кого-то другого.
А может, другую какую-нибудь бутылку? Да, это казалось почти правильным. Не совсем, но почти.
Она подумала про туалетный столик в Засвалке. Вчера он выглядел ровным и правильным. Но тогда она была вся растерзанная. Не в лучшей форме. Может, там есть какая-нибудь бутылочка, перепутавшаяся с остальными. Что-нибудь неправильное, потерянное или неуместное.
Ну, а даже если и нет, по крайней мере, будет с чего начать. И вот Аури взяла в руки теплое, приятное, увесистое Средоточие. И пошла кружным путем, тем, который чуточку дольше, чтобы показать ему Тамбур, и Вперед, и Просветное — оно ведь их еще не видело! — прежде, чем направиться в Подводы.
Она немного передохнула в Колечке, своей новой, идеально круглой гостиной. Средоточие королем восседало на бархатном кресле, а Аури удобно развалилась на томной кушетке, давая рукам отдых от такой сладкой боли — таскать Средоточие.
Но она была слишком занята, некогда было нежиться. Поэтому Аури снова взяла тяжелую шестерню и стала медленно подниматься по безымянной лестнице, не торопясь, чтобы Средоточие вволю насладилось странной и лукавой застенчивостью этого места. И поскольку оба они были вежливые, оба не обратили внимания на стеснительную дверь на лестничной площадке.
Вот и Засвалка. Аури пролезла сквозь стену и увидела, что комната точь-в-точь такая, какой она ее запомнила. Не идеально верная, как Колечко. Однако же ничего вызывающе искаженного тут не было. Ничего кривого, потерянного или кричаще неправильного. Теперь, когда туалетный столик был выправлен, Засвалка выглядела вполне довольной и могла спокойно предаться долгому и теплому зимнему сну.
Но все равно, не зря же она шла в такую даль! Поэтому Аури отворила платяной шкаф и заглянула внутрь. Потрогала ночной горшок. В чулан она тоже заглянула, вежливо кивнула стоявшим там метле и ведру.
И окинула взглядом туалетный столик. Там было несколько хорошеньких бутылочек. Одна особенно бросилась ей в глаза. Такая маленькая, светленькая. Сверкающая, как опал. Идеальная, с хитрой защелкой. Аури не нужно было ее открывать, чтобы увидеть, что внутри у нее дыхание. Драгоценная вещица.
Она подняла повыше Средоточие и попыталась посмотреть сквозь круглое отверстие в самом центре него, всего такого центричного. Она надеялась углядеть что-то, чего не заметила прежде. Что-нибудь отпавшее или заплутавшееся. Ниточку какую-нибудь, за которую можно потянуть и что-то вытащить. Но нет. Как ни гляди, прямо или искоса, а с туалетным столиком все было хорошо, и он действительно был в порядке.
Бутылочка, сверкающая потаенным дыханием — это был бы царский подарок. Но нет. Взять ее было бы так же глупо и жестоко, как выдрать зуб ради того, чтобы выточить из него бусину и повесить на нитку.
Она вздохнула и пошла прочь. Вышла сквозь стену и принялась спускаться по безымянной лестнице. Может, стоит сходить поохотиться в Линн, это такое трубное место, и, наве…
И на тебе! На обратном пути лукавый камень вывернулся у нее из-под ноги. Аури задумчиво спускалась из Засвалки по безымянной лестнице, и тут одна каменная ступенька наклонилась и накренилась. И она вперед! Чуть не упала!
Аури вскрикнула, и среди ее испуга Средоточие рванулось прочь. Оно, вращаясь, вывалилось из ее руки и выплыло из облака ее золотистых волос. Оно было очень тяжелым, но казалось, что оно скорее летит, чем падает. Оно повернулось, кувырнулось и ударилось о седьмую ступеньку так сильно, что камень треснул, снова подскочило в воздух, вращаясь, пало ниц своим медным лицом и разбилось при падении.
О, что за звук оно издало — точно стенание разбитого колокола! Точно песнь умирающей арфы! Оно ударилось о камень — и сияющие осколки разлетелись прочь.
Аури каким-то чудом устояла на ногах. Упасть она не упала, но как же заледенело сердце у нее в груди! Она с размаху села на ступеньки. Она слишком онемела. Сердце стало холодное и белое как мел.
Она еще чувствовала его у себя в руках. Видела следы от его острых граней, вцелованные в ее кожу. Она поднялась на ноги и принялась деревянно спускаться вниз. Шаги ее были неловкими и неровными — бездумные ступеньки все пытались ее уронить, как слабоумный старичок снова и снова рассказывает один и тот же несмешной анекдот.
Она так и знала. Надо было с ним помягче, с миром-то. Она же знала, как все устроено. Она же знала, что, если не будешь ступать легко, как птичка, весь мир развалится и погребет тебя под собой. Словно карточный домик. Словно бутылка о камни. Словно запястье, крепко прижатое рукой с горячим дыханием, воняющим вином и похотью…
Заледеневшая до хрупкости, Аури остановилась на нижней ступеньке. Глаза ее были опущены, солнечные волосы окутывали ее покрывалом. Все было так неправильно, что хуже и не бывает. Она не могла заставить себя посмотреть дальше своих маленьких, перепачканных пылью ножек.
Но ничего другого не оставалось. И Аури подняла глаза и выглянула. Потом вгляделась. Она увидела осколки — и сердце перевернулось у нее в груди. Нет! Оно не разбилось. Оно разломалось. Разломалось оно!
Лицо Аури медленно расплылось в улыбке. Такой широкой, можно было подумать, будто она луну съела. Ну да! Средоточие разломалось, но ничего плохого тут нет. Хлеб ломается. Лед ломается. Голос ломается. Ну да, конечно, оно разломалось. Как же еще некто столь сосредоточенный на себе мог бы выпустить в мир все свои идеальные ответы? Некоторые вещи слишком правильны, чтобы оставаться такими как есть.
Средоточие распалось на три сияющих куска. Три зазубренных осколка, по три зубца на каждом. Оно перестало быть булавкой, вонзенной в сердце вещей. Оно сделалось тремя тройками.
Аури расплылась в улыбке еще шире. Ах! Ах! Ах! Ну да, конечно! Она ведь искала не вещь. Неудивительно, что все ее поиски обернулись ничем. Неудивительно, что все выглядело так неправильно. Это были три вещи. Он принес три, и ей, значит, тоже надо. Три идеальных тройки — вот будет ему подарок!
Аури насупила брови, обернулась и посмотрела назад, на лестницу Шестерня ударилась о седьмую ступеньку Средоточие разбило ее довольно жестоко. Значит, не семь! Еще одно, в чем она ошиблась. Не на седьмой день он придет. Он посетит ее сегодня!
В другое время эта мысль могла бы начисто выбить ее из колеи. Она бы вся вспотела и безнадежно запуталась. Но только не сегодня! Не сейчас, когда перед нею была сама прекрасная истина. Не сейчас, когда ей вдруг все сделалось ясно и очевидно. Три вещи — это же так просто, если знать, что к чему!
Аури была настолько ошеломлена, что ей потребовалось несколько минут, чтобы осознать, где она стоит. Или, скорее, осознать, что лестница наконец-то поняла, где находится. Поняла, что она такое. К чему она относится. У нее появилось имя. Аури находилась в Девятикратно.
СОКРЫТАЯ СУТЬ ВЕЩЕЙ
Аури собрала тройки и направилась обратно в Мантию. Теперь они казались куда легче. Оно и неудивительно. Они же рассыпали все свои тайны, а уж Аури ли не знать, как тяжелы могут сделаться тщательно скрываемые тайны!
Вернувшись в Мантию, Аури бережно расположила тройки. Но еще до того, как она закончила расставлять их вдоль стены, она увидела прообраз своего первого дара. Увидела яснее ясного. Теперь понятно, для чего тут так много лишнего пола! Теперь понятно, почему она никогда не пользовалась вторым выступом у стены!
Зубцы были восхитительны. Такие правильные! Они сияли, точно желания в сказке.
Увидев, как все следует устроить, Аури отнесла первую сияющую тройку обратно в Засвалку. Через Подводы, с их мужчинами, всеми как есть, через кругло-идеальное Колечко, и по Девятикратно, нарочито-небрежному в своей новенькой поименованности.
Улыбаясь, Аури принесла сияющую медную тройку прямо к платяному шкафу и уложила ее в ящик, как нельзя более бережно. Тройка угнездилась внутри совершенно непринужденно. Будто возлюбленный или ключ. Аури сунула обе руки в ящик и ощутила кончиками пальцев прохладную белую гладкость простыни. Она вынула ее и прижала к губам.
Простыня была свободна и могла уйти. И Аури, задыхаясь, кинулась обратно в Мантию, прижимая к груди простыню.
Вторую тройку она отнесла прямиком в Туки. На один головокружительный миг Аури оставила Подсветье. Пролом в стене, потайная лестница, потом через подвал — в кладовую лучшего трактира, какой она знала. Там она оставила тройку и взяла взамен толстую белую перину, набитую невинностью и пухом. Перина была хорошая, мягкая, полная ласкового шепота и воспоминаний о дорогах.
И даже под весом этой перины Аури мчалась через подземелье легко, как пушинка.
Вернувшись в Мантию, она бережно расстелила перину у стены, напротив своей собственной постели. Достаточно близко, чтобы, если она ему вдруг понадобится, можно было лишь шепнуть. Достаточно близко, чтобы, если он захочет, он мог бы ей петь по ночам.
Подумав об этом, она слегка покраснела, потом взяла идеальную сливочную простыню, постелила ее поверх перины и подоткнула края. Мягко разгладила ее ладошками. Она была такая чудесная, как поцелуй, коснувшийся кожи!
Улыбаясь, Аури пошла в Порт и достала обратно одеяло. Теперь понятно, почему оно ее бросило. Оно осознало, что к чему, намного раньше, чем она. Просто оно больше было не для нее. Аури постелила на постели его одеяло и обратила внимание, что оно теперь не боится пола. Отступив назад, она посмотрела на него, такое мягкое, и нежное, и надежное, и честное.
Она принесла из Порта его красивую чашечку. Принесла кожаную книгу, неразрезанную, непрочитанную, совершенно неведомую. Принесла каменную статуэтку. И разместила все три на полочке у его постели, чтобы у него было что-нибудь свое красивое.
Ну, вот и все. Теперь у Аури был для него подарок: надежное место, где он может жить.
Но, как ей ни хотелось остаться и понежиться еще, надо было двигаться дальше. Сегодняшним правилом было число три. Ей нужны были еще два подарка.
* * *
Аури вернулась в Порт и окинула полки самым что ни на есть пристальным взглядом созидателя. И, поскольку сегодня был день созидания и в спину дул попутный ветер, Аури подумала о том, что могло бы ему пригодиться.
Это был непривычный образ мыслей. Несмотря на то что она хотела не для себя, она понимала, что такие вещи могут быть опасны.
Она посмотрела на остролистую баночку. Та дразнила и манила, но Аури понимала, что для него это не то. Не совсем то. Это был дар для нежданного гостя. Соты… ну, пожалуй. Она потянулась двумя пальцами к склянке с плодами лавра. Взяла склянку, посмотрела ее на свет. Ну да, ему действительно недостает лавров.
И тут все щелкнуло и сложилось. Ну конечно! Она чуть заметно улыбнулась. Что может быть лучше, чтобы утишить гнев? А кроме того, это была третья часть того, за что она уже взялась. Свеча. Свеча — именно то, что ему надо.
Тут Аури вдруг остановилась, будто с разбегу, по-прежнему держа в руке склянку. Она затаила дыхание и задумалась о суровой реальности времени. Свеча — это плавка. Свеча — это литье. А все это в первую очередь — форма. Аури почувствовала, как у нее все лицо нахмурилось при одной мысли о том, чтобы сделать ему маканую свечку. Нет-нет, это никуда не годится, все эти крипли и крапли совсем не для него.
Нет. Только форма. Единственный способ сделать свечу, которая достаточно хороша для него.
А это значит — Ковница.
Аури почти даже не колебалась. Ради себя она бы на такое не пошла, но сейчас это было просто необходимо. Ну разве он не заслуживает чего-нибудь хорошего? После всего, что он сделал, разве не заслуживает он хорошего, царского подарка?
* * *
Это было чистое и тихое место.
Там стоял рабочий стол. Черный, и гладкий, и твердый как камень. По бокам стояли штативы. Тиски. Набор плавающих колец. Подставка под горелку. Были там и краны, и вентили, продуманно устроенные: все сталь, латунь и железо.
Были там и полки, все на одной стене. Уставленные многочисленными и разнообразными принадлежностями ремесла. Кислоты и реагенты в закупоренных склянках. Сульфоний в каменной банке. Стойки с порошками, солями, глинами и травами. Масла и мази. Четырнадцать вод. Двойная известь. Камфара. Все идеально. Все верно. Все собрано, факторизовано и хранится самым подобающим образом. Были тут и инструменты. Перегонные кубы и реторты. Великолепная широкая бесфитильная горелка. Мотки медных трубочек. Тигли, и щипцы, и водяные бани. Сита, и фильтры, и медные ножи. Был и измельчитель, и ослепительно чистый винтовой пресс.
Были там и каменные полки. Бережные полки. На них, за толстым-толстым стеклом, таились бутыли. Эти бутыли не были чистыми и аккуратными, как на других полочках. И ярлыков на них не было. Они были дворовые. В одной хранился крик. В другой ярость. Там было много-много бутылей, и эти две были далеко не самые худшие.
Аури поставила на стол банку с плодами лавра. Она была маленькая. Как уличный сорванец. И большинство вещей были ей не по росту. Большинство столов были для нее слишком высокие. Этот нет.
Эта комната прежде принадлежала ей. Хотя нет. Эта комната прежде кому-то принадлежала. А теперь нет. Не принадлежала. Это было никакое место. Пустой лист ничего, которое не могло принадлежать. Оно было не для нее.
Аури выдвинула ящик рабочего стола и достала оттуда кругоугольную латунную форму. Такая как раз лучше всего подойдет для свечки.
Сосредоточенно хмурясь, Аури рассматривала плоды лавра. Да, они вполне почтительны, как и следовало ожидать, но при этом полны гордости. И еще с намеком на холод северного ветра. Это бы нужно поумерить. И… да. Сквозь них тоже тянулась ниточка гнева. Аури вздохнула. Нет, так совсем не годится.
Она сощурилась и поиграла цифрами в голове. Переводя взгляд с формы на склянку с плодами, она видела, что воска, который в них содержится, совсем не хватит. На целую свечу точно не хватит. На настоящую свечу. На свечу для него.
Аури вышла и вернулась с сотами. Деловито положила их под пресс и принялась вращать рукоятку, пока мед не хлынул вниз, в чистую, прозрачную баночку. Работы на полминуты.
Оставив мед стекать, Аури зажгла ближайшую бесфитильку и развернула штатив так, чтобы тигель оказался на нужной высоте. Открыла пресс, достала плоский лист пчелиного воска, сложила вчетверо и положила в тигель. Воска вышло не очень много, примерно столько, сколько могло поместиться у нее в обеих ладонях. Но, когда она добавит плоды лавра, выйдет как раз достаточно, чтобы заполнить форму.
Аури посмотрела на тающий воск и кивнула. Вещь будет сонная. Сплошь осенняя сладость, трудолюбие и заслуженная награда. Колокольчики тоже придутся кстати. Тут не было ничего такого, чего бы она ему не пожелала.
Будь это свеча обычного поэта, меда и лавра, пожалуй, было бы достаточно. Но ведь он не простой поэт! Нужно что-то еще.
Щепотка камфары подошла бы идеально. Самая чуточка, искорка, намек на что-то летучее. Но камфары у нее не было, и желать этого было бессмысленно. Поэтому вместо этого Аури принесла кусочек идеальной смолы из Порта. Для связи и чтобы душа его оставалась душевной сейчас, когда наступает зима.
Аури помешивала воск тонкой стеклянной палочкой. Она улыбнулась. Какое все-таки редкостное удовольствие — работать настоящими инструментами! Что за роскошь! Дожидаясь, пока растворится смола, Аури насвистывала, помешивая, и улыбалась. Это будет ее секрет. В свече будет еще и ее свист.
Потом она вышла в Мантию и посмотрела на свою идеальную лаванду в серой склянке. Она достала веточку лаванды. Две веточки. Потом Аури ощутила, как в груди у нее вспыхнул жаркий стыд. Не время сейчас сквалыжничать! Он-то ведь никогда не скупится на помощь. Неужели он не заслуживает сладких снов?
Аури стиснула зубы и вытащила из банки сразу половину лаванды. Ох, какая же она все-таки бывает жадная-прежадная!
Обратно в Ковницу. Аури высыпала плоды лавра в измельчитель. И плоды в три вдоха оказались меленько-меленько перетерты. Потом Аури остановилась, глядя на массу перемолотых плодов.
Она знала, как следует правильно себя вести с лавром. Знала способ, требующий терпения. Стереть и сварить восковые плоды. Отфильтровать выварки. Проварить еще раз, осветлить, остудить, отделить воск. Даже с настоящими инструментами на это уйдут часы работы. Много-много часов.
Но он-то ведь придет уже скоро! Она это знала. Знала, что на это нет времени.
И даже если бы у нее в запасе был целый день. Ведь в воске есть начала, которые для него не годятся. Он и так под завязку полон гнева и отчаяния. И гордость… ну, уж этого-то у него с избытком.
Есть, есть способы отфакторизовать все это. Все их она знала. Знала вращающиеся круги известкования. Умела делать возгонку и вытяжку. Умела выделить неисключающее начало не хуже любого, кто когда-либо занимался этим ремеслом.
Но сейчас было не время вымаливать милости у луны. Не теперь. Ей нельзя спешить и нельзя медлить. Бывают вещи, которые слишком важны.
Все как говаривал Мандраг: девять десятых алхимии — это химия. А девять десятых химии — ожидание.
Ну, а остальное? Та крохотная десятая доля десятой доли? Самая суть алхимии — то, чему Аури научилась давным-давно. Она училась этому прежде, чем обрела понимание истинного устройства мира. Прежде, чем узнала способ быть маленькой.
О да! Она обучилась своему ремеслу. Постигла его тайные пути и секреты. Все тонкие, нежные, вкрадчивые пути, которые делают человека истинным мастером в этом искусстве. Так много разных путей! Иные надписывают и описывают. Существуют символы. Обозначения. Бин и связывание. Формулы. Математический аппарат…
Но теперь-то она знала куда больше, чем все это. Многое из того, что она прежде считала истиной, оказалось обычными фокусами. Просто хитроумными способами разговаривать с миром. Это все был торг. Мольба. Зов. Взывание.
Но под всем этим лежала тайная глубина, сокрытая суть вещей. Мандраг ей этого так и не сказал. Пожалуй, он и не знал. Эту тайну Аури открыла сама.
Она знала истинный облик мира. Все прочее было тенью и рокотом далеких барабанов.
Аури кивнула сама себе. Ее личико было суровым. Она сгребла восковые перемолотые плоды в сито и поставила сито над сборником.
Она закрыла глаза. Развернула плечи. Сделала медленный, ровный вдох.
В воздухе висело напряжение. Натяжение. Ожидание. А ветра не было. Аури не говорила. Мир напрягся и замер.
Аури перевела дух и открыла глаза.
Она была маленькая, как уличный сорванец. Ее крохотные ножки, стоявшие на камне, были босыми.
Аури стояла и улыбалась в кругу своих золотистых волос, давя на мир всем весом своего желания.
И все содрогнулось. Все постигло ее волю. Все прогнулось, чтобы ей угодить.
* * *
Вскоре Аури вернулась в Мантию с красноватой свечой, в которую была впрессована лаванда. Свеча пахла лавром и пчелами. Она была идеальна.
Аури умыла лицо. Умыла руки и ноги.
Уже скоро. Она это знала. Скоро он придет в гости. Весь огненно-алый, славный, грустный и сломанный. Прямо как она. Он придет и, как истинный джентльмен — а ведь он же джентльмен! — принесет ей три вещи.
Аури улыбалась и чуть не приплясывала. И у нее тоже будет для него три вещи!
Во-первых, его хитроумная свеча, такая таборлиновская. Такая теплая, начиненная поэзией и снами.
Во-вторых, подходящее место. Полочка, где он сможет оставить свое сердце. Постель для сна. Тут ему ничто не причинит вреда.
Ну, а в-третьих? Ну-у… Аури опустила голову и почувствовала, как щеки у нее мало-помалу заливаются краской…
Чтобы выиграть время, Аури протянула руку к каменному солдатику, что стоял в изголовье его постели. Странно, как это она раньше не замечала узора у него на щите? Он был еле виден. Но да. То была башня, окутанная языком пламени. Это не простой солдатик: это маленький каменный амир.
Вглядевшись, Аури различила еще и тончайшие линии на его предплечьях. Нет, ну как она могла упустить из виду такое? Это же крохотный кирид. Ну да, конечно. Конечно, так оно и есть. Как иначе он мог бы быть подходящим подарком для него? Она поцеловала крохотную статуэтку и поставила обратно на полочку.
Но все равно оставалось еще и в-третьих. На этот раз Аури не стала краснеть. Она улыбнулась. Умыла лицо, и руки, и ноги. А потом бросилась в Порт и открыла остролистую баночку. Двумя пальцами Аури достала одну-единственную ягоду. Крохотную ягоду, алую, как кровь, даже в зеленом свете Лисика.
Аури забежала в Тамбур и посмотрелась в зеркало. Облизнула губы и прижала ягоду к ним. Помазала губы ягодой, потом провела ею по губам взад-вперед.
Она посмотрела на свое отражение. Точно такая же, как и раньше. Губы у нее были бледно-бледно-розовые. Она улыбнулась.
Аури вернулась в Мантию. Умыла лицо, и руки, и ноги.
Возбуждение накипало и бурлило внутри. Аури посмотрела на его постель. Его одеяло. Его изголовье с крохотным амиром, который ждал там, чтобы хранить его.
Все было идеально. Все было верно. Это было начало. Однажды ему понадобится место, а тут для него все уже готово. Однажды он придет, и она станет заботиться о нем. Однажды он будет тем, кто пуст, как скорлупка, пустынен, опустошен во тьме.
И тогда… Аури улыбнулась. Не ради себя. Нет. Ради себя — никогда. Ей следует оставаться маленькой и спрятанной, сокрытой от мира.
Но ради него — совсем другое дело! Ради него она пустит в ход все свое желание. Призовет всю свою хитрость, все свое мастерство. И тогда она создаст для него имя.
Аури крутанулась раза три. Втянула в себя воздух. Усмехнулась. Повсюду вокруг нее все было как следует. Она точно знала, где находится. Именно там, где ей и следовало быть.
ЭПИЛОГ
В глубине Подсветья, стоя на теплых камнях, Аури услышала слабый и нежный обрывок мелодии.
ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА
Давайте, я поведаю вам повесть о повести. Это именно то, чем я занимаюсь.
* * *
В январе 2013 года я сидел в баре в Сан-Франциско с Ви Харт: матемузыкантом, видеохудожницей и вообще чудесным человеком. Оба мы много лет были поклониками творчества друг друга, сами того не зная, и нас лишь незадолго до того познакомил наш общий друг.
В тот день мы впервые встретились лицом к лицу. Я только что дописал первый набросок книги, которая теперь перед вами, и Ви согласилась взглянуть на это и высказать свое мнение.
Мы провели пару часов, обсуждая эту повесть, и наша беседа то и дело отклонялась в самых непредсказуемых направлениях, как и водится у хороших бесед.
Ви действительно оказалась хорошим читателем. Мало того что умным, еще и на удивление проницательным вдобавок. Когда я сказал ей об этом, она слегка усмехнулась и объяснила, что она, собственно, сама большую часть времени только и делает, что пишет. Она пишет сценарии для своих видеороликов, потом их снимает. Сценарий — это львиная доля работы.
Она указывала на кое-какие моменты в повести, над которыми еще следовало поработать, на некоторые шероховатости, некоторые логические нестыковки. Указывала и на то, что ей понравилось, и говорила о повести в целом.
Следует заметить, что к тому моменту я был несколько пьян. Со мной такое нечасто случается. Но, поскольку уж мы застряли в баре, вежливость требовала купить что-нибудь выпить. Потом я взял еще, потому что Ви взяла себе еще, а мне не хотелось отбиваться от компании. А потом я взял себе еще, потому что несколько нервничал из-за первой встречи с Ви. И еще потому, что несколько нервничал из-за своей книги.
Ну, скажем честно: из-за книги я нервничал не «несколько», а довольно сильно. Потому что в глубине души-то я понимал, что эта моя новоиспеченная повесть — просто катастрофа. Крушение поезда. Колоссальное, дымящееся крушение.
— Там же нет ничего, чему полагается быть в книге! — говорил я Ви. — В книге должны быть диалоги, действие, конфликт. И персонажей должно быть больше одного! А я написал зарисовочку на тридцать тысяч слов!
Ви сказала, что ей нравится.
— Ну это-то да, — сказал я. — Мне тоже нравится. Но это же не главное. Ты понимаешь, люди ждут от книги определенных вещей, — объяснил я. — Без одной или двух из них еще можно обойтись, если осторожно, но нельзя же без всего сразу! Больше всего похожа на хоть какое-то действие сцена, в которой человек варит мыло. Я извел восемь страниц на описание того, как человек варит мыло. Восемь страниц шестидесятистраничной повести на то, как человек варит мыло. Это же психом надо быть!
Как я уже говорил, я действительно переживал из-за этой книги. Ну, и пьян был — возможно даже, довольно сильно. И я наконец получил возможность свалить с плеч часть груза, которым до сих пор ни с кем не делился.
— Люди это прочтут и взбесятся, — сказал я.
Ви смотрела на меня с серьезным видом.
— Я чувствую большее эмоциональное сродство с неодушевленными предметами в этой повести, чем обычно чувствую с целыми персонажами других книг, — объяснила она. — Это хорошая повесть.
Но я и слушать ничего не желал. Я покачал головой, даже не глядя на нее.
— Читатель ждет определенных вещей. Люди это прочтут и разочаруются. Там нет ничего, чему полагается быть в нормальной книге.
И тут Ви сказала кое-что, что я запомню на всю оставшуюся жизнь.
— Да ну их в жопу, этих людей, — сказала она. — Для таких, как они, книги все время пишут. А как же я? А где же книги для таких, как я?
Она говорила страстно, и твердо, и чуточку сердито. Она могла бы даже хлопнуть ладонью по столу. Мне нравится думать, что она хлопнула ладонью по столу. Давайте скажем, что она это сделала.
— Пусть себе другие люди читают свои нормальные книги, — сказала Ви. — А эта книга — не для них. Это моя книга. Это книга для таких, как я.
Это была одна из самых приятных вещей, какие мне когда-либо говорили.
* * *
Я не собирался писать эту повесть. Точнее, я не рассчитывал, что эта повесть об Аури выйдет именно такой.
Писать ее я начал где-то в середине 2012 года. Я рассчитывал, что это будет короткий рассказ для антологии «Негодяи», которую издавали Джордж Мартин и Гарднер Дозуа. Я задумал ее как историю о трикстере и предполагал, что из Аури выйдет приятное дополнение к более традиционным негодяям и мошенникам, которые, без сомнения, появятся в этой книге.
Но история вышла совсем не такой, как я рассчитывал. Куда более странной, чем обыкновенная повесть о трикстере, и в самой Аури оказалось куда больше тайн и загадок, чем я подозревал.
В конце концов история об Аури перевалила за четырнадцать тысяч слов, и я ее забросил. Она получалась слишком длинной. Слишком необычной. И, помимо всего прочего, сделалось ясно, что для антологии она не годится. Аури была не просто трикстером. А главное, это вышла совсем не история о плуте.
Невзирая на тот факт, что я уже пропустил дедлайн, Мартин с Гарднером были столь добры, что дали мне дополнительное время. И я вместо этого написал «Грозовое дерево», историю про Баста. Для антологии она подходила куда лучше.
Но история Аури по-прежнему ворочалась у меня