Определяя место монастырей в социальной структуре Руси XI-XIII веков, необходимо отметить, что они являлись формой социальной организации людей, которые, отдаваясь христианским идеалам, отказались от принятых в светском обществе норм жизни. Эти люди решали разнообразные задачи: от подготовки своих членов к загробной жизни до создания образцовых хозяйств, обеспечивающих их сельско-хозяйственными продуктами и изделиями ремесла. На монастырях лежала социальная функция: организация больниц, домов инвалидов, раздача пищи больным и обездоленным, нищим. Зачастую такие монастыри перерастали из малой обители в крупную организацию монашеской структуры. Некоторые из них занимались даже торговыми делами.
Характерной чертой в деятельности монастырей было накапливание богатства. Сначала это были княжеские и боярские пожертвования, дружины отдавали часть своей военной добычи. Особенно велика помощь была от Государей всея Руси, в результате чего отдельные монастыри превращались в крупные зажиточные земельные хозяйства-владения множеством сел и угодий. Так, например, князь Ярополк Изяславич пожертвовал Печерскому монастырю «всю жизнь свою» (т.е. все частные имения и крестьян живших там); его дочь подарила тому же монастырю «пять сел и с челядью»[13] и т.д.
Превращение монастырей в земельных собственников значительно расширяло и укрепляло частно-феодальный социально-экономический уклад русского общества. Они владели населенными крестьянами землями как вотчинами. Земли в последствии могли передаваться по завещанию, по духовным грамотам, с целью обеспечить себе после смерти поминание перед Богом и моление о прощении своих грехов. Все это способствовало нарастанию монастырей, а в целом - увеличению церковной собственности.
|
|
Вместе с крупными пожертвованиями от мира в монастыри притекали из того же источника и другие статьи дохода. Вероятно, и у нас скоро привился греческий обычай, по которому всякий, стремившийся быть погребенным с честью, покупал себе могилу обязательно в монастыре и делал туда, а не в приходскую церковь, взнос на помин души. Уже в до-монгольское время распространилось поверье окончательно окрепшее в последующее время, что «всякий, положенный в Печерском монастыре, будет помилован, хотя бы и грешен был».[14] Нужно думать, что бояре, наметившие себе еще при жизни известный монастырь как место погребения, благотворили ему деньгами и натурой. Из возможных родов благотворения монастырям есть упоминание только об угощении монахов трапезами. Великий князь Ростислав Мстиславович во время великого поста приглашал к себе каждую субботу и воскресенье двенадцать чернецов Печерских и игумена на обед. По окончании поста он учреждал трапезы для всей братии и кроме того часто приглашал их к себе в среду и пятницу. Эти трапезы - не русское изобретение, а старый греческий обычай. Как видно из «Правила» митрополита Иоанна II, и у нас миряне не довольствовались угощением чернецов у себя на домах, а, при отсутствии нормальных монастырских порядков, часто задавали пиры в самих монастырях, стараясь превзойти друг друга роскошью яств и, как бы для большей порчи иноческих нравов, приводя вместе с собой туда и своих жен: «иже в монастырях; пишет русский митрополит, «часто пиры творят, созывают мужи вкуп и жены, и в тех пирах друг друга приспевают, кто лучший сотворит пир. Эта ревность не от Бога, но от лукавого бывает ревность сия».[15]Что выходило из таких пиров, видно из другого артикула того же «Правила», который митрополит Иоанн начинает словами: «во пирах питий, целующиеся с женами без смотрения мнихом».
|
|
По идеалу, всякий вступающий в монастырь должен покинуть мир и в том числе все свое имущество. Но в серой будничной действительности, коль скоро монастыри сделались хозяйственными корпорациями, то самыми желанными членами в них явились богатые постриженики, приносившие все свои сокровища в монастырскую казну. В необщежительных монастырях дело ставилось еще проще: деньги оставались у владельца на руках. Так бытовым образом монастыри превратились как бы в ассоциации на паях, то есть не рассчитывали только на случайных богатых вкладчиков, а сделали вклады для всех вступающих обязательными. Насколько это зло было у нас распространено со времени появления монастырей, видно из случайных заметок Несторова жития преподобного Феодосия. Последний «обходя вся монастыря, хотя быти в них и моляся им, да принят ими будет: они же видевши отрока простым и ризами же худыми оболчена, не рачища того преяти».[16] Поэтому, когда он сам стал игуменом, то принимал всех, желавших пострижения. Вкладничество неизбежно повело к грубому нарушению равенства монастырских братий, разделило их на привилигированных, как бы капиталистов, и на неполноправных - черных работников. Такое явление можно подметить даже в самом Киево-Печерском монастыре. Патерик сообщает об одном малосхимном монахе, что он много раз хотел постричься (в великую схиму), но по нищете его братия пренебрегала им: если он не мог добиться великой схимы по своей нищете, то, очевидно, великосхимниками в монастыре были только монахи денежные или вкладчики.
|
|
Следует заметить, что в то время великая схима представляла собой необходимое условие полноты монашеского звания и была в этом смысле для всех обязательна. Схима представляла нечто неожиданное в монашестве, потому что человеку, отрекшемуся от мира в малой схиме или в обыкновенном чине пострижения, не остается более ничего, от чего бы он должен еще отречься. И составители чина великой схимы заставили постригаемого снова повторять те же самые обеты, которые он произнес при своем монашеском пострижении и которые при вторичном произнесении звучат анахронизмом. Феодор Студит (IX в) еще отрицал разделение монашества на два образа и признавал только один «подобно крещению». Но уже по редакции монашеского устава патриарха Алексия (XI в) вводится два образа. Но раз великая схима была признана за совершенную степень монашества, то последовательность требовала облекать его всех добропорядочных чернецов, между тем греки распространили у нас иной взгляд, превращая схиму в какую-то экстрему.
При указанных несовершенствах монастырских порядков, русское монашество несомненно имело свои темные бытовые стороны. Особенно толкали на соблазны слабых людей монашествование в вольных безуставных монастырях и свобода брожения по миру, как это было и на Востоке.
К ненормальным явлениям на фоне русского монашества, следует еще сказать о некоторых искажениях этого института, какие у нас практиковались по примеру греков уже в период до-монгольский, а именно: о пострижениях при последнем издыхании, и о насильных пострижениях в целях политических и гражданских. Первый обычай возник, вероятно, не без связи с взглядом на иноческое пострижение, как на таинство, как на второе крещение, очищающее от грехов. Вслед за псевдо-Дионисием Ареопагитом взгляд этот развивал Феодор Студит: на той же точке зрения стоял и Семион Новый Богослов. О случаях предсмертных пострижений известно только о князьях и княгинях и только начиная с конца XII века. Этот обычай ввелся на Руси не без борьбы со стороны белого духовенства. Первое по времени летописное упоминание данного обычая под 1168 год сопровождается следующим характерным сообщением: великий князь Ростислав Мстиславович «когда отходя житья сего маловременного и мимотекущего, молвяще Семьюнови попови, отцу своему духовному: тебе воздати слово о том Богу, занеже вызборони меня от пострижения».[17]Точно также и Иполикарп, инок Киево-Печерский, пишет в Потерике: «кто говорит - постригите меня, когда увидите, что я буду умирать, того суетно вера и пострижение». Случай насильного пострижения в интересах политических, определенно и ясно засвидетельствованный, известен всего один. В 1205 году Галицкий князь Роман Мстиславич победил своего тестя великого князя Рюрика Ростиславича и постриг его вместе с женой. Однако менее чем через год сам был убит, а постриженный Рюрик сбросил черные ризы и снова княжил в Киеве и Чернигове целых десять лет.
Монастыри имели важное экономическое и политическое значение. Монастырь являлся, прежде всего, хозяйственным центром. Во-вторых, монастыри были представителями Москвы и способствовали укреплению влияния и власти московских князей на обширных пространствах Руси. В-третьих, монастыри играли значительную роль в качестве поставщиков многих товаров ко двору митрополита. Вокруг монастырей создавался своеобразный хозяйственный и торговый центр.