Калеб улыбнулся, глядя на беговую дорожку в моей спальне.
— Чудеса не прекращаются.
— Я бегаю по тридцать минут в день. Пытаюсь... стать спортивнее.
— А я думал, мне показалось, что твои бедра стали немного сильнее. — Он коснулся моей ноги.
Я вцепился в дверь, осушив свой стакан.
— Благодарю.
— Все в порядке? – он нахмурился.
— Да. Там еще есть веранда.
Я поспешил обратно на кухню, чтобы наполнить свой стакан. Кэл едва пригубил свой напиток и теперь смотрел на меня с нескрываемым подозрением.
Я показал маленькую веранду. Я поставил там два стула и пепельницу.
— Обустроенная зона для курения, — сказал он. — Это хорошо.
— Ты хочешь покурить?
— Нет, я хочу знать, что с тобой происходит?
— Ничего. Правда.
— Не лги мне. — Его глаза сузились. — Мое присутствие здесь заставляет тебя нервничать? Я могу уйти.
Он вернулся внутрь и поставил стакан на стойку.
Я допил свой второй бокал и последовал за ним.
— Нет, это… нет. Я хочу, чтобы ты был тут. — Я представлял, что это будет происходить по-другому, и должен был продумать лучше. Кэл всегда видел меня насквозь. — Я хочу показать тебе кое-что. — И будто по сигналу мое сердце пустилось вскачь, будто пыталось выскочить наружу.
— Так покажи, — коротко ответил он.
Я кивнул и пошел в спальню, зная, что он последует за мной. Я снял рубашку, глубоко вздохнул и поцеловал его в шею.
— Майкл, ты сделал какую-то устрашающую татуировку? — Его голос был уже хриплым, гнев исчез. Кэл обхватил мои бедра и откинул голову назад.
— Нет.
Мои руки дрожали, когда я снимал с него свитер.
В этот раз, слава Богу, он поднял руки. Я поцеловал его грудь, и он вздохнул.
— Пирсинг?
— Нет. — Я отступил к кровати, снимая штаны, как делал и до этого. Мое лицо уже неистово пылало. — Это кое-что... что я попробовал.
Я переступил через боксеры и лег спиной на кровать, закрыв глаза. Это помогло – я не видел его, стоящего и пристально смотрящего на меня сверху вниз.
Я согнул колени и крепко прижал свой член. И, прежде чем я смог отговорить себя от этого, втянул в рот указательный палец, облизал его, а затем опустил вниз и ввел в свой анус. Кэл издал легкий, приглушенный звук. И я почувствовал, как прогнулся матрац, а его руки развели в стороны мои бедра.
— Покажи мне, — прошептал он.
Я погладил член и проник пальцем внутрь и наружу.
— Боже, Майкл. Позволь мне... — Кэл отвел мои руки. Я сжал одеяло, когда его палец, скользкий от слюны и длиннее моего, вошел в меня. Моя спина выгнулась над кроватью. Я открыл глаза и пристально посмотрел на него.
— Это то, чего ты хочешь?
Его палец двигался во мне, а другая рука медленно ласкала член по всей длине. Когда я отрицательно покачал головой, он добавил второй палец и стал двигать ими быстрее, сильнее. Я задрожал. Капли спермы сочились на мой живот.
— Больше, — удалось выдавить мне.
В его глазах плескалась расплавленная лава, а рот приоткрылся. Он резко перевернул меня, вытащив пальцы из меня так резко, что это причинило боль. Я поднял свою задницу вверх. И так, чтобы это сделало мои пожелания более ясными, я обхватил одну из ягодиц и отвел ее в сторону.
Его язык погрузился в меня – ощущение настолько неожиданное и запретное, что я зарычал и толкнулся в его рот. Я вцепился в подушку, мои челюсти то сжимались, то расслаблялись, а бедра дрожали.
— Кэл, пожалуйста... больше.
Наконец-то он понял мой посыл. Его язык исчез.
— Значит, вот чего ты хочешь, — сказал он. Его голос был низким и осторожным. И это не было вопросом.
Я взял бутылку смазки из ящика тумбочки, бросил ее на одеяло и опустил голову.
— Я знаю, что ты никогда не спрашивал, — сказал я, — но у меня есть... результаты анализов. Я проверялся. Я могу показать тебе их в любое время.
Кэл не ответил.
Я оглянулся назад.
Он держал бутылку в руке и просто смотрел на нее.
Два полных выпитых бокала наконец-то накрыли меня, расслабив все тело и заставляя голову кружиться.
— Я слетаю с катушек, — сказал я ему, — желая этого.
— Меня не волнуют тесты, — спустя пару секунд ответил он. — Я никогда их не делал. — Это небольшое отвлекающее заявление заставило встать волосы на моем затылке дыбом. — Я был с двумя девственниками и с тобой.
Он снял штаны. Я снова закрыл глаза и прислушался к звуку того, как он поглаживал себя, распределяя смазку.
— Я доверяю тебе, — сказал я.
Кэл распределил смазку на мне и внутри меня. Я несколько раз качнулся, двигаясь на его пальце.
— Майкл, — прошептал Кэл, прижимая головку к моему входу. — Расслабься...
Однако я не заботился о расслаблении. Я толкнулся назад, понукая войти в меня и прося сделать это. Звук, который он издал, был в равной степени наполнен удовольствием и болью. Я задрожал так сильно, что пришлось лечь пластом на кровать. Кэл скользнул внутрь полностью, пока я не почувствовал его яйца. Это напугало меня – этот толстый жезл внутри, пригвоздивший меня, – и от страха я не мог пошевелиться.
— Скажи мне, что я первый, кто тебя трахает.
Он подвигал бедрами, совершая едва уловимые круговые движения, словно давая понять, кто контролирует ситуацию. Я чувствовал это движение глубоко в своем теле.
— Ты первый... кто трахает меня.
Слеза скатилась из моего глаза. Это случилось не от страсти или боли. Я думаю, это произошло от облегчения.
— Ты все еще хочешь этого?
Он убрал волосы с моего лица, вытащил член наполовину и тут же толкнулся обратно.
— Да, — прошептал я, вздрагивая.
Глава 39
Майкл
— Я сделал тебе больно? — Кэл натянул джинсы и вытянулся рядом со мной. Я остался лежать на животе на пуховом одеяле, влажное пятно растекалось подо мной. Я не ожидал, что кончу, – не в данной ситуации – но страх, давление его члена, наполняющего меня, и трение моего собственного об одеяло успешно справились с этим. Кэл кончил секундой позже, внутри меня.
Я откинул мокрые волосы с глаз и безмятежно уставился на его бицепс. Желания двигаться в ближайшем будущем у меня не было.
— Майкл? — Его голос был принизан беспокойством.
— Я в порядке. Все хорошо.
— Тебе было больно? — Он провел рукой вдоль моего позвоночника.
Мне пришлось задуматься над вопросом на мгновение.
— Немного, — сказал я. — Но мне понравилось. На самом деле я даже не пытался расслабиться.
— Я заметил.
Он перевернул меня на бок и заметил мокрое пятно. На лице появилось изумленное выражение, а затем ухмылка.
— Это не попутным ли ветром тебе надуло?
Я судорожно рассмеялся.
— Это было... одеяло.
— О, это было одеяло? — Он тоже засмеялся, и в уголках его глаз появились морщинки. Удовлетворение отчетливо читалось на его лице. — Впечатляющее одеяло.
— Серьезно, тебе тоже нужно такое.
Я потянулся через его грудь, чтобы достать пепельницу, зажигалку и косяк из тумбочки. Я скрутил косяк заранее сегодня утром, предвидя эту конкретную сцену.
Кэл поднял бровь и сложил руки за головой.
— Ты напоил меня и соблазнил, а теперь пытаешься накурить?
— Я не настаиваю. — Я затолкал подушку за голову и раскурил косяк. — И давай будем честными: ты даже не допил свой первый стакан. Я напился один.
— Верно. — Он сразу же забрал косяк из моих рук. — И все же, ты соблазнил меня. — Он дважды затянулся, прежде чем передать его обратно.
Я курил и позволял своим мыслям блуждать. Они перенеслись на вечеринку в мой дом, теперь дом Николь.
— Видеть, как ты куришь с Кристин, — сказал я, — это сводило меня с ума.
— Я тоже только что подумал об этом. Я почти никогда не употребляю марихуану. Вы все плохо на меня влияете.
— Почему ты позволил ей поцеловать себя?
Он взмахнул пальцами сквозь облако, нависшее над нами.
— Я не знаю. Это ничего не значило. Находиться рядом с тобой было трудно, поэтому я вышел с ней.
— Это было странно, когда она целовала тебя... Я разозлился... но меня, кажется, это возбудило. — Я передал косяк.
— Я пытался не думать о тебе. Когда ты вышел на веранду, — Кэл ненадолго замолчал, держа интригу, — я видел, как ты смотришь на меня, и представлял твои губы на моей шее. Вот это была проблема. Да. — Он усмехнулся и закрыл глаза. — Майкл... когда ты съезжал из своего дома, я подумал о том, чтобы предложить переехать ко мне. Однако из этого ничего хорошего бы не вышло. Ты же знаешь, моя сестра... она любит делать сюрпризы.
— Ох, точно. — Может быть, это ничего не значило, но признание Кэла ошеломило меня. Он думал над тем, чтобы разрешить мне жить с ним? — Черт.
— Моя семья, они не должны никогда узнать. Они... Что там обычно делают Амиши (Прим. пер.: самое консервативное религиозное движение, приравненное к сектантам)? Изгоняют? Отрекаются? Они отрекутся от меня.
— Серьезно?
— Да, по-настоящему. Я собирался снять тебе квартиру рядом со мной. Это была моя вторая идея. Но я знал, что ты не согласишься.
— Да. Нет. — Я выдохнул, находясь под большим впечатлением. — Ничего себе, однако.
— Ты чертовски легкомысленный, — Кэл беспомощно рассмеялся, забрав косяк из моих пальцев. — Если бы ты только слышал себя.
Мне пришлось сконцентрироваться, чтобы вспомнить, что я говорил: в основном это были общие, односложные ответы. Я тоже рассмеялся.
— Прости.
— Нет, это... Не извиняйся. Я тоже сильно под кайфом. — Он наклонился и поцеловал меня в губы. Косяк отправился в пепельницу. Я целовал в ответ медленно, погружая руки в его волосы.
— Ты бы стал жить со мной? Это потому, что я похож на Джейми?
— Джейми мертв, — проговорил Кэл прямо в мои губы.
— Что произошло? — Я отпустил его, и он откинулся на спину рядом.
— Корал забеременела от меня. Мы поженились. Я писал, издавался. — Повествование было сухим, а голос пустым. — Джейми нашел меня. Я не слышал о нем много лет. Девять лет. Он повзрослел.
— Он просто появился?
— Нет, нет. Он написал на электронную почту. Он занимался... рекламой. У него были когда-то художественные амбиции. Я предполагаю, что жизнь выбила их из него. — Кэл прикрыл рукой глаза. — Он хотел встретиться. Мы пообедали. Он был счастлив за меня. Даже за мой брак, моего сына.
— А он был женат?
— Нет. Он был холост. Мы вели себя так, будто ничего не случилось. Мы не говорили о прошлом. Это расстроило меня. Мы не были такими раньше. Мы всегда говорили обо всем. Я вернулся домой... напился, позвонил ему. Я был в ярости. Оказалось, что он тоже. Разозлился на меня за то, что я продолжал жить дальше. Хотя это было неправдой. Я любил его.
Кэл снова прикурил косяк и глубоко затянулся.
— Мы снова начали встречаться. Все складывалось очень хорошо. Он работал в Балтиморе... он приезжал на машине. Отели. — Кэл взмахнул рукой. — Я ненавидел это. Все эти отели. Поэтому он снял квартиру в Вирджинии. Я рассказал Корал о нас все, кроме правды: что он христианин, что мы были лучшими друзьями. Я сказал, что Джейми сменил работу, поэтому иногда приезжал по делам в Вирджинию. Мы начали ремонтировать машину. Это был повод проводить вместе много выходных. Спустя некоторое время я больше не мог ничего делать с Корал.
— Что ты имеешь в виду?
Я лег щекой на подушку, рассматривая его профиль. Он выглядел, словно покойник. Если бы он еще закрыл глаза, это бы испугало меня.
— Я не мог совершить акт. С ней. Я даже пошел к врачу, чтобы это выглядело правдоподобным. Это было унизительно. — Косяк зашипел. — В любом случае, Корал не была глупой. Она стала подозревать и наняла частного детектива. Она поставила меня перед фактом... фотографии были более чем убедительны. Она хотела развода. Угрожала показать их моей семье, его семье. — Кэл провел рукой по волосам. Его лицо приобрело желтоватый оттенок, как будто его мутило.
— Тебе что-нибудь нужно?
— Я думаю, воды.
Я встал с постели, оделся наполовину и принес бутылку холодной воды. Кэл не поблагодарил и даже не посмотрел на меня, но выпил ее целиком.
Мы сидели на краю кровати, не совсем рядом.
— Джейми... наши семьи были одинаковыми. И мы любили наши семьи. Но... Корал хотела полной опеки. Как я мог согласиться на это? — Кэл уставился в пол. — Джейми не хотел, чтобы мы расставались. Он сказал, что его семья не должна узнать. Я объяснил ему, что из-за моего сына произойдет и то и другое, чтобы мой сын смог остаться в моей жизни. Джейми вернулся в Балтимор и повесился. В своей гардеробной. Некоторое время никто даже не знал. Так как он жил один.
Я опустил голову.
— Кэл…
— Нет. Не говори, что тебе жаль. Если бы я вообще оставил его в покое с самого начала, этого бы никогда не случилось. И если бы я не изменял своей жене. Когда она все узнала, это было то, что ей нужно. Она хотела полной опеки и хотела, чтобы я прекратил издаваться, иначе она расскажет его родителям и братьям, почему он покончил с собой. И что это была моя вина. Частично моя. Мы должны были пойти в суд. Она высказала правильную мысль. Она сказала, что за то, что я разрушил ее жизнь, она разрушила мою. — Кэл посмотрел на меня. — Я ненавижу то, что ему пришлось быть одному. Что он должен был сделать это в одиночку. И что потом он висел там один на протяжении многих дней.
Я почувствовал тошноту, но это Кэл, извинившись, оказался в ванной, где его и вырвало.
Глава 40
Калеб
После того, как я закончил рассказ про Джейми, я хотел уехать домой, но чувствовал себя слишком хреново, чтобы вести машину. Даже после того, как меня вырвало, я все еще находился под сильнейшим кайфом.
Майкл дал мне запасную зубную щетку, и я привел себя в порядок, побрызгал водой на лицо и завязал волосы.
Чтобы как можно лучше вспомнить прошлое, нужно погрузиться туда. Представить немыслимое: Джейми, висящего в своей гардеробной больше недели, – значит побывать там. Я не хотел отравлять мысли Майкла этими образами. Этого заслуживал только я.
Мы сидели на крошечной веранде, и я курил.
— Прости, — сказал я. — Меня занесло не в ту степь.
— А? — Майкл рассеянно посмотрел на меня.
—То, что я рассказал тебе. Это было совсем не вовремя.
Он глотнул воды из бутылки.
— Я же сам спросил.
— Ты не мог знать, о чем спрашиваешь. — Я положил руку ему на плечо. — Я-то знал. И должен был рассказать тебе в другой раз.
— Ох.
Возможно, Майкл не понял, что я имел в виду – мы впервые занимались сексом, а я уничтожил это событие своей личной ужасной историей – или, возможно, его это вообще не заботило.
— Пойдем внутрь, — сказал я. — Холодно.
Я налил себе выпить, а Майкл сел на диван и уставился на меня. Он никогда не выглядел так молодо, его волосы растрепались, а глаза были остекленевшими.
— Ты не видишься со своим сыном? — спросил он.
— Раз в год, летом, если что. Мы собираемся вместе в доме моих родителей на острове Мартас-Винъярд. Они были в ярости из-за развода. В моей семье не разводятся. Но Корал им ничего не рассказала. Она выполнила свою часть сделки.
— Все они думают, что ты позволил ей получить полную опеку без боя?
— Да. Я сказал родителям, что она так пожелала, и что я не хочу идти в суд по этому вопросу. Я сказал, что мы с ней сами разберемся с нашими договоренностями.
— И ты перестал публиковаться.
— Верно.
— Ты позволил ей сделать это с тобой?
— Я сам сделал это с собой, Майкл.
— Какой тебе вообще в этом прок? — Майкл был слишком накуренным, чтобы контролировать себя; он был вполне обоснованно ошеломлен. — Твоя семья все еще разговаривает с тобой? Семья Джейми не знает, что они довели его до самоубийства, будучи фанатиками? Как это может чего-то стоить?
— Не надо. — Я кинул на него предупреждающий взгляд.
Из Майкла вырвался легкий пораженный смешок.
— Видишь? Этот взгляд... Я бы поклялся, что ты никому не позволишь обращаться с собой по-свински, но это все уже переходит всякие разумные границы.
Майкл не понимал, что меня, в общем-то, не удивляло. В жизни людей, у которых нет моральных ориентиров, нет ничего значимого, важного и ценного. Если бы Джейми умер, а я вернулся к своей блестящей литературной карьере и к хорошим отношениям со своим сыном, то не было бы никакой цены за допущенные мною ошибки. Смерть Джейми стала бы бессмысленной и не несла бы расплаты для меня. И Корал заслужила свой счастливый мир: верный муж рядом, наш сын, растущий в надежном, спокойном и здоровом доме. Она заслужила справедливости.
— Пусть каждый останется при своем мнении, — ровно сказал я.
Снова истерический смех вырвался из Майкла.
— Я не знаю. Наверное.
Вместо того чтобы попытаться протрезветь, я напился сильнее. Мы прогулялись, посмотрели фильм, и Майкл показал мне свою установку для стрима. За четыре года я более или менее научился разделять прошлое и настоящее. Однако для Майкла история была слишком свежа, чтобы ее игнорировать. Он продолжал делать короткие, озадаченные комментарии: «Я не могу поверить, что ты совсем не видишь своего сына» и «Я не могу поверить, что его родители не знают, почему он умер», пока я не сказал:
— Оставь это.
Что он и сделал.
Тем не менее мне не нравились те незначительные изменения в том, как он смотрел на меня, как будто жалел или как-то сомневался во мне. И я ненавидел его оценку ситуации – меня. Я бы поклялся, что ты никому не позволишь обращаться с собой по-свински, но это все уже переходит всякие разумные границы.
Вечер растекался акварелью, слишком много бурбона, а потом мы плавно перешли на дешевую водку, которая имелась у Майкла. Я смотрел, как он играет в компьютерную игру. Это очаровало меня: его громоздкая гарнитура и оживленные объяснения, и мне хотелось уложить его в постель, но настроение ни одного из нас не сопутствовало.
Около десяти Майкл сказал:
— Ты должен остаться на ночь. Ты не можешь ехать домой.
— Только если ты не против, — ответил я, и это последнее, что я запомнил.
Глава 41
Калеб
Я проснулся от ощущения, которое не должен был испытывать: чужая рука на внутренней поверхности моего бедра, легкий укол боли, будто кто-то провел пальцем по рубцу от пореза. В голове пульсировало, а дыхание раздирало горло.
— Ты что, блядь, издеваешься надо мной? — спросил Майкл.
Тонкие, грубые простыни спутались на моем обнаженном теле. Я резко сел и натянул их на ноги. Слишком поздно. Майкл стоял на коленях на кровати, глядя на мои колени.
Комната пошатнулась, и я схватился за лоб.
— Кэл, какого черта? — голос Майкла испуганно дрогнул. — Откуда это?
У меня было уже полдюжины полукруглых порезов на внутренней стороне бедер; некоторые почти зажили, другие были покрыты коркой засохшей крови. И мой мозг с похмелья не мог придумать ни одного разумного оправдания, чтобы объяснить их наличие.
— Не стоит делать из мухи слона, — мой голос был хриплым.
— Ты серьезно?
— Когда я успел раздеться? — Я моргнул от яркого утреннего света.
— Мы раздевались прошлой ночью. Ты, видимо, не помнишь.
— Видимо, нет. — Я свесил ноги с кровати, осторожно удерживая простыни на месте. Майкл видел достаточно для одного утра. — Разве мы…
— Мы целовались и отрубились.
— Хорошо. — Под его пристальным взглядом я натянул боксеры. Должно быть, Майкл тоже был под сильным кайфом, если не заметил порезы прошлой ночью.
Он сделал несколько шагов, почесал голову и покачал ею.
— Анемия, значит.
— Это не имеет большого значения.
— Ты сам это делаешь?
— Успокойся, хорошо? Это помогает мне. Все в порядке.
Я натянул оставшуюся, разбросанную по комнате одежду. Я не напивался до полной отключки в течение многих лет. Я помнил, как мы занимались сексом, как курили косяк, говорили о Джейми, как я сидел в офисном кресле Майкла... и, кажется, пытался сыграть в одну из его игр. Да уж. Мы смеялись над моей неумелостью.
Майкл молчал, потирая лицо.
— Эй. — Я провел костяшками пальцев по его позвоночнику.
— Чувак, не надо. — Он отошел.
Стало понятно, что все будет хуже, чем я предполагал.
— Это случается, когда я рядом? — Он повернулся. — Когда ты принимаешь душ?
— Не всегда. — Это было правдой, но я видел, что Майкл не верил мне.
— Ты в курсе, что там проходит гребаная главная артерия?
— Я осторожен.
Его лицо скривилось. Должно быть, теперь для него многое встало на свои места: черные джинсы, тот факт, что я никогда не раздевался полностью, приступы головокружения и смертельная бледность.
Он побрел на кухню. Он даже не взглянул на меня.
— Это помогает тебе, — невозмутимо сказал он. — Каким образом?
— Иногда я не хочу чувствовать... желание, вот каким. Иногда я хочу сопротивляться. Это помогает мне успокоиться.
— Ты хочешь сопротивляться тому, что чувствуешь возбуждение. Потому что считаешь это неправильным. — Он не пытался скрыть свое презрение.
— Не используй это, чтобы повлиять на мои убеждения.
— Твои «убеждения»... полная лажа. Все, что сейчас творится в твоей жизни – это полная лажа. Я не могу поверить, что ты позволял мне делать с тобой всякие вещи, а потом шел в свою ванную и резал себя.
— Мне пора. — Я натянул пальто.
— Да, сделай одолжение, уйди. — Он кивнул несколько раз, но затем резко развернулся и встал между дверью и мной. Его лицо побледнело, глаза покраснели. — Нет.
— Что такое? – Я нахмурился, глядя на него.
— Ты собираешься...
— Нет, Майкл. Все совсем не так.
Он был явно напуган, что заставило меня почувствовать себя уродом.
— Я не собираюсь этого делать, — твердо сказал я. — Я в порядке. В те несколько раз у меня все было под контролем. Не преувеличивай все.
— Я видел шрамы. Старые шрамы.
— Это случается время от времени.
Майкл втянул нижнюю губу между зубами и вздохнул через нос.
— Значит, это началось снова из-за меня.
Теперь уже я испугался, потому что этот разговор закончился бы только тем, что Майкл бросит меня, ошибочно полагая, что это поможет мне.
— Я хочу есть. У меня похмелье. Я еду домой. — Я обошел его вокруг. — Не волнуйся по поводу этого. Увидимся в понедельник.
Все в груди заледенело, когда на полпути к машине я услышал позади себя звук шагов.
Я обернулся и увидел Майкла, небрежно одетого, с ключами в руке.
— Я поеду за тобой следом, — сказал он.
Между облегчением и разочарованием я не знал, к чему склониться.
— Как пожелаешь.
Я хлопнул дверью своей машины.
Глава 42
Майкл
Возможно, лучшее, что я мог сделать в тот день, — на некоторое время отдалиться от Кэла. Как мощнейший наркотик, он искажал мою реальность. Он сказал мне, что его безумные рассуждения были аспектами веры, и что патологическое поведение было нормальным и помогало, ничего особенного. И когда он так спокойно говорил обо всём этом и смотрел на меня с невозмутимым выражением своего красивого лица, с позиции своей жизни, полной достатка и привилегий – я почти верил ему.
Но боялся оставить его одного. И я его любил. Слишком поздно я стал свидетелем тревожной истории вокруг него и был допущен в его искаженное сознание. Возможно, если бы он раньше рассказал мне о Джейми и своей жене, или если бы я увидел порезы на его бедрах, то я бы ушел из чувства самосохранения. Может быть.
Но, вероятнее всего, нет.
Любовь – это клетка, которую люди строят вокруг себя. Кэл и Джейми заперлись в этой клетке, и это дорого им обошлось. Теперь я оказался в ловушке вместе с Кэлом, следуя за его Ауди в Озера Красного Пера, не способный и не желающий убегать.
Первый серьезный снег выпал на территории Калеба Брайта. Были и другие, меньшие снегопады, которые скапливались, как пена, и исчезали, или таяли в течение нескольких часов. Но этот был тяжелым, глубоким и подавляюще безмолвным. Он казался в тему.
Мой джип скользил, и его заносило на склоне, а Кэл, опередив меня, замедлился, пока мы не достигли его дома. Мы вошли внутрь вместе, как будто все было нормально.
— Я собираюсь расчистить дорожку у дома, — сказал он.
При других обстоятельствах я бы пошутил о своем первом катастрофическом появлении на его дорожке. Я замялся, пока Кэл доставал лопату из гаража. Я чувствовал себя бесполезным и немного нелепым, но в тоже время решительным.
— Я помогу.
— Ты не одет для этого. Это не займет у меня много времени.
Я мог бы поспорить, что он также не был одет для двадцатиградусного утра, но его шкаф у входа был заполнен термобельем, ботинками, перчатками, шапками и шарфами. Кэл натянул черный пуховик «North Face» (Прим. пер.: легкие, дышашие, особо теплые пуховики для активного времяпровождения на улице в холодное время) перед выходом.
Я стоял на крыльце, в пропитывающихся снегом «Венсах», и наблюдал за ним. Через некоторое время Кэл заметил меня.
— Майкл.
— Я в порядке. — Я контролировал свои стучащие зубы. — Мне здесь очень хорошо.
— Зайди внутрь.
— Серьезно, я хочу быть здесь.
Волосы развевались вокруг его лица на ледяном ветру. Он откинул их назад и сурово посмотрел на меня.
— Иди внутрь, надень ботинки и нормальную куртку.
С этим предложением я согласился, бросаясь внутрь, чтобы сменить свое пуховое пальто на толстую куртку «Патагония» (Прим. пер.: ультратеплая куртка на плотном гусином пуху, из высококачественного и износостойкого стеганого водоотталкивающего материала для морозов), а текстильные кроссовки на тяжелые сапоги с меховой подкладкой. Я вытащил еще одну лопату из гаража. Кэл самодовольно ухмыльнулся мне, когда я вновь появился. Это была нежная ухмылка, а не жестокая, и это разрушило мою злость и страх.
— Что? — пробормотал я.
— Все готовы к строительству снеговика.
— Ха-ха.
— Нет? — Он подошел. — Собираешься сделать снежного ангела?
Я пытался не обращать на него внимания, загоняя лопату в снег, но Кэл поймал мой воротник и приблизил мое лицо к своему. Его дыхание было теплым и сладким.
— Сделай снежного ангела, Майкл, — прошептал он, касаясь губами моих губ. — Это будет очень кстати.
Мне потребовалась вся сила воли, чтобы оттолкнуть его.
— Я действительно не в настроении, приятель.
Он усмехнулся и продолжил копать.
— Как хочешь.
Мы быстро расчистили дорожку и веранду. От сухого холодного воздуха и похмелья в моем горле пересохло. Мы с жадностью пили воду на кухне. Затем Калеб направился в лофт.
— Чем займемся теперь? — Я с тревогой последовал за ним.
— Собираюсь потренироваться. Я слишком много выпил прошлой ночью. Нужно очистить организм.
Кэл ничего не сказал, но тонко улыбнулся, когда я догнал его наверху. Я слонялся по комнате, пока он переодевался в спортивные штаны. Потом мы спустились в подвал, где он держал свою скамью и веса́, тренажер для гребли и беговую дорожку. Я увивался за ним, как пчела. Он включил музыку. Я не узнал песню. Она была грустной, по большей части в минорной тональности, но с драйвовым, гипнотическим ритмом.
— Ты можешь побегать или заняться чем-то еще в этом роде, — сказал Кэл, натягивая перчатки и откидываясь на скамейку, — хотя, по-моему, тут опять-таки есть... неуместность твоего гардероба.
На мгновение я представил себя на беговой дорожке в боксерах. Мне хотелось рассмеяться, но я не позволил себе этого. Вся эта ситуация не была нормой. Кэл должен был видеть это.
— Мне и так хорошо, спасибо. — Я открыл свой ноутбук и сел на ковер, прислонившись стене, и старался изо всех сил игнорировать Кэла, пока он делал подходы с тяжелыми штангами. Возбуждение не пошло бы на пользу сегодня. Я взглянул на его руки и плечи, на выступающие вены, на пот, блестящий на коже. Я открыл веб-страницу «Как поддержать кого-то, кто причиняет себе вред».
Кэл тяжело дышал. И этот звук было невозможно игнорировать.
Он точно так же дышал во время секса, как будто это убивало его.
И, возможно, это действительно убивало.
Веб-страница была посвящена терпению и состраданию. Я вернулся назад и нажал на следующую. Почему-то вторая страница оказалась еще хуже. Она поведала мне, что нельзя судить человека и говорить ему остановиться. Там было сказано, что я не должен просить показать мне раны. Бред сивой кобылы.
Примерно через двадцать минут, или около того, Кэл перешел к турнику. Я позволил себе лишь один взгляд на его спину.
Еще один сайт предлагал альтернативы самоповреждению: щелкать резинкой для волос по запястью, сжимать лед, рисовать красной ручкой вместо реальных порезов, записывать чувства и потом рвать бумагу. Я стиснул зубы. Эти люди писали такое на полном серьезе?
Я не знал смеяться или плакать. «Попробуйте творческие способы, такие как пение, танцы или написание стихов, чтобы выразить эмоции, которые заставляют вас хотеть причинить себе вред». О да, почему же я сам не додумался до такого? Кэл мог бы передать все в танце вместо того, чтобы резать ноги.
— У тебя там все хорошо?