— Нет, сэр. Пока нет. Все дело в ревуне.
— В неисправном ревуне?
— Да, сэр. Он сломался не по нашей вине.
Вонг говорил с явным облегчением. Трудно его винить: когда дело касается защиты от зомби, халатность приравнивается к уголовному преступлению. Пока еще ни одного техника официально не признали виновным в массовой гибели людей, тем не менее подобные дела рассматриваются в суде каждый год.
— Кто-то перерезал провода.
Сенатор замер.
— Перерезал?
— Сэр, ревун засек прошлой ночью приближение зомби. Но сигнализация не успела сработать, потому что соответствующие провода были перерезаны.
— Сработано на совесть, — вмешалась Баффи. — Все повреждения произведены внутри корпуса. Пока не вскроешь, ничего не видно. И даже когда вскроешь, нужно тщательно поискать.
— Так вы утверждаете, что это саботаж? — сник побледневший сенатор.
— Сэр, — снова заговорил Вонг, — никто из моих людей не стал бы выводить из строя ревун на ограде вокруг своей же собственной стоянки. Это бессмысленно.
— Понятно. Чак, заканчивай проверку и возвращайся для отчета. Мисс Месонье, спасибо за звонок. Звоните еще, если что-нибудь понадобится.
— Принято. Джорджия, мы на четвертом сервере.
— Поняла. Отключаюсь.
Я повесила трубку, отсоединила сережку и вдела ее в ухо. И только потом оглянулась на Раймана.
Сенатору словно только что неожиданно нанесли сокрушительный удар в спину. Он выдержал мой взгляд, несмотря на жуткие голубые линзы, и чуть заметно, но уверенно покачал головой. Этот жест будто говорил: «Пожалуйста, только не сейчас». Я кивнула и взяла Шона под руку.
— Сенатор, если вы не против, нам с братом нужно еще поработать. Много незавершенных дел после вчерашнего.
— Что? — удивленно уставился на меня Шон.
— Конечно. — На улыбающемся лице Раймана читалось явное облегчение. — Мисс Мейсон, мистер Мейсон, спасибо за потраченное время. Кто-нибудь известит вас, когда мы будем готовы покинуть отель и тронуться в путь.
— Спасибо.
Я вышла из зала, буквально таща за собой ничего не понимающего брата. Дверь за нами закрылась.
В коридоре Шон выдернул руку и косо на меня посмотрел.
— Чего это ты вдруг? Объясни-ка.
— Он только что узнал о саботаже. Теперь они начнут паниковать и в ближайшее время все равно ничего дельного не предпримут. Разбирательство затянется как минимум на несколько дней. А нам еще предстоит монтировать и обновлять репортажи, к тому же Баффи скинула отснятый материал на четвертый сервер. Надо просмотреть.
— Понял, — кивнул Шон.
— Пошли.
Мы вернулись в номер и приступили к работе. Брат уселся за гостиничный терминал, а я подсоединила к стенному разъему свой наладонник. Так, конечно, не надиктуешь одновременно голосовые файлы, зато каждый может спокойно писать статьи и редактировать видео для своего раздела. Я просмотрела репортажи, которые во время нашего отсутствия одобрила Баффи. Все три бета-автора превосходно справились с задачей, в особенности Махир. Судя по служебным пометкам на сервере, и само видео, и его сравнительно прямолинейные и четкие комментарии к нему уже процитировали три крупнейших новостных сайта. Я авторизовала использование материала: теперь, согласно условиям контракта, Махиру достанется сорок процентов от прибыли. И, конечно же, все лавры за надиктованный материал. Это его первый настоящий прорыв. Махир обязательно будем им гордиться. По некотором размышлении я послала в его личный почтовый ящик поздравление. Мы уже много лет дружим, безотносительно к работе. А успех друзей всегда нужно поощрять.
— Шон, а как в твоем разделе дела?
Я как раз вывела на монитор необработанную запись, где были запечатлены нападения, и теперь просматривала ее кадр за кадром. Сама не знала толком, что ищу, но у меня появилось смутное предчувствие. А я своим предчувствиям доверяю. Баффи может мастерски проработать визуальную сторону репортажа, а Шон знает, как потрясти зрителей, что же до меня — то я умею находить новости. Саботаж. Но почему? Когда? И как злоумышленник умудрился обрезать провода и не засветиться ни на одной из камер Баффи?
— Заберу-ка я у тебя Бекс, — откликнулся брат.
Я оглянулась: на экране у Шона прокручивалась та сцена, где мы возле ограды отбиваемся от последних зомби. Ничего не было слышно: звук проигрывался у него в наушниках.
— Она хочет стать ирвином, — без тени улыбки продолжил брат. — Уже давно просится. И Джордж, вестники не делают таких репортажей. Ты это знаешь.
Я нахмурилась, хотя уже давно ждала чего-нибудь подобного. Редко встретишь действительно хорошего ирвина, ведь столько народу погибает во время обучения. Когда заигрываешь с зомби, постигать тонкости некогда.
— Что с ее послужным списком?
— Тянешь время?
— Просвети меня.
Записи на моем экране теперь проигрывались в режиме отображения реальных событий. То есть одни прокручивались почти непрерывно, а некоторые в определенный момент останавливались, когда на них был пропущен какой-то эпизод. Камеры возле ворот засняли далеко не все, а вот нападение возле ограды записалось почти целиком. Я вздрогнула, когда узнала в толпе зараженных женщину из штаба сенатора. Слова Тайрона легко угадывались и без звука: «Стойте! Назад! Предъявите документы!» Но она все шла и шла, слегка пошатываясь.
— Ребекка Атертон, двадцать два года, Нью-Йоркский университет, диплом бакалавра в области кинематографии, блогерская лицензия класса А-20. Получила ее полгода назад, когда сдала последний экзамен по стрелковому мастерству. До этого работала по В-20. В следующем месяце сдает на А-18.
Получив класс А-18, можно в одиночку отправляться в зоны с уровнем 4.
— Если ты ее заберешь, мой раздел весь следующий год будет получать шесть процентов прибыли от всех ее репортажей.
Зараженная девушка вцепилась зубами Тайрону в предплечье. Он беззвучно закричал и выстрелил ей в голову. Поздно. Непоправимое уже свершилось.
— Три процента, — принялся торговаться Шон.
— Идет. — Я не отрываясь смотрела на экран. — Набросай предложение о работе. Согласится — забирай.
Раненый Тайрон, спотыкаясь, нарезал круги, прижав к груди укушенную руку. Трейси отдавала приказы. Карлос развернулся и убежал — видимо, его послали за подкреплением. Сбежал и именно поэтому и остался в живых. Такому, как он, тяжело, наверное, будет смириться с подобной мыслью.
— В чем дело, Джордж? Я думал, ты так просто мне ее не уступишь.
Вместо ответа я выдернула из разъема наушники. Звук переключился на внешние колонки.
— Трейси, боже мой, боже мой… — бормотал Тайрон.
Низко и приглушенно стенали мертвецы; они приближались, а ворота стояли нараспашку.
— Заткнись и помоги закрыть, — рявкнула Трейси.
Женщина обеими руками ухватилась за створку, и Тайрон после минутного раздумья присоединился к ней, хотя и старался держаться подальше. Охранники действовали правильно. Пока Трейси не вступила во взаимодействие с живым вирусом, амплификация ей не грозит. А при комплекции Тайрона полное заражение потребует некоторого времени — вполне успеют закрыть ворота, даже такие тяжелые. После она прикажет напарнику отойти на безопасное расстояние и пристрелит его. Не самый красивый поступок, но по-другому нельзя избежать заражения.
Изображение дернулось. Тайрон лежал на земле в луже крови. Трейси кричала и пыталась оттолкнуть зомби, который вцепился ей в шею. Ворота они закрыли, но почему-то вокруг столпилось шестеро зараженных: один кусал Трейси, еще трое медленно приближались, а оставшиеся двое брели куда-то по направлению к фургонам.
— Нажми на паузу, — нахмурился Шон.
Я стукнула по клавише. Кадр остановился.
— Отмотай туда, где дернулось.
Послушно вернув запись на несколько минут назад, я нажала на стоп и вопросительно посмотрела на брата. Но он уставился в монитор.
— Теперь запусти, в замедленном режиме.
— А что ты?..
— Джордж, запусти запись.
Те же события.
— Стоп! — сердито выкрикнул Шон.
На экране заходилась в беззвучном крике Трейси, надвигались зомби, мертвый Тайрон лежал на земле. Шон с видом обличителя ткнул пальцем в ногу охранницы:
— Она не смогла убежать. Кто-то прострелили ей коленную чашечку.
— Что? — Я прищурилась. — Не вижу.
— Так сними свои чертовы линзы.
Откинув голову назад, я пару раз моргнула и подцепила правую линзу кончиком указательного пальца. Еще мгновение зрение перефокусировалось, а потом я закрыла левый глаз и просмотрела запись снова. Детали различались уже гораздо лучше: на брюках Трейси темнело пятно, а вокруг на снегу веером раскинулись капли крови — ее собственной крови.
— В нее стреляли. — Я распрямилась на стуле.
— Как раз тогда, когда запись на мгновение прервалась, — напряженным голосом согласился Шон.
Я посмотрела на брата, но он отвернулся и принялся тереть рукой глаза.
— Господи Иисусе, Джордж. Она ведь согласилась на эту работу только ради красивой записи в собственном резюме.
— Знаю, Шон. Знаю.
Я положила руку ему на плечо. На застывшем кадре Трейси отчаянно боролась за жизнь, хотя была уже мертва.
— Мы выясним, что здесь происходит. Обещаю.
…приходят неприкаянные мертвецы,
Мы им сплетаем саваны из слов.
Хваленую невинность не спасти
Из плена вечных ледяных оков.
Надежды крепость держится едва,
Что за погибших получаем мы, за страх?
А в небесах зловещая трубит труба,
Не предвещая отдыха в делах.
отрывок из стихотворения «Икли, Оклахома»,
первоначально опубликовано в блоге Джорджетты
Месонье «Там, у моря, где край земли»,
11 февраля 2040 года.
Десять
Наступил Супервторник,[17]а в предвыборном штабе все ходили как в воду опущенные. Обычно в такой момент люди переживают и надеются: всего через несколько часов станет ясно, увенчалось славное мероприятие успехом или же все полетело в тартарары. Но среди сотрудников сенатора царила почти похоронная атмосфера. Охранники по сто раз перепроверяли всех и вся, никто не хотел выходить со стоянки без сопровождающего. Даже вечно меняющиеся стажеры, которые обычно не видели ничего дальше собственного носа, и те заметно нервничали. Плохо.
Наш караван разместился в трех кварталах от дворца съездов на бывшем футбольном поле (теперь-то из-за угрозы зомби школьники больше не играют на улице). Хорошая локация: под рукой электричество и водоснабжение, на ровной открытой площадке легко установить защитную ограду, и камерам ничто не закрывает обзор. На праздник в Оклахома-Сити собралось столько народу, что до дворца пришлось пустить специальные автобусы. В каждом обязательно ехала вооруженная охрана, которую снабдили самыми современными анализаторами.
Через два дня после нашего с Шоном открытия (а мы, конечно, сообщили обо всем сенаторской службе безопасности) пришло окончательное подтверждение: в ночь нападения Трейси Макнелли действительно прострелили правую коленную чашечку. Если прибавить к этому перерезанные в ревуне провода, становилось совершенно очевидно: мы имеем дело с плохо спланированным покушением. Подробности выяснились как раз перед отъездом из Икли, так что в путь мы отправились уже в гораздо более мрачном настроении.
Именно Шон первый назвал покушение «плохо спланированным». На вопрос Раймана он, пожав плечами, ответил: «Вы же не погибли». Спокойнее сенатору вряд ли стало, но логика в этих словах присутствовала. Если бы нападающих зомби было чуть больше или злоумышленники подстрелили бы не одну только Трейси, зараженные могли захватить весь караван. А так мы лишь потеряли нескольких телохранителей. Либо убийство сенатора не успели толком подготовить, либо спланировали из рук вон плохо. В первое верилось слабо — они ведь использовали зараженных.
С 2026 года, со времен достопамятного процесса Раскина-Уотса, число попыток использовать зомби в качестве оружия резко снизилось. Тогда власти официально объявили: любой, кто использует для подобных целей живой вирус Келлис-Амберли, будет осужден за терроризм. Да и какой смысл? Зомби весьма сложно контролировать, и даже в случае неудачи виновнику светит смертный приговор (небывалое везение — высшую меру обычно никому не выносят).
Кроме ревунов, преступники, похоже, ничего не тронули. Техники тщательно осмотрели камеры на воротах и пришли к заключению: лакуны в записи были вызваны направленным электромагнитным излучением. Прибор умело сфокусировали, и сбой произошел только в ближайших к месту событий камерах, а сенсоры Баффи ничего не уловили. Подобные одноразовые и портативные источники излучения можно легко раздобыть в обыкновенном магазине электроники. А отследить их почти невозможно — разве что по модели и марке изделия, но мы-то подобной информацией не обладали. Сотрудники службы безопасности по сто раз перепроверили скудные улики, но ничего так и не добились. Даже, пожалуй, отстали еще сильнее — след ведь успел порядком простыть.
Кому понадобилось убивать Раймана? Неутешительный ответ прозвучал бы так: «Да кому угодно». Вначале у Питера Раймана было мало шансов на победу в президентской гонке, но потом он неожиданно вырвался на первое место. Конечно, до внутрипартийных выборов все еще могло поменяться, но, если верить опросам, сенатор занимал прочную позицию. Его поддерживали абсолютно разные слои электората; предвыборная программа нравилась большинству избирателей. Не последнюю роль сыграло и революционное решение пригласить в штаб блогеров: идеи сенатора вызвали значительный всплеск интереса среди населения в возрасте до тридцати пяти лет. Другие кандидаты с запозданием оценили прекрасную возможность и принялись во все лопатки наверстывать упущенное. Сразу после Икли конкуренты Раймана пытались переманить двоих наших бета-авторов. Те отказались, ссылаясь на конфликт интересов (правильно, не стоит раньше времени бросать такое удачное начинание).
Итак, сенатор лидировал; он был фотогеничен, умел нравиться, занимал видное место в Республиканской партии и не успел засветиться ни в каких неприятных историях. Никто не может так высоко продвинуться по политической лестнице и остаться абсолютно чистеньким, но ему это почти удалось. Представьте себе, самое скандальное происшествие в его биографии, какое мне только удалось раскопать: старшую дочь Райманов, Ребекку, возможно, зачали еще до свадьбы (или же она просто родилась на три месяца раньше срока). И все. Эдакий дружелюбный великовозрастный бойскаут, который в один прекрасный день решил вдруг стать президентом Соединенных Штатов.
Он даже не входит толком ни в одну влиятельную группу. Эмили управляет ранчо и разводит лошадей, но ее муж выступает за соблюдение закона Мейсона. То есть организации по защите животных не могут назвать его своим сторонником. При этом сенатор критикует массовую вырубку лесов и истребление зверей. Так что и воинствующим борцам с природой его заполучить тоже не удается. Райман не устрашает никого карой Господней, но и не утверждает, что единственное спасение для нас — в светском обществе и атеизме. Я не сумела даже найти доказательства того, что кампанию спонсируют табачные корпорации. А в наши дни любая кампания спонсируется производителями сигарет. Теперь рак легких никому не страшен, так что табачная промышленность мигом превратилась в значительную силу и влияет на многие политические события. Когда за курение не приходится расплачиваться жизнью, сигареты становятся невероятно прибыльным бизнесом.
Смерть Питера Раймана сыграла бы на руку многим. Поэтому неудивительно, что перед первичными выборами в штабе царило такое мрачное настроение. Куда делось веселье первых полутора месяцев? Теперь у вас на каждом шагу пытались взять кровь хмурые и скрупулезные до зубовного скрежета охранники. Разве что после туалета не проверяли. Нас с Шоном происходящее буквально сводило с ума, а вот Баффи держалась сравнительно хорошо. Она либо торчала в грузовике, либо зависала в служебном фургоне с Чаком и его ребятами.
Мы с братом справляемся с сумасшествием каждый по-своему. Именно поэтому он в утро Супервторника вместе с другими ирвинами, прибывшими на съезд, бродил где-то в поисках мертвецов. А я вместе с полусотней нервно озиравшихся журналистов ехала во дворец. Чего, интересно знать, они так переживают? Перед входом в автобус у меня трижды проверили пропуск и заставили два раза сдать кровь. Амплификация могла произойти в одном-единственном случае: кого-нибудь вдруг прихватит инфаркт из-за страха перед толпой.
В кабину зашел очередной нервозный пассажир. Его белая рубашка так топорщилась, что было совершенно очевидно: под ней плохо подогнанный кевларовый бронежилет. Водитель объявил: «Посадка закончена, мы отправляемся». Раздались жидкие аплодисменты. Большая часть присутствующих, казалось, горько жалели сейчас о неудачном выборе карьеры. Журналисты ведь должны разговаривать с людьми, а их, бедняжек, никто и не предупредил.
Может показаться, что я с некоторым пренебрежением отношусь к собственным коллегам, и это действительно так. Мало кого уважаю из нашей братии. На одного Дэниса Шталя, готового ради интересной истории выйти из безопасного укрытия, приходится трое-четверо так называемых репортеров, которые сидят дома, редактируют где-то далеко и не ими отснятые материалы и берут интервью исключительно по телефону. Есть такой довольно популярный сайт — «Под лупой». Так они подобную тактику даже эксплуатируют в рекламных целях: якобы их новости самые объективные, потому что ни один из вестников никогда не бывал на выезде. Ни у одного нет лицензии класса А, и они этим хвастают. Будто журналисту от собственно новостей следует держаться как можно дальше. Если папарацци зачем-нибудь и нужны, так, видимо, как раз за этим — опровергать подобную точку зрения.
Страх лишает разума, напуганные люди глупеют. А все последние двадцать лет человечество испытывает постоянный страх перед Келлис-Амберли. В определенный момент нужно бросить вызов собственным фобиям, преодолеть их и жить дальше. А в наши дни многие, похоже, на это уже не способны. Анализы крови, мороженные закрытые районы — мы создали целый культ страха, а теперь не понимаем, как с ним справиться.
По пути во дворец съездов почти никто ни с кем не разговаривал. Лишь время от времени, когда мы проезжали через разные зоны безопасности, попискивали или жужжали чьи-нибудь приборы — перенастраивались. В наши дни беспроводная связь достигла немалых высот. Оказаться «вне зоны действия» можно только в самом сердце тропических джунглей или на айсберге, плывущем по совсем уж неизведанным водам. Конечно, защита и шифровка данных тоже не стоят на месте, так что довольно часто соответствующая сеть недоступна без необходимого ключа или пароля.
Никто не имеет права подсоединяться к стандартным каналам мобильной связи. Но слишком уж рьяные представители служб безопасности иногда вырубают вообще всю коммуникацию, кроме аварийных частот. Забавно было наблюдать за журналистами-фрилансерами: они мгновенно выдавали себя, когда принимались судорожно стучать по клавишам наладонников. Будто можно случайно подобрать пароль к точкам доступа информации во дворце съездов. Подобный подход никогда не срабатывает, к вящей радости служб безопасности по всему миру. Мы уже подъезжали к месту назначения, а бедняги все никак не могли уняться и молча барабанили по кнопкам.
Остановку устроили на хорошо освещенном пустом уровне подземной парковки, на одинаковом расстоянии и от входа, и от выхода. Ворота автоматически поднялись при приближении автобуса, а потом опустились. Наверное, стандартная система: встроенные прерыватели не дают входным и выходным воротам подниматься одновременно, а если сработает сигнализация, и те и другие мигом захлопнутся. «Смертельная ловушка» — в наши дни вполне приемлемый термин. Главная цель — уменьшить потери, а не избежать их совсем.
Двери открылись, и к автобусу сразу же подошли охранники с непроницаемыми лицами. Каждый нес с собой анализатор. Хоть волком вой. Я вылезла, повернулась к ближайшему, поудобнее перевесила сумку и протянула руку. Мужчина надел прибор мне на ладонь и защелкнул крепления.
— Ваш пропуск.
— Джорджия Мейсон, «Известия постапокалипсиса». — Я отстегнула с рубашки пластиковую карточку. — Из группы сенатора Раймана.
Охранник скормил мой пропуск сканеру, который висел у него на поясе. Машинка пискнула и выплюнула карточку обратно. Нахмуренный сотрудник не сводил взгляда с мигающего на анализаторе зеленого индикатора.
— Мисс Мейсон, снимите, пожалуйста, очки.
Чудно. Иногда повышенное содержание вируса, вызванное ретинальным КА, может сбить с толку особенно чувствительные приборы. С одной стороны, с очками расставаться не хотелось, ведь парковку освещали мощные и яркие лампы; с другой — если меня пристрелят из предосторожности, тоже получится не очень. Я сняла их и изо всей силы постаралась не зажмуриться.
Охранник наклонился, разглядывая мои глаза.
— Ретинальный Келлис-Амберли. У вас есть с собой медицинская карточка?
— Да.
У тебя ретинальный КА или что-нибудь вроде? Хочешь жить — всегда носи с собой медицинскую карту. Я вытащила свою из бумажника и протянула мужчине. Он вставил ее в разъем анализатора. Вместо зеленого индикатора загорелся желтый, а потом опять зеленый, но теперь уже он не мигал. Видимо, машина ознакомилась с информацией и сочла уровень вируса в моем организме приемлемым.
— Спасибо. — Охранник вернул документы, я убрала их в сумку и снова надела очки. — Коллеги будут вас сопровождать?
— Не сегодня.
Просканировав мой пропуск, он получил все необходимые данные о нашей организации: послужные списки, рейтинги, обвинения в клевете и недобросовестной работе и, конечно же, количество сотрудников.
— А где мне найти?..
— Информационные стойки — вверх по лестнице, налево. — Охранник уже повернулся к следующему пассажиру.
Стандартная отрепетированная вежливость. Может, и безличная, зато быстро получаешь нужные сведения. Через стеклянные двери я вошла во дворец съездов. Надо срочно найти уборную. От яркого света до сих пор рябило в глазах. Единственное, что можно сделать в таком случае, — быстренько выпить обезболивающее. Иначе разыграется мигрень. Надежды на успех, конечно, мало, но нужно хотя бы попробовать. Мне не очень-то улыбается весь день общаться с политиками и журналистами, преодолевая нестерпимую головную боль.
Внутри на полную мощность работал кондиционер. От него веяло прямо-таки арктическим холодом, даром что на улице стоял февраль. Причина простая: дворец был забит народом. После Пробуждения миром завладела ксенофобия, но иногда людям по-прежнему необходимо физически присутствовать на некоторых собраниях. В частности, на политических съездах. Менее значительные мероприятия редко теперь привлекают гостей, а на эти, пожалуй, приходит даже больше участников, чем раньше. Когда в одном месте собирается более десяти человек, всегда существует вероятность вспышки вируса, но мы ведь по природе своей социальные животные. Так что иногда собраться просто необходимо, и неважно, по какой причине.
Супервторник считался значительным событием и до Пробуждения, а теперь это и вовсе настоящий цирк. Здесь есть службы представителей политических партий и групп активистов, столовые и даже мини-торговые комплексы. Проголосуйте за кандидата в президенты и купите заодно новые кроссовки! Тут постоянно проверяют уровень вируса, так что не бойтесь — оторвитесь по полной!
Ледяной воздух вкупе с толпой народу только усилил мою головную боль. Я втянула голову в плечи и начала проталкиваться к эскалаторам. Надеюсь, в информационном терминале мне расскажут, где в этом зоопарке расположены туалеты и пресс-центры.
Легко сказать… Пришлось буквально плыть против течения: бесконечные делегаты, коммерсанты, избиратели и туристы. Все они прошли через утомительную процедуру анализов и проверки и теперь хотели хорошенько повеселиться. Я добралась до эскалатора и изо всех сил вцепилась в поручень. По-моему, стремление американцев запереться в четырех стенах не слишком удачный способ бороться с неизбежной угрозой. Жизнь-то по-прежнему идет там, снаружи. Но я все равно остаюсь представителем своего поколения: пятнадцать человек для меня — уже толпа. Иногда кто-нибудь из старших с тоской рассказывает, как здорово было, когда в одном месте собиралось шесть-семь сотен. Никак не могу разделить их сожаления. Я выросла совершенно в других условиях. Если где-то одновременно находится столько тел (даже в таком огромном здании, как дворец съездов в Оклахома-Сити), невозможно чувствовать себя спокойно.
Судя по лицам, не я одна испытывала подобные ощущения. Вообще, я, похоже, была самой молодой из присутствующих, не считая, конечно, юнцов, наряженных в цвета кандидатов. У меня приспособленность к людским скоплениям лучше, чем у большинства сверстников, я специально ее вырабатывала: имела дело с папарацци, посещала разные конференции и конгрессы, приучала себя не бояться. Не посвяти я несколько лет кряду скрупулезной подготовке — сейчас бы уже завопила от ужаса и убежала. Охрана бы решила, что началась вспышка вируса, и блокировала бы входы и выходы.
Да уж. Всегда-то я оптимистично смотрю на жизнь.
Информационный терминал заметно было издалека: вокруг яркой восьмиугольной стойки толпились вызывающе разодетые девицы и раздавали направо и налево сигареты. Я протолкалась к карте здания, по пути три раза отказавшись от бесплатного курева.
— «Вы здесь», — прочитала я, прищурившись. — Великолепно. Себя уже нашла. А где, интересно, тот фонтанчик с питьевой водой?
— Не курите? — внезапно поинтересовался кто-то.
Я повернулась и столкнулась нос к носу с улыбающимся Дэнисом Шталем, репортером из «Икли Таймс». На отвороте чуть мятого пиджака у него болтался журналистский пропуск.
— Я-то думаю, знакомое лицо.
— Мистер Шталь. — Я приподняла брови. — Не ожидала вас встретить.
— Потому что я из газеты?
— Нет. Потому что здесь собралась чуть не вся Северная Америка. В такой толпе я бы без маячка и собственного брата упустила.
— Справедливо, — рассмеялся Дэнис.
Воспользовавшись моментом, одна из девиц сунула ему в руки пачку. Журналист смерил ее недоверчивым взглядом и протянул мне:
— Сигарету?
— Простите, не курю.
— А почему? — Он слегка наклонил голову. — Сигареты прекрасно бы дополнили ваш журналистский образ «посмотрите на меня, я суровый и прожженный репортер».
В ответ я еще выше вздернула брови. Шталь снова рассмеялся.
— Ну же, мисс Мейсон. Одеваетесь в черное, таскаете с собой портативный МР3-диктофон (уже сто лет ни у кого такого не видел) и никогда не снимаете темных очков. Думаете, не распознаю специально культивируемый имидж?
— Во-первых, у меня ретинальный КА. Так что очки необходимы из-за медицинских показателей. А во-вторых… — Я улыбнулась. — Ваша правда, действительно работаю над имиджем. Но не курю. Не знаете, где здесь туалет? Мне нужно раздобыть воды.
— Я тут уже часа три, но ни одного не видел. Зато в конце вон того ряда есть хорошо замаскированный «Старбакс». Если не возражаете, я вас провожу.
— Пожалуйста, лишь бы там была вода, — согласилась я, отказываясь от очередной пачки.
Шталь кивнул и повел меня через толпу.
— Вода или что-нибудь в этом роде. А вы все-таки ответьте… почему не курите? Личные причины? Ведь действительно удачное дополнение к образу.
— Предпочитаю, чтобы легкие нормально работали, когда приходится убегать от живых мертвецов, — отозвалась я с каменным лицом и пожала плечами в ответ на его недоуменный взгляд. — Серьезно. Курение больше не вызывает рака, зато эмфиземы никто не отменял. А если попался зараженному на обед — тут уже не до крутого имиджа. К тому же дым затрудняет работу чувствительных электронных приборов. А они и так плохо функционируют в полевых условиях, зачем же дополнительно усложнять жизнь?
— Ага. А я-то думал, после уничтожения рака мы вернемся к старым добрым временам, когда каждый уважающий себя крутой журналюга выкуривал по восемь пачек в день.
Выставочные ряды буквально кишели желающими что-нибудь кому-нибудь продать. Товары любой формы и расцветки: начиная с продуктов сублимационной сушки (на таких можно гарантированно продержаться во время долгой осады) и заканчивая средневековым оружием (со встроенными щитками, защищающими от брызг крови). Ну, и обычные, набившие оскомину развлечения более мирного свойства: новые автомобили, средства по уходу за волосами, детские игрушки. Невозможно было не заглядеться на стойку компании Маттель, где демонстрировали новую Барби, экипированную для выживания в городских условиях маленьким мачете и анализатором.
— Только если родители крутого журналюги не против прокуренных штор у себя дома, — парировала я. — А вы? У вас я тоже зажигалки не заметила.
— Астма. Мог бы и закурить, конечно. А потом вдруг упал бы посреди улицы, схватившись за грудь. Овчинка выделки не стоит. — Он указал куда-то вперед. — «Старбакс». А вы здесь какими судьбами?
— Как обычно — таскаемся за сенатором. А вы?
— Почти то же самое, но в более общем смысле слова.
В «Старбаксе» почти не было народу, и три скучающих юнца за стойкой усиленно делали вид, что очень заняты.
— Большой черный кофе, пожалуйста, с собой, — объявил Шталь.
Юнцы обменялись многозначительными взглядами, но спорить не стали — опыт общения с журналистами у них уже явно имелся. Один из них отправился варить кофе.