Луна засмеялась и дружески стиснула отцовское колено. Мы устроились в креслах у камина в холле индийского ресторана, болтали, пили чай с молоком и специями и уплетали пирожки, жаренные во фритюре.
«Я помню тот день, – сказала Луна. – Когда я училась в средних классах школы, не хотела слышать ничего, что мне говорил папа. Я слушала, как у меня в айподе поет Леди Гага, но потом папа сказал нечто такое, что привлекло мое внимание и, что еще важнее, взбесило меня. Это вызвало мой интерес».
«Прежде чем мы перейдем к твоей общественной деятельности, можем чуть-чуть вернуться в прошлое? Какие отношения у вас были, когда Луна была маленькой?» – спросила я у Стивена.
«Я понимал, что она потрясающая, – ответил Стивен. – С самого рождения она была интересная, забавная, сообразительная, с ней было здорово. Мне нравилось гулять с ней в парке, дурачиться и узнавать, что она думает по поводу окружающего мира. Я не был очень строгим. Мне хотелось, чтобы она чувствовала, что я на ее стороне».
«Мои родители развелись, когда я была еще очень маленькой. Я не знаю, что такое быть с мамой и папой вместе, – объяснила Луна. – Я люблю маму, но она вела себя очень по-родительски, а вот папа строгим не был. Он задавал правила поведения, которые были для меня важны, но я всегда чувствовала, что могу честно рассказать ему обо всем на свете. Я очень рада, что у меня такой папа. Он позволил мне понять, что я за человек».
«Я всегда стремился делать открытия, – подключился к разговору Стивен, удобно вытянув ноги, обутые в туристические ботинки, на оттоманке с индийским узором. – Мы пережили вместе множество потрясающих приключений».
«Мы по-настоящему сблизились, когда стали вместе заниматься общественной деятельностью, – добавила Луна. Она перебралась ближе к отцу, и ее ноги в блестящих фиолетовых кедах оказались рядом с отцовскими ботинками. – Словно мы были соучастниками преступления. Мы срывались куда-нибудь вместе, только он да я, и что бы мы ни делали – папа всегда меня подбадривал».
«А как вы оба стали вместе заниматься общественной деятельностью и даже стали командой, о которой я читала в газете?» – поинтересовалась я.
«Чем больше мне папа рассказывал, что творится в нашем штате, тем больше я понимала, что не могу оставаться в стороне и должна тоже что-то сделать, – ответила Луна. – Я как подросток чувствовала, что должна выразить мнение сверстников, потому что именно нам предстоит испытать на себе последствия строительства этого трубопровода. Я и стала принимать участие в акциях протеста. А потом стала выступать на судебных разбирательствах, когда перешла в девятый класс».
«А до того ты поехала со мной в Вашингтон, – напомнил ей Стивен. – Я сообщил руководителю, что на заседание Департамента штата в Агентство по защите природы и в офисы конгресса со мной приедет дочь. Я думал, что даже если она просто будет слушать и наблюдать за происходящим, то это все равно будет ей полезно. Но когда мы приезжали на эти встречи, Луна вела себя как общественный деятель, выступая от лица молодежи Небраски. Она сама общалась с участниками нашей делегации, и благодаря юному обаянию ей сходили с рук самые острые вопросы, которые она задавала. И это было лишь начало».
За следующие несколько лет Луна стала постоянным гостем на собраниях экологов и слушаниях в суде. Несколько раз она официально выступала на слушаниях штата и демонстрировала, как экологические проблемы оказывают влияние на будущее молодежи.
«Когда я впервые официально выступала в суде, мне было четырнадцать лет и я была очень напугана, – призналась Луна. – Но потом я сама себя не помнила от радости, потому что у меня было право голоса и я им воспользовалась. В тот же год мы отправились в столицу США на акцию экологов. Мы образовали живую цепь из людей, по три человека в каждом звене, вокруг Белого дома. Потрясающее было чувство, когда вокруг тебя шестнадцать тысяч человек и все они разделяют твою жизненную позицию».
«Я помню, когда мы приехали в Линкольн на одно из судебных слушаний, я сказал Луне, что она может просто прийти и послушать, о чем там будут говорить, – добавил Стивен. – Я ясно дал ей понять, что не ожидаю от нее активного участия. Но она просто села и менее чем за час записала свои свидетельские показания».
«А как это тебя изменило? – спросила я у Луны. – Все это происходило в твои подростковые годы. Как сверстники реагировали на твою общественную деятельность?»
«Мои школьные учителя оказывали мне всяческую поддержку, а руководство школы постоянно расспрашивало меня о поездках и о том, как все прошло, – сказала Луна. – Мои друзья были в курсе того, что происходит. Они считали, что это круто, когда я выступила с речью на TED Talks[27] и отправилась на конференцию PowerShift, но это было уже в старших классах. Каждый занимается собственной жизнью».
«А в чем уникальность твоих взаимоотношений с отцом?» – спросила я.
«Всякий раз, когда я упоминаю о нем, мои друзья говорят: “Он крутой”. Я люблю папу, – с гордостью сказала Луна. – С некоторыми моими друзьями происходили ужасные вещи. Может быть, им страшно было подойти к родителям и все им рассказать, поэтому они ведут тайную жизнь. Или многим родителям просто наплевать на то, что дорого их детям. Кое-кому из моих друзей родители сказали: “Нечего даром на поэзию время тратить”. Меня это просто бесит. Поэзия так помогла мне обрести уверенность в себе и быть психологически благополучной. Не верить, что кто-то из твоих родителей уважает тебя как личность… Я такого просто не могу представить. Папина поддержка всегда очень много значила для меня».
«А что бы ты сказала о современных девушках-подростках?» – поинтересовалась я.
«Девушкам хочется считать себя феминистками, – ответила Луна. – Они хотят участвовать в акциях протеста и нести транспаранты. Общественная деятельность в наши дни стала личным делом».
«Честно говоря, увидев, как Хилари Клинтон (которая всю жизнь потратила на то, чтобы все делать правильно, была образованной и профессионалом) проиграла выборы, я подумала: “Какой смысл заниматься политикой и общественной работой, если вдруг приходит такой человек, как Трамп, и все равно выигрывает на выборах?”» – огорченно покачала головой Луна.
«Думаю, мы, стариканы, многому можем научиться у Луны и ее друзей. Мне хотелось бы, чтобы представители разных поколений больше общались между собой, – сказал Стивен. – Например, мне нравятся многие группы, где играют двадцатилетние музыканты. Многие мои сверстники ни за что не признают современную музыку. Надо, чтобы люди разговаривали друг с другом, а не пытались втиснуть свои представления друг о друге в узкие рамки».
Луна кивнула.
«А самое главное – нам всем нужно заботиться и о себе, и друг о друге. Особенно в молодости, когда так хочется перемен; самое важное – заботиться о себе и о друзьях. Насилие всегда так тебя подавляет, и ты ничего не можешь сделать, если болеешь или впадаешь в депрессию. Просто возьми и минутку послушай Бейонсе, когда у тебя грустно на душе».
Благодаря таким душевным взаимоотношениям девушек с папами и мамами оба поколения могут радоваться общению друг с другом и вместе идти к общим целям. Несмотря на то, сколько времени все родные проводят в интернете, все же именно живые разговоры друг с другом приносят им больше всего радости.
Во время интервью, которые мы проводили, и работы в фокус-группах на нас производило большое впечатление уважение, которое испытывали сегодняшние девушки по отношению к родителям. Они всей душой ценили, как их родители старались дать им безопасный дом и помочь прожить насыщенную и яркую жизнь. Они восхищались умениями родителей, их преданностью своему делу. Многие заявляли, что родители – их лучшие друзья. Возможно, это лучшая новость, которую мы можем сообщить о нашей культуре с 1994 года. Мы надеемся, что такое уважение и любовь продлятся долгие годы и никто не будет страдать от напряженности в отношениях.
Глава 8. Развод
Джулия, 14 лет
Джин, бойкая женщина в деловом костюме, рассказала мне, что ее несовершеннолетнюю дочь недавно задержала полиция за употребление алкоголя. Джулия, в розовых брючках в обтяжку и балахонистом свитере, с сережками-акулами, презрительно фыркнула и скрестила руки на груди: «Да у меня всего-навсего одна банка пива была».
Я выслушала рассказ Джин о сложностях в семье. Родители Джулии развелись два года назад, после того как отец девочки увлекся молодой женщиной. Он женился на ней и переехал в соседний город. Три месяца назад у них родилась дочь. С того времени отец с Джулией не встречался. Он звонил пару раз, но у него было много хлопот с новорожденной и он старался помогать жене. Джин ему даже не рассказала, что Джулию забрали в полицию.
Джин работала в бухгалтерской фирме, и они с трудом жили на ее зарплату. Джин, Джулия и Рейнольд, десятилетний брат Джулии, переехали в дом меньше в более дешевом районе города. Детям пришлось поменять школу, и Джулию разлучили с ее закадычными друзьями.
Год назад в клубе для одиноких родителей Джин познакомилась с Элом, владельцем небольшой типографии, у которого было три сына. Она сразу же почувствовала к нему симпатию, потому что он был добрый и обладал чувством юмора. А ему нравились ее умение справляться с трудностями и здравый смысл. В течение нескольких месяцев они встречались по субботним вечерам, чтобы поужинать и сходить в кино. Они собирались вместе со всеми детьми на пикники и на игру в гольф в узком кругу. Три месяца спустя они поженились.
Джин, Джулия и Рейнольд переехали в дом Эла и стали жить с ним и его сыновьями. В эту осень Джулия в третий раз пошла в новую школу. Джин сказала: «У Рейнольда особых проблем не было. Теперь у него есть братья, и он занимается спортом, поэтому нашел друзей прямо на поле для игры в софтбол. Но вот на Джулии развод отразился ужасно. Она в тот момент только перешла в седьмой класс. После того как она в первый раз поменяла школу, она замкнулась в себе и даже не нашла новых друзей. А в следующей школе завелись дружки, которые курили и выпивали. Я уверена, что задержание полицией связано именно с этими переменами в ее жизни».
Я подумала про себя, что подростки, как и растения, плохо переносят пересадку в новую почву.
Джулия закинула ногу на ногу и удобнее уселась на диване. «Я знаю, что мама с папой не ладили, но мне было хорошо, а с тех пор как они развелись, нет мне в жизни счастья».
Она глянула на мать. «Эл – неплохой человек. Он хорошо относится к маме, но его сыночков я терпеть не могу. Они избалованные. Мне надо за ними убирать и мыть грязную посуду. Эл им все простит, даже убийство. Придурки…»
«Это правда, что у Джулии слишком много обязанностей. Сыновья Эла никогда не делали ничего по дому. Эл – размазня», – сказала Джин.
«Большинство семей, в которых воспитывают приемных детей, нуждаются в консультации психолога, особенно если дети подросткового возраста, – сказала я. – В новую семью бывает трудно влиться, поэтому нужна психологическая помощь».
Джулия сказала: «Я долго мечтала, что мои родители снова будут жить вместе. И сейчас я мечтаю, чтобы мы жили вместе – мама с Рейнольдом и я, но без мальчишек. Мне не нравится этот шум и беспорядок у Эла в доме».
Джин тронула ее за руку: «Ты же дома не так часто бываешь».
«Стараюсь, да», – ответила Джулия.
«На прошлой неделе Джулию забрали в полицию с вечеринки, и тогда одна из мам девочек предложила, чтобы мы навели порядок и установили четкие правила поведения. Но мы все работаем, поэтому дома никого нет и некому за ними приглядывать».
Джулия перебила: «Миссис Сандрес тупая. Не смей делать ничего такого. Все пьют. Что ты знаешь об этом!»
«Сейчас дети совсем другие пошли, – вздохнула Джин. – Когда Джулия пошла в восьмой класс, я устроила на ее день рождения вечеринку на роликах – и у меня открылись на это глаза. Ребята говорили всякие пошлости, а на площадке для катания на роликах была охрана и всех проверяла на наркотики. Уж вы мне поверьте, когда в моей юности катались на роликах, все было совсем не так».
«Конечно, все изменилось, – ответила Джулия. – Почему ты со мной обращаешься, словно это не так? Ты заставляешь меня жить по тем дурацким правилам, по которым тебя твоя мама воспитывала. Не понимаешь, что ли, что если я стану жить так, то у меня никаких друзей не будет?»
Джин глянула на меня: «Я же хочу защитить ее от беды».
Совершенно ясно, что на Джулию навалилось все сразу: развод родителей, разрыв отношений с отцом, новые условия жизни, новая школа, внезапно появившийся отчим и сводные братья. Плюс все нервотрепки, свойственные девушкам в подростковом возрасте. Как многие девушки-подростки, родители которых развелись, она стала искать утешения у друзей. Влилась в компанию, с которой можно проводить время вне дома и где она чувствовала себя своей. Алкоголь помогал ей забыться.
Джулии нужно было где-то излить душу и поделиться болью утраты. Ей нужно было общение с отцом. Я предполагала, что ей нужно было помочь советом, рассказать о сексе, о наркотиках и об алкоголизме и, вероятно, найти для нее группу поддержки для подростков, у которых проблемы с алкоголем. А если она сможет справиться со своими страданиями, то ей не нужно будет употреблять сильнодействующие вещества.
Я посоветовала им курс семейной терапии. Должны быть установлены справедливые правила, регулирующие обязанности по дому. Все мальчики должны быть более дисциплинированными. Джин согласилась обсудить это с Элом.
Я спросила у Джулии, не согласилась бы она прийти ко мне на консультацию с глазу на глаз. Джулия, которая до того сидела в кресле нога на ногу, опустила ноги на пол и ответила: «Да, если нотаций не будет». Я пообещала, что не будет.
Мое отношение к разводу изменилось за годы психотерапевтической практики. В конце 1970-х я была убеждена, что детям гораздо лучше со счастливым родителем-одиночкой, чем в полной семье, где родители несчастливы. Мне казалось, что лучше уж развод, чем постоянные ссоры в неблагополучном браке. К началу 1990-х я стала больше понимать, как действует на детей развод. В некоторых семьях дети не замечали, как несчастны родители, а вот развод был для них огромным потрясением, по крайней мере на какое-то время. Я спросила у одной из девочек, что она чувствует из-за того, что видится с отцом всего раз в месяц. Она мне ответила на это: «Я стараюсь не думать об этом, слишком уж это тяжело. Я стараюсь вообще ничего не чувствовать».
Конечно, некоторые браки спасти невозможно. Особенно если там есть случаи насилия или алкоголизм, лучше всего просто выставить такого человека за дверь. У взрослых есть право на нормальную жизнь, иногда им тоже нужно о себе позаботиться, даже если при этом пострадают дети. Если дети живут с несчастными родителями, которые решили остаться вместе, лишь бы их не травмировать, то такая ситуация, конечно, не устраивает никого в семье. Но развод часто не прибавляет родителям счастья. Он обязательно становится огромным стрессом и для матерей, и для отцов и разобщает родителей с детьми.
Зачастую семьи разрушаются, потому что люди не умеют общаться. Супругов нужно учить договариваться, разговаривать друг с другом, выражать привязанность и вносить вклад в семейный микроклимат. Если они научатся это делать, то удастся спасти многие браки. А если люди не научились этому в первом браке, то им необходимо приобрести такие навыки потом, иначе следующий брак тоже будет трещать по швам.
В 1990-е многие взрослые развелись как минимум один раз – и у многих детей был лишь кто-то один из родителей. Из-за развода многие женщины начинают испытывать финансовые трудности. Часто такая семья переезжает в новый дом – и подростки оказываются в новой школе, в окружении незнакомых людей. Они теряют друзей, с которыми были вместе долгие годы, тех, кто мог бы поддержать их в это трудное время. Часто они беспокоятся, где бы взять денег на одежду, на машину и на учебу в колледже.
Развод может особенно больно ударить по подросткам. Отчасти это связано с их возрастными особенностями, отчасти с тем, что они все еще подпитываются энергией взрослых. Подросткам нужны родители, которые бы с ними разговаривали, приглядывали за ними, помогали им быть организованными и поддерживали в трудную минуту. А у разведенных родителей часто на это нет сил. Подростки переживают горькую утрату родителей, семьи, собственного детства. И, в отличие от детей помладше, выражая свою боль, они склонны подвергать себя опасности.
В силу незрелого мышления подростки не в состоянии осмыслить развод. Они склонны видеть все в черно-белом свете, и им трудно судить об отдаленных последствиях того, что сейчас происходит. Они категоричны в суждениях и считают собственных родителей совершенством. Они очень придирчиво относятся к родительским неудачам и критически оценивают каждый их шаг. Они рассчитывают, что родители будут защищать их и радовать, и переживают потрясение, когда те не соответствуют их ожиданиям. Иногда подростки не умеют прощать.
Именно в тот период их жизни, когда быть не таким, как все, – это плохо, развод заставляет их чувствовать себя именно так. Если уж подросток чувствует неловкость оттого, что кто-то из родителей надел какую-то не такую обувь, то разведенный родитель – это очень стыдно. Подростки такие эгоцентрики, что им кажется, будто все вокруг знают об этом разводе во всех подробностях. Вот они и стыдятся родных, которых считают неблагополучными.
Подростковый возраст – такое время, когда предполагается, что молодые должны отделиться от родителей, но постоянно обращаться к ним за поддержкой и советом. Если родители отдаляются от них, то детям не от кого отдаляться и не к кому возвращаться. После развода родителей подростки чувствуют себя брошенными, и они от этого в ярости. Они злятся на обоих родителей за то, что те их подвели. Часто им кажется, что родители живут не по правилам – так отчего бы и подросткам теперь тоже не начать нарушать их! Родители перестают быть для них авторитетом. Теперь подростки заявляют им: «Да как ты смеешь указывать мне, на себя посмотри, сам вон как накосячил!»
Пока дети не достигнут старшего подросткового возраста, им и в голову не приходит, что у их родителей могут быть свои потребности, которые отличаются от потребностей самих подростков. Большинство детей в этом возрасте не в состоянии сочувствовать родителям и хотели бы, чтобы они оставались в браке, даже если при этом будут несчастны. Они в ужасе оттого, что связь межу родителями может быть разорвана. Если родители могут порвать отношения, значит, они могут порвать и с детьми.
Часто родители испытывают такую горечь и обиду по отношению друг к другу, что им трудно призвать к порядку детей-подростков. А те могут начать манипулировать отцом и матерью, что часто и делают. Они их стравливают друг с другом или остаются жить с тем из них, кто меньше предъявляет требований и меньше за ними следит. Подросткам самим не всегда ясно, чего им хочется, поэтому они решают жить именно с тем из родителей, кто обещает купить им новое стерео или свозить куда-то на каникулы. Того из родителей, кто заставляет делать домашнюю работу или выполнять работу по дому, они избегают. Судебные разбирательства, особенно слушания по поводу установления опеки над подростком, часто заставляют детей метаться между родителями. В конце концов подростки начинают их обоих винить в той боли, которую им причинили, и в результате не доверяют ни одному из них. Взрослые дискредитируют себя в их глазах, и за утешением и дружбой дети теперь обращаются лишь к сверстникам.
Особенно болезненно переживают развод родителей девушки-подростки, на которых в нашей культуре и так оказывается большое давление. Девушки по-разному реагируют на эту ситуацию. Одни впадают в депрессию и наносят себе увечья, другие пытаются покончить с собой или медленно убивают себя алкоголем и наркотиками. Некоторые уходят в себя и наедине с собой врачуют душевные раны. Многие бунтуют, а другие на удивление хорошо справляются с этой ситуацией.
Тарин, 14 лет
Лойс срочно назначила со мной консультацию после того, как дочь грубо толкнула ее. В тот день, сидя у меня в кабинете, она говорила тихим голосом, взволнованно поглядывая на дочь после каждой фразы. Ее дочь Тарин, темноволосая и подтянутая, держалась более раскованно. Она перебивала мать, противоречила ей и постоянно обижала. Тарин нападала, а Лойс сносила эти нападки. Наблюдая за тем, как эти двое взаимодействуют друг с другом, я могла увидеть, как именно конфликты перерастают в насилие.
До того как родители развелись два года назад, Тарин была избалованным единственным ребенком. Ее отец был банкиром, а мама врачом-аудиологом[28]. Они жили в небольшом городке за сто миль от нашего города, и Тарин там правила бал. Дедушка и бабушка ее отца были основателями этого городка. Все знали и уважали их семью.
А потом Лойс поехала на конференцию в Лос-Анжелес и, вернувшись домой, попросила у мужа развод. Там, на конференции, у нее завязался роман, но дело было не только в этом. Из-за этой любовной истории она поняла, что ее брак исчерпал себя, что отношения с мужем непоправимо испорчены. Она заявила, что хочет переехать в город и начать самостоятельную жизнь.
Я смотрела на эту миниатюрную, застенчивую женщину и поражалась ее мужеству. «Я понимаю, что завести роман на стороне – это нехорошо. Я попросила прощения у Рэнди и Тарин, но я правильно сделала, что развелась, – сказала Лойс. – Никогда я не жила так счастливо, как в этом году».
Тарин рявкнула: «А как насчет нас с папой? Ты пустила нашу жизнь под откос».
Лойс беспомощно всплеснула руками и посмотрела на меня, ища поддержки. Я чувствовала: она хочет защититься, но чувствует себя слишком виноватой. Я попросила Тарин рассказать, что произошло после развода родителей.
«Сначала я жила с папой, но все пошло не так. Он все время проводил или в банке, или в местном клубе», – она глянула на Лойс. И та продолжила рассказ: «За Тарин никто не присматривал. Она стала хуже учиться и прогуливать школу. Рэнди не смог ее контролировать. Он всегда поручал наведение порядка мне. В конце концов он махнул на все рукой и отослал ее ко мне».
Лойс посмотрела на дочь. «После того как мы с мужем стали жить отдельно, я попыталась наладить с дочерью отношения, но она слишком злится на меня. Кода Рэнди привез ее, мне хотелось снова с ней сблизиться, но я боялась. Впервые за все это время я жила собственной жизнью, у меня была хорошая работа и друзья. Я не хотела, чтобы Тарин все это испортила своей злостью».
«Никому я не нужна, – тряхнула темными волосами Тарин. – Я в полной заднице. Я скучаю по нашему большому дому: теперь мы ютимся в этой квартирке. Я скучаю по моему парню. Ненавижу маминых друзей и одноклассников. Какая это все фигня!»
Лойс сказала: «Ей трудно. Она знала всех в нашем городке и во всем принимала участие: занималась музыкой, спортом, ходила в церковь. А в городе все так изменилось. Я думала, что у нас все наладится, но с недавних пор Тарин стала поднимать на меня руку, – она показала мне синяк на руке. – Я не знаю, как справиться с этим».
Тарин рявкнула: «Я тебя не била, а просто толкнула. Вечно ты преувеличиваешь».
Следующий час мы провели, договариваясь о том, что нельзя распускать руки. Решили, что если еще такое случится, Тарин в наказание будет запрещено выходить из дома в течение недели. Лойс стало легче, а Тарин обозлилась на меня за то, что я попала под влияние ее мамы.
На следующей неделе я встретилась с Тарин с глазу на глаз. Как и многие подростки, она стала гораздо приятнее в общении, когда матери не было рядом. Она сказала, что не поднимала руку на мать с момента нашей встречи, а потом быстро сменила тему и стала обсуждать развод. Ей противно было жить с отцом, который впал в депрессию и погрузился в себя. Ей надоела замороженная пицца и не хотелось самой стирать себе одежду.
Она скучала по матери, которая была хорошей хозяйкой. Хотя Лойс работала, у нее всегда находилось время для Тарин. Она помогала ей делать уроки, шила костюмы для школьных мероприятий, украшала дом по праздникам и готовила вкусную еду. Устраивала вечеринки, которые нравились всем в их городке. Короче говоря, она полностью обеспечивала комфортную жизнь для Тарин и ее отца.
Тарин сказала: «После того как мама уехала, бывало, что я сидела по ночам одна дома, глядя на фотографии, где были мы все вместе: папа, мама и я. И проклинала маму за ее эгоизм и за то, что она разрушила нашу семью».
Разговор все более осложнялся, по крайней мере для Тарин. Отец был успешным человеком, хорошо зарабатывал, но жить с ним было тяжело. Он рассчитывал, что Лойс будет вести хозяйство и воспитывать Тарин. После работы он напивался и приходил домой то навеселе, то мрачный, как туча. Всю злость он вымещал на Лойс, которая не умела за себя постоять. Наблюдая за тем, как относились к ее матери, Тарин дала себе слово, что не потерпит, чтобы с ней дурно обращались. Но злилась на мать за то, что и она приняла такое же решение.
Тарин добавила: «А еще я сейчас так злюсь на нее, ведь она была такой прекрасной матерью, когда я была маленькой».
«А что случилось после того, как твоя мама сказала, что хочет уйти из дома?»
«Мы с папой устроили ей “веселую” жизнь, – ответила Тарин. – Папа всем рассказал, что она ему изменила. Родственники с обеих сторон стали оказывать на нее давление. У нее практически случился нервный срыв».
Я попыталась улыбнуться: «Похоже, что твоя мама может быть такой же упрямой, как и ты».
Мы стали обсуждать, как и с кем Тарин сейчас общается. У себя в городке она была популярной личностью, но здесь была одинока, ведь раньше она училась в школе, где было 225 учеников, а тут их около трех тысяч. Даже если бы она и хотела подружиться с кем-то, это непросто сделать. Но она и не хотела этого. Тарин скучала по своему парню, которому рассказывала все на свете. Сначала он писал ей письма, а потом завел другую подружку.
Тарин страдала из-за всех подростковых проблем, а еще потому, что утратила семью. Ее уверенность в себе равнялась нулю, и она злилась и расстраивалась из-за того, что не могла завести друзей. Меня поразило, что она согласилась побеседовать со мной. Перед тем как она собралась уходить, я выразила ей восхищение за то, что она решилась довериться незнакомому взрослому человеку.
Наша следующая встреча с Тарин началась бурно: она в голос кричала, рассказывая, что мать отказалась купить телевизор ей в комнату.
«Она говорит, что ей не на что его купить, но я же знаю, что она может взять эти чертовы деньги в долг».
Я спросила ее, что она еще чувствует кроме переживаний по поводу этого инцидента.
«Мне стыдно. Не надо было обзывать ее стервой. Конечно, она стерва, но зря я произнесла это вслух. Убила бы, так она меня бесит».
Мы поговорили о том, как контролировать гнев. Я посоветовала бить кулаком по подушке в следующий раз, когда она разозлится, и выходить на пробежку, пока весь гнев не «сгорит». Трудно злиться, когда твои физические силы на исходе. Я посоветовала ей вести записи: «Записывай все свои мысли. Перенеси их из себя на лист бумаги. А потом избавься от этого листка».
Тарин принесла мне свои записи. Сначала там была одна злость: именно мать была виновата во всех ее страданиях и воплощала все зло во вселенной. Но постепенно ее злость утихла. Тарин стала записывать размышления о том, как развод родителей повлиял на ее жизнь: как была разрушена прежняя жизнь, как она скучала по своему парню, боялась новой школы и разочаровалась во взаимоотношениях между людьми.
Мне было приятно, что теперь главной героиней этих записок стала она сама. Тарин была так зациклена на матери, что забыла о себе. Избыток злости, как и избыток уступок, препятствует развитию. Если кто-то обвиняет других в своих несчастьях, это мешает ему взять на себя ответственность за собственную жизнь и прожить ее. Несколько месяцев спустя Тарин призналась: она ожидала от матери, что та полностью посвятит себя ей, но теперь понимала, что это было нереально. До некоторой степени обе они из-за этого оказались в тупике. Лойс не могла жить собственной жизнью, а Тарин не могла научиться быть счастливой. Тарин до сих пор временами охватывал гнев, но теперь подобные вспышки ярости случаются реже. В перерыве между ссорами Лойс и Тарин хорошо проводили время вместе. После того как злость Тарин утихла, у нее появилось больше сил на собственную жизнь. Она горевала о прошлом, но теперь стала строить планы на будущее. У нее наладилась учеба. Она занялась спортом и даже стала подумывать о серьезных занятиях бегом. Она сумела справиться со своими страхами и стала общаться с одноклассниками.
Эми, 12 лет
Джоан привела Эми ко мне на прием, потому что они с Чаком собрались разводиться. За год до этого Эми была жизнерадостной и веселой. Когда я встретилась с ней через год, она была притихшая, погруженная в себя и серьезная.
Джоан – учительница, и язык у нее подвешен. Она исходила ядом по поводу своего мужа Чака. Он представлялся ей воплощением зла – не муж, а просто Адольф Гитлер, ничего хорошего в нем не было. Она изливала свою злобу, а Эми все глубже и глубже забивалась в угол дивана в моем кабинете. Казалось, что девочка хотела исчезнуть с глаз долой. Пока ее мать говорила, ее серьезное личико казалось все меньше и меньше, а тело казалось еще более детским.
Джоан объяснила, что они с Чаком попытались обратиться к психологу, но Чак хотя и сам был психотерапевтом, не хотел идти ей навстречу. Она старалась изо всех сил, но он саботировал все ее попытки спасти семью.