- Рецензия великолепна; должно быть, вы были очень талантливы в молодости, - заметил я.
- Это не я, - раздражённо ответила женщина. – Разве я не сказала, что это она? Я бросила сцену ещё до того, как она получила первую роль.
- Кто «она»?
Я надеялся, что она не растеряла остатки разума.
- Элейн, моя сестра, - ответила она недовольно.
Похоже, она была уверена, что говорила мне это уже не один раз.
Теперь становилась понятна бросившаяся мне в глаза разница в возрасте. Она составляла не менее десяти лет – и это вряд ли можно было объяснить отвратительными условиями проживания и быстрым старением.
Мы с Алистером вернулись на свои места.
- Она была младше вас?
Сначала мне показалось, что она не расслышала вопрос, но затем медленно кивнула.
- Мы обе начинали свою карьеру на второстепенных ролях в театре: я – в семидесятых, она – в восьмидесятых, - начала рассказывать миссис Лейтон. – Я была хороша. Но Элейн – лучше. Однажды она даже получила роль в спектакле с Эллен Терри.
- О да, восхитительная Эллен Терри! – воскликнул Алистер, пытаясь расположить к себе миссис Лейтон. – Я видел её в игру в паре с Генри Ирвингом в «Короле Артуре» около десяти лет назад. Её Гвиневра была просто великолепна!
- Это было её мечтой, - тихо произнесла миссис Лейтон. – Пока её не отняли у Элейн.
- Кто? – спросил я.
- Как «кто»? – вздохнула женщина. – Чарли Фроман поставил крест на её карьере всего несколькими словами. Он, его братец и их помощник распространяли об Элейн лживые слухи. Они не просто выгнал её из своего театра; они сделали так, чтобы она больше не смогла получить ни одну роль. И всё это только потому, что Элейн ждала ребёнка.
Алистер пояснил мне, что миссис Лейтон говорит о тех годах, когда Чарльз Фроман ещё только начинал создавать свою империю и работал вместе со старшим братом Дэниелом в «Мэдисон-сквер-гарден». С самого начала работы в театре Чарльз рьяно следил за своими актёрами и их поведением – особенно, за его моральной составляющей.
- Какой помощник? – уточнил я.
- Айзберг, - ответила женщина и содрогнулась. – Ужасный человек. Он был влюблён в Элейн, но в тот момент, когда ей больше всего нужна была его помощь, он отвернулся от неё.
- Вы имеете в виду Льва Айзмана?
Я старался, чтобы вопрос не выглядел наводящим, но фамилия, которую она произнесла, была очень созвучна.
- Может быть, - миссис Лейтон сплюнула на пол. – Кем бы он ни был, он был очень близок с Чарли.
Похоже, она действительно говорила о Льве Айзмане. Это было ещё одним напоминанием о том, что я не должен раньше времени сбрасывать со счетов бессменного помощника Фромана.
- А ребёнок Элейн?
- Они хотели, чтобы Элейн от него избавилась. Но она не стала.
Женщина откинулась на спинку стула и печально вздохнула.
- Этот ребёнок и был Робертом? – осторожно поинтересовался я.
Но она вновь ушла в себя, окунувшись в воспоминания давно прошедших лет, и не ответила на мой вопрос.
- Я много лет наблюдала, как Фроман относится к своим людям; они бы никогда не дали ей второго шанса, - прошептала он.
- А она не рассматривала другие варианты? Возможно, за пределами Нью-Йорка?
Миссис Лейтон усмехнулась.
- Только не с такими амбициями, как у Элейн. Да, он уничтожил её, - она громко стукнула по столу раскрытой ладонью, - уничтожил, когда отнял у неё мечту! Ей пришлось приехать сюда и родить ребёнка. Мы с моим мужем Эдди приютили их и сказали всем соседям, что она недавно потеряла мужа.
- И она все эти годы жила здесь с сыном?
Женщина кивнула.
- А что ей ещё было делать? К тому же, мы – её семья. Её Роберт и моя дочь очень сдружились. Несмотря на разницу в возрасте в десять лет, они были близки, как родные брат и сестра.
Я поинтересовался, завёл ли Роберт в детстве друзей или, возможно, была ли у него в юности девушка, за которой он ухаживал. Но миссис Лейтон не могла сказать по этому поводу ничего конкретного; похоже, её разум лучше сохранял воспоминания о далёком прошлом, чем о недавних событиях.
- А где сейчас ваша сестра? Я так понимаю, здесь она больше не живёт, - произнёс я.
- Не живёт. Но она рядом, вот там.
Женщина подняла руку и указала на причал и бухту за окном.
- Она живёт не на острове? В Гринпорте?
Миссис Лейтон в очередной раз усмехнулась.
- Нет, я имела в виду именно бухту. Она там с тех самых пор, как пять лет назад вышла прогуляться и не вернулась.
Женщина печально вздохнула.
- Она отправилась на прогулку как обычно, в одиннадцать часов. Говорят, она зашла на почту и отправила несколько писем, а затем отправилась домой. Но в последний момент свернула к бухте. Её видел там местный мальчуган.
Миссис Лейтон начала задыхаться, когда тяжесть воспоминаний о тех событиях накрыла её с головой.
- Парнишка решил, что она собирает ракушки. Но оказалось, что она подбирала камни и складывала их в карманы, а когда набралось достаточно, чтобы потянуть её на дно, она вошла воду с головой. Мальчишка побежал за помощью, но было уже поздно. Ещё нашли три недели спустя – рыбаки вытащили её тело на другой стороне острова.
- Примите мои извинения, - искренне произнёс я.
Может, всё семейство Коби поразила некая психическая болезнь? Она затронула всех: и миссис Лейтон, которая иногда теряла связь с реальностью; и её сестру, которая решила покончить жизнь самоубийством; и её племянника, который, вполне возможно, виновен в череде жестоких убийств.
- Роберт остался с вами? – спросил Алистер.
- Он жил неподалёку, в Монтаке, работал на рыболовецком судне.
- А где он сейчас? Прошу вас, миссис Лейтон, подумайте хорошо, - попросил я.
Она бросила на меня раздражённый взгляд.
- Мне не нужно «думать хорошо». Он там, на рыболовецком судне. Навещает меня каждый год на годовщину её смерти.
- И когда она?
- Первого апреля.
Она удивилась моему вопросу, а я смутно ощущал, что это может оказаться важным. Годовщина случится уже через несколько дней, и если до этого времени нам не повезёт…
Но я тут же отбросил подобные мысли.
На кону стояла человеческая жизнь; нам нельзя потерпеть неудачу.
У нас всё получится – просто потому, что у нас нет права на ошибку.
Какое-то время мы ещё продолжали разговаривать, сидя в гостиной, слушая, как барабанит по окнам дождь, и вдыхая запах старости и сырости.
Алистер помог мне закончить разговор с миссис Лейтон, быстро пройдясь по деталям её жизни на Шелтер-Айленд и взрослении Роберта.
Вскоре мы уяснили следующее: муж миссис Лейтон давно умер, Роберт всегда пропадает на рыболовецком судне, а её дочь, унаследовав любовь матери к театру, ездит по миру с бродячими артистами. От неё регулярно приходили почтовые открытки: из Филадельфии и Бостона, из Сент-Луиса и Чикаго.
- Но я не знаю, где она сейчас. Где угодно, но только не в Нью-Йорке, - произнесла женщина, покачав головой.
- А сохранилось ли у вас что-то от Роберта? Может, последний адрес или фотография?
Адрес миссис Лейтон не знала, но согласилась поискать фотографию. Среди газет она нашла потрёпанный чёрно-белый снимок из детства Роберта, и я тотчас узнал на фотографии женщину из газетной статьи. На руках Элейн держала пятилетнего мальчугана – должно быть, это и был Роберт. Рядом с ней стояли молодая миссис Лейтон с мужем и дочерью.
Я заметил, что в молодости миссис Лейтон тоже была красива.
Как и её дочь, насколько я мог судить по снимку, несмотря на то, что её лицо было наполовину скрыто шляпкой с перьями и вуалью.
Они создавали впечатление очень счастливой семьи. Так что же разрушило их счастье?
Наверно, большую роль сыграло самоубийство Элейн Коби… Но я не думал, что это единственная причина. Скорей всего, самую главную роль сыграла психическая болезнь, забравшая членов этой семьи одного за другим.
Семейное проклятие, не иначе.
- Мы были тогда так счастливы, - прошептала миссис Лейтон, разглядывая фотографию.
- В этом доме есть комната, в которой жил Роберт? – спросил я. – Может, сохранился его письменный стол или какие-то вещи в подвале?
Я думал о его рукописях либо о любом другом образце почерка, который мог остаться в этих стенах. Мы до сих пор не были уверены, что он и есть убийца, которого мы ищем, но его почерк мог бы сразу расставить всё по местам.
Миссис Лейтон покачала головой.
- Он забрал все вещи, когда съезжал. К тому же, подвал постоянно затапливает, и там невозможно что-то хранить.
Мы поблагодарили женщину за уделённое нам внимание.
Когда мы уже почти подходили к калитке, я дёрнул Алистера за рукав.
- Смотри! Там, в углу. Видишь? – я показал на заброшенный сарай у дальнего края участка.
- Выглядит заброшенным.
Мы с Алистером обменялись многозначительными взглядами.
Я осмотрел соседние дома.
Разница между домом миссис Лейтон и окружающими коттеджами была колоссальной и сразу бросалась в глаза.
- Он находится на участке Лейтон.
Я развернулся и пошёл назад. По моим уверенным шагам никто не мог бы догадаться, что внутри меня поселился страх.
Через несколько десятков шагов мы с Алистером подошли к дальнему северо-западному углу сада, где стоял запертый на замок и скрытый за деревьями дровяной сарай.
В нём не было окон; лишь узкая дверь.
Мне так хотелось развернуться и быстрым шагом пойти назад, на улицу, к парому – как можно дальше от этого богом забытого места.
Но сегодня мы проделали слишком долгий путь, чтобы оставить всё незавершённым.
Практически без усилий я открыл навесной замок на двери сарая и толкнул дверь.
И с тех пор, как вошёл внутрь, пробираясь через сети паутины, в это сосредоточение зла, я ни на секунду не пожалел о своём решении.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Дровяной сарай. Бэй-Авеню, Шелтер-Айленд.
Я вошёл первым, прорываясь через паутину, оплетавшую дверь с обратной стороны.
На голый земляной пол были кое-как набросаны полусгнившие доски, от которых исходил запах плесени, гнили и болота.
Посреди комнаты я наткнулся на пять коробок, поставленных друг на друга пирамидой.
- Всё в порядке? - от двери донёсся обеспокоенный голос Алистера.
- Всё хорошо, - ответил я. – Но немного света не помешало бы.
Несмотря на то, что помещение было небольшим – всего два с половиной на три метра – света от пасмурного, серого неба не хватало, чтобы хорошо всё рассмотреть.
- У меня с собой есть коробок спичек. Подойдёт? – крикнул Алистер.
- Сейчас попробую найти свечу.
Если Роберт много времени проводил в этом сарае и приходил сюда по вечерам, значит, ему был необходим источник света.
В конце концов, я нашёл на столе наполовину сгоревшую свечу, установленную на блюдце.
Алистер вошёл внутрь; мы зажгли свечу и некоторое время постояли, не двигаясь, давая глазам возможность привыкнуть к смене освещения.
Я слышал, как моё сердце колотится в предвкушении.
Спустя несколько минут мы уже могли рассмотреть окружавшие нас предметы.
Я подошёл к столу.
Под толстым слоем пыли и плесени лежали обычные предметы обихода: катушка ниток, мячик, какой-то рычаг, колода карт, вязальные спицы и несколько стопок книг. От последних тянуло гнилью и плесенью – и не удивительно, ведь крыша явно протекала.
Также на столе лежала программка и два билета на спектакль «Сирано де Бержерак», датированные тридцатым ноября 1899 года. Я узнал главного актёра – Ричарда Мэнсфилда, но он не относился к труппе Фромана.
- Начнём оттуда, - мрачно предложил я, кивая на южную стену с приклеенными фотографиями и открытками.
Я осторожно направился к стене, обойдя кучу мужской и женской обуви, сваленной на моём пути.
Алистер нервно обернулся на открытую дверь.
- Пусть сюда лучше заходит свежий воздух, - произнёс я. – Не думаю, что кто-то заметит. С улицы этот угол двора не виден.
Алистер сделал глубокий вдох и подошёл ко мне; старые доски жалобно заскрипели под его шагами.
- Осторожно, - предупредил я, когда он чуть не врезался в кучу обуви, которую я только что удачно обошёл.
Я поднёс свечу к стене, освещая фотографии одну за другой, насколько это позволял скудный свет пламени.
И там, на стене, мы нашли подтверждение того, что, наконец, отыскали своего противника.
Изображения Пигмалиона.
На чёрно-белой фотографии был изображён мужчина, тянущийся к обнажённой женщине. Наверно, это было репродукцией картины – такие продают за несколько центов на ступеньках Музея искусств.
Внизу стояла подпись: «ПИГМАЛИОН И ГАЛАТЕЯ».
Вторая фотография была практически идентичной – те же фигуры, только снятые под другим углом.
Алистер тихонько присвистнул.
- Ты знаешь, что это? – спросил я.
Алистер кивнул.
- Это открытки с изображениями двух картин Жан-Леона Жерома. На них изображён скульптор Пигмалион и его творение – Галатея. Обе картины показывают момент, когда Галатея оживает. А вот и ещё одна! – воскликнул Алистер, указывая на открытку, на которой были нарисованы женщина, скульптор и ребёнок. – Я её тоже видел. Забыл фамилию художницы… Анна… В общем, начало девятнадцатого века. Эта картина является отображением мифа о том, что у Пигмалиона и его статуи родился сын.
Я перевёл взгляд правее – рядом с открытками алыми, небрежными буквами было написано:
«Жизнь боги зиждут,
А я − ваяю смерть!»
Я почувствовал, как кровь отлила от моего лица.
В этом мрачном, богом забытом месте, где, возможно, жил убийца, эта фраза звучала особенно зловеще.
Мы действительно нашли преступника.
Как-то Алистер сказал, что человек, которого мы ищем – а теперь мы знали, что это Роберт Коби, - был одним из самых незаурядных убийц, с кем ему приходилось иметь дело. И я тогда ответил, что не желаю пропускать через себя его поступки и пытаться понять его одержимость.
Но в этом сарае я, наконец, осознал, что обязан сделать именно это, если хочу его поймать.
Поэтому я сделал глубокий вдох и спросил Алистера:
- Как ты думаешь, эта фраза имеет отношение к фотографиям?
Алистер поставил блюдце со свечой на полочку и пробежал пальцами по надписи.
- Не могу сказать точно, - ответил он наконец. – Но я уверен, что она имеет отношение к Пигмалиону. Возможно, это цитата из пьесы.
Я вытащил записную книжку и карандаш и записал фразу.
Алистер провёл рукой по волосам.
- Мы должны представить всё это, - он обвёл рукой помещение, - с точки зрения Роберта. Думаю, не ошибусь, если скажу, что он поселился в этом сарае оттого, что он стоит отдельно от основного дома. Он использовал уединение этого места, чтобы взращивать свою одержимость.
Он на секунду замолчал.
- Сейчас мы находимся в месте, где зародились его фантазии.
- Фантазии, которые он перевёз с собой в город и воплотил в жизнь на сцене трёх различных театров, - подхватил я мысль Алистера.
Сегодня я был благодарен Алистеру за то, что он пошёл со мной. Мы с ним не всегда сходились во мнениях, но сейчас мы вместе старались достигнуть одной цели.
- Но меня кое-что смущает: какую роль Фроман и Лев Айзман играют в планах Роберта? Мы знаем, что Роберт одержим определённым типом женщин; если конкретнее – теми, кто соответствует его фантазиям о Пигмалионе и Галатее. С другой стороны, он поставил своей целью театры Фромана. Его тётя обвиняет Фромана и Айзмана в том, что они разрушили жизнь Элейн Коби. Матери Роберта. В целом, одержимость Коби выглядит именно так, как ты мне всегда говорил: фантазии человека играют существенную роль в становлении его преступного поведения.
- Продолжай, - кивнул Алистер.
- Но всё остальное звучит, как обычные заговор ради мести. У меня никак не получается их склеить их вместе. В этом нет смысла, - развёл я руками.
Алистер озадаченно улыбнулся.
- Ты же сам говорил: жизнь – не научная теория. Как тебе такой вариант: Роберт Коби совместил свою одержимость женщинами – точнее, мёртвыми женщинами в образе Галатеи, - и ненависть к Чарльзу Фроману?
- Убив двух зайцев одним выстрелом?
- Именно.
Я снова посмотрел на алую надпись и ощутил лишь одно – страх.
Словно догадавшись, что я чувствую, Алистер добавил:
- Вспомни, что я тебе говорил: зло пугает нас тем меньше, чем больше мы о нём узнаём.
Я перевёл взгляд на стоящие посреди помещения пять коробок.
- Думаю, их содержимое сможет пролить свет на наше расследование.
Превозмогая нервозность, мы начали пробираться к коробкам, отводя в стороны целые кружева паутины.
Я склонился над первой коробкой и перочинным ножиком разрезал скотч, которым она была склеена.
Я как раз протянул руку к лежащему сверху предмету, когда дверь сарая с громким лязгом захлопнулась, отрезав нам дневной свет.
Мы подпрыгнули на месте. В панике Алистер бросился к двери, распахнул и её и осмотрел сад. Я кинулся вслед за ним, вытаскивая на бегу пистолет.
Мы разделились, обогнули сарай с двух сторон, осмотрели заросли винограда и нестриженые кусты, окружавшие строение.
- Может, это ветер?
Алистер с сомнением покачал головой – несмотря на пасмурный дверь, ветер не мог с такой силой захлопнуть дверь.
Но по какой бы причине дверь ни закрылась, на улице не было ни души.
Мы вернулись в сарай, снова зажгли свечу и продолжили работу с утроенной энергией. Я не мог отделаться от ощущения, что мы находимся в жутком, проклятом месте, и оба хотели как можно скорее покончить с поисками и выбраться отсюда.
Мы вскрыли все коробки, одну за другой, разглядывая содержимое в дрожащем пламени свечи.
Сначала не заметили ничего существенного: несколько блокнотов с записями многолетней давности – от стихов до пьес, написанных уже знакомым нам тонким, неаккуратным почерком.
И ничего похожего на дневник.
Никаких фотографий.
Никаких личных писем, даже от матери.
Я был удивлён: большинство людей хранят подобные вещи. Даже в моей квартире в Добсоне, несмотря на спартанские условия, на шкафу стояла коробка с фотографиями и письмами, написанными моей матерью и Ханной. Эти вещи были слишком болезненными, чтобы видеть их каждый день, но слишком дорогими, чтобы их выбрасывать.
С другой стороны, Роберт мог хранить подобные ценности в другом месте, а мог и вообще избавиться от таких воспоминаний.
После того, как мы покончили с коробками, ещё раз осмотрел сарай, чтобы ничего не упустить.
И тогда-то я и нашёл последнюю коробку.
Она больше напоминала небольшой чемоданчик, сделанный из плотного картона.
Эта коробка оказалась тяжелее других. Она была закопана в землю под несколькими набросанными досками, которые я отшвырнул в сторону.
Мы с некоторым трудом подняли её и поставили поверх остальных коробок.
Она была заперта на навесной замок, но он был простым, и я без труда вскрыл его с помощью захваченных инструментов.
Алистер поднял свечу над содержимым коробки.
Мы заглянули внутрь и увидели лишь скомканную простыню, чей цветочный узор был покрыт какими-то тёмными пятнами. Я потянул руку, чтобы отодвинуть её в сторону.
Медленно, медленно…
Пока мы с Алистером не рассмотрели, что лежало под тканью.
Если бы не были заранее готовы к самом худшему, то оба бы подпрыгнули на месте, а то и вскрикнули.
- Какого дьявола…, - прошептал Алистер.
В коробке лежала чья-то рука – точнее, скелетные останки. Кости были небольшими и тонкими, хотя, конечно, мы не могли знать, как эта рука выглядела при жизни.
На третьем пальце руки поблёскивало кольцо с сапфиром и бриллиантами. Драгоценности красиво переливались в свете свечи.
Мы оба вздрогнули, когда через открытую дверь в сарай ворвался порыв ледяного ветра.
- Эти кости человеческие? Наверно, женские? – предположил я, понимая, что делаю заключение лишь по тому, что кольцо на пальце, очевидно, принадлежало женщине, и убита она была в нём.
Алистер задумался.
- Кости довольно маленькие. И тот факт, что он оставил кольцо на пальце – или надел его на палец уже после смерти – должно что-то значить.
Больше в коробке ничего не было.
С улицы донёсся шум, и мы быстро переложили содержимое саквояжа Алистера в мой портфель, а в саквояж Алистера сгрузили скелетные останки и кольцо.
По дороге к парому мы с ним обсуждали два самых важных вопроса, стоявших сейчас перед нами: как доказать, что останки принадлежат человеку, и как отыскать Роберта Коби.
- Я должен пойти к Малвани, - говорил я. – Но я не смогу убедить его, что он не прав, если у меня не будет убедительных доказательств.
- А разве мы сегодня не нашли достаточно «убедительных доказательств»? – удивлённо посмотрел на меня Алистер.
- Все эти улики косвенные, - покачал я головой. – Мы даже не можем с уверенностью сказать, что кости принадлежали человеку.
- Выглядят они очень даже человеческими, - резко ответил Алистер.
- А внешность бывает обманчива, - возразил я. – Я не стану рисковать своей репутацией из-за неубедительных доказательств.
К счастью, Алистер придумал выход: оказалось, у него есть друг – палеонтолог из Американского музея естественной истории, на знания и профессионализм которого можно было положиться.
- Ты уверен? – уточнил я. – В конце концов, кости динозавров и людей отличаются. Может, стоит рискнуть и связаться с доктором Уилкоксом?
Алистер отмахнулся от моих опасений:
- Мой друг будет рад нам помочь.
Мы успели на последний поезд до Нью-Йорка, и за всю дорогу практически не проронили ни слова.
Кости, лежавшие в саквояже Алистера, не отпускали меня ни на секунду и не давали расслабиться, напоминая о том, что кто-то ушёл от заслуженного наказания.
Четверг
22 марта 1906 года
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Американский музей естественной истории. К западу от Центрального парка. Пересечение 78-ой и 81-ой улиц.
- Ваши подозрения, джентльмены, весьма мрачны. Мои скудные познания могут их не подтвердить.
Профессор Сол Ломан поправил сползшие на кончик носа очки.
- Мы всё же рискнём, - попытался отшутиться Алистер, а затем посерьёзнел. – И мы очень ценим то, что ни один другой эксперт не согласился бы встретиться с нами в такой короткий срок, чтобы осмотреть останки и рассказать что-нибудь о возрасте, поле и жизни потерпевшего.
Сол хмыкнул.
- Ты надеешься на слишком многое, друг мой.
За окном раздался раскат грома, и свет в помещении моргнул.
Сейчас было глубоко за полночь, и мы находились в нью-йоркском Музее естественной истории.
Перед тем, как сесть на поезд в Нью-Йорк, нам удалось отыскать телефон, и Алистер сделал два звонка.
Первым эмоциональным звонком Солу Ломану он убедил палеонтолога открыть лабораторию поздно ночью, когда тот должен был давно лежать в постели.
Вторым звонком Фрэнку Райли он дал указ репортёру найти все старые заметки в газетных новостях, где упоминается пропажа людей в Шелтер-Айленд за последние десять лет.
Я тоже сделал звонок старому другу из Пятого участка; он обещал просмотреть все полицейские отчёты и городской справочник в поисках упоминаний о Роберте Коби.
По дороге в Нью-Йорк Алистер рассказал мне, что Сол Ломан был одним из лучших экспертов в области палеонтологии; Генри Фэрфилд Осборн лично выбрал его для восстановления некоторых потрясающих окаменелостей времён динозавров.
Но меня больше волновало то, что профессор мог рассказать о найденных в Шелтер-Айленд останках.
С каждым часом премьера «Ромео и Джульетты» в четверг вечером становилась всё ближе. А мне нужны были доказательства, с которыми я бы смог обратиться к Малвани за помощью.
- Я понимаю, что лучше было связаться с антропологом – специалистом по человеческим останкам, - извиняющимся тоном произнёс Алистер, – или даже с кем-то из офиса коронера.
- Так почему ты позвонил мне? – тон профессора был мрачен, но я заметил проблеск интереса в его глазах. - Существуют ведь и более квалифицированные специалисты, чем я. Алеш Грдличка из Смитсоновского института специализируется на анализе человеческих останков. А Джордж Дорси из Полевого музея в Чикаго часто работает над делами об убийствах, включая то знаменитое дело колбасника пять лет назад. Каждый из этих людей, - подчеркнул профессор, - смог бы помочь вам гораздо лучше, чем я.
- Нам нужна помощь как можно скорее. Даже завтра утром уже может быть поздно.
Даже я слышал в собственном голосе отчаяние.
Сол Ломан с сомнением посмотрел на меня, и я добавил:
- Мы работаем над этим делом неофициально.
- Вот как…
Глаза профессора загорелись ещё ярче. И я понял, что профессор – непростой человек; его очень прельщает идея участвовать в тайном, неофициальном расследовании. Это возбуждало его больше, чем официальный запрос от полиции.
Я должен был понять, что человек, согласившийся встретиться с нами посреди ночи в музее, куда до утра не пускают посторонних, был своего рода вольнодумцем.
Совсем как Алистер.
Сол Ломан очень рисковал, согласившись нам помочь; но к счастью, он готов был пойти на риск ради просьбы Алистера.
- Хорошо. Начнём.
Профессор подошёл ближе к скелетным останкам, разложенным на белой простыне. Он аккуратно коснулся кости маленьким инструментом, напоминавшим зубочистку, и приступил к анализу.
- Так… Могу сказать вам уже сейчас, что кости действительно принадлежат человеку. Посмотрите сами – они идеально совпадают.
Он показал нам изображение скелета человеческой конечности.
- Кости, образующие пальцы, называются фалангами. Посмотрите, как они похожи на те, что изображены на плакате. К примеру, большой палец, - он коснулся названной части кисти инструментом. - Видите? Вот это – дистальная фаланга, затем идёт проксимальная, и наконец – запястье. А вот эти кости, - он передвинул импровизированную указку, - называются пястными.
Он раскрыл лежавший перед ним толстенный справочник по анатомии человека.
- К сожалению, кости, которые вы принесли, не слишком подходят для определения происхождения скелета. К примеру, по тазовым костям можно сказать, принадлежат кости к женскому или мужскому скелету, потому что природа предусмотрела для женщин более широкий таз в связи с предстоящими родами. По костям лицевого черепа, а конкретнее – по зубам, можно предположить возраст умершего.
- Мы понимаем, что ты не волшебник и не сможешь рассказать нам всё.
Алистер подошёл ближе к столу, слушая профессора с восхищением и вниманием.
- А ещё с тем, что я вам расскажу, вряд ли согласятся другие учёные. Эти вопросы весьма дискутабельны, и мои заключения могут ничего не доказать.
Ломан провёл несколько измерений и продолжил:
- Конечно, более точную информацию можно было бы почерпнуть из длинных трубчатых костей, но будем работать с тем, что есть. Принимая во внимание размеры этих останков, могу сказать, что кисть принадлежала женщине. Видите, как они практически полностью повторяют изображённый на рисунке скелет?
- И это подтверждается найденным на пальце скелета кольцом, - кивнул Алистер.
- Вы можете определить, насколько быстро тело способно превратиться в скелет? – спросил я.
Профессор Ломан пожал плечами.
- Зависит от того, где было найдено её тело. Например, если к нему был, скажем так, «доступ» насекомых и диких зверей, то подобное скелетирование – вопрос одного-двух месяцев.
- И каков крайний срок, если учесть, что тело разлагалось медленнее?
Профессор вздохнул и задумался.
- Полагаю, около полугода. Или больше – этого кости уже не скажут. Она могла пролежать в лесу и три месяца, и три года – изменения будут одинаковы. То, что её рука теперь превратилась в скелет, говорит мне лишь о том, что обладательница сей конечности умерла не в течение последних недель.
Сол Ломан достал лупу и поднёс к большому пальцу.
- Ещё могу сказать, что она однажды травмировала палец. Вот эта костная мозоль, - он коснулся нужной области инструментом, - указывает на хорошо сросшийся перелом.
- И насколько давно? – уточнил Алистер.
Профессор пожал плечами.
- Это невозможно определить. Думаю, ещё в детстве. Но эта деталь может помочь вам выяснить личность жертвы. Если, конечно, владелица кольца и обладательница этой руки – один и тот же человек.
Я подумал о золотом кольце, в котором между двумя небольшими бриллиантами переливался крупный сапфир. Такие украшения обычно носили молодые девушки.
Естественно, есть вероятность того, что Роберт Коби просто нашёл это кольцо. Или это могла быть драгоценность, принадлежавшая его матери.
И всё же, учитывая, с кем мы имеем дело, я был уверен, что кольцо на руке – не простая случайность.
Ведь Роберт Коби ничего не делал случайно.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Особняк Вандергриффов, Пятая Авеню, 969.
Нам удалось поспать пару часов в квартире Алистера до наступления рассвета. Когда мы вышли в гостиную, оказалось, что нас там уже дожидается Фрэнк Райли.
Он выяснил, что пять лет назад во время отдыха со своей семьёй на Шелтер-Айленд пропала красивая юная леди по имени Франсин Вандергрифф.