Гиблый мир, над которым реет
Бледный ангел полярных широт…
Радость жизни бывает простою –
И дороги у нас, и дома.
Ну а там – под Полярной звездою –
Тот вокзал, и полярная тьма…
Заключенными возведенный,
Весь он выбелен снегом густым,
Вековой мерзлотой изможденный,
Он останется местом пустым.
Мог бы стать он музеем Гулага,
Только кто доберется туда?!
И стоит он один, бедолага,
И печальная светит звезда…
Стекла – выбиты, крыша – в дырах:
Он забыт и заброшен страной!
Всё мечтает он о пассажирах –
Только рельсы прошли стороной…
Это кажется невероятным,
Словно воображения зуд,
Но на мертвой дороге гудят нам –
И сквозь тысячи судеб зовут!
2015, Новгород
ЗВЕЗДАМ
И каждый камень под стопами – горы,
И капли дождевые – океан…
Мария Мещерская
От звезды Бетельгейзе
Жизнь едва ли грядет,
От звезды Бетельгейзе
Свет веками идет
К нашей – полной ли смерти,
Иль рожденья – Земле,
Где мерещатся черти
В долгой кризисной мгле.
Нищих звезд – миллиарды,
Что лишь светом живут.
Воспевают их барды –
Струны медные рвут!
Долго манит чужбина,
Не своя борозда.
И краснее рубина
За звездою – звезда.
Волны газа и пыли –
Из неведомых сред!
Мы здесь все-таки были,
Этот видели свет!
И горит наше Солнце,
Выгорая дотла,
И последнее донце
Выметает метла…
Погибают гиганты,
Чтоб другие росли,
Чтобы конты и канты
Идеалы несли.
Как сказать: для того ли
Опыт гаснет земной,
Дабы искрою воли
Где-то вспыхнул иной?
Всего дороже антивещество.
Его, казалось бы, не существует.
Вопрос не в том, что дашь ты за него.
Что дашь за то, что мозг твой торжествует
И повествует правду о мирах,
А не живет иллюзией сплошною?..
Оркестр поющий, мозг уйдет во прах –
И станет вдруг межзвездной тишиною…
Он умирает, проще говоря.
Природа шла к такой нейронной сéти
С ключом грамматики и словаря,
Что, может быть, сложнее всех на свете.
Нейронов сеть – немыслимой длины.
Жаль, несмотря на все ее старанья,
Все восемь расстояний до Луны,
Судьба ее – от вспышки до сгоранья.
А где миры из антивещества?
Лишь нашей смертью связаны мы с ними,
И нашего источник существа
Для них, наверно, тоже – только имя…
Для них, несовместимых с нами, – имя…
Схватился ли смертельный первый лед,
Или отходят мартовские воды?
Кто в будущее телеграмм не шлет
Иль в прошлое? Возможны ль переводы
Слов, пущенных на сотне языков
К звезде далекой в капсуле глубокой?
«Мол, голос наш – таков, и труд – таков
(Еще наш скорбный труд зовут морокой).
Треть жизни спим, чтоб спать потом века.
Едим и сочиняем на ходу мы.
Жизнь – наподобие черновика,
А начисто не перепишешь думы.
Страдаем первой пробою пера
И лебединой песней – на прощанье.
И дожили мы так от топора
До аппаратов, что несут вещанье
От вас и к вам, незримые миры,
Хоть и боимся вашего возмездья…»
Гудят, как пчелы или комары,
Открытые шумерами созвездья.
Но вместо всех ответных телеграмм
(Поскольку наши – вряд ли прочитают)
Сквозь ровный шум – помеха, будто шрам,
Сигналы, будто снег под солнцем, тают…
Живая вода Ганимеда*
Пульсирует в яростной тьме…
А мимо несется комета
Длиной в миллионы км,
Чтоб снова лететь – ужимаясь,
Ледышкой опять становясь,
По Солнцу столетьями маясь –
Испытывать странную связь.
Так мается книга на полке,
Которой и нет без чтеца.
Так мается ткань по иголке –
Без замысла и без конца…
И кажется, что приуныли
Планеты в пределах орбит.
И кажется (со стороны ли?):
Бог сущий о жизни скорбит.
Шепнул – и пошло: мы – оттуда,
Шепнул – и пошло: мы – туда,
Где ради словесного чуда
Готова родиться вода –
И в спячке своей безъязыкой
Открыть весь словарный запас.
И всё ж, как на карту ни кликай,
Зачем эти воды? Я – пас…
2015, Новгород
ПОЗДНИЙ РАЗГОВОР
Меж сотен книг (строфа – к строфе)
Мой папа, мирно сидя,
Был откровенен – подшофе,
На время – не в обиде.
В другом углу – там, на «Дожде», –
Прощание с Немцовым:
То о любви, то о вражде –
В молчании свинцовом…
А папа пил и говорил,
Что люди – крепче власти.
Живи-живи по мере сил.
Во все века – напасти.
В любое время можно жить –
Ни хорошо, ни плохо –
Писать статьи, коньяк свой пить –
Неважно, чья эпоха.
Дели всегда добро и зло.
А будешь в окруженьи
Ста демонов – считай: везло
Лишь в среднем положеньи…
Среди сплошной, глобальной тьмы
Живя локальным светом,
Быть может, и спасемся мы
По внутренним заветам.
Я многое хотел сказать
(Себя я лучше слышал) –
Жаль, с папиным не смог связать
И, извинившись, вышел.
Я, не готовый на отъезд,
Беру свой век по крохе,
За тихий ратую протест
Не к папе, но к эпохе.
Закрою бесконечный чат,
Оставлю мрачный форум,
Где все ругаются, кричат,
Друг друга судят хором.
Не шумный ад, не тихий рай –
Поэзию, о Боже,
Как власть последнюю, мне дай!
Что может быть дороже?!
2015, Новгород, СПб
СЛУШАЮ БАХА
Одиночество Божьего дара –
Как прекрасно
И горестно ты!
Александр Галич
Всё в небесном храме готово,
Все настроены инструменты,
Чтоб из вакуума святого
Вышли первые элементы.
Космос – ширится. Атмосфера
Зарождается постепенно.
Разгулялась гармоний мера,
Дышит жизнью морская пена.
«Где смирительная рубаха?
Явный гений за дар – в ответе!»
Пестрый хаос смущает Баха –
В многозвучьи и в многоцветьи
Бередит мечта об оргáне,
Только властный отец – в костеле.
Глохнет в мальчике-урагане
Предков хор… И почти в неволе
Сердце полное – замирает.
То ли в ревности, то ли в страхе
Музыкант-отец запирает
Ноты, что в Себастьяне Бахе.
Мальчик ночью ноты ворует,
Хоть и так он вовсю их слышит, –
И без свечки (душа – пирует)
Пишет Воздух, которым дышит!
– Доброй ночи, Бах, – говорит Бог,
– Доброй ночи, Бог, – говорит Бах.
Александр Галич
Я люблю твой гул космический –
Ритмы инобытия!
В век – и страшный, и комический –
Где органика твоя?
Популярней – барабанная,
Металлическая боль.
Стала музыка карманная,
Настроенье – минус ноль…
Мы страдаем диссонансами –
Ты ли ими не страдал?
Над упущенными шансами
Ты ли первый не рыдал?
Эта странная привязанность
Нас ко временам, к часам.
Бесконечна недосказанность
И тоска по голосам.
То вопрос, то утверждение,
То биенье молотка…
То большой звезды рождение,
То рожденье мотылька.
Вот сюиты – волны радости,
Вот церковные тома.
Пусть проникнет дар твой святости
И в обычные дома.
И в метро спускаясь темное,
Со стихами на губах,
Пусть услышу я огромное
Имя Бог, где имя Бах!
2015, Новгород
* * *
Тюльпаны, распустившись, вянут,
Еще пожить и не успев.
Я в это увяданье втянут –
В дождь лепестковый нараспев.
Лишь в состоянии бутона
Всё будущее их – в цвету.
Растет трава сквозь мощь бетона,
Свою лелея правоту.
Из множества истлевших теней
Все поголовно – без лица…
Но есть ли время у растений
И чувство близкого конца?
Вновь зарекаюсь, что не буду
Цветы дарить (гуманней – стих!),
Но ты еще их веришь чуду
И аспирином лечишь их!
2015, Новгород
* * *
Люблю канцелярские магазины:
Запах бумаги, запах резины,
Запах цветущих чернил…
Я бы и дома хранил
Все эти штучки, знакомые глазу
С детства. Я б выделил полочку, вазу
Творческому багажу.
В шутку кому покажу,
Как я растратил тротил вдохновенья
По мелочам – на порывы и рвенья,
Пачку запачкал бумаг?..
Только и снится гамак:
Там я лежу в летний день неподвижный –
Осуществляю свой замысел книжный –
Так же, как в пять своих лет
Первый начиркал куплет –
И подписал, что такой-то – издатель,
Этакий – авторских прав обладатель:
Так и мечтаю издать
В ярких цветах – благодать!
2015, Новгород
* * *
Слышишь, воздух колышется?
Возгоняется ввысь…
Отчего же не слышится?
Отзовись. Отзовись!
О, флюиды чуть слышного,
С вами страшен союз!
Многозвучия пышного
Я сильнее боюсь.
Тишь ли властвует страшная,
Звуков ли круговерть –
Тут и там бесшабашная,
Хаотичная смерть…
Краток знак препинания,
Пауза – глубока.
Глухи воды познания
Для сетей рыбака.
Жаль, понятней прагматика
Мельниц или турбин,
Чем вершин математика
И основы глубин!
Буква, взятая в клеточку,
Внешне – тон, полутон,
Тянет первую веточку,
Тянет первый бутон…
Слышишь, музыка в кустике?
За бутоном – цветок.
А при ясной акустике
Слышен каждый виток!
Между шумом, как зрелищем,
И молчащим звеном
Быть бы поровну делящим
Хлеб причастья с вином!
2015, Новгород
* * *
Все, что будет, не учтет всего, что было,
А иначе бы не двигалась земля.
Инна Лиснянская
Долго шаришь по карте,
Кликнешь резко – и видишь дорогу:
Едешь в шумном плацкарте
(Не дай Бог… или нет – слава Богу!)
В мыслях странствуя, вырежь –
Как по карте – фрагментик России…
Шаришь, будто бы ширишь
Перспективы своей рефлексии.
Говоришь, с кем попало
Что придется – без всякого толку.
В окнах нового – мало
(Залезаешь на верхнюю полку.)
Страшен лес бесконечный –
Лес таежный, как голос тревожный.
Путь мерещится Млечный,
А не этот – железнодорожный.
Ты представь на минутку,
Что поэты – не в книжном обличье,
А крутя самокрутку,
Здесь бывали – под пение птичье.
И другое здесь будет,
И другие поэты родятся –
Их блужданья осудит
Целый век: ни на что не годятся!
Не маляр, и не плотник,
И не каменщик… Вольному – воля!
Твой летит беспилотник,
О земле и о небе глаголя.
Всё твое мало-мальски
Напряженное чувство – статично.
Март вздохнет по-февральски,
И покажется: непоэтично.
И покажется: скучно –
Или страстно, безумно, трагично?
Стук колес – однозвучный,
Хоть и едет состав – энергично.
Так лежишь, засыпая,
Посреди истощенного марта.
До чего же скупая
Мельком мною открытая карта!
2015, Новгород
* * *
И когда тебе грустно, когда напрасна
Жизнь и однообразны ее сюжеты,
Почитай самого себя, беспристрастно,
Как бы со стороны, как с другой планеты.
Александр Кушнер
В цветном музыкальном наборе
Ударных, в дуге духовых
Колышется струнное море,
Весеннее море живых!
На клавиши жму я и кнопки,
Доверившись звуку-лучу, –
На тайные, темные тропки
Со светом проникнуть хочу.
Мои инструменты – оружье,
И с ними – неловко роптать.
Печальное дело верблюжье –
Пустыню беззвучья топтать.
Печальней, коль музыка лишней
Окажется там, на Суде,
И нас не услышит Всевышний
В масштабах от взрыва – к звезде…
А если погибнет всё это –
С тобой иль чуть позже тебя, –
К чему же держался ты света,
О счастье мгновенном трубя?..
Вычитываю и читаю
Свои в утешенье стихи –
Безумство ли, разум питаю,
Погрешности – или грехи?..
В звучащей энергии мира –
Вся правда о наших делах…
О, эта иллюзия пира,
И ангелы – на куполах!..
Так часто хожу я по струнке,
Живу – и не вижу кругом,
В каком я тончайшем рисунке,
В каком я пространстве тугом…
2015, Новгород
* * *
Я в сон вхожу, как в лес – с его дарами,
С его свеченьем, с трепетаньем птиц…
Такое чувство: я – в высоком храме,
Где движутся картины из частиц.
Природа осыпается, как фрески.
Я – с рюкзаком, но пусто в рюкзаке.
Я лес делю на зримые отрезки –
Всё тó ищу, что нету в языке…
Лишь верится: найду, шагнув из чащи!
Смотрю – то ли тюремная стена,
То ли забытый храм – как склад торчащий
Без купола… Но тут –
лишаюсь сна.
Вновь мигом засыпаю. Вижу зáмок,
Где ночью я тайком учусь писать.
Ответы появляются из рамок –
И в воздухе способны зависать.
Всё чаще замечаю за собою:
Писать мне – по душе и по плечу.
Болтаю про себя без перебоя,
По меркам же вселенским – я молчу.
Волшебных букв неясная структура.
А в комнате соседней, обжитой,
Мне чудится – как в алтаре – фигура.
Хочу узнать… И снова – мрак пустой.
Сон тянет к ощутимому решенью,
Но – как бы в сновиденьях ты ни рос –
Почти всегда становишься мишенью
Символики, звучащей, как вопрос…
2015, Новгород
КАНАРЕЙКА ПИНЧИ
«Вот какие птички! Миленькие птички!»* –
Пела канарейка меж своих ладов. –
«Тюи-тюи, пинчи!» – продолжала тонко,
Глядя на хозяйку, что учила петь.
Плакала хозяйка, радуясь находке,
Радуясь сокровищу – чуду из чудес:
Чаще канарейки подражают в шутку
Скрипу ли деревьев, лаю ли собак…
Умерла хозяйка, улетела птичка…
Лишь осталась запись – струнный голосок.
Струнный – или странный? И любовь, и гордость –
Мимолетны… Так ведь времечко звучит?..
2015, Новгород
* * *
Алексею Конакову
Вся жизнь моя – борьба с безумием!
Хоть плодотворным, но опасным –
Безумием, как бы Везувием:
Ежесловесным, ежечасным…
Не мировым, не историческим,
Провинциальным ли, столичным,
Не буйным и не истерическим:
Пред Богом – и сугубо личным!
А люди, благостно живущие
(Как мне бы жить), ждут потрясенья:
Не рваные стихи, так рвущие
Всю душу… Что – мое спасенье?!..
Но есть и те, кому не нравится
История чужих болезней:
Милей – поэзия-красавица
С печальной, но нарядной песней.
Нет, не мечтаю я о демоне,
О силе духа сумасброда,
Ведь мало подлинного времени
Мне отвела моя природа.
И если я растрачу дар его
На путь к безумию-вулкану,
Быть может, в сумрачное марево
Еще быстрей и глуше кану.
Весь выбор мой – между страданием
С метафизической основой
И напряженным ожиданием
Лишь случая и – жизни новой!
2015, Новгород
«НОВГОРОД – СТАРАЯ РУССА – НОВГОРОД»
Памяти Достоевского
О, это сочетание величья
И скорби разоренного гнезда!
Крик чаек над водой – вся песня птичья.
Разобрана дорога* – поезда
Стоят в пути от Дна до Бологого.
Мы – в Старой Руссе. Перед нами – дно
Застывшей жизни – века ли другого?
Здесь благостно, пожалуй, лишь одно –
Вся память о писателе проезжем:
Он населенье здешнее бодрит.
Турист, здесь бывший, смотрит взглядом свежим
На Русь или Россию… Вряд ли «стрит»
Он назовет туннели временные:
Тут и по-русски трудно говорить…
Мы всё еще живые, мы – земные,
А нам бы, хоть от страсти, воспарить!
Не чувствуется здесь тысячелетье.
Так пуст вокзал, и площадь – так пуста!
Разъехались – осталось безбилетье,
Святое Поозерье* – без креста…
Нам говорят о славном, о бесславном:
От наваждений – и до оплеух…
Редки предметы быта в доме главном –
Доподлинно витает тяжкий дух!
Один живой маршрут, для нас – тем паче:
От улицы Сварога* – к той, где храм*,
И вновь от храма – к тесной летней даче,
В тот самый круг романных панорам…
Соленый воздух веет от курорта,
Испариною изморось висит.
Нехорошо припоминать здесь черта:
Припомнишь – и ответный жди визит!
В обратный путь! Широкой жду Шелони:
Река усталый взгляд заворожит.
Как будто в каждом тоне, полутоне
Отдельный мир мгновенно пережит!
2015, Старая Русса – Новгород
МОЯ ФИЛОСОФИЯ
Я – оптимист! Лишь чудом верю в то,
Что Музыка в основе – бескорыстна,
И каждой мы планете и звезде
Обязаны, и всякой перспективе,
Что мигом открывается для нас
В прикосновеньи, выборе, решеньи…
Передо мною – не окно во двор:
Всемирное окно тончайших связей
В потенциале или на нуле.
Однако наготове всё проснуться,
Домыслиться, довоплотиться так,
Как можем мы в конкретную секунду.
Непредсказуем сон ночной и день
Способен чем угодно обернуться
Во внутреннем потоке бытия,
Что повлияет и на опыт внешний.
Так постоянен зыбкий наш обмен
В самих себе и в ближних наших сферах.
Что не при нас – того и нет для нас
Иль смутно есть – в воображеньи плоском…
И замыслов, программ буквальных – нет:
Случайный импульс, мимолетный вектор…
И дата смерти неизвестна нам,
Поскольку мир творится вне предела.
Без счету перемен – в один шажок,
В одно дыханье, в единицу века,
Что все их не учесть, не распознать,
Хоть многие – просты и тривиальны.
Что – тривиально, что – серьезный жест,
Когда любая мелочь – судьбоносна?
Такой подход – на уровне Творца,
Его творенья… Что же до законов
Физических, привычная среда
Всегда в какой-то степени – стабильна,
Иначе бы вся жизнь пошла ко дну
От творческого умопомраченья…
2015, Новгород
* * *
Дни – вроде не тяжелые,
А их немые души –
Нависшие и квелые,
Как бы в ушах – «беруши».
Они – вполне весенние
(Детсад вблизи и школа), –
Нет только потрясения
И действия глагола.
Ну, что в них – для грядущего?!
То ропот в них, то лепет,
И слишком много ждущего
Состав их – не зацепит.
Такое оглушение
И потупленье взора,
Как будто оглашение
По делу приговора!
Но не сочти за жалобы,
Мой друг, остаток воли:
Когда не возникало бы
В тебе подобной боли!
Дней жалко промежуточных…
А вдруг ведут они же
До важных дней и шуточных,
Хоть и по тону – ниже?
И что, бессильем мучая,
Сидит в висках, в затылке,
Порой – как смесь гремучая,
Как письмена – в бутылке…
2015, Новгород
* * *
Едешь в поезде – шумно-весело.
Но слеза – что горячий воск.
Сколько б сердце твое ни весило,
Сколько б связей не выдал мозг –
Всё в тебе спешит расструктуриться,
Размагниться. Так, увы,
Станешь ты не умней, чем курица
Трехсекундная – без головы…
А пока – ты ешь в утешение,
Смотришь в окна, где всё темней.
Твой отъезд – едва ли решение
Избежать на Суде камней…
Ты за всю твою лень, все прихоти
Не уйдешь никак от Суда.
Вдруг окажешься ты на выходе,
Только выход – невесть куда!
2015, Новгород
* * *
Предвестье слепоты. Как в дымке слезной,
Земли и неба прячутся черты.
Я в поезде дремлю под бой колесный,
Вновь двери в мир предельно заперты.
Колесный бой – ворочают ли глыбы,
Вбивают ли колы в зыбучий грунт?
Ворочать глыбы мне, вбивать колы бы…
Порядок навести? Устроить бунт?
Меня сопровождает хаос вечный –
Полфразы, пол-идеи, пол-лица…
Тревожит предвкушение конечной,
И дурно, что блужданьям нет конца!
2015, Новгород
В ЭЛЕКТРИЧКЕ
В электричке – свет, не спится
После паузы бессонной.
Мира мелкая крупица –
Вид мгновенно-заоконный.
Оживляют виадуки
Равномерное пространство.
В дребезжаньи, лязге, стуке –
Постоянство, постоянство.
…Дом был – стало пепелище.
Говорят: построят, рóдят…
Будет время – краше, чище!
Люди – входят и выходят,
И не повторятся больше!
Поезд продолжает клацать.
Каждый образ дорог столь же
Сильно, как бывало в двадцать.
Говорят: ведь море хлама,
И за всё цепляться – глупо!
Мимо – храм, не вижу храма…
Взгляд работает, как лупа.
Ехать в этот раз обязан,
Долгую терплю дорогу.
Промежуточностью связан,
Утомляюсь понемногу.
Снова – лес однообразный.
Шум в вагоне бестолковый,
Хаос речи несуразный…
Облаков поток белковый,
Как коктейль молочный, вспенен…
Необъятный мир – утрата!
Тем и ценен, тем и ценен
День подробный – без возврата!
Мой багаж – простая сумка
На липучке, без ремня.
И сопровождает думка
В скучном странствии меня.
Думку (капля – по окошку!)
Выдают мои глаза.
В сумке – как бы понарошку –
Все сомненья: против, за.
Отчего нас путь тревожит,
Обновляя память, слух?
Лучше ль, если день – чуть прожит,
Если замер и потух?
Лучше ли покой, и тленье –
За покоем, жизнь в глуши,
Чем большое впечатленье –
Груз для маленькой души?
Или лучше век скитаться,
Чтоб бродила и цвела
Жизнь, готовясь расквитаться
За места, куда вела?
А в окне – дома и храмы,
Только в них не попаду.
От возможной панорамы –
К путешествию-труду,
Где на каждом полустанке
В страхе перемены мест –
То скупой земли останки,
То щедрейший мир окрест!
До сих пор при отъездах всё тянет сойти
И вернуться пешком по железной дороге –
Так бывает пронзительно-грустно в пути.
Но чем дольше решаюсь, тем дальше в итоге.
Черный лес – без конца, белый снег – без конца.
Заоконную нудную вечность миную:
От родного порога, родного крыльца
В перспективу – от точки до точки – земную.
Кем я был, чем я жил за вагонной стеной,
За которой – стена непроглядного леса?
Что случилось в знакомой дороге со мной?
И какого накликал тоскливого беса,
Что меня ухватил, за собой уволок,
Будто чем-то своим, сокровенным рискую?
Предпочел бы я мирный себе уголок,
Хоть и дома по странствиям дальним тоскую.
Но чем чаще в пути, тем тоскливей мой путь,
Пусть и еду почти наизусть, по привычке,
А холодному ветру по тамбурам дуть,
И неведомой жизни блуждать в электричке…
В полусумраке дождя
Едет поезд запоздалый.
Далью зрение щадя,
Смотрит в окна люд усталый.
Сумасшедший инвалид
Визгом бешеным смеется –
То ли голова болит,
То ли в сердце отдается…
Нажимает машинист
Кнопку в потолке: не спит он!
Горизонт сверкает, чист,
Дождь землей, как губкой, впитан.
Вдруг проглядывает синь
Из небесного колодца –
То ли древнее «Аминь!»,
То ли в сердце отдается…
Не накликать нам тоску б
И не заразиться дичью.
Я, на смех и слезы скуп,
Рад дорожному величью.
Мне сойти бы где-нибудь
С манией первопроходца –
То ли властный тянет путь,
То ли в сердце отдается…
В поезде мы поиграем в слова,
Ну а потом перекусим немного –
В общих чертах мне известна дорога:
Чудово следом за Чудово-2.
Где-то в Любани задремлешь, устав, –
Стану смотреть то в окно, то в блокнотик,
Переживая наш путь, как наркотик…
Дерганный, ломится дальше состав.
В Тосно очнешься – торгует то бард
Песней, то тетка трясет ширпотребом.
Черным пахнёт холодающим небом.
Вытеснит скуку дорожный азарт.
Путь, о котором сперва сожалел,
Вспыхнет с восторгом и без сожалений.
Мало ли вынужденных впечатлений
Ждет нас, и встреч судьбоносных, и дел?!
Что же? Пора без условностей в путь!
Вывернуть будущее наизнанку
Я не могу. Шлю тоску полустанку.
Будь же, что будет! А там – как-нибудь…
Меж темнотой вечерней и ночной
Нет разницы. Железная дорога
Мертва, пока от А сквозь В до С
Не вызовется ехать электричка,
И та – опустошенная, пустая…
Страна, Земля, Вселенная – мертва:
Мир внешний лишь условно нам доступен.
Вдали огни – дома? скорей, шоссе –
Теряются за черным, гиблым лесом,
Чтобы опять так живо появиться –
И озарить платформу, край окна,
А вместе с тем – лицо мое и сердце.
Подобны звездам, звездочкам огни –
От бледно-голубых до бледно-рыжих,