Я шумно втянул в себя воздух.
Читавший газету мужчина поднял глаза, покосился на моё фото и уставился на меня. Я быстро повернулся к нему спиной.
Кто же это сделал?! Я кипел от злости. Негодяй подменил все утренние газеты на нашей линии. Хочет, чтобы эту заметку увидели все – не один я, но и те, кто едет со мной в поезде. Хочет посмешище из меня сделать, ославить на весь белый свет. Главная цель, конечно, – чтобы я помешался. Я набрал в лёгкие спёртый воздух переполненного вагона. Сволочь! Не поймаешь меня на эту удочку! Не выйдет!
Я громко рассмеялся:
– Ха‑ха‑ха‑ха‑ха! Ещё не известно, кто сойдёт с ума! Я нормальный! Ха‑ха‑ха‑ха‑ха!
На вокзале в Синдзюку, как всегда, вещали громкоговорители:
«Синдзюку! Синдзюку! Пересадка на линию Яманотэ. Поезд следует до Токийского вокзала. Остановки – Ёцуя, Канда. Между прочим, в этом поезде, в шестом вагоне, ехал Цутому Морисита. На завтрак он выпил только стакан молока. Желаем всем хорошего дня и успехов на работе!»
На работе всё было как обычно. Но стоило мне войти в офис, как несколько наших сотрудников стали похлопывать друг друга по плечу, коситься в мою сторону и перешёптываться. Я решил, что они меня обсуждают.
Разобравшись с кое‑какими бумагами, я заглянул в небольшую комнату, где сидели машинистки. Там их было четверо, в том числе Акико Микава. При виде меня лица у них окаменели, и они вдруг лихорадочно застучали по клавишам. Всё ясно: пока я не вошёл, они не работали, а сплетничали на мой счёт.
Не обращая внимания на Акико, я вызвал в коридор Хируму Сакамото.
– Никто обо мне вчера не спрашивал? – поинтересовался я.
Она поглядела на меня так, будто вот‑вот заплачет.
– Извини, – проговорила она боязливо, – Я не знала, что они журналисты! Разве я могла подумать, что они обо всём в газетах напишут!
– Кто они‑то?
– Четыре или пять человек. Я их в первый раз видела. Пристали ко мне, когда я возвращалась домой, и всё про тебя спрашивали.
– Хм‑м‑м, – задумался я; заговор вырисовывался куда более масштабным, чем я представлял.
После ланча меня вызвал к себе управляющий. Поручив новое задание, он взглянул на меня с понимающим видом и прошептал:
– Я видел газеты.
– М‑м?.. – откликнулся я, не зная толком, что сказать.
Управляющий ухмыльнулся и придвинулся ко мне почти вплотную.
– Журналюгам верить нельзя. Самые безответственные типы. Но ты не волнуйся. Лично мне на это совершенно наплевать.
Вот трепло! А сам ведь ловит кайф от этого дела.
По новой работе надо было кое‑куда съездить. Я вышел на улицу, поймал такси. Таксист, молодой парень, врубил радио на полную мощность.
– Гиндза, Вторая улица, пожалуйста.
– Э? Чего?
Из‑за музыки он меня не слышал.
– Гиндза, Вторая улица.
– Какая?
– Вторая улица. Вторая.
Наконец он понял, и машина тронулась.
Музыка оборвалась, и послышался голос диктора:
– В эфире двухчасовые новости. Сегодня утром правительство отдало распоряжение изъять из продажи по всей стране «мешочки со смехом». Полиция получила инструкции пресекать нелегальное производство и продажу этих мешочков во всех префектурах. Мешочки со смехом – это игрушки, которые издают звуки, напоминающие истерический смех. Нынешний шаг вызван резким увеличением случаев нарушения общественного порядка, когда людей беспокоят телефонными звонками с использованием этих игрушек. Нередко звонки раздаются в два‑три часа ночи. Жертва хулиганов снимает трубку и слышит смех. У людей, которым звонят, это часто вызывает серьёзный стресс. Следующая новость. Цутому Морисита пришёл сегодня утром на работу вовремя, сразу направился в комнату машинисток и вызвал в коридор Хируму Сакамото. Люди видели, как они разговаривали. Точными данными о содержании разговора мы не располагаем. О деталях мы расскажем в новостях, как только поступит соответствующая информация. Потом Морисита отправился по служебной надобности в город и в настоящее время едет на такси в сторону Гиндзы. Далее. Министерство здравоохранения и социального обеспечения сегодня обнародовало результаты общенационального опроса, проведённого среди конструкторов и техников, обслуживающих игровые автоматы патинко. Согласно полученным данным, игра в патинко после употребления в пищу угря может нанести большой вред здоровью. По словам Тадаси Аканэмуры, председателя Национальной федерации конструкторов игровых автоматов…
Таксист выключил радио – видно, новости его не очень интересовали.
Неужели я теперь в самом деле такая знаменитость? Я закрыл глаза и задумался. Как это могло получиться? Во мне же нет ничего особенного.
Самый заурядный клерк в частной компании. Такие ничем не примечательные личности вряд ли заслуживают внимание прессы. И это понятно. Интересно, многие знают моё имя, моё лицо? Взять этого таксиста. Знает он, что человек, о котором только что говорили в новостях, – не кто иной, как его пассажир на заднем сиденье? Узнал он меня, как я сел в машину, или нет? А может, ему обо мне ничего не известно?
Я решил его проверить:
– Э‑э, можно вас? Вам известно, кто я такой?
– Мы где‑то с вами встречались? – Таксист покосился на меня в зеркало.
– Нет, не думаю.
– Тогда, наверное, не знаю.
Последовала долгая пауза.
– На звезду вроде не похожи, – добавил он.
– Да нет. Обыкновенный клерк.
– По телевизору выступали?
– Ни разу.
– Откуда же мне вас знать? – криво усмехнулся таксист.
– Да, действительно, – кивнул я, – Вы правы.
Я вспомнил, что говорили по радио в новостях. Диктор знал, что я еду на такси на Гиндзу. Значит, кто‑то меня преследует. Значит, они отслеживают каждый мой шаг. Я обернулся. На улице полно машин – как поймёшь, кто следит за нами. Теперь все машины мне казались подозрительными.
– Возможно, за нами следят, – бросил я таксисту, – Можете от них оторваться?
– Не так‑то это просто, скажу я вам, – проговорил он, скорчив гримасу, – Для начала неплохо знать, от кого отрываться. Да и попробуй‑ка оторвись в таком потоке.
– Мне кажется, это чёрный «седрик». Смотрите! На нём флажок. Это какие‑то газетчики.
– Ну ладно, попробуем… Хотя мне лично кажется, что вы немножко не в себе.
– Со мной всё в порядке, – торопливо возразил я, – В дурдом мне не надо.
Какое‑то время наша машина рыскала по дороге, будто управляемая лунатиком, пока наконец не остановилась на Второй улице Гиндзы.
– Ну вот, всё‑таки от чёрного «седрика» мы избавились, – сказал таксист, улыбаясь во весь рот, – Это чего‑то да стоит.
Ничего не поделаешь – пришлось добавить пятьсот иен к тому, что полагалось по счётчику.
На Второй улице Гиндзы, в офисе нашего клиента, меня неожиданно вежливо встретила знакомая секретарша и провела в специальную приёмную, предназначенную для особо важных посетителей. Обычно меня отправляли к конторке, где сидел дежурный клерк. Во время разговора я стоял, а он оставался на своём стуле.
Оказавшись в просторной приёмной, я присел на диван, чувствуя себя не в своей тарелке. Тут, к моему изумлению, в дверях возникли директор департамента и начальник отдела. Оба рассыпались передо мной в церемонных приветствиях.
– Судзуки чрезвычайно высоко ценит помощь, которую вы любезно ему…
– Оказываете, – низко кланяясь, заявил директор департамента.
Судзуки был тот самый клерк, с которым я обычно встречался.
– Ну что вы! Ничего особенного.
Сбитый с толку, я сидел перед директором и начальником отдела, а они вместо того, чтобы говорить о деле, на пару принялись меня расхваливать. Восхитились моим галстуком, пришли в восторг от того, как я одеваюсь, а под конец даже начали расточать комплименты по поводу моей внешности. В полной растерянности я торопливо сунул им документы, полученные от нашего управляющего, передал на словах, что он велел, и быстро ретировался.
Выйдя из здания, я заметил у тротуара то же самое такси, на котором приехал.
Парень в машине высунул голову из окна и призывно крикнул:
– Уважаемый!
– А вы всё ещё здесь? – сказал я, – Что ж, отлично. Поехали обратно в Синдзюку.
Как только я устроился на заднем сиденье, таксист сунул мне пятисотиеновую бумажку:
– Возьмите обратно. А вы шутник, однако!
– А что, собственно, произошло?
– Я снова включил радио. Вот что. И там про вас говорили. Сказали, что вам попался жуликоватый таксист, который нарочно повёз вас самой длинной дорогой и вытянул за это пятьсот иен! Даже имя моё назвали!
Я понял, почему меня так вежливо принимали в офисе нашего клиента.
– Я же вам говорил. За нами следили!
– Мне до этого дела нет. Можете получить ваши пятьсот иен.
– Нет уж. Оставьте себе.
– Ни за что! Заберите обратно!
– Ну… ладно. Как хотите. В Синдзюку хотя бы довезёте?
– Разве я могу отказаться? А то в новостях скажут, что я отказался посадить пассажира!
С этими словами машина тронулась.
Постепенно я стал понимать, какие невероятные масштабы имеет этот заговор, цель которого – превратить мою жизнь в хаос. Помимо всего прочего, мой недоброжелатель, похоже, скупил все средства массовой информации. Кто же это может быть? Для чего он это делает?
Мне ничего не остаётся, как плыть по течению. Добраться до вдохновителя заговора практически невозможно. Даже если мне удастся поймать одного из преследователей, наверняка окажется мелкая рыбёшка. Он может и не знать, кто за всем этим стоит. А это должна быть крупная фигура – по крайней мере, достаточно крупная, чтобы купить всех журналюг.
– Не подумайте, что оправдываюсь, – сказал вдруг таксист, – но я правда оторвался от чёрного «седрика».
– Не сомневаюсь, – ответил я, – Но думаю, здесь всё не так просто. Они не просто ехали за нами. Вполне возможно, что ваше такси на прослушку поставили.
«Стоп!» – сказал я себе. Откуда известно, что таксисту можно доверять? Он запросто может быть из их шайки. Иначе откуда им знать, что я дал ему на чай именно пятьсот иен?
Вдруг я услышал над головой рокот. В небе над нами был вертолёт. Он кружил на опасной высоте – так низко, что едва не задевал верхушки зданий.
– Я точно видел этот вертолёт по дороге на Гиндзу, – сказал таксист, искоса поглядывая вверх, – Может, на нём как раз те, кто следит за вами.
Раздался оглушительный грохот, небо озарила кроваво‑красная вспышка. Я поднял голову и увидел разлетающиеся в разные стороны огненные шары. Вертолёт врезался в верхушку высотного здания. Пилот, должно быть, слишком сосредоточился на том, что происходило на земле, и потерял контроль над машиной.
– Так им и надо! Хе‑хе‑хе‑хе!
На бешеной скорости сорвавшись с места происшествия, таксист прибавил газу, продолжая хохотать. Он уже явно был не в себе.
«Дальше ехать в этой машине опасно», – подумал я.
– Ой! Вспомнил! Высадите меня здесь.
Я действительно вспомнил: поблизости должна быть частная психиатрическая клиника.
– Куда вы? – спросил таксист.
– Это моё дело, – ответил я.
– Ну тогда я еду домой, спать.
Расплачиваясь с ним, я заметил, какой он бледный.
Стало ясно: он тоже пострадавший.
– Хорошая мысль, – одобрил я, выходя из машины на пышущую жаром улицу.
В приёмной клиники я просидел минут двадцать. Сначала к врачу прошла истеричного вида женщина средних лет, за ней парень с признаками эпилепсии. Подошла моя очередь. Я вошёл в кабинет. Доктор смотрел телевизор, стоявший на столике у окна. Как раз передавали о падении вертолёта.
– Ой‑ё‑ёй! Уже и в воздухе толкотня, – пробормотал доктор, поворачиваясь ко мне, – И в результате пациентов прибавится. Факт. Но хоть бы кто пришёл полечиться, пока не станет поздно. Нет. Вот такая у японцев дурная привычка.
– Да, – поддержал его я, согласно кивая.
Мне не хотелось показаться торопыгой, но всё‑таки я не удержался и сразу стал излагать ситуацию. В конце концов, я вроде как на работе и времени у меня в обрез.
– Вчера вечером обо мне неожиданно заговорили по телевизору. Сегодня в утренних газетах тоже обо мне написано, на вокзале на платформе объявляли, даже по радио моё имя упомянули. На работе все втихаря обо мне сплетничают. Наверняка они установили подслушивающие устройства у меня дома и в такси, на которых я езжу. За мной следят. Серьёзная слежка. И вертолёт в новостях… врезался в здание, гоняясь за моим такси!
Я говорил, а доктор грустно поглядывал на меня. В конце концов он не выдержал и сделал протестующий жест, показывая, что не может больше слушать.
– Почему же вы не пришли ко мне раньше? – простонал он. – Нет, явились, когда дело зашло уже слишком далеко. Вы не оставляете мне выбора: вас надо срочно госпитализировать. Всё ясно. У вас мания преследования, комплекс жертвы – иными словами, совокупная параноидальная мания. Классический случай шизофрении. К счастью, пока без распада личности. Сейчас я дам вам направление в университетскую клинику. Мы всё оформим.
– Подождите! – торопливо воскликнул я, – В спешке я не объяснил всё как надо! Кажется, вы мне не поверили. Я не умею рассказывать, не могу логически выразить свою мысль. Но всё, что я вам только что рассказал, – никакой не комплекс. Это факт! Конечно, я самый обыкновенный клерк, не какая‑нибудь знаменитость, чтобы журналисты обо мне сплетничали. Но как ни посмотри, сумасшедшие – как раз те люди, которые меня преследуют – да, самого обыкновенного человека, – все обо мне сообщают. Вот кто сумасшедший‑то! Я к вам пришёл за советом, спросить, как с этим справиться. Вы пишете о патологических тенденциях в обществе, о том, как всё извращает пресса. По телевизору об этом говорили, я знаю. Вот я и пришёл в надежде, что вы подскажете, как приспособиться к жизни в ненормальной среде, не лишившись рассудка!
Покачав головой, доктор поднял трубку телефона.
– Всё, что вы говорите, лишь доказывает, насколько серьёзен ваш случай!
Его рука, накручивавшая диск телефона, повисла в воздухе, а взгляд застыл на фото, занявшем телеэкран. Это была моя фотография. Доктор выпучил глаза.
– К нам только что поступили последние новости о Морисите, – говорил диктор. – Посетив офис клиента на Второй улице Гиндзы, Цутому Морисита, сотрудник компании «Касумияма дэнки сангё», снова сел в такси, намереваясь вернуться на работу в Синдзюку. Однако неожиданно передумал и, бросив такси, зашёл в психиатрическую клинику Такэхара в Ёцуя.
На экране появилась фотография клиники с главного входа.
– Что привело Мориситу в клинику, пока не известно.
Доктор не сводил с меня остекленевшего взгляда, в котором читалось восхищение. Он взирал на меня с полуоткрытым ртом, в возбуждении облизывая губы красным языком.
– Значит, вы всё‑таки знаменитость?
– Да нет же, – Я указал на телевизор, – Он только что сказал, вы же слышали. Я служу в компании. Обычный человек. Но несмотря на это, каждый мой шаг находится под наблюдением и транслируется на всю страну. Это что, нормально?!
– Значит, так. Вы спрашивали, как приспособиться к ненормальной среде, не лишившись рассудка, – Доктор медленно поднялся и направился к стеклянному шкафу, заполненному пузырьками с лекарствами, – В вашем вопросе содержится внутреннее противоречие. Среду создают обитающие в ней люди. Следовательно, вы – один из тех, кто и создаёт эту ненормальную среду. Иначе выражаясь, если среда ненормальная – значит, вы тоже ненормальный. – Открыв коричневый пузырёк с ярлыком «Успокоительное», он высыпал в ладонь изрядную порцию белых пилюль и, не прекращая говорить, стал жадно набивать ими рот, – Поэтому если вы настаиваете на своей вменяемости, это, напротив, доказывает, что ваша среда на самом деле нормальна и только вы один ненормальны. Если вы считаете ненормальной среду, это, вне всякого сомнения, означает, что вы сходите с ума!
Он схватил со стола пузырёк с чернилами и залпом всосал в себя сине‑голубую жидкость до последней капли. Потом рухнул на стоявший рядом диван и уснул.
– Как‑то раз безумным утром двое выпили до дна бутылку синих чернил, – пропела себе под нос возникшая на пороге кабинета медсестра.
Она была совершенно голая и держала в руке огромную бутыль с чернилами. Сделав из неё глоток, она завалилась на диван прямо на доктора.
Так и не получив удовлетворительного ответа, я покинул клинику. Солнце катилось к закату, но жара не отступала.
Не успел я вернуться на работу, как позвонили от машинисток. Это была Акико Микава.
– Спасибо тебе за вчерашнее приглашение, – сказала она. – Мне правда очень жаль, что я не смогла.
– Ничего, проехали, – стесняясь, ответил я.
Акико помолчала, видно выжидая, не приглашу ли я её ещё раз. Общественное мнение начало склоняться на мою сторону. Она это заметила и, наверное, боялась, как бы журналисты потом на неё не набросились. Позвонила сегодня, уже готовая принять моё приглашение.
Несколько секунд я молчал. Она тоже.
Я вздохнул и бросился в омут головой:
– А сегодня как?
– Без проблем.
– Хорошо. Тогда после работы в «Сан‑Хосе».
Новость о том, что мы договорились, должно быть, распространилась мгновенно. Потому что, когда я вошёл в «Сан‑Хосе», там было не протолкнуться. Обычно там такого не бывает. Одни парочки – так что не разберёшь, где писаки, а где зеваки. Но кем бы они ни были, притащились все с одной целью – понаблюдать за тем, как будет проходить моё свидание с Акико. Эта публика, конечно, делала вид, что до нас им нет никакого дела, но взгляды, которые они то и дело бросали в нашу сторону, выдавали их с головой.
Мы заказали чай и сласти и просидели в кафе час в гробовом молчании. Ведь заговори мы о чём‑нибудь, что хоть чуть‑чуть выходит за рамки обычного, это тут же попало бы в газеты. Появились бы статьи на три колонки с крупными заголовками.
Мы расстались на вокзале Синдзюку, и я вернулся домой. После некоторых колебаний решил всё‑таки включить телевизор.
Несколько человек что‑то обсуждали – в программе передач на вечер эта дискуссия не значилась.
– И вот, как мне кажется, мы подошли к очень трудному вопросу, – вещал ведущий, – Если события будут развиваться такими темпами, когда, по‑вашему, Морисита и Микава устроят свидание в гостинице? Или вы думаете, что до этого не дойдёт? Профессор Окава?
– Знаете, Акико – немного застенчивая девушка. Вы понимаете, что я имею в виду? – заговорил профессор Окава, который оказался экспертом по скачкам. – Всё зависит от того, насколько Морисита будет настойчив и решителен в седле.
– Звёздами всё предрешено, – заключила женщина‑астролог, демонстрируя игральные карты, – Это произойдёт ближе к концу месяца.
«С какой стати мы потащимся в какую‑то гостиницу», – недоумевал я. Они там напихают микрофонов, запишут нас, во всех позах сфотографируют, а потом раструбят на всю страну, опозорив перед всеми.
В том же духе продолжалось ещё несколько дней.
И вот утром по дороге на работу у меня чуть ноги не подкосились, когда я увидел в битком набитой электричке рекламу женского журнала. На рекламном плакате под моей большой фотографией самым крупным готическим шрифтом было написано:
Свидание в кафе!
Цутому Морисита
(28 дет, обыкновенный клерк)
И Акико Микава
(23гoдa, машинистка)
А сбоку – шрифтом поменьше:
В ту ночь Морисита дважды
занимался мастурбацией
Кипя от ярости, я заскрежетал зубами и воскликнул:
– У меня что, нет права на личную жизнь? Я не позволю себя порочить! Я в суд подам. Кому какое дело, чем я занимался и сколько раз?!
Придя на работу, я сразу направился к управляющему и показал ему купленный на вокзале тот самый женский журнал.
– Прошу вас отпустить меня по личному делу. Наверное, вы знаете про эту статью. Собираюсь подать жалобу на издательство, которое выпускает этот журнал.
– Понимаю, как ты переживаешь, – дрожащим голосом проговорил управляющий, успокаивая меня, – Но самообладания терять нельзя ни в коем случае. Масс‑медиа – слишком грозная сила. Конечно, если личное дело, я тебя отпущу в любое время. Ты же знаешь: я в таких вопросах всегда иду навстречу. Но я о тебе беспокоюсь. Тяжёлый случай, согласен. А эта статья… да, такой позор. Да. Я твоему положению очень сочувствую.
– Вот именно: позор.
– Ещё какой!
Несколько человек обступили нас и стали в унисон выражать мне сочувствие. Кое‑кто из женщин даже прослезился.
Но меня так просто не проведёшь. За моей спиной все они распускали грязные слухи, помогали журналюгам собирать информацию. Типичное двуличие людей, окружающих знаменитостей.
Даже президент нашей фирмы явился сказать своё слово. Послушав его, я решил не жаловаться на издательство. И хотя я поднял шум, раскричался, в тот день по телевизору обо мне не сказали ни слова. В вечерних газетах – тоже ничего. Тогда я серьёзно задумался над тем, как в эти несколько дней подавалась информация о моей персоне.
Всё, что я делал, зная, что имею дело с газетчиками или телевизионщиками, в новости не попадало. Например, попытка оторваться от преследователей или тот момент, когда я потерял самообладание и разорался из‑за статьи в журнале. Об этом либо вообще не сообщали, либо сообщали в другом контексте. Больше того, крушение вертолёта, который, гоняясь за мной, врезался в здание, было преподнесено так, будто не имело ко мне никакого отношения. То есть подход очень отличался от того, как обычно освещают жизнь звёзд. Точнее сказать, они показывали меня так, будто я живу в мире, где масс‑медиа не существует.
Однако этим и объясняется то, почему новостей обо мне постепенно становилось всё больше и они стали серьёзно интересовать людей. Я стал никем, о котором знает каждый. В один прекрасный день, к примеру, в утренней газете появилась статья обо мне – шесть колонок на первой полосе под огромным заголовком:
ЦУТОМУ МОРИСИТА
ЛАКОМИТСЯ УГРЁМ!
В ПЕРВЫЙ РАЗ ЗА ГОД
И ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА
Время от времени я натыкался на людей, тайком собирающих обо мне информацию. Зайдя на работе в туалет и приоткрыв дверь в кабинку, я обнаруживал в ней свившихся в клубок репортёров, увешанных магнитофонами и фотоаппаратами. Как‑то, возвращаясь домой, я пошарил зонтиком в кустах, а оттуда выскочила телеведущая с микрофоном в руке и бросилась наутёк.
Однажды я сидел дома и смотрел телевизор. Вдруг меня как подбросило. Приподняв циновку, я заглянул под половицы, открыл дверцу раздвижного шкафа, потыкал шваброй в панели на потолке. В погребе обнаружилась скрючившаяся компания – телеведущая и несколько зевак, которые с криками выскочили наружу и в панике разбежались. Из шкафа вывалилась целая куча журналистов – четыре или пять (среди них особа женского пола). А на чердаке прятался фотокорреспондент. Он хотел удрать, но провалился и рухнул вниз.
Естественно, ни об одном из этих случаев в новостях не сообщили. Масс‑медиа интересовали лишь мои скучные повседневные дела, из которых выдували небылицы на первые полосы, оттеснявшие на второй план политику, международные события, экономику и другие важные темы. Например:
Морисита заказывает у портного костюм
с рассрочкой на месяц!
Ещё одно свидание Цутому Мориситы!
Тайна открыта!
Что ест Морисита
с понедельника по воскресенье?
Кого на самом деле хочет Морисита?
Акико Микаву или…
Цутому Морисита поссорился с коллегой
по работе Фудзитой (25 лет)
из‑за допущенной оплошности
в делопроизводстве
Шокирующие подробности!
Сексуальная жизнь Мориситы!
Цутому Морисита: сегодня получка!
На что Цутому потратит месячное жалованье?
Цутому Морисита опять покупает носки
(сине‑серые, 350 иен пара)!
В заключение следовало даже мнение экспертов, знающих обо мне всё, что только можно. Это меня поражало.
Как‑то раз я обнаружил свою фотографию на обложке еженедельника, издаваемого одним газетным трестом. Цветную. Конечно, я понятия не имел, когда она была сделана. На ней я шёл на работу вместе с такими же, как я, клерками. Довольно удачный снимок, да будет мне позволено сказать.
Одно дело – писать обо мне статьи и заметки. Но если они используют моё изображение на обложке, могли бы хоть спасибо сказать. Я подождал дня три‑четыре после выхода журнала, но со мной так никто и не связался. Всё! Хватит! После посещения одного из наших клиентов я нанёс визит в редакцию.
Обычно, когда я шёл по улице, все прохожие на меня оборачивались. Однако в здании газетного треста я был встречен с полным безразличием – и секретаршей в приёмной, и редактором. Как будто они обо мне никогда не слышали. Сидя в приёмной, я уже жалел о том, что явился. В конце концов вышел человек с кислой миной на лице и представился заместителем главного редактора еженедельника.
– Господин Морисита! Было бы лучше, если бы вы не появлялись здесь. Понимаете?
– Вот оно как! Значит, я заурядный человек и никакой связи с масс‑медиа не имею?
– Вы – не одарённая личность, не человек, о котором говорят. Вы – не знаменитость. Поэтому вам здесь нечего делать.
– Разве? Но меня же теперь все знают!
– Вы – никто, просто средства информации освещали вашу жизнь. Мы думали, вы не станете себя афишировать, даже когда люди будут вас узнавать. Нам казалось, вы это хорошо уяснили.
– Но если я никто, зачем обо мне в новостях сообщать?
Заместитель главного редактора устало вздохнул:
– Откуда я знаю?! Наверное, кто‑то решил, что вы этого достойны.
– Кто‑то? Вы имеете в виду кого‑то из масс‑медиа? Кому весь этот идиотизм пришёл в голову?
– Вы зачинщика хотите найти? Если бы был такой человек, разве стали бы все журналисты за вами бегать? Они не нуждаются ни в чьих указаниях и будут гоняться только за теми, кто, по их мнению, имеет новостную ценность.
– Новостную ценность? Откуда ей взяться в повседневной жизни? У человека, если он – никто?
– Ладно. Скажите тогда, какие новости вы считаете важными?
– Ну… о прогнозе погоды… когда у них не сходится… Или война где‑нибудь… На десять минут где‑то отключилось электричество… Упал самолёт, погибла тысяча человек… Подорожали яблоки… Кого‑то искусала собака… Собаку поймали за воровством в супермаркете… Президент США попался на том же… Человек высадился на Марсе… Актриса получила развод… Того гляди начнётся самая последняя война… Какая‑то компания наживается на загрязнении окружающей среды… Ещё один газетный концерн получил прибыль…
Заместитель главного редактора рассеянно смотрел на меня, пока не покачал головой с видом сожаления.
– Значит, вот это всё вы считаете большими новостями? Я правильно понял?
– А разве не так? – спросил я в замешательстве.
Он раздражённо махнул рукой.
– Нет, нет и ещё раз нет. Разумеется, из этого можно сделать большую новость. Поэтому о таких вещах и сообщается должным образом. Но в то же время мы пишем и о жизни простого клерка, служащего в какой‑нибудь фирме. Большой новостью может стать всё, что угодно, если об этом появилась информация в прессе, – объяснял заместитель главного редактора, кивая головой, – Новостная ценность появляется после того, как масс‑медиа сообщили о каком‑то факте. Но вы, явившись сюда сегодня, начисто разрушили собственную новостную ценность.
– Это меня не волнует.
– Ага! – Он хлопнул себя по бедру. – В таком случае нас тоже.
Я поспешил на работу. Усевшись за свой стол, тут же позвонил машинисткам.
– Акико! – сказал я громко, – Давай встретимся сегодня вечером в какой‑нибудь гостинице?
Было слышно, как на другом конце провода у Акико перехватило дыхание.
На мгновение наша комната погрузилась в тишину. Все коллеги и управляющий в изумлении уставились на меня.
Наконец я услышал ответ.
– Да, конечно, – всхлипнула Акико.
Ту ночь мы провели в гостинице, самой захудалой и убогой, на улице, полной такими заведениями и залитой безвкусными неоновыми огнями.
Как я и предполагал, в газетах об этом ничего не написали. По телевизору тоже ни слова. С того самого дня я исчез из новостей. Моё место занял средних лет служащий, каких можно встретить где угодно. Худой, невысокий, с двумя детьми, живёт в пригороде, работает завотделом в канцелярии судостроительной компании.
Я снова стал никем – на этот раз по‑настоящему.
Через некоторое время я решил ещё раз проверить Акико, предложив ей посидеть после работы в кафе. Она, конечно, отказалась. Но я был удовлетворён – теперь я знал, что она за личность.
Месяц спустя моё лицо забыли все, кроме знакомых. И всё же иногда, столкнувшись со мной на улице, кое‑кто останавливался и с любопытством посматривал на меня. Как‑то я ехал домой в электричке, напротив меня сидели две девицы. Одна из них взглянула на меня и начала переговариваться с другой.