В этой главе мы рассмотрим основные или, если так можно выразиться, внутренние факторы могущества ордена иезуитов. Чтобы придать стройность изложению, напомним и дополним некоторые факты, изложенные выше.
Целью Игнатия Лойолы, когда он набрасывал Положения ордена иезуитов, было создание подчиненной Ватикану клерикальной организации военного типа, своеобразной армии. Армия, как известно, характеризуется единством командования, железной дисциплиной, маневренностью, силой удара. До создания Ордена у церкви не было ничего подобного и, кроме ордена иезуитов, нет и теперь. Вот почему основатель назвал орден "ротой" солдат (compagnia), служащих Христу. Но, согласно духу и учению католицизма, служить Христу значит служить Ватикану; поэтому Орден есть "рота" солдат на службе Ватикана.
Армия, достойная этого названия, нуждается в руководстве, сосредоточенном в руках одного человека. "Общество" имеет такое руководство в лице своего Генерала - если не считать высшей Конгрегации ордена (совет, который не в состоянии предпринять какие бы то ни было эффективные меры, требуемые от командования армией).
Армия не должна быть связана путами, которые стесняли бы и затрудняли ее движение; поэтому у иезуитов нет литургических обязанностей, кроме индивидуальной мессы и молитв (которые каждый из них читает не "хором", не совместно с другими членами Ордена, а сам по себе). Общих молитв нет - кроме "литаний святых" (которые продолжаются четверть часа).
Каждый член Ордена, хотя он и связан с другими иезуитами, как солдат с солдатами, одновременно независим от них и в состоянии самостоятельно исполнять порученные ему задачи.
Очевидно, что все это свойственно и армии. Но этого еще не достаточно, чтобы объединить массу людей, сделать ее могущественной, превратить в действенное орудие победы.
Действительно, человек не является таким же бесчувственным и послушным, как части машины. Он мыслящее существо, и чтобы заставить его действовать, необходимо убедить его. В самом деле, принимая решение, человек исходит из идей, которые он признает справедливыми.
Конечно, одним из мотивов, побуждающих солдата сражаться, является страх перед тягчайшими наказаниями, ожидающими его, если он осмелится или попытается отказаться от своего долга. Но одного страха мало, чтобы заставить людей вступить в сражение и, особенно, сделать их способными одержать победу над врагами, которые убеждены в справедливости своего дела.
Для этого необходимо индивидуальное воспитание солдата, необходимо убедить его.
От Лойолы не ускользнуло значение этого фактора, он понял необходимость формирования в иезуитах "внутреннего духа", твердого убеждения в абсолютной правоте дела, ради которого он требовал от своих сторонников неустанных усилий. Только при этих условиях он мог требовать от них полного, слепого послушания, послушания "трупов", которого нет ни в одной армии, ни в одной организации и которое, однако, совершенно необходимо для создания, существования и функционирования такого могущественного, можно сказать, исключительно могущественного механизма.
Для этой-то цели Игнатий Лойола и обращал основное внимание на "внутреннее" воспитание иезуита.
Чтобы подготовить солдат, готовых на все, слепо повинующихся, стойких в бою, необходимо глубокое воздействие на их личность. Жертва, которой от них требуют, велика. Поэтому, кроме внушения им убеждения в абсолютной правоте дела, нужно достичь того, чтобы они не думали - даже лучше, чтобы они и сами не хотели думать, - о противоположных доводах, о спорных моментах и о возможности пересмотра своих взглядов, чтобы они были убеждены в ложности противоположных взглядов.
И вот, если в солдате происходит лишь частичное изменение его "я", поскольку оно имеет в виду лишь некоторые жизненные побуждения, к тому же естественные побуждения (например, любовь к родине), в иезуите оно охватывает все. Таким образом, в иезуите преобразование личности достигает возможного предела. В общем это что-то граничащее с фанатизмом.
Очевидно, что для этого необходимо специальное воспитание человека, воспитание не только ума, но и чувства. Воспитание одного лишь ума не дало бы результатов. По мнению Игнатия, понятия, внушаемые иезуиту, должны быть пережиты; действительно, только в этом случае они в состоянии оказать нужное воздействие.
Поэтому недостаточно одной интеллектуальной подготовки. Необходимо нечто большее, нечто иное.
Недостаточно и воздействия ближайшего окружения, хотя бы и задавшегося целью гармонической подготовки индивида в указанном направлении.
Все это эффективные, но внешние средства.
Необходимо что-то специфическое. Иными словами, нужно заставить человека действовать самостоятельно, внутренне усвоить мотивы новой для него формы существования, сжиться с ними. Он должен сделать их своим новым "я", впитать их, внушить их себе; он не должен более анализировать, логически исследовать мотивы своей веры, своего послушания папе, церкви, Ватикану, но, испытав их, вжиться в них.
В этом плане, например, следует повторять самому себе, что ад существует, представлять себя, насколько это возможно, навеки пребывающим во всепожирающем огне, в абсолютном мраке, безо всякой надежды, и повторять это сто раз в течение часа; это тяжелое испытание гораздо действеннее, чем логический, трезвый разбор оснований, в силу которых, согласно католической доктрине, ад должен существовать.
Поэтому устав Общества, то есть Игнатий, обязывает иезуита каждый день в течение часа "созерцать" "вечные истины" более или менее в духе вышеописанного, и, таким образом, не столько убедить разум, сколько побудить, привести в движение и окончательно убедить волю.
Речь идет о таком "методе молитвы", который весьма способствует подавлению естественной натуры человека и преобразованию ее в другую, искусственную, в высшей степени пригодную для целей Ордена. Общество придает этому такое значение, что устанавливает надзор за исполнением иезуитами обрядов, чтобы удостовериться, что ежедневно утром в течение часа каждый в одиночестве предается "созерцанию".
Однако прилежно заниматься этим, "созерцать", как того хочет основатель Общества, не так-то просто. Необходима особая тренировка и немалая сноровка. Последняя приходит с опытом. Первая, напротив, детально разработана самим Игнатием. Коротко скажем об этом.
Всякий иезуит должен, по мысли Игнатия Лойолы, каждый вечер, прежде чем лечь спать, самостоятельно продумать то, что он должен будет "созерцать" на следующее утро. Утром, во время одевания и в течение получаса, предшествующего "созерцанию", иезуиту рекомендуется мысленно повторить то, чем ему вскоре предстоит заняться. Когда эти упражнения точно исполняются, дух поддается внушению и вполне подготовлен к дальнейшему.
И вот наконец начинается "созерцание". Оно представляет собой "литургию", с которой небезинтересно познакомиться.
Иезуит приближается к месту молитвы и останавливается в двух или трех шагах от него. Он внушает себе, что бог смотрит на него. С величайшим почтением он отвешивает поклон, становится на колени и читает "подготовительную молитву". Затем он совершает то, что называется "прелюдиями".
Прежде всего иезуит производит "подготовку почвы", состоящую в том, что он представляет себе объект, который ему предстоит "созерцать" (что является довольно легким делом в отношении эпизодов из жизни Иисуса, Марии и т. д., но трудным в отношении конкретных "тайн" загробного мира, таких, как чистилище и ад, и еще более трудным, если предмет является абстрактным, как, например, милосердие, грех).
"Вторая прелюдия" состоит в том, что иезуит просит у бога того, чего он хочет достичь в качестве практического результата "созерцания", по возможности чего-нибудь реального, полезного для его собственных "духовных" нужд.
После этих сложных актов идет основная часть "созерцания", разделенная на "пункты" или "параграфы", согласно требованиям предмета. Вообще "пунктов" бывает три, редко меньше, часто больше. Как бы то ни было, необходимо, чтобы предмет был таким, чтобы заполнить час, что не так-то просто, если он недостаточно продуман.
Для каждого "пункта" метод натаскивания состоит в следующем: память восстанавливает предмет "созерцания", интеллект размышляет над ним, воля принимает решения и направляет "аффекты" к богу, мадонне и т. п. в зависимости от момента. Рекомендуется - и это исключительно важно - не искажать смысла "созерцания" путем сведения его к умозрительному упражнению, к исследованию: человек не только разумом, но всем своим существом должен почувствовать, должен глубоко пережить предмет созерцания.
Если все идет хорошо, внушение бывает сильным, и человек без труда приходит к весьма вдохновенным решениям.
Итак, мы описали упражнение, которое называется упражнением "трех способностей": памяти, интеллекта и воли. Между тем как умозрительные операции требуют применения первых двух способностей, "созерцаемая проповедь" должна включать их все три, поскольку ее цель заключается в том, чтобы привести к глубокому усвоению того, что представила память, что продумано, и таким образом принудить человека принять необходимые решения. Кто ограничивается только деятельностью ума, ассуждает и философствует, тот не "созерцает" так, как редписывает Игнатий. Другие технические приемы, рекомендуемые им, сводятся, в конечном счете, к упражнению "трех способностей", однако в более легкой и простой форме; поэтому мы их опускаем.
Необходимо упомянуть о так называемом "применении чувств". Оно состоит в "созерцании" предмета с помощью зрения, слуха, вкуса, обоняния, осязания, причем "всецело внутренним и духовным образом".
Это прием, пригодный для разработки тем, доступных одному воображению, таких, например, как "события" из жизни Иисуса. Зрение дает возможность увидеть людей, слух - услышать голоса, вкус и обоняние - испытать "сладостность и нежность" столь добродетельных особ, осязание - поцеловать и пощупать "одежды, землю, следы и все, что относится к таким лицам".
Существо дела здесь в том, чтобы приобщиться к объекту непосредственно, вне и до всякой действительной работы ума. Этот прием не сводим, по крайней мере всецело, к "трем способностям", но имеет отношение к первой и последней. Естественно, и это должен признать каждый, этот прием обладает в определенных условиях исключительной силой внушения.
"Созерцание", как мы его описали, является, конечно, эффективнейшим средством для замены естественной личности человека другой, искусственной, высоко оперативной, которой должен обладать иезуит. Перед нами "внутреннее" орудие "воспитания", сила которого поистине исключительна.
Однако, если бы метод ограничивался лишь этим, он не привел бы к цели. Прежде всего выбор тем для "созерцания" и "испытания", учитывая их количество и разнообразие, может оказаться ошибочным. Здесь необходима определенная логическая последовательность.
Кроме того, Лойола - и мы это много раз повторяли - стремился не к воздействию на отдельные решения субъекта, но к перестройке всей его психики и чувственного активного восприятия жизни. Для достижения этого необходим умело разработанный комплекс идей для "размышления", причем таких идей, которые лучше всего соответствовали бы поставленной задаче.
"Духовные упражнения" отвечают и той и другой цели. Каждый член Ордена проделывает их дважды в жизни в течение сорока дней - вскоре после вступления в Общество и по окончании обучения, - а также ежегодно в течение восьми дней; они являются как бы фокусом "духовной жизни" (spiritualita) иезуитов.
"Упражнения" изложены (внешне весьма сухо) в небольшой книжке, которую Игнатий написал вскоре после своего обращения, повидимому во время "мистического удаления" в грот Манреза в Испании.
Речь идет о комплексе "размышлений", искусно связанных между собой и разделенных на "четыре недели". Они называются "духовными упражнениями", потому что, как считает Лойола, подобно деятельности тела - ходьбе, бегу, - существует деятельность души, точнее, ее "трех способностей" - памяти, интеллекта, воли.
Однако речь идет здесь не об отдельных "упражнениях", а скорее о настоящей "гимнастике" ума: в самом деле, комплекс операций, которые должны проводиться, не представляет случайного сочетания, но искусно упорядочен и преследует заранее установленную цель; кроме того, операции эти должны самым тщательным образом сообразовываться со специальными "дополнениями", которые прилагаются автором после каждой "недели".
Не нужно, однако, думать, будто цель книги заключается в подлинном развитии памяти, интеллекта и воли. Действительная цель, которую имеют в виду "упражнения", состоит в укреплении веры, религиозных убеждений иезуитов.
Изложим кратко содержание "упражнений". Книга начинается с "пролога", который носит название "Начало и основание" и является исключительно важным для подготовки иезуита к усвоению того, что будет изложено в "четырех неделях". Если "упражняющийся" не приобретает глубокого убеждения в истинности этого "пролога" и не усвоит его, то дальнейшее изучение книги не принесет пользы.
"Начало и основание" излагают, ни много ни мало, "понимание жизни", которое должен усвоить "упражняющийся". Во-первых, человек создан богом, и поэтому он - собственность бога, бог - его верховный господин и благодетель; в силу этого цель нашего существования не в том, чтобы наслаждаться сотворенным, быть счастливыми посредством использования земных благ, но в том, чтобы служить богу, исполнять его предначертания и волю, чтобы потом, после смерти, достичь вечного блаженства, то есть спасти душу.
Такова истинная цель человека; она противостоит тому, чему учит земной мир, то есть наслаждению, удовольствию, которые являются злоупотреблением творениями бога. Конечно, и они сотворены богом, и, не злоупотребляя, мы должны все же пользоваться ими; ведь они представляют собой необходимые средства, которые творец, осуществляя свой божественный замысел и обеспечивая вечное спасение, предоставил нам.
Отсюда понятно, что для нас все земное есть средство, а не цель. Нарушать этот порядок - значит "грешить": в самом деле, тяжкое преступление состоит в том, что на место бога ставится какое-либо его творение. Здесь имеет место неправильный выбор, отдается предпочтение не тому, чему следует.
Необходимо, таким образом (если мы хотим избежать греха), делать все для сохранения божественного порядка; и вот, как это следует из изложенного выше, наиболее логичное для достижения этой цели - это оставаться безразличным ко всему земному и пользоваться им только в той степени, в какой это необходимо и полезно для достижения высшей цели жизни.
Этому препятствуют чрезмерные духовные и физические потребности человека, отсюда отречение от всего земного, присущее истинному служению богу. Оно доставляет душевный покой, полную уверенность в вечном спасении и любовь к богу.
Быть безразличным к жизни трудно; но нужно стремиться к этому изо всех сил, так как это необходимое качество. Совершенный человек безразличен к жизни; он не допускает колебаний в выборе между богатством и бедностью, здоровьем и болезнью, смертью и жизнью; он предпочитает только то, что полезно, даже то, что наиболее полезно для служения богу и для достижения радостей загробного мира.
Таковы "Начало и основание". Их влияние на иезуита огромно. Человек, каковы бы ни были его убеждения, с самого начала "упражнений" выворачивается наизнанку; его жизнь перевертывается вверх дном; он отвергает теперь то, что раньше почитал. Итак, очищение от "греха" - принимая это слово в его католическом смысле - понимается здесь не только как получение прощения со стороны бога, но и как глубокое внутреннее отречение от "греховного", могучий порыв к "совершенству". Требования безразличия ко всему земному удовлетворяют и тому и другому устремлению.
Можно сказать, что в "Начале и основании" заключены в сжатой форме все "упражнения": все остальное можно рассматривать как комментарии и добавления, хотя и необходимые (как, например, вторая и третья "недели", которые излагают "подражания Христу").
В самом деле, "Начало и основание", навязывая человеку свое истолкование сущности жизни и дополняя его практическими правилами безразличия, на которые следует опираться при таком истолковании ее, охватывают основные элементы "упражнений", которые раскрывают содержание католической доктрины и практики. В общем "Начало и основание", хотя и схематически, говорят обо всем и дают все, что содержится в "упражне- ниях".
После рассмотрения этих вопросов приступим к самим "упражнениям", начав с содержания "первой недели". Чтобы не запутать читателей, мы, вместо того чтобы давать перечень всех предметов, над которыми Игнатий предлагает "размышлять", опустим некоторые из них и подвергнем последовательному рассмотрению только основные. Это сделает более легким понимание общего замысла "упражнений", их значения и действенности.
Когда мы хотим построить здание, мы прежде всего расчищаем территорию для него. Надо выкорчевать деревья и разрушить старые постройки. То же можно сказать о католической морали. "Грех", особенно "тяжкий грех" (который, предупреждаем, является моральной категорией, весьма отличной от "преступления" и "нечестности" в понимании гражданского права и общепринятой этики), даже скорее сама склонность к "греху", есть препятствие, не только мешающее построить здание католицизма в целом, но не дающее возможности заложить первый камень в фундаменте. И вполне логично, что "первая неделя" должна удовлетворять и действительно удовлетворяет этой первоначальной и самой основной цели: подобно очистительной жизни отшельников, она ставит своей задачей освобождение "упражняющегося" от склонности к греху, как "смертному", так и "простительному". Впрочем, для этого человек хорошо подготовлен уже "Началом и основанием", и даже больше того - он был готов к этому еще раньше.
В течение первой недели он "размышляет" о "мерзости" "греха", о божием суде ("частичном" и "последнем"), об аде. Кроме того, иезуит изучает особые инструкции относительно способа исследования своей совести, исповеди, причастия. "Упражняющийся" должен подвергнуть себя "всеобщей" исповеди, то есть пересмотреть всю свою жизнь или значительную ее часть.
Чтобы понять разницу между "преступлением" и нечестностью в обычном понимании и католическим "грехом", необходимо иметь в виду, что, тогда как первые состоят только в нарушении нормальных отношений между людьми, при втором совершается преступление против бога и церкви, то есть против Ватикана. Поэтому преступных актов в этом случае значительно больше, чем в первом.
Ад уготован не только за убийство, но также за непослушание предписаниям Святого престола; законы папского государства, как, впрочем, и законы правительств, контролировавшихся церковью, предусматривали также "духовные преступления" (ересь, нарушение некоторых предписаний церкви и т. п.) и в некоторых случаях грозили, помимо возможных церковных наказаний (например, отлучение от церкви, интердикт), также штрафами, тюрьмой и даже смертью.
При таком положении дел каждый видит, что ненависть к "греху" предполагает не только осуждение преступлений и нечестности в обычном понимании, но также слепое, абсолютное послушание Святому престолу. Такова цель Игнатия: подчинить умы безраздельному господству духовенства, то есть Ватикана.
Для того чтобы хорошо понять эффективность различных "недель", следует рассмотреть ключевые размышления, иначе говоря, те места "упражнений", которые логично и в сжатой форме раскрывают перед нами технику, приемы, применяемые Игнатием для достижения цели, то есть для совершенного внутреннего перевоспитания индивида в католическом духе.
Для "второй недели" автор предлагает в качестве предмета размышления оригинальные темы, которые свидетельствуют о его богатой изобретательности и тонком знании человеческой психики.
Я имею в виду созерцание "Царства Христа", являющееся введением к "неделе" размышлений о "Двух знаменах" и о "Трех классах людей" и к рассмотрению "Трех ступеней смирения".
В "Царстве Христа" конечная цель - показать, что осуществление теологического плана и наше вечное спасение лежат в любви, я послушании и в служении Христу, так как он - бог. Игнатий стремится убедить "упражняющегося" следовать Христу с величайшей энергией: основания заимствованы из военной притчи, в которой непогрешимый король призывает подданных к войне против неверных, следовательно, к войне "спра-ведливейшей", обещая ни с чем не сравнимые условия и награды. Позорно было бы отказаться от этого приглашения. Тем более, если монарх - Иисус Христос, если цель войны - подчинение всего мира его закону, то есть римской церкви, если победа несомненна, если наградой будет вечное блаженство.
Как бы то ни было, речь идет о трудном служении: для удовлетворительного его исполнения нужны совершенные люди или, по крайней мере, люди, полные решимости быть таковыми. Поэтому необходимо преобразование собственной жизни. Для этой цели Игнатий возвращается назад, к теме безразличия к земному, и предлагает ее "упражняющемуся" в "Трех классах людей" и в "Трех ступенях смирения", однако уже в иной форме, чем в "Начале и основании".
В "Трех классах людей" Игнатий рассматривает такой случай: три человека, вдохновленные желанием спасти душу, являются обладателями денег, которые они приобрели не совсем праведным путем. Первый не делает ничего, чтобы расстаться со своими деньгами, и откладывает всякое решение на этот счет до 1 смертного часа. Второй кое-что делает, но делает явно недостаточно для достижения этой цели. И только третий идет на решительные меры, готовый удержать эти деньги при себе или расстаться с ними, в зависимости от того, что будет более полезным для служения господу.
Очевидно, что это и только это - правильный путь, по которому следует идти. "Упражняющемуся" необходимо обдумать, является ли его умонастроение таким же, как у третьего человека. Если нет, нужно сделать все возможное для достижения такого умонастроения.
Но это низший уровень совершенства, это уклонение от "смертного греха" и ничего больше. Для осуществления военного плана "Царства Христа" и "Двух знамен" нужно и кое-что другое! Требуемое безразличие к земному должно быть большим, гораздо большим. Для достижения этой цели Игнатий заставляет "упражняющегося" "размышлять" над "Тремя ступенями смирения".
Прежде всего необходимо, чтобы человек был готов принять любое страдание и смерть скорее, чем совершить хотя бы один "смертный грех", т. е. хотя бы одно-единственное серьезное нарушение предписаний и распоряжений любого рода, которые исходят от господствующей церкви, единственного подлинного и непогрешимого толкователя учения и воли бога на земле.
Это, однако, низшая ступень "совершенства": она необходима, иначе неизбежен ад.
Вторая ступень подобна предыдущей; но здесь речь идет уже о "простительном", легком "грехе". И Игнатий опять говорит о смерти. Если встает вопрос о выборе между дерзким словом против предписания господствующей церкви и могилой, то лучше выбрать могилу.
Здесь человек не выдерживает и он требует: довольно! Но не может быть уже никаких "довольно". "Упражняющийся" как бы находится внутри выстреленного из пушки ядра. Путь назад отрезан.
Последняя ступень устрашает, поскольку предписывает, если это служит восхвалению и прославлению церкви, выбирать скорее нищету, чем богатство, скорее позор и бесчестье, чем почет, скорее отказ от любых прав, гражданскую смерть.
Правда, Игнатий в указанных "размышлениях" и в других местах, когда он побуждает человека к служению богу, всегда говорит о творце, Иисусе Христе, красоте добродетели, безобразии "греха", спасении души и т. п. как об основаниях для энергичного стремления к "совершенству". О послушании церкви он не говорит почти ничего. Таким образом, примеры со "смертным" и "простительным" грехом, приведенные нами выше, касались не только "преступления" против бога, но и "преступления" против церкви. Они могут, пожалуй, показаться незаконными, противоречащими мыслям автора "упражнений", вызванными желанием представить в дурном свете Игнатия, его цели и "Общество Иисуса".
Но это не так. Из изложенного с необходимостью вытекает, что Игнатий своей деятельностью стремился служить не столько богу, сколько Ватикану или, во всяком случае, если допустить его искренность, служить богу через посредство Ватикана.
На этот счет не может быть сомнений. Действительно, католическая доктрина ясно заявляет: отделять бога от господствующей церкви, претендовать на служение первому без одновременного служения второй, больше того, думать, что богу можно служить не целиком и полностью через посредство церкви, - есть чистейшая ересь.
Согласно католической доктрине, церковь, и только церковь, устанавливает нормы веры, истинного служения создателю, Иисусу Христу. Тот, кто хочет служить богу, Иисусу Христу, не может служить ему непосредственно, но служит через церковь. Служение богу заменяется служением церкви. И это справедливо, так как, согласно непогрешимому римскому церковному руководству, в этом - воля бога, Христа. Бог, Иисус Христос, исчезают, и их место занимает необходимая посредница в деле спасения от ада - церковь.
Абсурдно полагать, будто Игнатий, когда он говорит о служении богу, Иисусу Христу, намеревается обойти господствующую церковь, ее догмы, ее предписания, ее отлучения, - напротив, доказано совершенно обратное. Игнатий не только не был "еретиком", но, наоборот, согласно духу и букве церковного руководства, является "ортодоксом" до мозга костей. Поэтому, когда он говорит о служении богу, Христу, он имеет в виду служение непогрешимой, господствующей церкви.
Чтобы лучше выяснить этот пункт, приведем некоторые из "Правил, необходимых для согласия с церковью", написанных самим Игнатием и помещенных в качестве приложения в "упражнениях":
" Первое правило состоит в том, что мы, отложив всякое собственное суждение, должны быть душой готовы к послушанию во всем истинной Невесте Господа нашего Иисуса Христа, нашей святой Матери Иерархической Церкви ".
"Второе: славить исповедь, которая делается священнику, и принимать святейшее причастие раз в год или лучше каждый месяц, а еще лучше каждые восемь дней, с соблюдением надлежащих условий".
"Третье: славить частое слушание мессы; равным образом славить песнопения, псалмы и долгие молитвы в Храме и вне его; то же относится ко времени, предназначенному для богослужения, молитв всякого рода и чтения канонов".
"Четвертое: славить религиозное звание, девственность и воздержание, брак же - не в такой мере".
"Пятое: славить обеты членов религиозных обществ (i Religiosi) - обеты целомудрия, бедности и послушания, а также всякое другое исключительное деяние, направленное к совершенству..."
"Шестое: славить мощи Святых, чтить их и молиться Святым; равным образом признавать церковные паломничества, индульгенции, праздники, крестовые походы и свечи, зажженные в церкви".
"Седьмое: славить правила соблюдения постов и воздержаний во время Великого поста, четырех времен года, канунов, пятниц, суббот; равным образом, славить эпитемии, не только внутренние, но и внешние".
"Восьмое: славить церковное убранство, здания и образы и чтить последние сообразно тому, что они изображают".
"Девятое: славить предначертания Церкви, будучи душой готовым отыскивать доводы для их защиты и никоим образом не для их опровержения".
"Десятое: мы должны быть более готовыми к одобрению и прославлению законов, постановлений, традиций, обрядов, обычаев Старших, то есть наших Начальников, чем к их критике, так как, даже если они недостойны похвалы, все же выступать против них, публично или в беседах с простонародьем, - это значит скорее вызывать ропот и скандал, чем приносить пользу, это значит, тем самым, возбуждать возмущение народа против своих Руководителей, как светских, так и духовных.
Итак, простонародью вредно говорить дурное о его Руководителях; однако может быть полезным сообщение об их скверных привычках тем лицам, которые обладают властью для их исправления".
"Одиннадцатое: славить позитивную и схоластическую доктрину; тогда как таким Докторам Церкви, как, например, св. Джирулам, св. Августин, св. Григорий и др., более свойственно возбуждать во всех чувство любви к Господу Богу нашему и побуждать нас к служению ему, для работ св. Фомы, св. Бонавентуры и др. более свойственно определять и объявлять в форме, приспособленной к нашему пониманию, то, что необходимо для вечного спасения, и бороться против всяческих ошибок и обмана. В самом деле. Доктора - схоластики, жившие совсем недавно, не только обладают пониманием Священного
Писания и пользуются трудами древних авторов, но также, с божьей помощью, успешно применяют в виде средств, способствующих нашему спасению, санкции и постановления Соборов и предначертания святой Церкви".
"Двенадцатое: мы должны остерегаться сравнивать лиц, еще живущих на Земле, с Блаженными, ибо, в самом деле, немало заблуждаются, например, когда говорят: он более учен, чем св. Августин, он - второй св. Франциск, он по добродетели и святости - второй св. Павел и т. п.".
" Тринадцатое: чтобы ни в чем не ошибаться, мы должны верить, что то, что мы видим белым, есть черное, если таким его называет Иерархическая Церковь. В самом деле нужно верить без тени сомнения, что у Господа нашего Иисуса Христа, Жениха, и у Церкви, Его Невесты, - единый дух, который правит нами и направляет нас к спасению наших душ. Действительно, тот же Бог, который некогда дал нам в качестве предписания Десять заповедей, управляет сегодня Иерархической Церковью и наставляет ее ".
Подчеркнутые нами первое и тринадцатое "правила" ясно показывают, каковы были мысли и намерения Игнатия и, следовательно, созданного им "Общества Иисуса". Орден иезуитов придает величайшее значение этим "правилам", они превращены им в абсолютный закон и норму его жизни и деятельности. Таким образом, мы считаем, что доказали то, что стремились доказать, и можем закрыть скобки.
Возвратимся к нашей теме. Мы видели, что Игнатий, если "упражняющийся" согласился с идеями "Начала и основания", уже не выпускает его из своих сетей, припирает к стене. Выхода нет. Это машина, затягивающая человека целиком, без остатка. Человек, который пытается сопротивляться, зажатый в тиски, сдавленный страшным прессом, задыхается и сдается.
"Первая неделя" погружает "упражняющегося" в царство ужаса, почти буквально заставляет его спуститься в ад. Дни и ночи проходят в невыразимом смятении. В конце "недели" он сдается, уступает устрашающему внушению, неотступно преследующему его кошмарному видению: он исповедуется и успокаивается.
Но вскоре тревоги возобновляются. Недостаточно избежать "тяжкой вины", "смертного греха", удовольствоваться "посредственным" (mediocrita) служением и послушанием господствующей церкви - необходимо всем пожертвовать, все уничтожить, от всего отречься. Всякое сопротивление бесполезно: "я", подавленное, не в состоянии больше бороться и складывает оружие.
Этому как нельзя лучше способствует навязчивая настойчивость "размышлений" и "чтений", отсутствие каких-либо развлечений, затворничество и полный отрыв от внешнего мира. Человек предоставлен самому себе. Внушение неумолимо: сопротивление невозможно.
Когда "упражняющийся" достигнет этой ступени умственного и психологического "накачивания" (imbottitura), Игнатий предлагает то, что он называет "выбором". Речь идет о комплексе правил, которые индивидуум должен применять, когда полезно или необходимо принимать решения.
Наконец-то наступает время, подходящее для "преобразования" собственной жизни, которое, как мы говорили, требуется для служения Христу, то есть господствующей церкви, в духе "Царства" и "Двух знамен".
Но для "преобразования себя" в нужной степени необходимо знать и применять такие критерии, которые безошибочно ведут к этому. Вот почему Игнатий указывает пути правильного "выбора". Предмет подразделен следующим образом: сначала идет "Преамбула", потом "Введение", затем следует "Исследование относительно времени, благоприятного для выбора", и наконец - "Два практических способа хорошего выбора".
В "Преамбуле" рекомендуется не упускать из виду "конечную цель", которой является слава божия и спасение души (то есть слепое и абсолютное послушание иерархической церкви), не ставить цель ниже средств или подменять ее ими.
Три фактора позволяют сделать хороший "выбор": когда бог побуждает к "выбору", когда бог прямо указывает, как его сделать правильно (иначе говоря, когда человек находится под впечатлением, что бог действует на него таким образом), и, наконец, когда душа спокойна.
Для хорошего "выбора" Игнатий рекомендует два способа. Согласно первому рекомендуется: представить себе искренне и ясно исследуемый предмет, все время помнить о конечной цели человека и не быть поэтому щепетильным в выборе средств для ее достижения (иначе говоря, быть готовым пойти на все ради служения богу и ради того, чтобы избежать ада), молиться, чтобы "выбор" оказался таким, каким он должен быть, исследовать, какой выбор более способствует достижению указанной конечной цели, и следовать при этом разуму, а не чувству.
Говоря о втором способе, Игнатий советует выбирать то, что в аналогичных условиях можно было бы порекомендовать вместо другого, ввиду его большей духовной ценности. Кроме того, необходимо, чтобы решение принималось так, как если бы оно было предсмертным решением. Наконец, нужно, чтобы человек сделал тот выбор, с которым он хотел бы предстать перед божьим судом.
"Вторая неделя" завершается "преобразованием" жизни, намеченным посредством правил "выбора".
Значение этого отдела "упражнений" огромно: человек после него готов на все, он становится преданнейшим слугой церкви. Далее следуют поправки и дополнения, хотя, быть может, и важные; основное, главное уже сделано.
Цель "третьей недели" - "размышления" и "созерцания", которые касаются "скорбной жизни" Иисуса (то есть его "страстей") - является "просветительной": она состоит в том, чтобы усилить в иезуите любовь к Христу и церкви и укрепить его в раскаянии и самоотречении, Вот почему в конце "недели" Игнатий дает правила о "воздержании в пище". Но эти правила, как это очевидно, распространяются и на другие, более важные вещи.
Все это, пробуждая в нас "милосердие", вводит нас в объединяющую жизнь, которой как раз и соответствует период "четвертой и последней недели". В ней размышляют над событиями "славной жизни" Христа, от "воскресения" до "вознесения". Душа "упражняющегося" "может наконец насладиться несказанной радостью полного и беспрепятственного слияния с блаженством Господа своего".
Эта "неделя", а с нею и все "упражнения" завершаются comtemplatio ad obtinendum amorem (divinum) (coз