Я застряла на месте – хочу бежать, хочу остаться, страдаю из-за себя, опустошена из-за него – стою на распутье неизвестности, и все, что мне хочется сделать, это свернуться в клубочек и отгородиться от всего мира. Отгородись от Колтона, от Тони, от боли, которая никак не кончится, почувствовать, как во мне шевелится ребенок. Сотворить что-то из любви с тем, кого я люблю. Желчь подступает к горлу при этой мысли, и я прикрываю рот, чтобы меня не вырвало.
- Да, мысль о том, что я стану отцом тоже заставляет меня хотеть блевануть. - Он насмехается надо мной, и в его голосе слышится много больше, чем просто презрение. И дело не в тошноте, но я не говорю ему этого, потому что слишком занята, пытаясь сдержать рвотный позыв. – Простыни между нами. - Он издает уничижительный смешок, глядя в потолок, прежде чем оглянуться на меня. - Как чертовски иронично, когда оказываешься под простынями с кем-то еще, кто является причиной этой маленькой дилеммы, а, Райлс? Как теперь тебе нравится эта фраза?
- Иди нахрен. - Говорю это больше себе, чем ему, тихим голосом, пронизанным болью. С меня хватит. Он может быть расстроен. Его прошлое может будоражить ужасные воспоминания, но это не дает ему права вести себя как гребаный мудак и вымещать на мне свое дерьмо.
Он оборачивается и смотрит на меня, представляя собой ярость на фоне спокойствия.
- Именно. – Выплевывает он. – Нахрен меня.
И с этими словами Колтон открывает дверь на террасу. Я не зову его – не хочу – и не смотрю, как он сбегает вниз по лестнице на пляж, свистом призывая Бакстера.
ГЛАВА 19
Чем дольше я сижу и жду его возвращения, тем больше нервничаю.
И еще больше злюсь.
Нервничаю, потому что, кроме его недавнего заплыва в бассейн, Колтон не занимался физическими нагрузками с тех пор, как его выписали... а случилось это только вчера. Знаю, его гнев заставит его бежать сильнее, быстрее, дольше, и это только нервирует меня, потому что сколько такого темпа смогут выдержать восстанавливающиеся сосуды в его мозгу? Минул почти час с тех пор, как он ушел, сколько времени потребуется, чтобы это стало слишком?
И я злюсь, что после всего, что он мне сказал, мне еще есть до этого дело.
Качаю головой, смотря вдоль линии пляжа, сказанные им слова еще звенят в воздухе. Я понимаю его гнев, присущую ему потребность набрасываться на всех, отстаивая свою довольно неокрепшую хватку за свои предубеждения, но я думала, что мы с этим покончили. Думала, что после всего, через что мы прошли за то короткое время, что были вместе, я доказала ему обратное. Доказала, что я не такая, как другие женщины. Что мне нужен он. Что я никогда не буду манипулировать им, чтобы получить то, чего мне хочется, как делали многие другие женщины в его жизни. Что я не оставлю его. И прямо сейчас мне так отчаянно хочется уехать – избежать ссоры и дальнейшей боли, которая, я боюсь, придет вместе с его возвращением – но я не могу. Более чем когда-либо я должна доказать ему, что никуда не собираюсь убегать, когда он нуждается во мне, даже если мысль о том, что у него будет ребенок от кого-то еще убивает меня сейчас.
Сглатываю вновь подступающую желчь, но на этот раз не могу ее удержать. Бегу в ванную и мой желудок выворачивает. Мне требуется время, чтобы успокоиться, уговорить себя спуститься с обрыва, с которого хочется спрыгнуть, потому что это для меня слишком. Столько всего происходит за такой короткий промежуток времени, что мой разум хочет отключиться.
Но если все окажется правдой, что это будет означать? Для него, как для мужчины, для нас, как для пары, и для меня, как для женщины, которая никогда не сможет дать ему этого? И особенно то, что этот дар преподнесла ему она? От этой мысли желудок снова бунтует, и все, что я могу сделать, это опереться лбом о крышку унитаза, закрыть глаза и отгородиться от образов очаровательного маленького мальчика с чернильными волосами, изумрудными глазами и озорной улыбкой. Маленького мальчика, которого я никогда не смогу ему дать.
Но может она. И если это правда, то как я смогу справиться с этим? Любить мужчину, но не его ребенка, потому что не являюсь ему родной матерью – просто из-за того, что он часть Тони – каким же ужасным человеком это меня сделает? И я знаю, что это неправда, знаю, что я никогда не смогу не полюбить ребенка из-за неподвластных ему обстоятельств, но в то же время, он станет постоянным убийственным напоминанием того, что кто-то другой может дать ему то, чего не могу дать ему я.
Высший дар.
Безусловную любовь и невинность.
Вытираю слезы, о которых даже и не подозревала, когда слышу далекий лай Бакстера, и выхожу на террасу. Безобидный зверь появляется на верху лестницы, ведущей с пляжа, и со стоном плюхается на пол террасы. Делаю глубокий вдох и готовлюсь к приходу Колтона, не зная, с какой из его версий мне предстоит столкнуться.
Через несколько мгновений появляется он, с волос капает пот, щеки красные, грудь вздымается от напряжения. Хочу спросить, как он себя чувствует, что творится в его голове, но решаю поступить умнее. Я позволю ему самому задать тон этому разговору.
Он поднимает глаза, и я вижу, как при виде меня по его лицу пробегает шок. Он стоит, уперев руки в бедра, и просто смотрит на меня.
- Какого черта ты все еще здесь?
Так вот как это будет происходить.
Я думала, что успокоилась, надеялась, что он справится с собой во время пробежки, но, очевидно, нас по-прежнему связывает чертова колючая проволока. Мы оба все еще одержимы идеей доказать свою точку зрения. Вопрос в том, как он справится с тем, что я должна сказать? Снова набросится на меня? Во второй раз разорвет на части? Или поймет, что, несмотря на сенсационную новость от Тони, наша фигуральная гонка не прекратится? Что мы сможем противостоять надвигающемуся ущербу?
- Ты больше не можешь убегать, Колтон. - Надеюсь, что мои слова – те, которые он говорил раньше мне – попадут в цель и осядут в его сознании.
Он останавливается рядом с моим креслом, но отводит голову в сторону, чтобы не смотреть на меня.
- Я не твоя нахрен собственность, Рай. Ты не больше Тони имеешь право говорить мне, что я могу или не могу делать. - Он произносит это шепотом, но его слова бьют по мне.
- Не подлежит обсуждению, помнишь? – предупреждаю я его с вызовом, которого не чувствую. Он просто стоит там в нетерпении, мышцы напряжены, и я чувствую себя вынужденной продолжать. Остановить или начать борьбу, назревающую между нами. - Ты прав. - Я качаю головой. – Ты не моя собственность... и я не хочу, чтобы ты ею был. Но когда у тебя отношения, ты не можешь причинять кому-то боль, потому что тебе самому больно, а затем уйти. Есть последствия, есть…
- Я же говорил тебе, Райли... - он поворачивается ко мне лицом, все еще отводя глаза, но тон его голоса – полный отвращения – заставляет меня подняться на ноги. - Я делаю то, что хочу, черт возьми. Так что лучше тебе помнить об этом.
- Колтон... - это все, что я могу сказать, чувствуя, как от его внезапного высказывания меня отбрасывает на несколько шагов назад, от его неожиданной потребности вернуть свою жизнь, которая, как он чувствует, выходит из-под контроля. Но он не понимает. Это больше не только его жизнь. Это и моя жизнь тоже! Речь идет о мужчине, которого я люблю, и о возможностях, которые я чувствую. Это убивает меня так же сильно, как и его, но он слишком погружен в себя, чтобы посмотреть на все иначе. Заставляю себя сглотнуть, пытаюсь подобрать слова, чтобы сказать ему это, показать, что нам обоим больно, не только ему одному. Но я слишком медлю. Он опережает меня, ударяя первым.
- Говоришь, у нас отношения, Райли... а ты уверена, что это то, чего ты хочешь, потому что такова моя жизнь, - кричит он, его тело беспокойно движется со всей своей отрицательной энергией. - Очаровательная жизнь Колтона, мать его, Донавана. На каждый подъем приходится гребаный спуск вниз. На каждое хорошо найдется что-то чертовски плохое. - Он делает ко мне шаг, пытаясь настроить против себя и надавить на мои больные места. Впиваюсь ногтями в ладони, напоминая себе, что ему нужно позволить выпустить пар. Позволить обвинить весь мир, если понадобится, чтобы он смог успокоиться, понять, что это не конец света, несмотря на то, что для меня так оно и есть. - Ты готова к подобным поворотам событий на моем жизненном пути? – заканчивает он, слова сочатся сарказмом, когда он расхаживает в нескольких метрах от меня. Чувствую исходящий от него гнев, его отчаяние, когда он хватается за соломинку, чтобы заставить меня отреагировать. Заставляю себя сглотнуть и качаю головой.
- Ладно, - говорю я, растягивая слово, выигрывая время, пытаясь придумать, что сказать. - Что тогда хорошего, а что плохого?
- Что хорошего? - переспрашивает он, его глаза расширяются, а пот стекает по телу. –Хорошего то, что я жив, Райли. Я, черт возьми, жив! – кричит он, ударяя себя кулаком в грудь. Съеживаюсь от его голоса, звенящего в моих ушах. Он ошибочно понимает мою реакцию и подпитывается ею. - Что? Думала, на самом деле я собирался сказать «ты»? - говорю себе не плакать, говорю, что это не тот ответ, на который я надеялась, но кого я обманываю? Неужели я действительно думала, что посреди всего этого он будет держаться за меня, как за свою опору? Его причину? Я могу надеяться, но зная его как человека, привыкшего полагаться только на себя, я не должна удивляться.
- Думаешь, что можешь появиться здесь, играть в семью, заботится обо мне, и все мои проблемы – все мои чертовы демоны – исчезнут? Полагаю, Тони просто доказала, что теория неверна, да? - Он уничижительно смеется, и этот смех выедает крошечные отверстия в остатках моей решимости. - Идеального гребаного мира, который, как ты думаешь, существует, на самом деле нет, твою мать. Нельзя сделать лимонад из насквозь сгнившего лимона.
И я не знаю, от чего больнее сильнее: от кислоты, разъедающей мой желудок, его гнева, бьющего меня по ушам, или боли, сжимающей мое сердце. Ударная волна, оставшаяся после Тони, превращается в полномасштабное землетрясение из недоверия и боли, когда мои мысли выходят из-под контроля и врезаются в стену, как при аварии, случившейся с Колтоном. Но на этот раз повреждения слишком велики, чтобы с ними справиться, поскольку все вокруг меня рушится. Мой желудок снова вздымается, когда я пытаюсь ухватиться за что-то, за что угодно, чтобы дать себе хоть каплю надежды.
Мне нужен воздух.
Я не могу дышать.
Мне нужно уйти от всего этого.
Отступаю на несколько шагов назад, мне нужно бежать, и натыкаюсь на перила. Борюсь с необходимостью снова вырвать, мои пальцы впиваются в дерево, я пытаюсь успокоиться.
- Ты больше не можешь убегать, Райли, у нас же отношения. Разве это не твои правила? - его насмешливый голос звучит ближе, чем я ожидаю, и что-то в том, как он говорит, от близости, пронизанной сарказмом, заводит меня с пол-оборота.
Я резко разворачиваюсь.
- Я не убегаю, Колтон! Мне больно! Я, твою мать, разваливаюсь на части, потому что не знаю, что сказать или как тебе ответить! – кричу я. – Я, черт возьми в бешенстве, что злюсь на тебя за то, что ты такой бессердечный, потому что ты прав! Я отдала бы все, чтобы родить ребенка. Что угодно! Но я не могу, и мысль о том, что кто-то может дать тебе единственное, чего не могу дать тебе я, разрывает меня на части.
Закрываю ладонями лицо и мгновение просто держу их там, пытаясь перестать плакать, пытаясь собраться с мыслями, которые мне нужно высказать. Поднимаю голову и снова встречаюсь с ним взглядом.
- Но знаешь, что? Даже если бы я могла, я бы никогда не воспользовалась этим и не манипулировала бы тобой, чтобы получить желаемое. Я не долбаная Тони, и не жалкое подобие жизни твоей матери. - Слезы текут по моему лицу, и сквозь затуманенное зрение я смотрю на него, стоящего там, ошеломленного вспышкой моего гнева.
Он начинает что-то говорить, и я поднимаю руку, чтобы остановить его, мне нужно закончить то, что я хочу сказать.
- Нет, Колтон, я не убегаю и не оставляю тебя, но я не знаю, что делать. Я, твою мать, без понятия! Остаться здесь и позволить тебе и дальше меня унижать? Я умираю изнутри, Колтон. Разве ты не видишь этого? - вытираю слезы и качаю головой, нуждаясь в какой-то реакции от него. - Или мне просто уйти? Дать нам пару дней, чтобы справиться с тем дерьмом, которое творится в наших головах? Что не обижаюсь на тебя за то, что у тебя есть выбор, а у меня его нет. Так ты поймешь, что я не похожа на всех тех женщин, которые когда-либо использовали тебя.
Делаю к нему шаг, к своему любимому мужчине, и мне хотелось бы сделать что-то – что угодно – чтобы облегчить его внутреннее смятение, но я знаю, что это не в моих силах. Чувствую, что он на пределе, как и я, что столкнуться с вероятностью иметь ребенка - чересчур даже для него – человека, столько всего пережившего – но я в растерянности, как я могу помочь, когда во мне самой творится такой беспорядок.
Мышцы на его челюсти пульсируют, я смотрю, как он пытается контролировать свои эмоции, свой гнев, свою потребность в освобождении и мне хотелось бы сделать для него что-то еще, потому что, если мое сердце разбивается в дребезги, то не могу представить, что происходит с ним. И единственное, что я могу сделать, это дать нам немного пространства... успокоиться... разобраться в себе, чтобы снова прийти в норму.
Вновь обрести нас.
Делаю к нему еще один шаг, и он, наконец, поднимает глаза, встречаясь со мной взглядом, чтобы я могла прочитать там его чувства. И, возможно, дело в том, что сейчас, разрушив стены друг друга, мы действительно друг друга знаем, потому что независимо от того, как сильно он пытается скрыть свои эмоции, я могу прочитать каждую из них, мелькающую в его глазах. Страх, гнев, смятение, стыд, беспокойство, неуверенность. Правда в том – как я и полагала - что он подталкивает меня, заставляя сбежать, чтобы доказать самому себе, что на самом деле я такая, какой он воспринимает всех других женщин. И в то же время я замечаю раскаяние, и небольшая часть меня вздыхает при виде этого, предоставляя мне что-то, за что можно держаться.
Он делает ко мне шаг, вставая рядом, но не прикасаясь. Вижу, как на его лице мелькают эмоции, как напрягаются мышцы, когда он пытается сдержать все, что я вижу в его глазах. Боюсь, если прикоснусь к нему, мы оба сломаемся, а сейчас один из нас должен быть сильным.
И это должна быть я.
- Посмотри на меня, Колтон, - говорю я ему, ожидая, когда его глаза снова отыщут мои. – Я та, кто обгоняет тебя. Кто зубами и ногтями будет драться за тебя. Кто сделает все, что угодно, чтобы боль в твоих глазах и душе исчезли... чтобы заявление Тони исчезло... но я не могу. Я не могу быть для тебя кем-то большим, пока ты не прекратишь меня отталкивать. - Подхожу ближе, желая дотронуться до него и стереть боль из его глаз. - Потому что все, чего я хочу - это помочь. Я могу справиться с тем, что ты ведешь себя как засранец. Могу справиться с тем, что ты вымещаешь на мне свое дерьмо... но это ничего не исправит. Это не заставит Тони, или ребенка, или что-то еще исчезнуть. - Я задыхаюсь от слез, перехватывающих мое горло. - Я просто не знаю, что делать.
- Райли... - это первый раз, когда он говорит, и то, как он называет мое имя с такой болью и отчаянием, посылает озноб по моей спине. - У меня в голове сейчас полная хрень. - Заставляю себя сглотнуть и киваю головой, чтобы он знал, что я его слышу. Он закрывает глаза и громко вздыхает. - Послушай, мне... мне нужно время, чтобы все прояснить... так что я не отталкиваю тебя... я просто...
Кусаю нижнюю губу, не уверенная, расстроена ли я, что он говорит мне уйти или чувствую облегчение, и киваю головой. Он протягивает руку, чтобы коснуться меня, но я отступаю назад, боясь, что если он это сделает, я не смогу уйти.
- Хорошо, - говорю я ему, мой голос едва слышен, я делаю шаг назад. - Поговорим через пару дней.
Я больше не могу смотреть на него, наша боль сейчас так ощутима по разным причинам, поэтому я поворачиваюсь и направляюсь к дому.
- Райли, - он снова произносит мое имя – никто не может произнести его так, как он –и мое тело мгновенно останавливается. Знаю, он чувствует себя так же, как и я – неуверенно, нерешительно, хочет, чтобы я осталась и хочет, чтобы я ушла – поэтому я просто стою к нему спиной и киваю головой.
- Я знаю. - Я знаю, что он извиняется – за то, что обидел меня, любил меня, и за то, что мне приходится пройти через это, за Тони, за неопределенность, за мою собственную неуверенность, когда дело доходит до того, чего я не могу ему дать... знаю, он жалеет о стольких вещах... и самое главное за что он извиняется, что прямо сейчас позволил мне уйти, потому что он не может найти в себе сил, чтобы попросить меня остаться.
ГЛАВА 20
- Я так горжусь тобой, приятель. - Смотрю в глаза Зандеру и борюсь со слезами. Хочу, чтобы он увидел глубину моих чувств к нему и к тому, что он только что сделал. За то, что предоставил окружному прокурору все необходимое, чтобы выдвинуть официальные обвинения против человека, который исчез, словно ветер. Сидеть за столом, полным страшных взрослых, и объяснять недавно обретенным голосом, как отец убивал маму – как напал на нее сзади, несколько раз ударил ножом, а затем ждал ее смерти, пока сам ты спрячешься за диваном, потому что должен быть в постели. Вот кто смелый парень. Я крепко сжимаю его в своих объятиях, больше для себя, чем для него, и мне жаль, что я не могу забрать у него воспоминания.
- Как ты стал таким смелым? - спрашиваю я его.
Я не жду ответа, но когда он говорит, его слова останавливают меня.
- Мне помогли супергерои, - говорит он, пожимая плечами. Заставляю себя проглотить комок в горле, появившемся от такого количества эмоций, что я не могу говорить. Смотрю в глаза маленького мальчика, которого люблю всем сердцем, и не могу не видеть частички взрослого мужчины, которому оно тоже принадлежит. Мое сердце сжимается из-за обоих, и хотя я наполнена таким невероятным чувством гордости, оно окрашено легкой печалью, потому что я знаю, Колтон хотел бы знать, что Зандер сделал сегодня. Большинство взрослых никогда не могли понять те воображаемые барьеры, через которые он перескакивал.
Но я не могу ему рассказать.
Прошло четыре дня с тех пор, как я покинула его дом.
Четыре дня без разговоров.
Четыре дня для него, для нас, чтобы собрать наше личное дерьмо вместе.
И четыре дня абсолютного хаоса для меня во многих отношениях: Дом, мои эмоции, безумие СМИ из-за возможного ребенка, отсутствие Колтона.
Говорю Зандеру, что положу его любимую плюшевую собаку в его спальню и чтобы он пошел поиграл в салочки с остальными мальчиками. Стал ребенком, играл, смеялся и забыл о том, что его преследует – если такое вообще возможно.
Делаю все возможное, чтобы приготовить нам совместный ужин, в то время как знакомые и успокаивающие голоса мальчиков, доносящиеся снаружи, помогают мне справиться.
Я скучаю по Колтону. Мы были вместе каждый день больше месяца, и я привыкла к его присутствию, его улыбке, звуку его голоса. Мне больно, что он не позвонил, но в то же время я не жду, что он позвонит. Кроме сообщения, чтобы убедиться, что я благополучно добралась домой, и песни «Я человек», я ничего от него не слышала. У него столько всего, что нужно выяснить, столько с чем нужно примириться. И Боже, да, я хочу быть рядом с ним, помогать ему разобраться во всем, но это не мое дело. Всё просто и понятно.
Не могу сосчитать, сколько раз я брала трубку, чтобы позвонить ему – услышать его голос, узнать, как он себя чувствует, просто поздороваться – но не смогла. Знаю лучше, чем кто-либо, что пока Колтон не впустит меня в свое забаррикадированное сердце, звонок не принесет никакой пользы.
Покрываю глазурью торт, сделанный ранее, в качестве небольшой награды за сегодняшнюю храбрость Зандера, когда зазвонит телефон. Смотрю на экран и нажимаю кнопку «Отклонить». Это неизвестный номер и, скорее всего, журналист, желающий щедро заплатить мне за мою версию истории Тони. Она сказала прессе, что я любовница, разлучившая ее, беременную жертву, с любовью всей ее жизни... Колтоном.
Единственным благословением является то, что папарацци еще не обнаружили Дом. Но я знаю, это ненадолго, и я по-прежнему пытаюсь сообразить, что же мне делать тогда?
И почему-то история, которую обрисовала Тони, заставляет меня смеяться. Я не верю в сенсацию на шестой странице, где говорится, что они с Колтоном возродили свой роман. Я была в доме Колтона. Я знаю, как он презирает ее и все, что она олицетворяет. Не поэтому мне так грустно.
Я просто скучаю по нему. По всему нему.
Самое смешное, что на этот раз я не боюсь, что он побежит к другой. Мы преодолели это препятствие, и, откровенно говоря, добавив еще одну женщину в комплект, он еще больше усложнит свою жизнь. Нет, я не беспокоюсь, что он пойдет к другой женщине, я беспокоюсь, что он не придет ко мне.
Голоса прорываются сквозь мои мысли, когда я режу картошку на ужин. Слышу Коннора, говорящего:
- Придурок снова здесь.
- Мы всегда можем закидать его яйцами. - Это Шейн.
О чем, черт возьми, они говорят?
- Эй, ребята? – зову я их, вытирая руки и направляясь в гостиную. - Кто это опять здесь?
Шейн кивает головой в сторону окна.
- Вон тот парень, - говорит он, указывая на окно. - Он думает, что припарковался там инкогнито.
- Как будто мы его не видим, - вставляет Коннор. - И не знаю, фотограф ли он. Камера ничего не доказывает, чувак.
Я тут же отдергиваю шторы, смотрю на улицу. Даже не увидев машину, я знаю, что предстанет перед глазами. Темно-синий седан, припаркованный в паре домов вниз по улице, частично скрытый другой машиной. Я совершенно забыла об этом.
По крайней мере, этот одинокий папарацци настолько жаден, что скрывает мое местонахождение, чтобы заполучить всю прибыль себе. За это я могу быть ему благодарна. Но это также означает, что если он все узнал, вскоре появятся и другие, желающие получить свою долю сенсации из истории с разлучницей, которой я якобы являюсь.
Твою мать! Я знала, что анонимность дома была слишком хороша, чтобы оказаться правдой.
- Пошлите, ребята. Пора…
- Так круто, что ты станешь знаменитой! - говорит Коннор, идя по коридору.
Хочу его поправить, когда Шейн делает это за меня, игриво толкая в плечо.
- Нет, придурок! Колтон - вот, кто знаменит. Ты ничего не знаешь?
- Эй! А ну-ка, приберите за собой! - кричу я им вслед.
***
- Спасибо, что заехала за мной.
- Без проблем, - говорит Хэдди, заводя двигатель, когда загорается зеленый свет. - Было забавно подразнить фотографов, хотя не думаю, что кто-то из них мне поверил, когда я сказала, что ты прячешься в доме.
Я стону. Потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к фотографам, слоняющимся возле дома, но теперь я боюсь, что те немногие, к которым я привыкла, превратятся в целую толпу.
- Смею ли я спросить?
Хэдди смотрит на меня и лишь сверкает своей беспечной усмешкой.
- Нет, не смеешь, потому что мы не думаем об этом... или Колтоне... или мне... соверхрененно ни о чем важном.
- Нет? - смотрю на нее и не могу не улыбаться, не могу не радоваться, что она была готова забрать меня с работы и попытаться держать стервятников в страхе.
- Нет! - говорит она, когда шины взвизгивают на повороте. - Мы отыщем себе темный уголок и утопим наши печали, а затем отправимся на поиски отчаянно горячего бита, чтобы танцевать до тех пор, пока не забудем всё свое дерьмо!
Смеюсь вместе с ней, эта идея звучит как Рай. Мгновение, чтобы убежать от мыслей, постоянно мечущихся в моей голове и тяжести в сердце.
- Что с тобой происходит? Какие печали ты хочешь утопить? - и на минуту мне грустно из-за того, что последние несколько недель мы были так заняты, что я не знаю ответа на этот вопрос, когда раньше мне никогда бы не пришлось спрашивать.
Она пожимает плечами, на мгновение становясь необычно тихой, прежде чем заговорить.
- Просто кое-что происходит с Лекси. - Собираюсь спросить, о чем она говорит, потому что они с сестрой очень близки, но она меня опережает. - Мы не говорим ни о чем, о чем не нужно говорить, помнишь?
- Звучит неплохо! – говорю я ей, в машине оживает музыка, и мы обе начинаем подпевать.
***
Со стуком ставлю свой бокал на стол, понимая, что мои губы немного онемели. Нет, слишком онемели. Смотрю, как Хэдди ухмыляется мужчине на другом конце бара, а затем снова сосредотачивается на мне, ее ухмылка превращается в широкую улыбку.
- Он похож на Стоуна, - говорит она, пожимая плечами, и я рада, что проглотила выпивку, иначе бы прыснула.
Не знаю, почему мне смешно, потому что на самом деле это не так, но мое сознание начинает играть, соединяя точки, образующие воспоминания. Стоун заставляет меня думать об Эйсе, а Эйс заставляет думать о Колтоне, а мысль о Колтоне заставляет хотеть... его. Всего его.
- Нет-нет-нет, - говорит Хэдди, понимая, о чем я думаю. - Еще по одной, - говорит она бармену. - Не думай о нем. Ты обещал, Рай. Никаких парней. Никакой печали. Никаких помех в виде пенисов не допускается.
- Ты права, - смеясь, говорю я ей, надеясь, что она мне поверит, хотя знаю, я не очень убедительна. - Помехи в виде пенисов не допускаются. - Официант ставит перед нами новые бокалы. - Спасибо, - бормочу я, концентрируясь на перемешивании льда соломкой, вместо того, чтобы думать о Колтоне и гадать, что он делает, и о чем думает. И с треском проваливаюсь. - На днях я рассказала ему о Стоуне.
Я удивлена, что Хэдди меня слышит. Мой голос такой тихий, но я знаю, что она расслышала, потому что хлопает рукой по барной стойке.
- Я знала, что ты не выдержишь! - кричит она, привлекая внимание окружающих нас людей. - Я знала, что сколько бы ты ни выпила, мы все равно вернемся к запретному.
- Прости, - говорю я ей, скривив губы. - Я действительно не смогла. - Снова сосредотачиваюсь на выпивке, расстроенная тем, что подвела подругу.
- Эй, - говорит она, потирая мою руку. - Не могу представить... прости... я просто пыталась немного встряхнуться от господства членов и обняться с нашей внутренней шлюшкой. - Приподнимаю бровь и качаю головой.
- Внутренняя шлюшка обнимается, - говорю я, положив голову ей на плечо, но на самом деле не чувствуя этого.
- Так ты с ним разговаривала? – спрашивает она.
- Думала, мы не говорим о господстве членов, помех в виде пениса и мужчинах по имени Колтон или Стоун. – Хихикаю я.
- Ну, - растягивает она слово. - Чертовски трудно не говорить об этом, когда он так выглядит, со своей сексуальной развязностью, глазами, которые говорят подойди-и-трахни-меня, и окружающим его ореолом страсти. Черт, единственная причина, по которой можно вышвырнуть из постели такого мужика, как он - это чтобы трахнуть его на полу.
Начинаю смеяться, по-настоящему смеяться, до тех пор, пока вдруг от смеха на глазах не наворачиваются слезы и не начинает дрожать нижняя губа. Я икаю, всхлипывая, и сразу же проклинаю алкоголь – должно быть он во всем виноват – что внезапно мне становится грустно и я до безумия скучаю по Колтону.
Возьми себя в руки, Томас! Прошла чертова неделя. Соберись. Моя внутренняя воодушевляющая речь терпит неудачу, потому что не важно прошел один день или десять. Я безумно по нему скучаю. И какой бы антоним не существовал у слова подкаблучник, я – его самая худшая женская версия.
- И она, наконец, выпускает пар, - говорит Хэдди, обнимая меня за плечи и притягивая к себе.
- Заткнись! – говорю я ей, но не всерьез.
То есть, я ведь сижу в баре с моей лучшей подругой в пятницу вечером, и мне надлежит отлично проводить время, но все, о чем я могу думать - это Колтон. В порядке ли он? Прошел ли уже тест на отцовство? Собирается ли мне позвонить? Почему еще не позвонил? Думает ли обо мне, как я о нем?
- Итак, я собираюсь избавиться от этого, потому что мы обе знаем, что, хотя сидим здесь вдвоем, фигурально Колтон находится между нами. И как бы эта идея его не могла бы его возбудить…
Я наконец-то даю ей тот смех, которого она от меня добивается.
- Фу! Ненавижу это.
- Тогда почему бы тебе не позвонить ему?
И это вопрос на миллион долларов.
- Вся эта история с Тони ему крышу снесла. Она отрыла дерьмо из его прошлого, и как бы я ни хотела быть там – позвонить ему – я не хочу принимать весь удар на себя. Я звонила Бэксу, чтобы узнать, убедиться, что Колтон в порядке. - Я пожимаю плечами. - Он сказал, да, и что Колтон все еще немного сходит с ума. Мне бы хотелось поговорить с ним, - признаюсь я, когда она гладит меня по руке, - но мне нужно дать ему пространство, о котором он просил. Он позвонит мне, когда разберется со своим дерьмом.
- Хм, интересно, где я уже слышала эту фразу раньше? - поддразнивает она, а я только пожимаю плечами.
- Кажется, это слова очень мудрой женщины.
- Действительно, очень мудрой, - смеется она, закатывая глаза и чокаясь со мной. - И раз уж эта женщина я, можно дать тебе еще один совет?
- Хэддизм?
- Да, Хэддизм. Мне нравится этот термин. - Она одобрительно кивает головой, делает еще глоток и снова улыбается парню на другом конце бара. - Я как-то спросила тебя, думаешь ли ты, что Колтон стоит того... и теперь, когда прошло больше времени, ты все еще так думаешь? Видишь возможность будущего с ним?