Мы с Кором возвращались домой. Стоило шагнуть, как ноги погружались в грязь по самые щиколотки, но мы не замечали этого. Кор сгорал от желания узнать, что же произошло со мной в этом большом доме, а так как у нас не было секретов друг от друга, я все рассказала ему, в том числе, и о своем несчастье.
— Ведь это было очень плохо, правда, Кор? Ты бы не поступил так?
Кор принял равнодушный вид и покачал головой.
— Я думаю, что это не так страшно для тебя: ты маленькая и к тому же, девчонка.
— Ты правда считаешь, что маленьким девчонкам можно лгать? – с надеждой спросила я. – А кто тебе это сказал, Кор?
— Да никто, но я вдвое старше и сильнее тебя и привык к тому, что я сильный, а поэтому в любой ситуации я не хотел бы лгать, это было бы унизительным для меня.
Но если бы я был маленьким и слабым, то вполне возможно, что я не был бы так требователен к себе.
— Нет, Кор, ты все равно не сделал бы этого, – возразила я, чувствуя, что он ищет предлог, чтобы простить меня, – ты намного лучше меня. Я не хочу больше лгать, и обещай мне, Кор, что ты ни слова не скажешь дома об этом платье.
— И что это взбрело тебе в голову? – с улыбкой спросил меня Кор. – Вечно ты что-то выдумываешь.
— Я хочу вернуть платье женщине, Кор. Ты знаешь, я не смогу надеть его после того, как солгала, что у меня нет другого, хотя в сундуке лежат еще два: одно в цветочек, а другое папа купил мне на рынке еще до болезни, помнишь?
Кор кивнул.
— Так слушай, – зашептала я, – мы выроем яму в песке и спрячем туда пакет, а потом я отнесу его обратно.
Вскоре мы пришли к месту, куда не могла проникнуть вода, и Кор вырыл яму, в которую мы положили наш маленький сверток. Затем мы забросали его песком так, чтобы никто ничего не мог заметить, и положили рядом несколько камешков, чтобы не забыть место. После этого мы побежали домой, так как было уже слишком поздно.
Когда мы вернулись, мама стирала белье и была заметно взволнована, то и дело она бросала взгляд на тропинку, по которой мы обычно возвращались из города.
Пьер, следивший за гусями, сидел в тростнике и без конца сыпал песок между своих тонких пальцев.
— Как вы долго! – воскликнула мама. – Я уже подумала, что вы остановились на дороге поиграть.
Но мы поспешили показать ей пустую корзинку и платочек Кора, наполненный монетами. Она осталась очень довольна нами.
— Вы не зря провели время, но запомните, дети, что ваш заработок очень дорог нам; вы не знаете, как нам трудно сводить концы с концами, тем более, что бедняга Пьер никогда не сможет что-либо заработать.
Мама не думала, что Пьер может услышать ее, а он, между тем, не пропустил ни слова и, уткнувшись лицом в колени, долго плакал, а мы, привыкшие к его слезам, не придали им большого значения. Мы были слишком заняты своими собственными делами и особо не интересовались им. Мы с Кором расположились в траве, держа в руках большой ломоть хлеба и чашку с молоком, которые мама приготовила для нас.
После ужина мы помогли маме развесить белье для просушки.
В этот вечер я долго не могла уснуть; я думала о словах женщины, о том, что ей будет очень неприятно, если я сказала неправду. Честно говоря, я не поняла, почему она так сказала, но мысль, что ей будет грустно, терзала меня; нужно было, чтобы она узнала правду во что бы то ни стало, и, в то же время, я боялась признаться.
К несчастью, на следующий день мы не поймали ни одной креветки. Я не знаю, почему так случалось, но креветки вдруг исчезали; и когда мы вытаскивали наши веревочки, на них была только трава и песок. Лишь через три дня нам удалось кое-что поймать на продажу, и мы с Кором, как всегда, отправились в город с полной корзинкой.
В дороге я устала. Наконец, мы подошли к месту, где лежали оставленные нами камешки: пакет был здесь.
Я показала платье Кору:
— Правда, оно хорошенькое? – спросила я его и задумалась, смогу ли вернуть платье назад. У меня еще никогда не было такого нарядного, в голубой горошек, без малейшего изъяна. Но тут я вспомнила, как была несчастна все эти три дня, и поняла, что не успокоюсь, пока не верну его. Я снова завернула его в пакет, чтобы не видеть, как оно красиво, и мы продолжили наш путь, стараясь идти как можно быстрее по сырому песку.
— Кор, – вдруг спросила я, – ты слышал когда-нибудь об Иисусе Христе?
— Да, – ответил Кор, – нам рассказывали о Нем в школе.
— Расскажи мне, пожалуйста, все, что знаешь о нем, Кор.
— Но я знаю не так уж и много, – подумав, сказал Кор, – я помню только, что однажды к нам на урок пришла женщина и начала что-то рассказывать об Иисусе Христе, например, что Он любит детей и заботится о них. Тогда я вспомнил о тебе: ведь это, наверно, Иисус спас тебя тогда, во время кораблекрушения, помнишь?
В городе я сразу же пошла к женщине, а Кор пошел дальше, выкрикивая: «Креветки, свежие креветки!» Я еще не успела позвонить, как Эдит открыла мне дверь; оказывается, она увидела меня в окно.
— Я думала, что ты никогда больше не придешь, Гуэн, – сказала она, – а почему ты не надела голубое платье?
— Я хотела бы видеть ту женщину, – ответила я на ее вопрос.
— А, ты хочешь поговорить с мамой? Да, конечно, ты сейчас увидишь ее; она уже знает, что ты здесь.
И Эдит привела меня в уютную– комнатку на первом этажеНо сейчас меня интересовала только женщина; она сидела у окна.
— Что с тобой, Гуэн? Ты так взволнована. Подойди ко мне и расскажи, что случилось.
— Вот платье, мадам. Я возвращаю его вам, и не расстраивайтесь зря из-за такой маленькой девчонки, как я.
— Я что-то не понимаю, – ласково сказала женщина, беря мою руку и привлекая меня к себе. – Объясни, почему ты принесла платье обратно.
— Я солгала вам, мадам. В мамином сундуке лежат еще два платья, а кроме того, я сказала вам, что хочу научиться читать, и это тоже неправда. Я очень скверная, и я знаю это, но не расстраивайтесь, вы ведь сказали, что расстроитесь из-за моей лжи.
Женщина усадила меня на табурет подле себя, как будто я была ее дочь, и, заплакав, положила голову себе на колени. А я чувствовала себя так хорошо после того, как призналась ей. Несколько минут мы молчали, потом она заговорила:
— Ты думала, что своим поступком огорчишь только меня?
— Кор сказал, что для маленьких девочек это не страшно, а мама ничего не знает об этом, только вы, мадам, могли расстроиться из-за этого.
— В прошлый раз я рассказывала о Том, Кто очень любит тебя, Гуэн, ты помнишь?
— Это Иисус Христос, – тихо сказала я. – Я спрашивала у Кора, знает ли он о Нем что-нибудь, и он сказал, что это Христос спас меня во время бури, когда я была еще совсем маленькая.
— Конечно, Гуэн. Кор абсолютно прав. Это сделал Христос. И теперь Он продолжает заботиться о тебе, и Ему бывает грустно, если ты делаешь что-нибудь не так.
Ведь Он так любит тебя.
— Я больше не буду, – пообещала я от всего сердца.
— Но даже если ты больше не будешь, ты должна попросить у Иисуса прощения. Ты рада теперь, что созналась мне и что я тебя простила. Но только Иисус может снять с тебя этот грех, и ты должна попросить Его об этом.
— Я не знаю, где живет Иисус, мадам, – грустно сказала я.
— Он совсем рядом, Он здесь, хотя ты и не видишь Его, но стоит заговорить с Ним, и Он услышит тебя.
Все это показалось мне очень странным, я хотела подумать и поговорить об этом с Кором. Однако, я ответила даме, что попрошу у Иисуса прощения.
— А еще я хотела бы научиться читать, – добавила я, – если вы будете учить меня и если это не так сложно.
Я подумала, что было бы хорошо часто видеться с этой доброй женщиной и сидеть, как сейчас, у ее ног.
— Моя маленькая Гуэн, я очень сожалею, но я не смогу учить тебя чтению; завтра я должна уехать к своей подруге, которая очень больна, и вряд ли вернусь до осени или даже до следующего года.
— Но тогда все это зря, – воскликнула я чуть не плача.
— Что зря, дитя мое?
— Быть хорошей. Я думала, что смогу быть хорошей. Я хотела попросить прощения у Иисуса и больше не врать никогда. А теперь никто не сможет подсказать мне, что я должна буду делать.
— Гуэн, но ведь Иисус никуда не уедет, Он всегда с тобой.
Ты должна говорить с Ним. А вот и еще одно средство помочь тебе, если ты научишься им пользоваться.
Женщина положила на стол книгу в красном переплете и с золотой полосой по краям.
— Это Библия, Гуэн, она расскажет тебе об Иисусе и о том, как Он любит тебя, как Он умер для того, чтобы жила ты, и какой Он хочет тебя видеть. Я знаю, что сейчас ты не умеешь читать, но постарайся найти кого-нибудь, кто научил бы тебя этому. Я уверена, что если ты захочешь, то найдешь.
Я с большой радостью взяла эту книгу, видя, что женщина простила меня, и решила во что бы то ни стало научиться читать.
— Ты доставишь мне удовольствие, Гуэн, если научишься читать до моего возвращения, – сказала женщина, – я напишу твое и свое имя на первой странице книги, чтобы ты не забыла меня.
Слезы закапали из моих глаз прямо на руки доброй женщины и на красивую книгу, однако она не заругала меня.
— Я могу только одно сделать для тебя, Гуэн. Знаешь, что?.
— Нет, мадам, – ответила я, надеясь, что она отдаст мне платье.
— Попросить Бога благословить и научить маленькую Гуэн, – сказала она, держа мою руку в своих, – из любви к Своему Сыну Иисусу.
Глава 4. Моя Библия
Я думала о своей Библии с утра до вечера. Никогда даже близко я не видела такой красивой книги, и мне было трудно поверить, что она действительно принадлежит мне; я носила ее с собой повсюду, хотя и понятия не имела о том, что в ней написано. Когда я не была занята, я перелистывала ее страницы. Мне нравилось рассматривать ее роскошный красный переплет, белую бумагу и напечатанные на ней буквы. Это была единственная вещь, которая принадлежала мне, потому что оба моих платья были заперты в мамином сундуке и я могла надевать их только с ее разрешения; кроме того, я все время помнила о той милой женщине, которая дала мне эту книгу, и знала, что мое и ее имя написаны на первой странице. Когда я принесла книгу и показала ее маме, она тотчас хотела ее запереть, чтобы подождать, пока я вырасту.
— Зачем тебе эта книга, если ты не знаешь ни одной буквы алфавита? – недоумевала она. – Лучше бы эта женщина дала мне денег, чтобы я могла купить одежду или обувь. Твои уже в таком плохом состоянии, хотя я и отдавала их чинить.
— О мама, а мне больше нравится Библия, – возразила я.
Я уже так привыкла к своей худой одежде, что она совсем не волновала меня. К счастью, думала я, мама ничего не знает о платье в горошек. Она бы; ни за что не согласилась отдать его.
— Ну, хорошо, теперь, когда у тебя есть эта книга, надо подумать, куда ее положить; ну, хотя бы вот сюда, на эту этажерку, около сервиза из красного фаянса, здесь она будет в безопасности.
— Но, мама, я не смогу дотянуться до этажерки.
— Неужели ты не можешь смотреть на свою книгу издали?
Тебе незачем трогать ее, пока не научишься читать.
Но я плакала и умоляла маму до тех пор, пока она не разрешила мне хранить книгу у себя.
Целыми днями я не расставалась с ней, а вечером засыпала, обняв ее своими ручонками, поэтому краска и позолота скоро стерлись, но я довольствовалась тем, что перелистывала страницы и рассматривала черные, бессмысленные для меня буквы, и я вспоминала слова женщины о том, как она будет рада, если к ее возвращению, через год, я научусь читать. Она будет очень довольна и, может быть, положит свою руку мне на голову и назовет меня «мое дитя», чего никто никогда не делал. Но я не знала, как учиться. У многих из наших соседей были книги, и они умели читать, только эти книги были на галльском языке, а моя Библия была на английском.
Я вспомнила о Гюго, который изучал английский в школе, но поняла, что бесполезно спрашивать его о чем-либо.
Гюго очень редко бывал дома, а когда он приходил, то садился у огня и, если у него что-нибудь спрашивали, молчал или бурчал что-нибудь. Гюго всегда был вспыльчив и груб. Мама не раз спрашивала себя, что могло так дурно повлиять на него. А я думаю, что виноват он сам, и вот почему. Однажды Гюго сказал что-то резко и ударил Кора, который попытался заступиться за меня, а потом выбежал на улицу, упал лицом на песок и заплакал. В общем, мне было бесполезно ждать от него помощи, а больше я не знала, к кому обратиться. Я говорила об этом Кору, но он тоже не мог найти выход из положения.
Как-то утром я вспомнила, что женщина советовала обратиться к Иисусу, если мне будет очень трудно, и что Он, безусловно, поможет мне. Она говорила также, что Иисус непременно услышит меня, когда я буду говорить с Ним; и я решила сегодня же пойти на берег, где меня никто не услышит, и рассказать Иисусу о своем желании научиться читать. Окончив работу, я побежала в маленький грот, который находился недалеко от дома, и рассказала Иисусу о своих трудностях. Я объяснила Ему, что у меня есть Библия, но я не умею читать, однако я очень хотела бы знать, чему может научить меня эта книга. Я сказала Ему, что не нашла никого, кто показал бы мне буквы, и что если Он так добр к детям, то, может быть, Он смог бы показать их мне и, таким образом, вывести меня из этого трудного положения.
После этого я возвратилась домой, так как было уже поздно. А на следующий день, как только первые лучики солнца заглянули в наше маленькое окошко и коснулись моей головы, я вытащила из-под подушки книгу, пытаясь понять то, что в ней написано. И как же я была разочарована, когда поняла, что сегодня я знаю не больше, чем вчера; слезы из моих глаз так и закапали на страницы.
Но я не хотела останавливаться после первой попытки, потому что женщина сказала, чтобы я рассказывала Иисусу обо всех своих трудностях. Он должен был знать, в чем они заключались. Я снова пошла в маленький грот и еще настойчивее попросила Иисуса научить меня читать.
Но проходили дни, я повторяла свою просьбу – все было напрасно.
Однажды, после очередной стирки, мама попросила меня развесить белье на кустах дрока, которые росли около дома. Я была, как всегда, очень расстроена, но выполнила ее просьбу. Я уже начала думать, что Иисус не услышал меня или что я сделала что-нибудь не так, поэтому я очень хотела, чтобы женщина поскорее вернулась и объяснила, в чем дело. Я взяла из корзинки рубашку Пьера и уже хотела повесить ее на сучок, как услышала голос Кора, который кричал:
— Гуэн, Гуэн, где ты?
— Здесь, Кор! – отозвалась я.
Он примчался ко мне, еле переводя дух.
— Я нашел, Гуэн, я нашел ее, – возбужденно заговорил он.
— Что ты нашел? – спросила я, посмотрев на его пустые руки.
— Того, кто научит тебя читать.
От радости я захлопала в ладоши, уронив рубашку на землю.
— Расскажи мне все, Кор, и быстрее, пожалуйста.
— Хорошо, пойдем со мной, – крикнул он уже на бегу. Я догнала его на вершине песчаного холма.
— Посмотри вдоль берега, видишь крышу в 500 метрах отсюда?
— Конечно, вижу. Это дом Жан Брюн.
— Так ты ничего не знаешь? – засмеялся Кор. – Жан Брюн уехала 6 недель тому назад, а теперь в этом доме живет мадам Луад.
— Кто это?
— Этого я не могу тебе сказать, я только знаю, что она вдова и живет одна. А кроме того, умеет читать и писать по-английски.
И Кор широко раскрыл глаза при одной мысли о таком необыкновенном таланте.
— Ты думаешь, она захочет давать мне уроки?
— Во всяком случае, мы можем спросить ее об этом.
Пойдем к ней вместе. Знаешь, о чем я подумал, Гуэн? Я приведу в порядок ее садик, принесу угля или еще чегонибудь, ведь такой мальчик, как я, может быть полезен. Я просто уверен, что она будет заниматься с тобой.
Я бросилась ему на шею.
— Кор, ты такой молодец!
Он был очень доволен, но это не помешало ему продолжить работу, а я пошла поднимать рубашку Пьера и развешивать оставшееся белье.
Однако, раздумывая о всем случившемся, я была немного разочарована. Мне казалось, что Иисус так и не услышал меня и что один только Кор всегда помнит обо мне; но потом я подумала, что Иисус мог подсказать это Кору так же, как Он попросил папу позаботиться обо мне, когда он нашел меня на берегу. Я подумала, что Всевышний мог бы сразу показать мне буквы, что не составило бы большого труда, чем учить меня читать с помощью мадам Луад. Я не сразу сумела понять, почему я не могла научиться без посторонней помощи. Я рассказываю об этом теперь потому, что боюсь не вспомнить об этом позже.
На следующий день мы с Кором отправились к мадам Луад. Я очень спешила, даже хотела побежать и поэтому все время тянула Кора за рукав, заставляя его идти скорее; но когда мы стали приближаться к дому, меня охватил страх, я отстала от Кора и спряталась за его спиной, когда он постучал в дверь.
— Войдите! – услышали мы. Тогда Кор отодвинул задвижку, и мы очутились на пороге.
В домике была одна комната, светлая и уютная. В углу стояла большая деревянная кровать, покрытая лаком. На ней было покрывало, связанное разноцветными квадратиками.
На стене висели полки с различными блюдами, чашками и тарелками, а за каминной решеткой весело горел маленький огонек. Около камина сидела пожилая женщина, очень опрятная, в ситцевом платье и с платочком на шее; она была в очках и читала раскрытую перед ней толстую книгу. Я сразу предположила, что это Библия.
Когда мы вошли, она сняла очки и посмотрела на нас.
— Входите, друзья мои, – пригласила она, – я не знаю вас, но мне всегда приятно, когда меня навещают дети.
Я все еще пряталась за Кора, а он тем временем подошел к самому столу старушки.
— Я Корнелиус Эванс, но чаще меня зовут Кор, – начал он, – а это Гуэн, – и он кивнул в мою сторону. – Мы живем там, на берегу. И, не хвастаясь, могу сказать, что я очень ловкий и могу делать сразу много дел, которые мне доверят, спросите у Гуэн– Если вы хотите, я могу вскопать вам сад, подрезать деревья и даже вести хозяйство.
Впрочем, здесь почти нечего делать, – добавил он, разочарованно глядя вокруг себя.
Мадам Луад была очень удивлена.
— Я не понимаю, Корнелиус, – сказала она. – Почему ты так хочешь работать на меня?
— Гуэн ужасно хочет научиться читать, а нам сказали, что вы хорошо умеете читать по-английски; быть может, вы согласитесь давать ей уроки, а я что-нибудь сделаю для вас, потому что я ловкий и сильный. По крайней мере, я так думаю, – добавил он, потому что вспомнил, как мама говорила ему, что нет на свете мальчика более неповоротливого, чем он.
Мадам Луад улыбнулась и наклонилась, чтобы увидеть меня, так как я все еще старалась, как могла, спрятаться за Кора.
— Значит, это ты Гуэн? – спросила она. – Подойди ко мне, малышка, и объясни все сама. Почему ты хочешь научиться читать?
— Одна женщина дала мне Библию, и я не могу прочитать в ней ни одного слова, а она сказала, что я обязательно должна научиться читать.
— Это английская Библия, – добавил Кор, – и Гуэн хорошо говорит по-английски, а читать не умеет, она даже букв не знает. Но вы же видите, какая она еще маленькая.
— И ты хочешь знать, о чем говорится в Библии, Гуэн?
— Да. Мадам Луад, научите меня, пожалуйста, читать.
— Посмотрим, посмотрим, – ответила старушка, – а когда ты сможешь прийти ко мне?
— Завтра вечером, каждый вечер, – взволнованно ответила я.
— Хорошо. Приходи завтра, и мы постараемся начать.
Ты тоже можешь прийти, Кор, если захочешь.
— Да, но не для того, чтобы учиться читать, мадам. Я не такой талантливый. Во всяком случае, для учебы, – поспешно добавил он.
— Неважно. Если хочешь попробовать, я могу позаниматься и с тобой. У меня были такие же неспособные мальчики, как ты, однако, они научились читать. Так вы сможете вместе приходить и уходить.
— Тогда я согласен. Благодарю вас, мадам, но вам понадобится много терпения, Мадам Луад улыбнулась и сказала, что она надеется на это. После этого мы попрощались с ней и возвращались домой, очень довольные нашей удачей. По дороге я рассказала Кору, сколько раз я просила Иисуса научить меня читать, и это, несомненно, Он попросил мадам Луад давать мне уроки.
Кор долго молчал, и я видела, что он размышляет, поэтому не произносила больше ни слова, ожидая, когда он заговорит.
— Я хочу тебе сказать, о чем я думал, Гуэн, – произнес он наконец.
— Я слушаю, Кор.
— Мне кажется, ты права. Конечно, это Иисус сделал так, что мадам Луад отнеслась к нам с такой любезностью, и на твоем месте, я бы поблагодарил Всевышнего.
Было бы невежливо обращаться к Иисусу только тогда, когда тебе что-нибудь нужно; это то же самое, как если бы мы разговаривали с мамой только, когда голодны или нуждаемся в новой одежде.
— Да, я согласна с тобой, Кор. Сегодня же вечером я пойду и поблагодарю Всевышнего.
Я не знала, что разговаривать с Всевышним можно везде, где бы я ни находилась, и мне казалось, что я обязательно должна была идти в свой маленький грот, где могла говорить вслух и где никто не мог меня услышать.
С этого дня я стала каждый день разговаривать с Всевышним, убеждаясь все больше и больше, что Он здесь и слышит мои молитвы.