В течение многих недель, почти каждый вечер, мы с Кором встречались с мадам Луад и учились читать ее большую Библию. В ее книге было легче разобрать буквы, чем в моей, а кроме того, здесь было много красивых картинок, которые нам нравилось рассматривать. Мне казалось, что я запоминала слова быстрее, чем Кор, но он понимал их гораздо лучше меня. Мадам Луад обучала нас не только тому, как произносить слова, но и старалась объяснить их значение и как мы должны употреблять их в повседневной речи.
Как-то вечером мы начали наш урок с чтения первого стиха 15 главы Послания к Римлянам: «Мы сильные должны сносить немощи бессильных и не себе угождать».
Я довольно хорошо прочитала эту фразу и споткнулась только на одном слове «немощи», а Кор прочитал это довольно бегло, и когда он кончил, я уже хотела перейти к другому стиху, но Кор, перебив меня, сказал, что нужно сначала понять смысл прочитанного.
— Видите, мадам Луад, – сказал он, – «сильный» – это я, здесь нет ни одного мальчика, который мог бы справиться со мной. Должно быть, этот стих написан для меня, не правда ли?
— Тебе еще не понять всего, что здесь написано, – ответила мадам Луад, – даже если я объясню тебе, хотя смысл прост. Конечно, ты мальчик крепкий, ты должен быть спокойным и мягким с теми, кто слабее и меньше тебя, и ты должен использовать свою силу, чтобы прийти им на помощь, вместо того, чтобы жаловаться на чтолибо.
— Да, – задумчиво сказал Кор, – я должен поступать именно так.
— Он и так делает только хорошее, мадам, – перебила я, – он добр и ласков со мной.
— Это естественно, – сказал Кор, посмотрев на меня, – ты маленькая и нуждаешься в заботе. А я думаю о Пьере.
— Я не думаю, что речь здесь идет о Пьере, ведь он намного старше тебя.
— Кто это – Пьер? – спросила мадам Луад.
— Это брат Кора, – ответила я, – ему почти тринадцать лет, но у него болит спина, и он все время лежит на песке.
Это все, что он может делать, а больше его ничего не интересует.
— Бедный Пьер! Неужели он ничего не может делать?
А почему бы ему не научиться вязать или плести корзинки из тростника? Он почувствует себя счастливым, если будет полезен. А если ты научишь его, Гуэн?
— Я не умею ни вязать, ни плести корзинки, – ответила я.
— Но я могу научить тебя. Как ты относишься к плетению корзинок? Я очень хорошо умела плести их, когда была маленькая, и до сих пор не забыла, как это делается.
— А читать я больше не буду учиться? – обиженно спросила я, потому что каждый день должна была помогать маме.
— А я бы предпочел лучше делать корзинки, чем учиться читать, – сказал Кор, – ведь это намного легче.
— Я не думаю, что твои пальцы для этого приспособлены, – ответила мадам Луад.
Кор посмотрел на свои большие руки, не привыкшие к тонкой работе.
— А впрочем, посмотрим. Гуэн, читай следующий стих.
И мы продолжили чтение; но слова меня больше не интересовали: во мне боролись два желания – или скорее научиться читать, или помочь Пьеру.
Кор читал: «Ибо и Христос не Себе угождал». Это был третий стих, и я так задумалась, что чуть не пропустила свою очередь читать. Эти слова, несомненно, были обращены ко мне, и когда урок окончился, я уже решила.
— Пожалуйста, мадам Луад, научите меня делать корзинки.
— Вот и хорошо, Гуэн. Кор будет продолжать учиться читать, а ты в это время будешь плести тростник, он догонит тебя, а потом вы сможете работать вместе. Я знаю, где можно достать немного сухого тростника, из которого мы начнем делать корзинки, а Кор будет обрезать его для Пьера.
— Прекрасно, – воскликнул Кор, и, довольные, мы отправились домой.
Я не думала, что делать корзинки так легко и интересно.
И в конце недели мадам Луад сказала, что я могу начать учить этому Пьера. Обрадованные, мы пошли домой, и Кор нес в руке большой пакет с сухим тростником, а я гордо размахивала своей первой корзинкой, которую собиралась показать Пьеру.
Придя домой, я увидела Пьера, который, как обычно, лежал на песке, и бросилась к нему.
— Пьер, Пьер, – закричала я, – сейчас я кое-что тебе покажу: я научу тебя делать корзинки. Мадам Луад сказала, что я должна помочь тебе, потому что я сильная, а ты слабый, и я быстро научилась плести тростник.
Но у Пьера был мрачный вид, когда он обернулся ко мне.. Я увидела, что чем-то обидела его, и, присев рядом с ним,добавила:
— Я не хотела тебя обидеть, Пьер. Кор объяснил бы тебе лучше, чем я. Но тебе так грустно здесь одному, и ты не можешь бегать в город вместе с нами – вот что я хотела сказать словом «слабый».
Пьер молчал, а я продолжала:
— Мы с Кором думали, и мадам Луад тоже, что тебе понравится делать корзинки. Посмотри, я принесла тебе одну, а Кор уже приготовил тростник.
Мне все еще не удавалось заинтересовать Пьера и тем более заставить его говорить, но я видела, что он слушал. Вдруг вместо того чтобы ответить, он заплакал.
— О Пьер, не плачь, прошу тебя.
— Я всегда один, я всю жизнь был никому не нужен.
Когда Кор здесь, мама часто ругает его, но стоит ему уйти, как она говорит, что он ее утешение и самый лучший из всех детей. А ты, ты тоже можешь ловить креветок и учиться читать, хотя ты и такая маленькая, а я, хотя и намного старше вас, ничего не могу делать, ничего не умею, и зачем только я родился на свет?
Пьер рыдал все громче. Я была очень расстроена, потому что он никогда не говорил о себе, а все время молчал.
Я не знала, что ответить, и молча стояла около него в ожидании, что он заговорит опять.
— А кто это посоветовал тебе научить меня чемунибудь, Гуэн? – наконец спросил он. – Я не думал, что ты или Кор когда-нибудь вспомните обо мне: вы всегда вместе, а я один.
— Я никогда не думала, что ты так страдаешь, и Кор тоже ничего не знал. А теперь я научу тебя плести тростник, и ты сможешь приносить пользу, ведь эти корзины очень дорого стоят, Пьер. Ты заработаешь много денег, и мама будет довольна.
Через некоторое время Пьер успокоился и повернулся ко мне. Когда Кор принес тростник, он взял один и согнул его. Потом мы решили сделать маленький заговор. Было условлено пока ничего не говорить маме про корзинки.
Пьер будет работать недалеко от хижины, и мама его не увидит, потому что всегда занята. Кор будет уносить каждую корзинку и прятать ее под старой лодкой, лежавшей на берегу кверху килем; потом, когда мы продадим их, Пьер принесет маме деньги, и это будет большим сюрпризом для нее.
— Я уже нарезал немного тростника, – радостно сказал Кор, – и буду готовить его каждый раз, когда он тебе понадобится.
В этот вечер я была счастлива, однако мы жалели, что так долго не общались с Пьером. Засыпая, я думала, знает ли Иисус о том, что произошло, и доволен ли Он, что для Пьера, наконец, нашлось настоящее дело.