Стамбул — интеллектуальный и экономический центр 15 глава

Пройдя через ворота или калитку во внешней стене, посетитель попадает во двор, в середине которого вы­сится конак. В глубине двора обычно располагается сад, но на переднем плане, в непосредственной близо­сти от конака, находятся всякого рода хозяйственные и служебные помещения — в частности кухня, баня, цис­терна для воды, иногда конюшня. Семьи домашних слуг размещаются, как правило, не только в комнатах первого этажа, но и в отдельных строениях и при­стройках вокруг главного здания. В конак ведет широ­кая дверь, около которой нередко можно увидеть ка­менную или мраморную скамью, называемую бинек таши. Ее ставили — реже в XVI веке, чаще в XVII — лишь у входа в такой конак, владелец которого был од­новременно и обладателем верховой лошади. Дело в том, что скамья эта предназначена не для отдыха, а для того, чтобы служить господину опорой, когда он са­дится в седло или, напротив, спешивается.

Миновав входную дверь, мы оказываемся в простор­ном зале, вокруг которого группируются служебные помещения; в конце его, противоположном входу, име­ется лестница, ведущая на второй этаж. Поднявшись по ней, мы опять попадаем в зал, подобный в некоторых отношениях нижнему. В стенах верхнего зала тоже проделаны двери, но ведут они, за двумя исключения­ми, в жилые комнаты членов семьи или, точнее, муж­ской ее части. Исключения же эти таковы: одна из двух вводит в гостиную, а другая открывается в коридор, упирающийся в запертую дверь, дверь гарема; ключ от нее — всегда у харем кахьяси, хранителя гарема. Так сказать, «материальное» общение между мужской и женской половинами дома осуществляется посредст­вом долапа или вращающегося на оси шкафа, полки которого нагружаются, например, блюдами на одной половине, а разгружаются на другой, причем передаю­щий и получательница не видят друг друга¹⁶.

Зал для приема гостей (гостиная), квадратной или прямоугольной формы, выходит окнами в сад (если та­ковой имеется), во двор или на улицу; внутренние его стены покрыты фаянсовыми квадратными плитками, которые доходят до нижнего уровня окон; невысокий помост иногда делит зал на две половины. Вдоль стен установлен низкий многоместный диван с подушками, устланный ковром, это — софа, на которой хозяин во время приема беседует с гостями. «Та часть комнаты, которую они считают наиболее почетной, занята по всей своей длине большим деревянным помостом, приподнятым над полом как раз на высоту удобного сиденья; она полностью покрыта ковром и уставлена подушками, на которые приятно откинуться, присло­нившись спиной; на этом месте, которое они называют софой и которое может служить сиденьем для многих персон, хозяин дома ведет разговор с гостями или за­нимается делами, или, когда он один и хочет отдох­нуть, ложится и спит...»¹⁷ Другой путешественник сооб­щает нам дополнительные подробности: «Весь пол покрыт ковром, по которому ходят; а со стороны окон возвышается помост, называемый софой; помост этот устлан другим ковром, гораздо более дорогим, чем тот, что на полу. Софа обложена кругом матрасами в два- три фута шириной, которые покрыты еще одним ков­ром, еще более богатым, чем два вышеупомянутых. Тур­ки сидят на этих коврах так, как это делают во Франции портные, то есть на скрещенных и поджатых под себя ногах; они при этом опираются на присло­ненные к стене большие четырехугольные подушки, покрытые бархатом, атласом и другими, смотря по сезону, ценными тканями»¹⁸. В самом деле, софа соот­ветствует приподнятой части гостиной, а банкетки в совокупности составляют то, что принято называть ди­ваном; прежде чем забраться на софу, гости снимают обувь, чтобы не запачкать ковер, сидя на нем со скре­щенными ногами. В более фешенебельных домах са­мое почетное место отмечено «прикрепленным над ним на стене изделием из фаянса, размером в ширину этого места для сиденья или, может быть, немногим бо­лее его; почетное место несколько приподнято над уровнем прочих мест, расположенных рядом с ним; фаянсовое же украшение имеет форму аркады, что придает почетному месту некое подобие трона. Место это предназначено для самой достойной персоны... и турки не перестают его выделять из ряда прочих»¹⁹. Этот зал приемов — почти единственное помещение, которое западные путешественники могли обстоя­тельно рассмотреть в турецком доме: о посещении гарема, разумеется, не было и речи. Описания гарема обязаны своим существованием либо пламенному во­ображению путешественника, либо, в лучшем случае, пересказу того, что им довелось услышать от греческих женщин. Те редкие путешественники, которым удалось все же проникнуть в комнату хозяина или другого жильца на мужской половине дома, отмечают ее сход­ство с приемным залом — отличаются же они только размерами да менее изысканным и дорогим декором. В принципе же — все одно и то же: те же софа и диван под окнами. Еще одно отличие состоит в наличии шкафов, в том числе стенного шкафа в углу, куда обыч­но утром складываются постельные принадлежности. Турок, за редким исключением, пренебрегает кроватью и спит на матрасе или циновке, которые днем убира­ются с глаз долой. Кровать в качестве мебели и, более того, в качестве парадной мебели входит в употребле­ние лишь в XVIII веке — причем только в самых знат­ных и самых богатых семьях.

Гарем чаще всего построен по тому же плану, что и селямлик. Там тоже имеется главная комната, доста­точно просторная для того, чтобы служить и в каче­стве гостиной (если в дом пожалуют гостьи), и в каче­стве своего рода домашнего клуба, куда время от времени сходятся поболтать обитательницы гарема. Главное отличие от селямлика — в том, что здесь жа­люзи (кафес) всегда берегут окна от нескромного взгляда извне²⁰. Для того чтобы в комнате, несмотря на кафес, днем все же было светло, над окнами с жа­люзи пущен еще один ряд маленьких окон, обычно застекленных. Стоит, впрочем, заметить, что, в отли­чие от арабского дома, чьи окна всегда выходят во внутренний дворик, турецкие дома своими окнами смотрят не только на двор, но и на улицу, что позво­ляет их жильцам, а в их числе и женщинам, наблю­дать за всем происходящим. В некоторых случаях (например, в ялы, расположенных по берегам Бос­фора) перед окнами, выходящими на пролив и на вы­сящиеся за ним горы, открывается чудная панорама, и турки дают своим женам возможность ею насла­диться²¹.

Комнаты женщин располагаются вокруг гостиной, этого средоточия гарема, причем самая лучшая из них находится, естественно, в распоряжении матери се­мейства. Но меблировка даже и ее комнаты от роскоши весьма далека.

Впрочем, нельзя сказать, что интерьер турецких до­мов лишен декора и из-за почти полного отсутствия ме­бели оставляет впечатление пустого помещения. Напро­тив! Насколько внешний их вид отпугивает взгляд западных наблюдателей, настолько же их внутреннее убранство его притягивает. «Дома больших сеньоров снаружи не привлекают внимания, зато они великолеп­ны внутри. Жилые помещения просторны, украшены позолотой и имеют все, что может способствовать удоб­ству и удовольствию их обитателей»²². А Пети де ла Круа отмечает: «Обычно дома, какой бы неприглядный вид они ни имели снаружи, довольно хорошо украшены внутри; по меньшей мере, некоторые комнаты в них де­корированы позолотой, застелены прекрасными ковра­ми и в них много удобных подушек»²³.

Меблировка, как мы помним, сведена к необходимо­му минимуму и состоит в основном из софы и дива­на — идет ли речь о зале для приема гостей или о сто­ловой, или о спальных комнатах. Часто упоминаются стенные шкафы, дверцы которых украшены распис­ным орнаментом (в нем преобладают растительные мотивы — например цветы и фрукты). В таких шкафах днем обычно хранятся постельные принадлежности — матрасы и одеяла. Стоит отметить также более или ме­нее разукрашенные сундуки, заставленные разными безделушками этажерки из расписного дерева и еще один особый вид этажерок (кавуклук), функция кото­рых строго специализирована: на них ставят тюрбаны. В стенах нередко проделаны ниши для ваз и для кувши­нов с водой. Стены обычно расписаны, а потолок (час­то кессонный) украшен помимо росписи еще и позо­лотой. Пол покрыт ковром, более или менее дорогим в зависимости от ранга дома. В самых бедных домах вме­сто ковров употребляются просто аккуратно разло­женные по полу соломенные циновки. Некоторые домовладельцы украшают комнаты особняка венеци­анскими зеркалами и каллиграфически выписанными стихами из Корана.

Во время еды турки обходятся без стола. Когда на­ступает час приема пищи, слуги вносят большой круг­лый медный поднос, который они ставят на особое небольшое возвышение. Поднос уставлен всевозмож­ными блюдами и всеми видами приправ. Как только еда закончена, поднос и посуда исчезают. Однако не­большие столики-табуреты все же существуют, и слу­жат они подставкой для чашечек кофе. Таким образом, проблема меблировки упрощена до предела.

А как обстоят дела с другой проблемой — отопле­нием? Зимы в Стамбуле порой бывают довольно суро­выми, и нет, конечно, и речи о том, чтобы стоически переносить холода, которые иной раз длятся несколь­ко месяцев подряд. В солидно построенном конаке главные комнаты обычно обогреваются камином с колпаком традиционной формы (полуцилиндр, закан­чивающийся конусом), топятся камины дровами. В прочих комнатах, а также в менее богатых домах ис­пользуется также мангал — медная или бронзовая жа­ровня, отделанная с большим или меньшим художест­венным вкусом. В мангале жгут древесный уголь, постоянно поддерживая жар. Вот, собственно, и все способы обогревания помещения. Они иногда оказы­ваются недостаточными, но жители Стамбула, во-пер­вых, привычны к холоду, а во-вторых, если могут, носят меховую одежду, — что доступно, впрочем, далеко не каждому: ввозимые из России меха и пушнина весьма дороги. Кроме того, стамбульцы имеют в своем распо­ряжении меховую одежду, одеяла, покрывала местного производства. Так, одеяла из козьей шерсти тяжелы, но превосходно греют.

Помещения для прислуги, расположенные на пер­вом этаже конака, лишены, конечно, удобств, коими пользуются обитатели комнат на втором этаже. К то­му же в каждом из таких помещений поселено не­сколько слуг. Но и здесь, на первом этаже, разделение между его обитателями по половому признаку прово­дится вполне последовательно. На одной стороне до­ма, под селямликом, проживает прислуга только муж­ского пояхушак (слуги в тесном смысле слова), айваз (подавальщики блюд)²⁴, агичи (повара), кул (рабы) и т. д. На другой, под гаремом, поселены служанки, джа- рийе (рабыни) и т. д. Особые комнаты предоставлены хранителю гарема и евнухам, которые имеют право доступа в гарем. Фактически евнухи встречаются только в самых богатых домах и, конечно, в Серале.

Кухни ради удобства господ обычно располагают­ся вне жилого здания, на некотором удалении от него, в особой постройке: запахи и шумы не должны дости­гать второго этажа конака. На кухне занят особый персонал, и особые слуги обязаны переносить приго­товленные блюда в селямлик и в гарем. Приготовле­ние пищи происходит на сложенном из кирпича оча­ге, который топится древесным углем. В менее богатых домах в этих целях используют маленькие печи или мангалы. И те и другие бывают причиной ужасных пожаров, время от времени опустошающих столицу.

Зажиточные семьи имеют собственную баню, кото­рая строится тоже несколько поодаль от здания конака и полностью воспроизводит хамам с его тремя залами — холодным, теплым и горячим. Кроме того, как в се­лямлике, так и в гареме имеется зал для совершения каждодневных омовений. Семьи среднего достатка за отсутствием бани довольствуются залом для омовений. Самые бедные семьи используют с этой целью какую- нибудь клетушку в доме, называемую гусульхане. Про­блема воды находит то или иное решение в зависимос­ти от того, насколько дом богат, и от местных условий — например, от наличия колодца, цистерны или просто больших кувшинов, вкопанных неглубоко в землю во дворе вблизи стены, отделяющей двор от улицы. В по­следнем случае труба, подающая воду в кувшин, выхо­дит наружу через специально проделанное отверстие в стене; отверстие это со стороны улицы прикрыто ма­ленькой дверцей с висячим замком. Водовоз (или водо­нос), обслуживающий жильцов дома, не имеет нужды входить во двор: он просто-напросто открывает двер­цу доверенным ему ключом и выливает доставленную им воду в трубу²⁵.

Во дворе или, точнее, в саду при большом и богатом конаке нередко имеется водоем (хавуз), иногда даже с фонтаном. Есть и конюшни. По свидетельству Пьетро делла Балле, «их конюшни, кухни и другие службы при доме находятся в хорошем состоянии — быть может, даже в гораздо лучшем, чем у нас, потому что стремле­ние поддерживать все в порядке доходит у них до рве­ния»²⁶.

Резиденции важных персон — настоящие дворцы, окруженные почти крепостными стенами, идущими по периметру участка. На территории резиденции по­мимо жилого дома и расположенных в непосредствен­ной близости от него разного рода служб разбиты об­ширные сады, а в зелени садов то здесь, то там прячутся декоративные деревянные строения; на самых высо­ких точках владений сооружены беседки и смотровые площадки, позволяющие любоваться живописным ландшафтом. Эти маленькие изящные строения назы­ваются кёшк\ отсюда — французское (и, соответствен­но, русское. — Ф. Я.) слово «киоск». Киоски строились великими визирями и другими знатными лицами пер­вого ранга в подражание тому типу изысканных архи­тектурных безделушек, который был введен в моду сул­танами во дворце Большого Сераля. «Всем туркам очень нравится этот архитектурный жанр, и, наверное, нет таких сералей, где бы отсутствовали киоски — од­ни из них запрятаны в глухих уголках парков, чтобы их посетители могли предаться уединению, другие пост­роены на берегу (если есть берег), третьи венчают со­бой кровли домов. Все они отвечают склонности турок погрузиться время от времени в призрачный мир мечта­ний. Турки располагаются в них со всеми удобствами — на софе, с кальяном и несколькими флинджанами²¹ (маленькими чашечками) кофе и проводят там пару часов в одиночестве или в компании»²⁸. Велер сообща­ет нам некоторые подробности: «Обычно киоски бы­вают квадратной формы, широкие навесы защищают их от лучей палящего солнца, с какой бы стороны они ни падали. Здесь хорошо наслаждаться тенью, свежес­тью воздуха. Поднявшись по четырем-пяти ступеням, попадаешь на площадку, мощенную керамической плиткой и мрамором, покрытую несколькими цинов­ками или коврами, окруженную со всех сторон балюс­традой. Плафон киоска покрыт разноцветной роспи­сью»²⁹. Эти киоски, или беседки, или даже небольшие особнячки служат главным образом местом отдыха для гуляющих и предназначаются одни для мужчин, другие для женщин. В функциональном отношении они не имеют ничего общего с теми павильонами и «охотни­чьими домиками», которые были в большой моде во Франции XVIII века на землях придворной знати. Впрочем, отнюдь не исключено, что турецкие киоски послужили оригиналом, а французские загородные до­мики в стиле барокко стали их достаточно отдаленны­ми копиями. Во всяком случае, орнамент в турецком вкусе вошел составной частью в декор стиля Людови­ка XV. Достаточно примечательно и то, что один из ки­осков Большого Сераля, а именно султана Мустафы III (1757—1773), вполне выдержан в стиле рококо (Людо­вика XV); таким образом, западная копия смогла, в свой черед, оказать обратное воздействие на свой восточ­ный прототип.

Конечно, человеку Запада кажется удивительной та­кая концепция жилого дома, столь отличная от его соб­ственных представлений. Не нужно, однако, забывать, что она соответствует религиозному императиву, а именно — жесткому разделению полов, а это требова­ние религии влечет за собой многие сложные по­следствия в отношениях между членами одной и той же семьи. В первую очередь это разделение ее на две части и фактическое господство отца над мужской ее половиной, а матери — над женской. Такой образ жиз­ни не способствует духовному общению или хотя бы даже разговорам между мужчинами и женщинами, но в то же время — по крайней мере в «хороших» буржуаз­ных домах — предотвращает споры и ссоры, оставляя, впрочем, женщинам в гареме полную свободу выяс­нять отношения между собой. Можно было бы сказать, что такие порядки имеют конечной целью обеспечить отцу семейства, хозяину дома, невозмутимый покой — с тем чтобы позволить ему насладиться вдали от любых забот прекрасным, но мимолетным мгновением. Эта жизненная философия, получившая позднее (в Ита­лии) название dolce vita («ничегонеделанья», «сладкой жизни»), возобладала в Стамбуле с XVI века, в ту эпоху, когда османы, обогатившись в ходе завоеваний, пожела­ли вкусить прелестей легкой жизни и принялись вопло­щать свои желания в материальную ее область, то есть в быт, в повседневность, в обстановку своего жилища. Здесь они весьма преуспели в совершенствовании уже существовавших элементов житейского комфорта, при­ведя их в соответствие со своим собственным стилем жизни и создав тем самым материальную основу для комфорта морального. Вполне возможно, что эта тяга к комфорту заставила их в конце XVI и в XVII веке забыть о самом главном, утратить свою былую энергию и по­грузиться в полудрему сладостного стамбульского бы­тия — в ущерб величию Империи.

Религия

Жизнь всякого доброго мусульманина (а турок, без сомнения, добрый мусульманин, истово правоверный) подчинена ритму отправления религиозных обрядов, причем ритму как каждодневному, так и годовому. Ри­туальные предписания обязывают его творить молит­вы ежедневно, а также совершать большое пятничное коллективное моление, отмечать религиозные празд­ники, рассыпанные по страницам мусульманского ка­лендаря. Множество повседневных актов не только окрашено религией, но, более того, проникнуто рели­гиозным духом. Преподавание основывается на прин­ципах Корана, и первое, что ребенок заучивает наи­зусть даже еще не в начальной школе, а в кругу семьи, это — стихи Корана.

С отрочества благочестивый мусульманин обязан читать молитву (намаз) ежедневно пять раз в четко ус­тановленные сроки: сабах (утро) — на заре, когда еще невозможно отличить черную нить от белой; ёгле или ойле (полдень); икинди (послеобеденная) — три часа спустя после предыдущей; актам (вечер) — перед за­ходом солнца; ятсы — когда день полностью перехо­дит в ночь, то есть спустя один или два часа, в зависи­мости от времени года, после захода солнца. О том, когда мусульманин должен приступить к молитве, его извещает эзан (призыв к молитве) муэдзина с балкона минарета. Упомянутые молитвы служат для мусульман как бы вехами, делящими течение дня на примерно равные части. Молитвы сабах, актам и ятсы обычно читаются дома: небольшой молитвенный коврик с вы­тканным на нем изображением михраба (внутренней ниши в мечети, указывающей направление к Мекке) расстилается по полу так, чтобы это изображение дей­ствительно было направлено к Мекке; правоверный, предварительно разувшись, становится на нем на коле­ни и произносит соответствующую времени дня мо­литву. Молитвенный обряд может совершаться как ин­дивидуально, так и коллективно. В последнем случае все мужчины данного дома собираются вместе в селям­лике (и, соответственно, женщины в гареме) для его выполнения. Ёгле (ойле) и икинди читаются, как пра­вило, по месту работы или в ближней к нему мечети. Иногда ремесленники, входящие в одну и ту же корпо­рацию, сходятся для совершения молитвы сабах на ближайшей к месту их работы площади или в соседней с ним мечети. Не существует предписания, безогово­рочно требующего чтения всех пяти молитв: обычный мусульманин обычно читает в течение дня только три из них — сабах, икинди и акшам, и лишь наиболее бла­гочестивые правоверные выполняют свой молитвен­ный долг полностью.

В отличие от этих ежедневных молитв, совершае­мых индивидуально или коллективно в любом ри­туально чистом месте (на подметенной площади, в пустыне и т. д., включая, конечно, и мечети), главная пятничная молитва (то есть читаемая по пятницам) требует присутствия всех верных именно в мечети, причем это коллективное молебствие происходит под руководством имама. Эта молитва сопровождается комментариями стихов Корана и иногда проповедью, в ходе которой хатиб (проповедник) в особой ее час­ти (хутбе) должен молить Всевышнего излить свои милости и щедроты на султана. Присутствие на пят­ничной молитве для всех мусульман обязательно. Пе­ред тем как войти в священное здание, верующий дол­жен очистить себя посредством омовений — омовения лица, кистей рук, предплечья и ступней ног. Этой цели служат фонтаны, большие и маленькие, во дворе мече­ти или вдоль ее стены. Мусульманин, оставив свою обувь у двери, входит в молитвенный зал, становится на колени лицом к михрабу и произносит молитвы, со­провождая их ритуальными изменениями положения тела (рик'ау

Женщины могут принимать участие в упомянутых молитвах, совершаемых в мечетях. Они входят в ме­четь (разумеется, под покрывалом), но не смешивают­ся с мужчинами, для которых срединная часть прост­ранства святилища, собственно, и отведена. Женщины становятся по сторонам молитвенного зала, отделен­ным от основного пространства невысоким барьером (максура), или занимают места на трибунах второго этажа (если таковые имеются, а имеются они только в больших мечетях). Немусульмане лишены, естествен­но, права входить в мечети, как и проникать в прочие священные для мусульман места; если для некоторых европейцев и делалось исключение, то это вследствие благорасположения к ним какого-либо влиятельного турка, при этом они должны были облачаться в тради­ционную мусульманскую одежду³¹.

Истовость благочестивых мусульман производит большое впечатление на западных наблюдателей: «Они гораздо более ревностно отдают долг их лжепро­року и гораздо прилежнее являются в их мечети, чем мы, христиане, ходим в наши церкви, чтобы почтить Бога»³². «Те, кто увидит, с какой скромностью и почте­нием посещают они свои мечети, в каком глубоком молчании внимают своим проповедникам, должны испытать великий стыд, припомнив, что наши церкви служат удобным местом для болтовни прихожан во время богослужения»³³. Подобные отзывы для запад­ных путешественников вполне обычны, так что не приходится сомневаться в том, что турки — мусульма­не искренние, набожные и твердо следующие заветам своей религии.

Среди этих предписаний имеются и такие, которые налагают на верующих исполнение весьма тяжких обязательств — тяжких, но тем не менее для всяко­го мусульманина совершенно неизбежных. Одно из них — строгое соблюдение дневного поста в месяц ра­мадан. Известно, что в течение всего этого месяца му­сульманин должен полностью воздерживаться от еды и питья от восхода солнца до его заката: испытание, столь же тяжкое зимой, как и летом, имеет значение очищения и жертвы. Всякий мусульманин старше 14 лет должен соблюдать этот пост, за исключением больных такими недугами и страдающих такими увечь­ями, которые делают его опасным. Исключение делает­ся и для тех, кто совершает длительное и тяжелое путе­шествие. Дю Луар, однако, замечает, что «во время марша османской армии, когда всё, казалось бы, позво­лено и когда занятие войной должно было бы потес­нить, если не вытеснить, религиозную практику, — во время этого марша турецкие солдаты, преодолевая на своем пути пески Аравийской пустыни в пик летней жа­ры, соблюдают пост столь же неукоснительно, как и те, кто отдыхает в собственном доме»³⁴. Тяжкое испытание постом турки переносят с замечательной силой харак­тера, к великому удивлению и восхищению людей Запа­да: «Ни высокое положение тех или иных персон, ни долгие и знойные летние дни, ни усталость от тяжкого труда не освобождают их от этого воздержания; им со­вестно ссылаться на недомогание, чтобы избежать ис­полнения обязанности; строгость, с какой они пост со­блюдают, должна бы заставить покраснеть едва ли не большую часть христиан, а именно — тех, кто во время Великого поста выдумывает для себя такую болезнь, от которой никогда не страдал, и использует мнимую не­мощность как предлог, чтобы скрыть действительное от­сутствие благочестия»³⁵.

По поводу мусульманского поста много злословили, утверждая, что его соблюдают днем для того, чтобы по­есть в свое удовольствие ночью. Говорить так — значит с легким сердцем забывать то, в чем мусульманин отказы­вает себе в долгие летние дни. А отказывает он себе даже в стакане воды — в Стамбуле, где жара царит с июня по октябрь! И в чем он отказывает себе зимой, когда при­ходится переживать холода на пустой желудок!

Хотя пост переносить тяжело, он все же включает в себя некоторые элементы компенсации. Задолго до на­ступления священного месяца каждая турецкая семья обзаводится съестными запасами и, более того, дели­катесами и лакомствами. Все заранее накопленное по­степенно потребляется как после захода солнца, так и в течение ночи, когда разговение служит предлогом для обмена визитами между семьями и знакомыми, причем в ходе совместных трапез принцип разделения полов, разумеется, сохраняет свою силу. Первый день поста — это тот, который следует за ночью, когда на небе после новолуния впервые появляется тонкий серп месяца: как только два свидетеля заявляют, что видели ново­рожденный месяц воочию, шейх-уль-ислам торжест­венно провозглашает начало месяца рамадан. Если небо покрыто облаками и наблюдение за ним затруд­нено, начало месяца переносится на следующий день. Перерыв в посте, или ифтар, объявляется каждый ве­чер, после того как устанавливается, что дневное све­тило покинуло небосклон. Этот торжественный мо­мент оповещается грохотом барабанов, между тем как минареты освещаются гирляндами ламп, а муэдзины выкликают нараспев эзан. Всякий добрый мусульма­нин сначала читает молитву захода солнца и только потом разговляется. Ночь посвящается развлечениям³⁶, в число которых входит и повторная трапеза, а также последующему сну, из которого правоверный выходит при новом барабанном бое, возвещающем, что солнце вскоре взойдет; тогда он съедает легкий завтрак, чита­ет молитву — и вот он снова готов выдержать с прихо­дом дня суровое религиозное испытание.

Вечером двадцать седьмого дня празднуется Ночь Предопределения (кадир геджеси), годовщина той но­чи, когда Пророку был явлен Коран, Божественное от­кровение. В эту ночь, согласно народному поверию, предопределяется жизнь правоверного на грядущий год. В начале ночи проходят торжественные моления в больших мечетях Стамбула, которые заполнены толпа­ми верующих. После этой ночи остается всего два-три дня до окончания рамадана. Как и при его начале, появ­ление на небе лунного месяца знаменует собой наступ­ление нового месяца на земле — на этот раз шевваля: два очевидца должны подтвердить это появление. Час­то эта ночь называется Ночью Сомнения, так как атмо­сферные условия могут ведь и воспрепятствовать лице­зрению новой луны на ясном небе; в последнем случае, к великому сожалению мусульман, провозглашение окончания рамадана переносится на двадцать четыре часа. Празднование этого торжественного момента в Турции называется шекер байрамы (праздник сластей), а у арабов — 'ид алъ-фитр (праздник разговения), или алъ-ид ас-сагир (малый праздник). Празднества про­должаются три дня, сопровождаются совместными мо­лениями, раздачей милостыни, увеселениями, обменом подарками — главным образом разнообразными кон­дитерскими изделиями — и опять-таки взаимными по­сещениями между родственниками и знакомыми.

На десятый день месяца зу-ль-хидджа падает вели­кий праздник жертвоприношения (курбан байрамы или по-арабски алъ-ид аль-кабир, большой праздник): в каждой семье ее отец точно так же, как это делают па­ломники в Мина (недалеко от Мекки), приносит в жерт­ву барана ритуальным способом, то есть повернув голо­ву жертвы в сторону Мекки. В богатых семьях мясо барана раздается бедным, в бедных семьях оно съедает­ся. Празднование курбан байрамы длится четыре дня — как и в ходе паломничества в Мекку, которым оно, кста­ти, и завершается³⁷.

Среди прочих традиционных для Турции религи­озных церемоний нужно прежде всего отметить ашу- ру, десятый день месяца мухаррема, который сун­нитам, или ортодоксальным мусульманам, служит напоминанием о том дне, когда Ной вышел из ковче­га и изготовил из семи компонентов, которые смог найти, блюда, называемые ашура. Что касается шии­тов, или неортодоксальных мусульман, то они вместе с этим праздником отмечают совпавшую с ним скорбную дату гибели двух сыновей Али, Хасана и Хусейна, причем особо выделяется убийство Хусейна при Кербеле в 672 году; шииты в этот день приготов­ляют двенадцать яств — в память о двенадцати има­мах шиитской общины.

Верующий должен также праздновать день рожде­ния Пророка (двенадцатого числа месяцараби'эввелъ)\ это праздник мевлид-и шериф, сопровождаемый кол­лективными молебствиями и чтением стихов из Кора­на, а также (иногда) поэм, сочиненных, чтобы почтить это событие. Мы особо не задерживаемся на таких обя­занностях мусульманина, как раздача милостыни, па­ломничество и участие в священной войне. Милостыня входит в общее число налогов, уплачиваемых турками. Что не мешает мусульманину раздавать милостыню сверх того и от себя лично или жертвовать более или менее значительные суммы в пользу своей религиоз­ной общины, или делать вклады в благотворительные фонды, или такие фонды создавать. Паломничество те­оретически обязательно для каждого мусульманина, но практически осуществляется только теми, кто имеет на то средства; впрочем, Коран дозволяет любому мусуль­манину соучаствовать духовно в паломничестве в Мек­ку иного лица, которому он оказывает материальную помощь в совершении этого богоугодного дела. Воз­вращение из Мекки становится причиной празднества хаджи байрамы, в ходе которого вернувшийся палом­ник получает поздравления от своих друзей и соседей. Наконец, вопрос о священной войне (тема, по которой теологи продолжают дискутировать) решается сул­таном практически в том смысле, что это — война против неверных, безразлично, против христианского ли государя или же против главного еретика, персид­ского шаха³⁸.