В Портофино.
Город, расположенный на изрезанном побережье Италии, где сверкающие воды простирались до горизонта. Яхты, стоящие в бухте, с большой высоты казались детскими игрушками. Мы завтракали на террасе нашей собственной частной виллы, на мне было только крошечное белое бикини — Джей подарил мне двадцать новых, разных оттенков белого, разной степени крошечности, — а Джей в расстегнутой льняной рубашке и белых льняных шортах. Его загорелая, мускулистая грудь была самым впечатляющим зрелищем, даже по сравнению с городом, который украшал множество открыток и гравюр.
Воздух здесь был другим, не только на побережье Италии, но и между нами. Ничто не сгущало его, кроме неизменного желания, голода, который мы не могли утолить, независимо от того, сколько раз он брал меня и какими способами. Всегда была потребность в большем.
Никто нам не мешал. Никаких других неотложных дел. Никакой работы. Никаких требований от работы Джея. Никакой русской мафии. Никаких разговоров об этом. Были только мы.
Я бы не сказала, что магия Новой Зеландии затмилась, но эта поездка создала совершенно новый вид магии.
Воды Портофино переливались тысячью оттенков синего. Лазурный, бирюзовый, кобальтовый, сапфировый. За все время, что мы были здесь, я не видела их вблизи. Не то чтобы я жаловалась, бездельничая в нашей сказочной квартире, глядя на них издалека, читая в нижнем белье, с руками Джея на моем обнаженном теле, а еще пока я покупала свежие фрукты и выпечку, едва одетая. Нет, я ни в малейшей степени не жаловалась.
Но сегодня утром Джей предложил прогуляться за чашкой эспрессо. От Джея, сидящего на балконе с видом на Портофино и итальянское побережье позади, не хотелось отказываться. Даже если бы он сидел перед простой белой гребаной стеной.
Я надела белый льняной сарафан с укороченными рукавами, пуговицами спереди и поясом на талии. Оно доходило мне до середины икр, шнурки парусиновых танкеток змеились по икрам. Я заколола волосы сзади, намереваясь нанести макияж. Но потом Джей появился позади меня в зеркале, юбка моего платья задралась, показывая едва заметные белые трусики, и что ж, мы отвлеклись от дел.
На прогулке я не была накрашена, надела большие солнцезащитные очки и сияла от двух оргазмов. Рука Джея была переплетена с моей, когда мы шли по причалу. Каким-то образом его не смутила жара итальянского лета, и он был одет во все черное. Рукава его льняной рубашки были закатаны до локтей, а шорты демонстрировали мускулистые, гибкие ноги. Я никогда не думала, что ноги — привлекательная часть мужчины. Но у Джея… Черт возьми. Особенно, когда я знала, что эти ноги могут выдержать мой вес, в душевой кабинке с членом внутри меня.
Он — совершенный грех. И он мой. Люди глазели, пока мы шли по мощеным улицам. Я улыбалась им, даже когда женщины бесстыдно разглядывали моего мужчину. Потому что он ни на кого не смотрел. Никого не существовало, кроме меня.
Джей остановился, чтобы купить мне мороженое, потому что здесь я была на грани зависимости от холодного, и ему нравилось смотреть, как я ем. Еще ему понравилось слизывать его с меня. Мне, кстати, тоже.
Я не спрашивала, куда мы направляемся, когда облизывала свое мороженое и прижималась к мужу. Зачем мне это знать?
Джея не смутили извилистые улочки. Он шел целеустремленно, как будто ему принадлежал каждый булыжник, по которому мы ходили. Вскоре мы уже не шли по булыжникам, а прогуливались по деревянному причалу, который вел в океан. В это время дня на пристани было не так уж много народу. Туристы обедали, местные жители спали или работали. Только несколько человек слонялись вокруг, некоторые чистили яхты — каждая более впечатляющая, чем предыдущая, — некоторые неторопливо прогуливались по причалу, как и мы.
А потом вдруг мы остановились почти в конце, где было меньше яхт.
— Что мы делаем? — спросила я, оглядывая окружающие нас сосуды.
Перед нами была большая яхта. Очень большая яхта. Черная, гладкая и, казалось, затмевала все остальные яхты, стоявшие на якоре у причала. Были и более крупные, но что-то в этой яхте казалось лучше, внушительнее. Это яхточная версия Джея.
— Это твой свадебный подарок, — ответил Джей.
Я повернулась, чтобы посмотреть на своего мужа.
— Мой свадебный подарок? — повторила я.
Джей кивнул.
— Ты уже купил мне свадебный подарок, — напомнила я ему. — Великолепная пара сережек, которые, я уверена, были на дне океана вместе с «Титаником». Это не свадебный подарок. Это гребаный мини-круизный лайнер.
Глаза Джея мерцали сильнее, чем океан перед нами. Он схватил меня за бедро и притянул к себе, другая рука скользнула мне под платье, между ног и прямо в трусики.
Было средь бела дня, и мы ни в малейшей степени не прятались. Два человека бродили, разглядывая яхты, фотографируя на свои телефоны. Скоро они будут достаточно близко, чтобы увидеть, что происходит.
Я не остановила своего мужа.
Его палец двигался внутри меня, и я вцепилась в его рубашку.
— У тебя есть выбор, дорогая, — пробормотал он, лениво двигая пальцем. — Можешь позволить туристам получить больше, чем они рассчитывали. — Он кивнул приближающимся людям. — Тогда, конечно, мне придется убить их за то, что они смотрели, как моя жена обводит меня вокруг пальца. — Джей пошевелил вышеупомянутыми пальцами, потирая невероятно чувствительное место внутри меня, и я бы рухнула, если бы он не держал меня. — Или, — продолжил он, его губы двигались в нескольких дюймах от моих, — ты садишься на свою яхту и разрешаешь мне лакомиться твоей киской, пока не закричишь.
Я судорожно втянула воздух.
— Второе.
Он злобно ухмыльнулся.
Потом мы поднялись на борт, и он ублажал меня, пока я не закричала.
***
Яхта — моя яхта, на ней даже золотыми буквами написано «Стелла» — была еще более роскошной и дорогой, чем казалась снаружи. А снаружи она чертовски роскошная. Интерьер состоял из полноценной гостиной с плюшевыми диванами и креслами, барной стойки, кухни и спальни.
Спальня с огромной кроватью, стульями в конце, балконом, ванной комнатой с джакузи. Там было три этажа, еще несколько спален, кабинет, различные жилые и обеденные зоны на палубе, а также полноценная площадка для принятия солнечных ванн с подушками и матрасом.
Это было не похоже ни на что, что я когда-либо видела.
И мы пробыли здесь остаток нашего медового месяца. В какое-то время кто-то доставил наши вещи на борт. Вещи, которые были упакованы и готовы с тех пор, как Джей сказал, что мы уезжаем. Едем домой. Я плохо скрыла свое разочарование. Хотя я скучала по нашему дому, подругам, рутине и жизни, которую мы построили, я не слишком стремилась вернуться туда. Да, там были наши друзья, моя работа, но и работа Джея тоже. Таковы были реалии того, что происходило в его преступном мире. Это прокралось в наш пузырь, потускнев золотыми краями, и я проснулась посреди ночи, увидев Джея, который уставился в окно, нахмурив брови и напрягая челюсть. Обычно, он разговаривал по телефону в других комнатах.
Я знала, что жизнь будет совсем другой, когда мы вернемся. Что-то замышлялось еще до свадьбы. Было какое-то напряжение. Опасность. Хотя я мало что знала, все равно понимала, что наша идиллия скоро сойдет на нет.
Хотела бы я сбежать куда-нибудь через Средиземное море.
***
— Сколько у тебя денег? — выпалила я, когда мы лежали на палубе яхты Джея. Или, уже на моей яхте.
Джей посмотрел на меня поверх своих очков «Ray Bans». Еще на нем была пара низко висящих льняных шорт. Его кожа блестела от солнцезащитного крема, который я нанесла, волосы были в беспорядке из-за того, что я проводила по ним руками, а взгляд расслабился с того момента, когда я обхватила губами его член менее часа назад. Он, конечно, ответил взаимностью. Он всегда так делал.
Теперь мы спокойно грелись на европейском солнце, и единственным звуком был тихий плеск воды, бьющейся о яхту. Наш капитан — у нас был долбаный капитан вместе со штабом — нашел уединенную маленькую бухту в двух часах езды от Капри. Мы скинули якорь на ночь, и я, например, не спешила возвращаться на сушу.
— Я знаю, что задавать такой вопрос невежливо, — продолжила я, приподнимаясь на локте и сдвигая солнцезащитные очки на макушку. — Но теперь я твоя жена, и мне нужно какое-то объяснение. Ты покупаешь мини-круизный лайнер и называешь это яхтой, везешь нас в Европу на частном самолете, даришь мне много обуви и сумочек, я даже не знаю, что с ними делать. — Я наклонила голову. — И это, сэр, немалый подвиг.
Рот Джея приподнялся в том, что можно было бы счесть ухмылкой, но я классифицировала это как полноценную улыбку.
— Давай изъясним… Ты же будешь ходить в одежде и обуви всю оставшуюся жизнь.
И тут меня осенило. Наша жизнь, мой гардероб, наша кровать, наш дом, наше будущее были куплены на деньги, которые заработал Джей… бегая по улицам. Деньги, за которые люди умирали, убивали. Мои мысли вернулись к Диане, истекающей кровью, которая рассказала, как сильно она обожает фильм «Реальная любовь». Этот бизнес нанес непоправимый ущерб людям, и в результате я сидела на яхте в Италии.
Это должно беспокоить меня гораздо больше. Конечно, я не любила работу своего мужа, не хотела себе телохранителя, сам Джей постоянно в опасности, и он считает, что достоин существовать только в темном мире, который создал для себя.
Но я пошла на это с широко открытыми глазами. Я точно знала, кто такой Джей, и влюбилась в этого человека.
— Это не ответ, — возразила я. Что-то еще поразило меня. — Мы не заключали брачный контракт.
Игривое выражение на лице Джея исчезло.
— Нет, не заключали.
— Почему мы не заключили брачный контракт? — потребовала я. — У тебя есть деньги на частный самолет! Я зарабатываю достаточно, чтобы однажды купить «Birkin». В этом-то все и дело. Ты умный человек. Очень умный человек. Ты должен был заставить меня подписать брачный контракт.
— Мы не будем говорить об этом, — заявил Джей.
Я скрестила руки на груди.
— Мы не будем говорить об этом? — повторила я. — Ты теперь указываешь, что говорить, а что нет?
— Да, когда речь идет о чем-то нелепом, — заявил он.
— Нелепом? — я усмехнулась. — Теперь ты смеешься надо мной.
— Нет, я назвал эту тему нелепой, — поправил он. — Тема брачного контракта, которого не существует, после свадьбы.
Я села прямо, чтобы быть как можно дальше от него, разозлившись. В моем бешенстве не было особого смысла, учитывая, что деньги на частный самолет были не у меня.
— Но я могу потащить тебя на дно, если между нами все закончится, — тихо произнесла я.
Взгляд Джея смягчился. По крайней мере, для него.
— Детка, если между нами все кончено, я буду разорен, с брачным контрактом или без него. — Джей сдвинул солнцезащитные очки на макушку, затем наклонился, чтобы схватить меня сзади за шею, притягивая к себе, так, что наши рты оказались в нескольких дюймах друг от друга.
— Кроме этого, — пробормотал он, положив руку мне на бедро, развязывая шнурки на бикини. — Я никогда тебя не отпущу.
***
— Все будет по-другому, когда мы вернемся домой, не так ли? — спросила я в ту ночь.
Мы были прижаты друг к другу, балконная дверь открыта, нежный соленый ветерок обдувал наши обнаженные тела. Руки Джея, и без того крепко обнимавшие меня, сжались еще сильнее. До боли. Мне это понравилось. В моей руке был бокал с вином, итальянским, красным, изысканным. Мы провели остаток дня — после нашей первой брачной ссоры, — попивая вино, лежа на солнце, занимаясь сексом.
— Да, — просто ответил он.
Я поджала губы, желая держать их закрытыми, желая оставить все, как есть, высосать последние капли покоя из этого медового месяца. Но не смогла.
— Ты не думал… уйти? — Я покрутила пальцем по краю своего бокала с вином.
— Уйти? — повторил он, проводя пальцем вверх и вниз по обнаженной коже моего бедра.
— Из своего бизнеса, в котором ты имеешь дело, например, с русской мафией, — пояснила я тихим робким голосом. — Отстраниться от управления улицами.
Джей ответил мне не сразу. Я знала, что он был слишком занят раздумьями. Пытался понять, что скрывается за этим вопросом, задала ли я его из любопытства или из желания. Я тоже не была до конца уверена. Скорее всего, смесь того и другого.
— До той ночи в «Клатче» эта мысль никогда не приходила мне в голову, ни на мгновение, — сказал он, в конце концов. — Я никогда не ставил под сомнение свое положение в мире. На самом деле я наслаждался этим. Все эти уродливые, грязные и ужасные вещи принадлежат мне. Я нашел то, в чем был хорош, то, что принесло мне чертовски много денег, и то, что утолило темный голод внутри меня причинять боль людям, — его палец все еще нежно пробегал вверх и вниз по моему обнаженному бедру. — Не было никакой любви, потому что я не думал, что способен любить. А любовь — это обуза. Она губит многих людей. Без моей работы, моего титула я никто. Так что я и не думал уходить. Ни разу. Пока не появилась ты. Пока ты не вошла в офис, и я думал, что у нас все могло бы быть здорово, если бы я был совершенно другим человеком. Но я не могу выбраться оттуда, Стелла. Я никогда не войду в другую сторону своего бизнеса, где есть только гребаные благотворительные обеды, старые деньги, гольф-клуб. Я никогда не снискаю уважения этого класса людей. Не имеет значения, что я зарабатываю, и чем владею. Я всегда буду гангстером, головорезом, убийцей, монстром. Оттуда нет входа, Стелла.
Я услышала уязвимость в его голосе, смирение. Конечно, я уже знала все это о нем. Что другого образа жизни не было. Джей не отдавал свою душу дьяволу или какой-то подобной чепухе. Он сделал выбор. Выживать. И процветать. Единственным другим вариантом для него было бы лишь уничтожение. Наверное, нельзя просто «уйти в отставку» с поста повелителя подземного мира или кто он там. Внутри Джея было что-то такое, что жаждало тьмы, насилия, власти. Это поддерживало в нем жизнь. И мне очень, очень нужно, чтобы Джей продолжал жить.
— А ты хочешь, чтобы я вышел, Стелла? — тихо спросил он.
Мое сердце разбилось от его голоса, от беспомощности в нем. Я никогда не слышала, чтобы Джей так говорил. Я повернулась, поставив свой бокал с вином, затем оседлала его, расположив его у своей промежности.
— Нет, Джей. Я хочу, чтобы ты вошел. — Когда я направила его внутрь себя, мы оба резко вдохнули. Мое тело было мягким, восхитительно нежным. Я двигалась медленно. — Я хочу быть внутри тебя и твоей жизни.
Он приподнялся так, что наши торсы оказались прижаты друг к другу, так он проник глубже.
— Ты можешь пожалеть об этом, зверушка.
— Нет, — пробормотала я, целуя его. — Никогда. До самой смерти, помнишь?
Мы занимались любовью до тех пор, пока не взошло солнце, и темнота не унесла последние остатки нашего идеального медового месяца.
Идиллия была потеряна для нас еще долгое время после этого дня.
ГЛАВА 14
Стелла
Три недели спустя
Я была идиоткой.
Живя в темном и опасном мире Джея, я думала, что знаю все. Думала, понимаю риск, уродство всего окружающего. Я достаточно насмотрелась, не так ли? Да, я знала реальность. Знала, что живу в его мире, что его тени время от времени падают на меня. Но я думала, что… защищена. Джею, конечно, не нужно было защищать меня от самого себя, но он скорее умер бы, чем позволил своему миру коснуться меня.
Может быть, мы оба были идиотами.
Потому что невозможно выйти замуж за одного из королей преступного мира, не получив таких же шрамов, как у него. Этот мир состоял из острых углов, поэтому каждый раз, когда я соприкасалась с ним, проливалась кровь. Иногда этот мир лишь царапался. В других случаях оставлял шрамы.
Сейчас он оставлял шрамы. Прямо до костей.
Мы с Рен ходили по магазинам. Это наши обычаи до всего произошедшего. Пока мы обе не влюбились в очень сложных, опасных и могущественных мужчин. До моей свадьбы и ее беременности.
Что, естественно, было еще большим поводом для шопинга.
Мы много чего купили. Что ж, Рен много чего купила. Она была на пятом месяце беременности, хотя едва ли выглядела таковой. На ней было обтягивающее серое платье, виднелся лишь небольшой бугорок. Можно подумать, что она плотно пообедала. Она сияла. Ее ноги не опухали. Никакой утренней тошноты — за исключением нескольких коротких приступов по ночам. Никаких гормональных прыщей. Ничего похожего на то, о чем говорилось во всех книгах, которые я читала. Она не читала книг. Я читала за нее. Потому что хотела поддержать свою подругу. Ведь в моем полном надежды сердце я подумала, что, возможно, и мне это пригодится.
Я была счастлива с Джеем, безумно счастлива, но каждый раз, когда у меня начинались месячные, мое сердце разбивалось. Разочарование камнем лежало в животе, становясь все тяжелее и тяжелее с каждым месяцем.
Я хотела быть матерью.
Отчаянно. На самом деле, более отчаянно, чем думала. До того, как я влюбилась в Джея, не особо думала об этом. Знала, что, в конце концов, захочу одного или двух. Но у меня не было острой необходимости искать отца для своих детей. Не было никакого ощущения пустоты в матке. Я не была одержима идеей продолжения рода. Особенно, учитывая прошлое моей матери, боялась либо превратиться в нее, либо передать эту черту ребенку.
Хотела быть матерью, но лишь на задворках сознания, думала, что серьезно подумаю об этом, как только у меня появятся отношения с мужчиной, с которым можно строить будущее. Но теперь это все было на переднем плане, особенно с тех пор, как представилась возможность построить будущее с Джеем. Не просто визуализировать, а активно проживать.
Так что теперь я превращалась в ту женщину, которой никогда не думала, что стану. Слегка помешанная на ребенке женщина с пустой маткой, у которой на телефоне была целая — секретная — папка с детскими картинками и всякой одеждой.
По крайней мере, эта секретная папка могла пригодиться Рен. Она начала покупать вещи в ту же секунду, как перестала волноваться из-за беременности, отбросила свои страхи и в своем стиле с головой окунулась в это дело. Она не ждала обязательных трех месяцев, чтобы рассказать кому-нибудь новость, потому что в этом вся Рен. Она была счастлива и не видела никаких причин ждать.
Мне нравилось видеть ее такой. Пылающей. Влюбленной. Без осложнений, связанных с образом жизни Карсона, отражающихся на ее дорого увлажненной и чистой коже. Я не знала, как много Карсон рассказал ей. Мы не говорили подробно о характере бизнеса наших мужчин — то ли каждый из нас не хотел подвергать опасности другого информацией, то ли потому, что мы не хотели портить наши отношения тьмой, которую впустили в наши сердца.
Несмотря ни на что, было приятно понимать, что наша дружба оставалась точно такой же.
Какова бы ни была причина, мы наслаждались прекрасным днем. Конечно, за нами шел «хвост», потому что и Карсон, и Джей чрезмерно заботливы, соперничали за награду «самый лучший альфа-самец». С другой стороны, Рен носила ребенка Карсона и ничего не изменила в своем образе жизни, лишь поменяла коктейли на безалкогольные и принимала витамины для беременных.
Рен говорила об именах, когда это случилось.
— Страйкер для мальчика, а Хадсон для девочки, — улыбнулась она. — Карсон, конечно, пытался вставить свое мнение, но его зовут Карсон? Как он смеет думать, что у него право на выбор имени? — Она покачала головой, когда мы выходили из магазина.
Я улыбалась ей в ответ, когда мир взорвался.
***
Все было совершенно пустым. Мелькающие изображения.
Кровь.
Шум.
Боль.
Крики.
Возможно, это был мой крик. Скорее всего. Мои руки в крови. От попыток остановить кровотечение. Рен больше не светилась. Она была бледна. Безжизненна.
Громкие удары, настолько, что у меня захрустели зубы. Бьющееся стекло. Разбивающиеся сердца. Кровь текла сквозь мои пальцы, слишком быстро.
Я ничего не могла сделать, чтобы остановить это.
Ничего особенного.
Потом было еще больше шума, люди пытались оттащить меня от нее, оттащить от Рен. Я боролась с ними. Боролась изо всех сил. Но, видимо, недостаточно усердно.
Джей
Он надеялся, что все произойдет тихо. Что он сможет уладить это дерьмо с русскими путем дискуссий, телефонных звонков, бумажной волокиты, тонких угроз. Возможно, он не был так хорошо известен и жесток, как мафия, но он был чертовски силен, и он знал, что в такой давней власти есть слабость. Самодовольство. Он много работал за кулисами.
Обстановка была напряженной.
Угрозы Дмитрия становились все более и более откровенными, он делал то, чего его отец никогда бы не сделал даже накануне войны. Джею уже доводилось иметь дело с Паханом (прим. пер.: старший авторитет). Проницательный. Опасный. Безжалостный и старой закалки. Хотя он убивал и мучил многих людей, он придерживался кодекса. Он, так сказать, верил в воровскую честь. Джей оценил это и немного пообщался с этим человеком после того, как тот убил Хеллера.
Но Джей установил границы. Связываться с мафией было самым верным способом умереть раньше времени, а его работа уже подгоняла смерть.
Потом ему позвонили по телефону.
Смерть не просто подогнали. Она проникла в его гребаную грудь и вырывало сердце.
Стелла
Никто мне ничего не говорил.
Сначала я кричала. Когда у меня пытались забрать Рен. Я кричала и кричала, а потом стало пусто. Не черное, как все описывали бессознательное состояние. Не было темно и мрачно. Было чистое белое, совершенно яркое ничто. Просто пустое место.
Я вдыхала стерильный запах больницы. Чистящие средства и гниение. Простыни царапали меня, звуки эхом отдавались в ушах, как сквозь воду. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы сориентироваться, разобраться в том, что произошло, прийти к ужасному осознанию — что-то произошло на самом деле. Это не какой-то ужасный сон. Не галлюцинация. Я так сильно желала, что произошло то, чего я больше всего боялась. Что болезнь моей матери внезапно обострилась, и это безумие привело меня сюда вместо реальности.
Смешно, как быстро, как сильно я хотела, чтобы мой худший страх оказался правдой.
Во рту у меня был сухой и ватный привкус. Конечности кричали от боли, а сердце разрывалось в клочья. Плюс ко всему, мужчина передо мной с расческой и часами за десять тысяч долларов игнорировал меня. Он пришел после того, как я проснулась, медсестра проверяла показатели, поглаживала мою руку с теплотой и печалью, шепча, что доктор уже в пути.
Если бы я могла сориентироваться, я бы даже не стала ждать, пока этот ухоженный и превосходно выглядящий доктор войдет в палату. Я бы встала с кровати и разнесла бы эту гребаную больницу на куски, чтобы получить хоть какие-то ответы.
Но звуки, запахи, боль, а больше всего разрозненные воспоминания о том, что произошло, приковали меня к дерьмовому тонкому матрасу, не в силах удержать ясную мысль, не давая встать с кровати.
— Мэм, вам нужно отдохнуть, — мягко, но почти пренебрежительно произнес доктор, когда я начала задавать вопросы. В его глазах была дистанция, которую, как я предполагала, ему приходится преодолевать каждый день. На его глазах было бесчисленное множество больных и умирающих.
Я села в своей кровати, по телу пробежала легкая дрожь.
Они дали мне кое-что. Отчего поездка сюда казалась размытой и похожей на сон. Мой рот был пропитан горечью и превратило внутренности в вату. Теперь все проходило, и боль возвращалась.
Я радовалась боли, потому что сейчас она нужна мне.
— Кто-нибудь, ответьте на мои гребаные вопросы, — выдавила я, мой голос был грубым, скрипучим и слишком слабым.
Глаза доктора оторвались от карты.
— Я не могу дать вам ответы, миссис Хелмик. Как я уже сказал, вам следует отдохнуть.
Именно тогда он повернулся ко мне спиной. Уйти, чтобы залечить раны следующего в списке. Или объявить время смерти.
Ужасные воспоминания о крови и безжизненном лице подруги нахлынули на меня с такой силой, что я была удивлена, как до сих пор могу дышать. Именно боль от этих воспоминаний подняла меня с кровати, помогла вырвать капельницу из руки, чтобы преодолеть расстояние между собой и доктором и подойти прямо к нему.
Мои ноги были босыми. Это нервировало, потому что я всю жизнь ходила на каблуках, привыкла быть на шесть дюймов выше, становясь на один уровень с большинством мужчин — кроме Джея — и придавая себе чувство уверенности. А еще нервировало, потому что я не снимала обувь. Кто-то другой сделал это за меня. В промежутках. Кто-то расстегнул мои сандалии, снял с меня одежду, включая лифчик, и надел на меня больничный халат. Это ни в коем случае не было самым важным фактом на данном этапе, но это было слишком интимно и противно.
Не настолько противно, чтобы прекратить начатое.
— Ты никуда не уйдешь, — кипела я. — Не называй меня «мэм» своим неопределенным, холодным и профессиональным тоном. Я человек. Я человек, чье последнее воспоминание о подруге, которая на пятом месяце беременности… — Здесь мой голос сорвался, но мне удалось продолжать, несмотря на занозы внутри. — Мое последнее воспоминание — это льющаяся из нее кровь, а я пыталась ее остановить.
Я посмотрела на свои руки. Они дрожали. Чистые. Кто-то тоже помыл их. Но недостаточно хорошо. Они были окрашены в розовый цвет с красными крапинками. Желудок скрутило, и я слегка покачнулась.
Доктор положил руку мне на плечо, поддерживая меня.
— Миссис Хелмик, у вас серьезное сотрясение мозга, двенадцать швов на руке, не говоря уже о шоке, который сейчас испытывает ваше тело. Вернитесь в постель.— Он пытался направить меня обратно к кровати.
Я вырвала свою руку из его хватки.
— Скажи мне, где, черт возьми, моя беременная подруга?! — я закричала ему в лицо.
Он моргнул один раз, но не от удивления. Я уверена, что он уже измучен тем, что пациенты теряли контроль, но он, должно быть, понял, что я не позволю ему покинуть эту комнату без информации.
Он вздохнул.
— Она находится в критическом состоянии.— Его голос был твердым. — Она потеряла много крови, но должна поправиться. — Затем сделал паузу. Мое сердце разорвалось за эти секунды. Плоть разрывалась внутри груди.
— К сожалению, она потеряла ребенка.
Я слышала его даже сквозь глухой рев в ушах. Хотя знала, что он собирался это сказать, но слова, произнесенные вслух, подтвердили уродливую, ужасную правду. Земля поднялась, и в моем поле зрения заплясали темные пятна.
— Вы уверены? — потребовал я. — Там что-то произошло, но Рен сильная. Вы уверены, что не допустили какой-нибудь ошибки? — Мои слова были мольбой. Несмотря на то, что мозг уже знал правду, сердце требовало какой-нибудь лжи.
— Мне жаль, — ответил он. Его взгляд переместился на мою руку. — Вам нужно вернуться в постель, чтобы мы могли снова подключить капельницу.
Я посмотрела вниз. Кровь стекала по руке и капала на пол. Меня тошнило от одного этого вида. Как мало крови. Рен потеряла гораздо больше, а у меня лишь царапины и швы.
— Мне нужно ее увидеть.
— Нельзя сейчас…
— Если ты сейчас же не отведешь меня к ней, я позабочусь о том, чтобы тебя уволили из этой больницы и выселили из холостяцкой берлоги на холмах. Я позабочусь, чтобы твоя жена узнала о любовнице, и чтобы ты никогда в жизни не выплатил кредиты, — прошипела я, звуча истерично и безумно.
— А потом я убью тебя, — вмешался другой голос, более спокойный, чем у меня. Гладкий. Но холодный. Конечно.
В этот момент я едва держалась на ногах. Рядом со мной был мужчина, выдерживающий мой вес, пахнущий домом, все его тело было таким напряженным, что походило на мрамор.
— Кто вы? — спросил доктор, бледнея.
— Я ее муж, — ответил Джей, сосредоточив свой пристальный взгляд на докторе, положив руку мне на талию.
— Ну, как ее муж, я уверен, что вы обеспокоены состоянием жены. Ей нужно вернуться в эту кровать, чтобы наши медсестры могли за ней присмотреть. — Доктор изо всех сил старался сохранить властность в своем тоне, вести себя так, как будто Джей не запугивал его до чертиков. Он с треском проваливался.
Рука Джея сжалась вокруг моей талии. Я использовала это как якорь, хотя он, вероятно, тоже хотел уложить меня в постель.
— Моя жена сказала тебе, что ей нужно, — сказал Джей. — Буду признателен, если вы отведете нас в ее палату.
— Мистер Хелмик, у вашей жены кровотечение.
Челюсть Джея напряглась, а в глазах вспыхнула буря. Энергия в комнате изменилась.
— Я более чем осознаю, что моя жена истекает кровью. Это не опасно для жизни, не так ли? Нет. Она получит то, что хочет, потому что ясно дала понять, что более чем готова пролить кровь за свою подругу.
Я могла бы рухнуть к ногам Джея прямо здесь и сейчас, если бы моя потребность увидеть Рен не была такой сильной.
Доктор повел нас в ее палату. Мои шаги были торопливыми, и каждое движение причиняло боль. Но я полагалась на Джея. И он понес меня туда.
Рен спала. Слава богу. Карсон сидел у кровати с осунувшимся и бледным лицом, его крупная фигура втянулась сама в себя. Он держал маленькую, безвольную руку Рен в своей большой, как держат птенца, убаюкивая его легчайшими прикосновениями.
Он даже не взглянул на нас, когда мы вошли, я тяжело опиралась на Джея, моя кровь капала на рукав его рубашки.